Но когда я прилетел к Памплисиодорову дому, мне стало не по себе: мне показалось, будто кто-то специально подкарауливает, когда я удалюсь из города, чтобы натворить в нём как можно больше гадостей.
Начать с того, что самого дома я не увидел — он исчез. Раньше дом гордо высился из-за забора всеми своими башенками, а теперь оттуда показывались только верхушки яблонь и груш. И ещё каких-то неведомых мне деревьев.
Памплисиодор сидел под забором на лавочке и грыз семечки. Или ногти — я не разобрал.
— Что случилось? — набросился я на него.
— А я и сам не знаю, — меланхолично пожал он плечами, — я сразу от гномов помчался к учителю, рассказал ему обо всём, выслушал от него кучу новостей. Возвращаюсь — а тут такое… Дом исчез!
— Но ты же сыщик, расследователь! Можешь же разобраться, что случилось?
— В том-то и дело, что не могу. Никаких следов. Ни обычных, ни магических. Дом будто взяли и перенесли по воздуху. — Памплисиодор говорил ровно, уставившись глазами в землю. И мне это очень не понравилось.
— А может, так оно и было? — предположил я. Если я могу летать, почему бы и не быть летающим домам?
— Плохо то, что все мои книги пропали, — удручённо продолжал Памплисиодор, продолжая тупо смотреть в землю. — Артефакты и амулеты ещё можно восстановить, а вот книги…
— Могу тебя обрадовать, — сказал я. — За книги можешь не волноваться. Как раз книги-то твои и не пропали. Помнишь, ты же выносил их мне почитать?
— И ты хочешь сказать, что запомнил их все? — с затаённой надеждой спросил Памплисиодор, приподнимаясь на скамейке.
— Я же тебе говорил, что у меня фотографическая память!
Памплисиодор вскочил со скамейки:
— Правда? — обрадованно воскликнул он. — А ты можешь воспроизвести триста шестьдесят седьмую страницу трактата Сегдемогулна Тотанхарийского «Иллементиум понасонарикус»?
— Попробую, — пробурчал я. Сфоткал-то я их сфоткал, книги-то, и прочитать мог бы все наизусть. Но не хотелось путаться в произношении — мало ли, вдруг ударение не там поставлю?
И тогда я решил воссоздать запрашиваемую Памплисиодором страницу на стекле задней дверцы, как наиболее ровном и подходящем по формату.
— Смотри! — я приоткрыл в его сторону дверцу, чтобы удобней читать.
Памплисиодор впился глазами в текст.
— Так! Так! Так! — подбадривал он сам себя.
Потом оторвался от дверцы, взглянул в небо, раскинув руки и возопил — во второй раз уже на моей памяти:
— О великий Сегдемогулн! Слава тебе!
— Да что такое? — я оставался в полном недоумении.
— Сейчас… — пробормотал Памплисиодор, распахивая калитку и бросаясь во двор. — Сейчас…
Я с любопытством заглянул внутрь. От дома остался разве что один фундамент. Да ещё, пожалуй, полы. Или как там это у строителей называется, стяжка? Или черновой пол? Короче, сплошная бетонная плита между кирпичами фундамента. Ровненько так стены убрали, будто корова языком слизнула.
Памплисиодор остановился перед фундаментом, снова поднял руки кверху и начал декламировать какое-то длинное-предлинное заклинание. Прямо тебе артист разговорного жанра.
Повинуясь его словам, на фундаменте начал вырисовываться дом. В первые моменты — полупрозрачный, но затем, по мере того, как Памплисиодор продолжал произносить речитативом своё заклинание, дом обретал всё большую и большую непрозрачность, и наконец, когда маг, обессилев, уронил руки, дом прочно встал на фундамент. Мне показалось, будто земля при этом ощутимо дрогнула.
— Здорово! — выразил я своё мнение в открытую калитку.
— Не оставаться же мне ночевать под открытым небом, — презрительно хмыкнул Памплисиодор и пожал плечами.
Ну, маги! Ничем их не проймёшь! Нет, но какая сволочь теперь стала покушаться ещё и на него?
Успокоенный Памплисиодор вышел со двора, жуя какую-то спешно наколдованную булочку, и снова присел на скамейку.
— Так ты вернул дом или построил новый? — спросил я.
— У-у-у! — замотал головой Памплисиодор с набитым ртом, а затем закивал и сменил речезвуки на: — Ы-ы-ы!
Из чего я понял, что дом он возвёл новый.
— Почему ж я и переживал за магические книги! — выпалил он, прожевав оставшийся кусок. — Восстановить дом — пара пустяков, а вот книги…
— А если у тебя его снова украдут? — спросил я.
— А я теперь защиту поставил, никто не утащит, — хладнокровно произнёс Памплисиодор. — Потому я и спрашивал про трактат Сегдемогулна Тотанхарийского — у него весь этот трактат посвящён магической защите.
— Ну, а что ты узнал у мага-профессора?
Памплисиодор снова помрачнел:
— Ерунда какая-то стала твориться в городе. Кто-то колодец на Западной улице отравил. Хорошо, что люди не успели выпить, только корова околела — её первую напоили. Потом ещё василиск возле императорского дворца объявился, едва стражи не окаменели. В трактире «Жареный кабан» всё вино скисло и жаркое сгорело. Ещё по мелочам кое-что. Всё к одному: кто-то начал строить против города козни.
— И никого не поймали?
Памплисиодор развёл руками:
— Увы! Видели вроде кого-то — ну, как и ты, — какую-то серую фигуру, но всегда или на отдалении, или за угол сворачивающую. А бросишься за угол — и нет никого, даже если в двух метрах видели.
— Да, неприятности! — подтвердил я. — И что решили?
— Патрули городские усилят, что ещё? — Памплисиодор пожал плечами. — Маги дежурить будут. Я тоже пойду.
— И я с тобой! — загорелся я. — Вот только к гномам съезжу, узнаю, как они там…
— А что там узнавать?
— Ну, как же? Восстановили они моё второе «я» или нет?
— Восстановили, — махнул рукой Памплисиодор. — Видел я их, по всему городу катаются.
— Тогда мне тем более нужно к гномам! — я аж подскочил на всех четырёх колёсах.
— А зачем? Твоё второе «я» ведь не может разговаривать. И не может жить. Оно просто ездит — как карета без лошадей.
— Есть у меня одна задумка… — я осёкся. Говорить Памплисиодору про пегасиков или нет? Нет, наверное, лучше не говорить. А вдруг пегасики не помогут? Лучше я ночью проберусь туда… хотя теперь гномы вряд ли оставят двойника снаружи. Ну, перелечу во двор, делов-то!
— Какая? — лениво спросил Памплисиодор.
— Ладно, потом, — отмахнулся я «дворником». — Но всё равно мне хочется посмотреть, что у них получилось.
— Валяй! — махнул он рукой. — А я пока бумагу приготовлю.
— Зачем? — удивился я.
— Будем трактаты снова в книжный вид переводить. Или ты против?
— Я-то не против, но как их извлечь из моей памяти?
— А если прикладывать бумагу к стеклу? — подумав, приложил Памплисиодор.
— Ну, во-первых, это слишком долго, а во-вторых, изображение получится зеркальным.
— Это почему же? Ах, да!.. Ладно, что-нибудь придумаем. Нужно подобрать соответствующий амулет…
— Вот и займись. А я — к гномам!
Я решил предупредить гномов заранее, что приеду следующей ночью, чтобы они не перепугались и не приняли бы меня за злоумышленника. При них выпускать коняшек мне тоже не хотелось.
Гномы, по счастью, находились дома. И в некотором унынии.
— Что случилось? — переполошился я, наблюдая их убитый вид.
— Бензин кончился! — со вздохом поведал мне старый гном. — Надо опять ехать в Лестингорию.
— Надо — поедем! — оптимистично заявил я. — Но сначала желательно предусмотреть что-нибудь вроде тех же бочек на колёсах, чтобы я взял одну на буксир. В бочке-то можно намного больше бензина привезти. А может, барон и сам пришлёт нам сюда бензинчика. Я ведь ему говорил, что мы станем его постоянными покупателями. У вас есть возможность с ним связаться?
— Разве через кума… — раздумывая, протянул гном. И пояснил: — Владельца нефтяных полей. С ним у меня связь имеется. Он должен знать, как поговорить с Драгоценом, ну а уже тот…
— Понятно, — согласился я. — Действуйте! А я ночью ещё подъеду к вам и попытаюсь поговорить… с Ноль-ноль-вторым! Или вы его иначе назвали?
— И мы его точно так же назвали! — расплылся в улыбке старый гном.
— Ну, тогда вдвойне молодцы! — воодушевил я его.
— Слышь-ко… — замявшись, обратился ко мне гном, — а две бочки ты зараз не потянешь?
«Нет, Петька, огурцов не хватит!», — почему-то захотелось ответить мне. Но это прозвучало бы впустую: гном наверняка не знает этого анекдота. Нет, но какие аппетиты! Да, гномам палец в рот не клади — мигом откусят. Хотя… мои «пальцы» просто так не откусишь, до них ещё добраться надо. Да и кусать придётся мчс-овскими ножницами, посолиднее.
Вместо этого я сокрушённо сказал:
— Тяжело слишком будет. Давай мы сделаем так: вы пока делайте ещё мои копии, я привезу бочку, а затем съездим все вместе и каждый привезёт по бочке.
— Точно! — старый гном расплылся в улыбке. — Вот это дело!
«Ещё бы не дело, — подумал я. — Тогда я размышлял, как упросить гномов сделать ещё хоть парочку меня, а теперь они сами станут стараться! А бензин что ж, бензин я привезу!»
Я вернулся к Памплисиодору. Тот уже заготовил целую гору бумаги в листах, пачках и свитках, а также какой-то громоздкий амулет, подозрительно смахивающий на старинную пишущую машинку.
— Вот! — с гордостью указал мне на неё Памплисиодор. — Сюда я буду вкладывать бумагу, а отсюда будут вылетать готовые листы!
— А где кабель подключения? — поинтересовался я.
— Какой кабель? — недоумевающе посмотрел на меня Памплисиодор.
— Ну, как твой амулет ко мне подключить?
— А-а, ты об этом! Здесь телепатическая связь.
— А-а, ну, если так… А он у меня ничего лишнего не вытелепатирует?
— Не должен… — неуверенно произнёс Памплисиодор. — Сделаем так: я громко произнесу название трактата, ты его вспоминаешь — и амулет должен заработать.
— А ты что, все названия трактатов помнишь? — поразился я.
— Так ты вообще все тексты помнишь! — парировал Памплисиодор.
— Ну, я… Я — это совсем другое дело… — растерялся я. — Я — это я…
— Вот и я — другое, — едва ли не сурово сказал он. — Начали?
— Начали! — махнул я дверцей.
И мы начали. Хорошо, что «пишущая машинка» работала абсолютно беззвучно, иначе и все соседи бы с ума посходили, да и нам с Памплисиодором пришлось бы несладко. Он едва успевал подавать листы в амулет — тот пожирал их с бешеной скоростью. Но Памплисиодор подстраховался: он организовал магическую же подачу. Единственное, что ему приходилось делать вручную, так это распаковывать пачки с бумагой.
К вечеру — к глубокому вечеру — работа оказалась законченной. Памплисиодор, отправив восстановленные фолианты в свою домашнюю библиотеку, поплёлся спать, а я медленно-медленно поехал к гномам. Да, оказывается, вспоминать — тоже тяжёлая работа!
Гномы дожидались на улице, о чём-то переговариваясь, но, открыв ворота и впустив меня во двор, где в сторонке у глухой стенки сарая-мастерской стоял двойник, все тихонько удалились в дом.
Наступила напряжённая тишина. Я стоял капот в капот рядом с двойником и боялся начинать с ним беседу. А вдруг опять не получится?
Но — стой не стой, а делать-то что-то надо! Осторожно откинув свой капот — я сделал это вбок, в сторону дома, перекрыв на всякий случай возможность подсмотреть что-либо из-за закрытых занавесками окон — я открыл капот и у двойника (гномы по моей просьбе сняли крышку со стопора заранее). Теперь следовало совершить самое главное — позвать моих пегасиков.
— Эй, ребятишки! — тихонечко прошептал я.
Отчаянно зевая, из блока цилиндров выглянула точёная головёнка вожака:
— Чего нужно, хозяин? — спросила она. — Между прочим, меня Бодрый зовут!
— Вот и прекрасно! — отозвался я. — Значит, будь добр и постарайся соответствовать своему имени. Посмотри, пожалуйста, что там с моим… собратом?
— Где? — пегасик мигом выскочил весь целиком, побалансировал по моему крылу и перепрыгнул, потешно взмахивая крылышками, на двойника.
Он прошёлся по головке блока, затем по воздушному фильтру, протанцевал по радиатору, аккумулятору, спрыгнул куда-то вниз, чем-то позвенел — и снова появился сверху.
— Гм! — произнёс он. — А заходить-то куда?
— Не понял, — признался я. — Куда заходить-то?
— Вот и я не понял, — он почесал крылом за ухом. — Куда заходить? Тут же сплошной металл!
— А как ты… в меня заходишь? — спросил я.
— О-о! — пегасик закатил глаза. — В тебе — шикарнейшая конюшня! Ясли полны свежим овсом, а в поилках течёт родниковая вода! А какие тут пастбища!
— Какие… пастбища? — чуть ли не заикаясь, проговорил я. — Ты издеваешься, что ли?
— Как я могу издеваться над тем местом, где живу? Ты — это целый мир! — вдохновлённо говорил пегасик Бодрый, запрокинув голову. — А какие тут закаты и восходы! Такое ощущение, что мы живём в лошадином раю!
— М-м-м… Ну и ничего себе! И что, это всё правда?
— А с чего мне врать? — Бодрый пожал крыльями. — Что есть, то есть. Что я вижу, о том и говорю.
— А почему же тогда вы с таким удовольствием выходите и пасётесь на здешних лугах? — с подозрением спросил я.
— Ну, экзотика — она и есть экзотика. Всегда хочется чего-нибудь новенького, каких-нибудь новых ощущений, впечатлений… Да и вообще… Это почти как путешествие за границу, — доверительно сообщил пегасик.
— М-да… Значит — никак? — я перевёл разговор на насущную проблему.
— Никак! — пегасик развёл крыльями. — Пока — никак. Мы бы и рады были бы, но — увы!
— Что же мне делать? — пригорюнился я.
— Попробуй что-нибудь ещё, — посоветовал пегасик, исчезая в моём блоке цилиндров. — Оревуар!
— Будь здоров! — я захлопнул крышку капота и опустил аналогичную у двойника.
Оставаться у гномов не имело смысла. Возвращаться к Памплисиодору не хотелось. Оставалось одно: заняться патрулированием.
И я бесшумно поднялся прямо со двора гномов и полетел на бреющем вдоль улиц ночного города.
Что ни день, то о себе всё новое и новое узнаёшь. Однако! Как этот пегасик-Бодрячок выразился: «Ты — это целый мир!». Неужели правда? А, наверное, и да. Если уж про человека говорили так, то почему и я, когда почти стал человеком — в смысле мышления и разговаривания — не могу быть целым миром?
А тогда почему же двойник… Но, размышляя здраво, хорошо что он у гномов вообще поехал. Материал-то на его изготовление пошёл не тот, что на меня. Они, конечно, постарались максимально обеспечить схожесть и подобие свойств, но наверняка не смогли добиться полной идентичности. А это влияет на очень и очень многое. По себе знаю: как-то поставил хозяин распредвал из незакалённого железа — брак на заводе допустили —то-то я с ним намучился! И двух тысяч не проехал.
А двойник… Ну, ничего, у нас в запасе имеется возможность отправить его на Землю с последующим возвращением оттуда после ремонта на станции техобслуживания…