Последняя кровь

ГЛАВА 46

Аделин вернулась из купальни, запах влажной кожи и травяного мыла ещё держался вокруг неё. В комнате лениво горел огонь в камине, отбрасывая тени по стенам. У окна, в полутьме, стоял Дамиан.

Она вздрогнула, но сразу узнала его силуэт.

– Ты пришёл, – то ли спросила, то ли просто выдохнула она.

Он обернулся медленно, в его взгляде мелькнуло что–то настороженное, но губы тронула тень улыбки.

– Хотел провести этот вечер с тобой, – он сделал паузу, будто подбирал слова, и только потом добавил: – Возможно, мне придётся покинуть Предел… ненадолго.

Аделин почувствовала, как ноги стали ватными.

– Я с тобой! – слова сорвались слишком поспешно, слишком горячо.

– Нет, – резко отрезал он, шагнув ближе. – Ты должна остаться здесь, – его голос стал низким, почти угрожающим. – Я не прощу себе, если с тобой что–то случится.

Аделин вскинула голову и глаза ее заблестели.

– А если что–то случится с тобой?.. – в её голосе прорвалась нотка отчаяния.

Дамиан задержал на ней взгляд. Она только теперь поняла, что всегда ощущала его рядом – тень, следовавшая за ней в Академии, невидимая, но постоянная. А теперь он собирался уйти, и от одной мысли о том, что он будет далеко, её затошнило. Что если его снова ранят? Что если он снова будет голоден и рядом не будет никого, кто бы ему помог? Что если она потеряет его так же, как потеряла родителей… как потеряла Арию?..

Внезапная мысль поразила сознание Аделин. Ее недавняя злость на него из – за Селестины была ревностью. Она ревновала Дамиана к давно мертвой женщине.

– Всё будет хорошо, – он попытался улыбнуться, но улыбка вышла резкой. – Я всё–таки чистокровный вампир.

Но увидев выражение её лица, улыбка исчезла. Он выдохнул и, словно признаваясь в чем–то тяжёлом, произнёс:

– Я ещё кое–что скрыл от тебя.

Аделин напряглась.

– Что?

– Твою подругу и остальных убили из–за Круга Крови.

– Круг Крови?..

– Древний ритуал, – голос его стал холодным, безэмоциональным, будто он читал сводку, хотя глаза не отрывались от неё. – Когда–то он наделил силой Первых Охотников. Совет хочет его повторить. Но ритуал требует очень много крови… особенно если держать его долго не завершённым. Они искали подходящую кровь, и ничья не подходит, – он сделал короткую паузу. – Кроме твоей.

Сердце Аделин сбилось с ритма.

– Значит, пока я искала виновных в смерти родителей, они искали… меня?

– Да.

Она шагнула назад, но слова сами рвались наружу:

– Что будет, если им удастся?

Дамиан отвёл взгляд, налил себе вина, но бокал остался нетронутым в его руке.

– Скорее всего тебя убьют прямо там, на алтаре. Ритуал завершится, и члены Совета получат силу… сопоставимую, а может, даже большую, чем у нас. Тогда начнётся новая война. И в этот раз она не остановится, пока не будет пролита последняя капля крови.

Аделин прикусила губу так сильно, что почувствовала вкус металла.

– Получается… они специально оставили меня в живых? Знали, что я пойду в Академию за ответами, а потом убивали студентов, связанных со мной, чтобы выставить меня убийцей и под видом правосудия… использовать в ритуале?

– Среди Совета только один способен придумать такой извращённый план. Девалье. Но, – он замер, будто взвешивал каждое слово, – думаю, это совпадение. Торин подчистил твой след. Они не могли знать, кто ты.

– И всё же… ты хочешь их остановить? – её голос дрожал, но взгляд оставался твёрдым.

– Мне плевать, – отрезал он мгновенно, слишком резко, но потом шагнул к ней ближе. – Пусть хоть всех своих нашинкуют ради ритуала, но если это грозит тебе, то да. Я остановлю их.

Аделин смотрела на него, не моргая. Слова, которые он только что произнёс, не отпускали её:«Мне плевать… кроме тебя».В груди теснилось, как будто сердце пыталось вырваться наружу.

Она почувствовала, как его пальцы крепко, но не больно сжались на её локте.

– Ты пугаешь меня, – прошептала она, но голос предательски дрогнул.

– Я сам себя иногда пугаю, – ответил он тихо.

Дамиан потянул ее на себя и Аделин оказалась в его объятиях. Огонь в камине бросал тени по стенам, вино оставляло на воздухе сладкий аромат, а она ловила только его взгляд мрачный и тяжёлый, но отчаянно живой.

В какой–то миг его губы оказались так близко, что слова потеряли смысл. Осталась только горячая тяжесть его ладоней, скользнувших к её талии, и собственное сердце, стучавшее, как в клетке.

Она закрыла глаза, и всё произошло само собой. Поцелуй был сначала неровным, почти грубым, словно продолжение их ссоры, но затем он стал глубже, мягче.