Дамиан сидел в полумраке своего кабинета, не зажигая свет, будто тьма могла заглушить мысли. Его пальцы дрогнули, скользнув во внутренний карман, и нащупали знакомую складку.
Пергамент давно пожелтел, а края потрепались и стали ломкими. Он читал его столько раз, что знал каждую строчку, каждую завитушку её почерка, но всё равно разворачивал медленно, бережно, как будто Селестина всё ещё могла почувствовать это прикосновение. Пальцы коснулись чернил, и ему показалось, если задержаться ещё на миг, то её тепло снова отзовётся в кончиках пальцев.
"…и если бы я могла выбирать, где мне быть в час звёздной тишины, я бы выбрала место рядом с твоей тенью. Пусть это и невозможно."
Селестина. Его свет. Его якорь. Его разрушение.
Он отложил письмо на край стола и прикрыв глаза, увидел ее, только он давно не понимал, кому принадлежит всплывшее перед ним лицо.
Аделин.
Селестина была тихим светом. Аделин – буря. Он любил свет, но буря… Буря звала его. Он, даже чувствовал голод по буре.
Он и сам не понимал, что творится у него внутри. Сначала это был, лишь интерес. Насколько они похожи? Та же линия подбородка, то же упрямое прищуривание глаз, когда спорит, тот же всполох силы в голосе… Но потом…
Потом он стал запоминать, как она дышит, как откидывает волосы назад, как сдерживает злость, как упрямо держит взгляд. Он знал, когда она врёт, когда устала, когда боится, но не показывает.
Он не смог удержаться, когда увидел, как они с Арией крадутся к западному крылу. Его тело действовало быстрее, чем разум. Дамиан замер в тени, слушая.
– Это точно Хельворт.
Он не смог сдержать улыбки. Логика её рассуждений была почти безупречной, но выводы…
– Аделин… – выдохнул он почти беззвучно.
Это имя уже не отпускало его ни днём, ни ночью. В дверь кабинета робко постучали. Он не сразу среагировал, слишком увлечённый её образом. Он порывисто встал и письмо слетело на пол.
– Войдите, – сказал он хрипло.
***
Слова Арии продолжали настойчиво звучать в голове Аделин, как назойливое эхо. Каждый раз, когда она пыталась их отогнать, они возвращались, еще громче, еще резче.Но чем больше она думала, тем сильнее ныло сердце, что–то внутри сопротивлялось.
Почему? Почему она, вообще, так подумала на наставника? Он спас ей жизнь… дважды, хранил ее тайну и рассказал, что знает про ее родителей.
"А если он… не виноват? А если всё наоборот? Если он не убивал, а спасал?"
Аделин очнулась только тогда, когда она остановилась перед его кабинетом.
Она колебалась, будто воздух жег кожу. Аделин глубоко вдохнула, но этого оказалось мало. Девушка глотнула еще воздуха и, наконец, постучала.
Прозвучало глухое: «Войдите».
Дверь приоткрылась. Наставник Хельворт стоял рядом со столом и тень от светильника ложилась на его скулу, резко выделяя усталые черты.
Аделин замерла на пороге.
– Я… – начала она, но тут же запнулась. Все слова, словно рассыпались внутри. – Простите… Я не хотела мешать. Просто…
Голос дрогнул. Она не знала, зачем пришла. Наверное, хотела, убедится, что все ее домысли, лишь разбушевавшееся фантазия.
Наставник молчал. Он не двигался, не хмурился, просто смотрел, так, что Аделин захотелось отвернуться.
– Всё в порядке? – спросил он первым.
– Да…наверное…
Ее пальцы судорожно сжались в кулаки. Взгляд Аделин метался, пытаясь хоть за что – то зацепиться и она заметила листок на полу. Она сделала пару шагов вперед и осторожно подняла.
Ее взгляд успел выхватить «твоя тень», «невозможно».
– Любовное письмо? – Аделин приподняла бровь и ухмыльнулась, вертя в пальцах найденный листок.
Его пальцы чуть коснулись её ладони, забирая листок и задержались на мгновение дольше, чем нужно. Это было мимолётно, но почему–то от этого прикосновения у неё по спине прошёлся жар.
– Да, – спокойно и с неожиданной серьёзностью ответил Хельворт.
Она резко вскинула голову. Их взгляды встретились, и в его глазах блеснул едва заметный насмешливый огонёк, но слишком тёплый.
– Что? – он облокотился на край стола, скрестив руки на груди. Тонкая ткань рубашки натянулась по широкой груди и плечам, подчёркивая силу его тела. – В груди жжётся ревность?
Аделин фыркнула, резко отворачиваясь, чтобы скрыть румянец, мгновенно бросившийся к щекам.
– С чего бы это? – бросила она с вызовом. – Я пришла… я пришла, потому что… – голос снова предательски дрогнул.
– Не ищи причину, – тихо сказал он. – Ты можешь приходить в любое время, Аделин. Если чувствуешь, что нужно, просто приходи.
В груди защемило. Эти слова проникли глубже, чем следовало. Она почти машинально сделала шаг ближе и, не глядя на него, выдохнула:
– Тогда скажите… почему вы не ходите в церковь? И где вы всё время пропадаете с момента приезда Совета?
Аделин прикусила губу, но слова уже вырвались наружу.
– Потому что мне отвратительна политика Совета, особенно, церковников. Я не хочу провоцировать конфликт, поэтому держусь подальше.
Он ответил так быстро, так спокойно, что у Аделин не появилось сомнений, что он врет или ей просто нужна была причина, любая, даже самая слабая и ненадежная. В ее жизни слишком мало людей, рядом с которыми она чувствовала хоть каплю тепла, а рядом с наставником она чувствовала это тепло и даже его подколки давали ей силу.