Торн и Девалье вошли в кабинет почти одновременно, но их присутствие наполнило комнату двумя разными, одинаково опасными видами энергии.
Эдмунд Торн вступил с тяжёлой, гулкой поступью, словно каждый его шаг был ударом кузнечного молота по наковальне. Его массивная фигура казалась ещё больше в тесном помещении, отбрасывая угрожающую тень на стены. Глаза, маленькие и глубоко посаженные, горели из–под нависших бровей не просто подозрением, в них клокотала первобытная, невысказанная ярость, жаждавшая выхода. Он не просто смотрел на Аделин, он сверлил её взглядом, пытаясь разглядеть каждую трещинку в её маске.
Рафаэль Девалье, напротив, вошёл бесшумно, словно не человек, а тень, оторвавшаяся от стены. Его движения были плавными, почти гипнотическими, а мягкие сапоги не издавали ни звука на полированном полу. Его взгляд, однако, был куда более пронзительным, чем грубая сила Торна. Он скользил по Аделин с хищной, излишней внимательностью, отмечая малейшую дрожь в пальцах, учащённое биение сонной артерии на шее, игру света в её глазах. Он изучал её, как учёный изучает редкий, ядовитый экспонат.
Аделин стояла спиной к камину, пытаясь вобрать в себя его мнимое тепло и казаться собранной, но в груди всё ещё толкалось предательское волнение, сжимая горло и заставляя сердце биться частно и глухо.
– Значит, вернулась, – голос Торна прозвучал низко и хрипло, будто каждое слово он с усилием вырывал сквозь стиснутые зубы, обнажая их в подобие оскала. – Ну как тебе вампирское гостеприимство? Пришлось по вкусу, после того, как убила моего сына?
– Я его не убивала, – отозвалась Аделин, заставляя свой голос звучать ровно и без вызова.
Он резко, с неожиданной для своего размера скоростью, шагнул вперёд и с силой ударил ладонью по полированной поверхности стола. Грохот подобный выстрелу гулко прокатился по кабинету, заставив вздрогнуть даже неподвижные шторы.
– Говори правду, тварь! – прогремел он, и его лицо исказилось гримасой бешенства.
Аделин не отступила. Она медленно подняла на него взгляд, и в её глазах, наконец, вспыхнул тот самый огонь, который она так старалась скрыть.
– Я не понимаю, – произнесла она с ледяной, почти презрительной ясностью. – У вас прямо под носом, в самой сердцевине вашей цитадели, много лет прятался чистокровный вампир. Он изучал ваши самые сокровенные тайны и секреты, он учил ваших детей, он убивал ваших людей… но когда мне, израненной, чудом удалось вырваться из его лап, вы, зная, что я – единственная уцелевшая из древнего рода Левантер, пытаетесь обвинять в чём–то меня?
– Ты… – Торн хотел что–то выкрикнуть, его лицо побагровело, но слова застряли в горле, сломленные холодной логикой её слов. Он замер, тяжело дыша.
– Действительно, Эдмунд, не стоит так наседать на девочку, – проворковал Девалье, его голос был мягким, медовым, словно он унимал расшалившегося ребёнка. – Она явно пережила тяжёлое испытание. Присаживайся, дорогая.
Он жестом, полным ложной заботливости, указал на глубокое кожаное кресло. Аделин, всё ещё чувствуя на себе раскалённый взгляд Торна, медленно опустилась в него. Девалье тем временем с театральной неспешностью подошёл к изящному столику у камина, где стоял старинный пузатый серебряный чайник. Он налил из него густой, почти чёрный отвар в тонкую фарфоровую чашку с золочёным ободком.
– Выпей, – протянул он ей чашку, и его взгляд был обволакивающе мягким. – Тебе нужно согреться и прийти в себя. Ты вся дрожишь.
Аделин на миг заколебалась, но его лицо выражало такую показную доброту, что её рука почти сама потянулась. Она взяла чашку, ощутив исходящий от неё странный, терпкий аромат, и сделала небольшой, осторожный глоток.
И тут же, с подавленным стоном, выплюнула обжигающую жидкость, едва не выронив хрупкий фарфор. Горло будто залили расплавленным свинцом, язык вспыхнул адской болью, а губы и кончик языка мгновенно онемели, словно их обкололи льдом.
– Что это?! – прохрипела она, прижимая ладонь к обожжённым, нечувствительным губам. Слёзы выступили на глазах непроизвольно.
В глазах Девалье мелькнула едва заметная, холодная искра.
– Просто чай, милая, – сказал он абсолютно спокойно. – С крошечной каплей асфодела. Старинный рецепт. Для истинного охотника он совершенно безвреден, даже полезен, но для вампира… – он сделал лёгкую, многословную паузу, наслаждаясь эффектом, – ну, ты сама только что почувствовала…
Аделин резко вскочила. Кресло с глухим стуком отлетело назад и грохнулось о пол. Хрупкая фарфоровая чашка выскользнула из её ослабевших пальцев и разбилась, рассыпавшись на десятки острых, звенящих осколков. Жгучий жар от асфодела всё ещё полыхал в горле, выжигая всё на своём пути, и именно эта боль, яростная и очищающая, толкнула её вперёд, придав сил, которых не было секунду назад.
– Вы знали… – её голос сорвался на низкий, хриплый шёпот.
Она двинулась с места с такой стремительностью, что Девалье не успел среагировать. Рывком, вложив в движение всю накопившуюся ненависть, она оттолкнула его. Тот, не ожидавший такой ярости, отлетел к стене, с глухим стуком ударившись плечом о резные дубовые панели. На его обычно невозмутимом лице мелькнуло искреннее изумление.
Торн рванулся к ней с рёвом разъярённого быка. Его рука, тяжёлая и мускулистая, молотом ударила её по плечу, отбрасывая к стене. Воздух вырвался из её лёгких со стоном. Но Аделин, оттолкнувшись от холодного камня, тут же выпрямилась в пружинящей стойке и вскинула руки, встречая его следующий выпад. Их столкновение отозвалось сухим, костистым хрустом, удар её ладони–ребра встретил его занесённое для удара предплечье.
– Тварь! – рявкнул Торн, и его кулак, огромный и каменный, сорвался по дуге прямо к её лицу.
Аделин пригнулась в глубокий подсед, проскользнула вбок, как тень, и со злой, хлёсткой силой ударила локтем в его незащищённые рёбра. Торн лишь хрипло выругался сквозь стиснутые зубы, для него это было лишь досадное раздражение, а не боль.
Он оказался намного быстрее и опытнее. Железная хватка сомкнулась на её запястье, выкручивая руку, а холодная сталь тонкого клинка, появившегося из ниоткуда, упёрлась ей точно в бок, под рёбра, туда, где сердце вампира было особенно уязвимо для освященного серебра. Торн с силой прижал её к краю стола, вдавив дерево. Лезвие впивалось в кожу, обещая мучительную смерть.
– У тебя неплохая техника, выучка видна, – прошипел он, и его дыхание, горячее и тяжёлое, обжигало её щёку. – Но опыта маловато, девочка.
– Эдмунд, – мягко, как укор, вмешался Девалье. Он уже оправился от толчка и теперь стоял в стороне, отряхивая рукав своего безупречного камзола. Он шагнул ближе и положил тонкую, почти изящную ладонь на напряжённое плечо Торна. – Остынь. Мы всё ещё можем использовать её.
– И как же? – рыкнул Торн, не отводя взгляда от Аделин и не ослабляя хватки. Сталь глубже впилась в кожу, и на ткани её мундира проступила маленькая алая росинка.
Аделин зарычала, дико и бессильно, пытаясь вырваться, но его хватка была как тиски, сжимающиеся всё сильнее.
– Как источник, – голос Девалье зазвучал заговорщицки тихо, с холодным расчетом. – Подумай. Мы проведём ритуал Круга Крови, как это делали Первые Охотники. Но мы замкнем его не на двенадцати родах, а только на себе. Её кровь даст нам силу, которая сделает ненужными всех остальных. Только надо действовать быстро.
Торн замер. Его свирепый взгляд на мгновение оторвался от Аделин и устремился в пространство, оценивая грандиозность и чудовищность предложения. Затем он медленно, с насмешливой жестокостью, перевёл взгляд обратно на её побелевшее лицо.
– Повезло тебе, – проскрежетал он, и его глаза сверкнули торжеством. – Пока…