глава 12. возвращение без бензина

Утром состоялся и не очень приятный разговор: меня с Памплисиодором караванщики обвинили… в сотрудничестве с химерами! Вот такой подлости я от людей не ожидал!

Напрасно мы пытались тыкать караванщикам в нос свои очевидные заслуги в виде пяти валяющихся в разных местах дохлых поджаренных химер (остальные подраненные тварюги либо улетели сами, либо были унесены более везучими товарками), напрасно клялись в отсутствии какого-либо сговора между нами и химерами. Караванщики оставались неумолимы. Единственно, чего они не стали делать — бить нам морды. То есть бить Памплисиодору. Я-то, как созданная им вещь, оказывался будто бы и ни при чём. Хоть какая польза от хвастовства мага. А пусть не говорит неправду!

Караванщики поочерёдно наседали на Памплисиодора:

— Ты же говорил, что будет нападение, а зачем? Чтобы узнать, сколько у нас охраны!

— Мы же помогали вам обороняться! — отбивался напарник.

— Но двадцать пять бочек унесли! Ещё скажи спасибо, что с тебя за них плату не берём.

Естественно, в таких условиях не могло быть и речи о том, чтобы продолжать совместное путешествие в Лестингорию. Драгоцен сгоряча хотел даже вернуться на нефтяной прииск и докупить недостающие бочки, но оказалось, что пропало ещё и двое верблюдов, да и денег у него на двадцать пять дополнительных бочек не хватило бы. Это он с сожалением признал, подсчитав оставшиеся активы.

— Вот и верблюдов ваши химеры унесли, — недовольно пробурчал он.

— Чего это вдруг наши? — возмутился я. — И потом: кто-то из ваших возчиков говорил, что химеры одними фруктами питаются!

— Откуда я знаю, чем они питаются! — возмущался Драгоцен.

Словом, не тронули нас, как я понял, больше потому, что караванщики побоялись получить по морде сами. Пять дохлых химер говорили об этом весьма определённо. Кстати, дохлятину возчики, потеснившись, погрузили на телеги — то ли как доказательство случившегося, то ли для каких других целей. В общем, особо расстроенными они не выглядели. Наверное, смогут продать трупы химер за кругленькую сумму.

А нам с Памплисиодором пришлось возвращаться обратно не солоно хлебавши. Не солоно хлебавши — это я о не попробованном мной бензине. Пусть его и не солят, но поговорка-то имеется!

Перед самым расставанием Драгоцен всё же подошёл к нам и, глядя в сторону, попросил по возможности рассказать о случившемся хозяину нефтяных полей.

— Давайте не держать друг на друга зла, — сказал он. — Может, вы ни в чём и не виноваты, но ребята очень расстроены. Вы уж поймите…

— Да мы-то поймём, — ответил я, — а вот кто нас поймёт?

Драгоцен покосился на меня, но ничего не ответил. Наверное, отнёс реплику к мнению «Да оно ещё и разговаривает!». Но добавил:

— Потом, как-нибудь, когда всё успокоится, приезжайте к нам, посмотрите.

— Это ж вам теперь придётся постоянно с охраной ездить, — заметил Памплисиодор.

— Да ото ж… — отозвался Драгоцен. — И чего эти гады химеры полезли за земляным маслом? Никогда же такого не было!

— Всё когда-нибудь случается в первый раз! — назидательно произнёс я. А Памплисиодор молча пожал плечами.

И мы расстались. Драгоцен пошёл к уменьшившемуся каравану, а я развернулся и покатил… куда? Пока — обратно к нефтяным полям, а потом посмотрим.

Некоторое время ехали молча, обдумывая произошедшее.

— Действительно, почему химеры напали на караван? — задумчиво произнёс Памплисиодор.

Я хмыкнул:

— Элементарно, Ватсон! Значит, кто-то попросил их об этом.

— Но зачем? Кому понадобилось необработанное земляное масло?

— Сложно сказать. Можно, например, смазывать оси колёс у телег, можно клопов травить, факела пропитывать… Да просто поджечь, в конце концов! Особенно с воздуха, как ты чуть не сделал своим файерболом, выпустив его по химерам…

— Что-о?! — Памплисиодор чуть не выпрыгнул наружу. Но не от возмущения, что я упрекнул его в ошибке. А от какой-то своей внутренней догадки. И забормотал: — Химеры… сверху… полить нефтью дом, дома… бросить факел!

— Да, Памплисиодор, — вспомнил я. — Ты вот собираешься со мной путешествовать, а как там твоё Зло поживает? Тебе не нужно его проведывать? Ну, там, укрепить заклинания, смазать цепь, чтобы не ржавела. Нефтью тоже можно, кстати.

— Останови! — маг плотно сжал губы.

— Зачем?

— Ты прав: мне нужно срочно посмотреть, что там с сараем! Я должен срочно лететь туда!

— А на чём ты полетишь? Ах, да, метла! А она случайно не вывалилась, когда мы вчера героически сражались против химер?

— Останови! — чуть не взвизгнул маг.

— А может, полетим вместе? — задумчиво произнёс я, останавливаясь.

— А ты разве умеешь?

— Знаешь, никогда не пробовал, — признался я, — может и умею. Так, подлётывал иногда, но полноценно в воздух не взмывал.

— Открой дверь! — снова приказал маг. — И убери это, — он подёргал ремень безопасности.

— Застёжка слева, — посоветовал я. — Я тебя не держу.

— Но ты же раньше сам отстёгивал!

— К хорошему привыкаешь легко, — согласился я. — Но прикинь, что будет, если автомобиль сам начнёт застёгивать и пристёгивать ремень, открывать и закрывать дверь…

— Что будет? — тупо спросил Памплисиодор, дёргая застёжку.

— Люди совсем обленятся и перестанут двигаться, вот что! А машины станут стоить бешеные деньги… — я задумался и продолжил размышлять: — И никто их не купит. И людям придётся ходить пешком… Может, для этого всё и делается? Круговорот движения в природе. Отрицание отрицания. Философия, однако!

Маг наконец-то отстегнул ремень, выскочил наружу и бросился к отрывающейся крышке багажника — тут я решил пойти ему навстречу.

Когда крышка откинулась полностью, я увидел, что всё как лежало, так и осталось на своих местах, включая и домкрат, и аптечку и запаску. До того, пока не открылась крышка, я ничего не мог рассмотреть в темноте багажника, а включить лампочку при отжатом выключателе не мог: механика-с. Нет, приходило ощущение, что внутри всё в порядке, но удостовериться визуально всегда полезно.

Ну, с запаской-то понятно: она лежит на положенном месте, привинченная к полику. Аптечка… тоже вполне допустимо: заклинило между корпусом и запаской. Хотя при тех акробатических кульбитах, которые я проделывал вчера, очень странно, что её не сорвало с места.

А вот почему домкрат остался лежать там же, где я его и оставил… Точнее, где он остался сам после ремонта камеры. Он что, держался за меня самостоятельно?! Ну, знаете, если и домкраты получат полную самостоятельность, то что станется с существующим миропорядком?!

Впрочем, да: он же помогал мне справиться с камерой. Но и она вроде не сопротивлялась… То есть я ощущал их как часть себя, но опосредованно. Ну, вроде того, как человек ощущает свой желудок или печень: они наверняка есть, но в то же время и никак не дают о себе знать. Или скорее как мышцы: их ощущаешь только когда это нужно. Вот примерно так же я и чувствовал домкрат с камерой. А то, что они фактически находятся вне связи со мной… мало ли что может случиться в магическом мире?

А вот что было совершенно непонятно, так это как телескопическая метла Памплисиодора, не будучи ничем заклиненной, не вывалилась вчера во время битвы с химерами… это мне уже решительно непонятно! Разве что… разве что домкрат её придерживал, чтобы не выпала? Ну-ну…

Памплисиодор вынул метлу — мне показалось, с определённым усилием. Ей будто не хотелось покидать насиженное место — рядом с домкратом, между прочим! Разложил её, вытянув телескопическую рукоятку и отщёлкнул педальные упоры. И вознамерился оседлать.

— Погоди! — остановил я его. И не потому, что домкрат в этот момент ощутимо дёрнулся. — Давай попробуем немножко иначе.

— Как именно? — отрывисто спросил Памплисиодор. Со сжатыми губами он выглядел очень сосредоточенным.

— Мне почему-то не хочется отпускать тебя одного. Тем более после вчерашней баталии! Вдруг химеры захотят отомстить? А драться в воздухе, без привычки, это, знаешь ли…

— Да, была неплохая битва, — кивнул Памплисиодор, слегка расслабившись, а потом вновь собравшись, когда я упомянул о возможной мести химер. — Но что ты предлагаешь? Лететь вместе с тобой? Как? Разве ты можешь летать?

— Обижаешь, начальник! — протянул я. — Всего и делов-то: установлю твою метлу рядом со своей выхлопной трубой… Хотя нет (я заметил, что домкрат опять дёрнулся), лучше с противоположной стороны (домкрат расслабился), для компенсации реактивного момента. Симметрично. И тогда мы с тобой точно полетим вместе! И с прежним комфортом. Будешь сидеть на нормальном сиденьи, а не на этой жёрдочке.

Мне показалось, что метла при этих моих словах сначала возмущённо фыркнула, а потом понимающе вздохнула.

— Согласен! — кивнул маг. — А то я после полёта на метле постоянно простужаюсь!

Ещё бы! Сидеть верхом на тонкой палке или с комфортом развалиться на сиденьи — кто бы отказался? И ветрозащитного щитка, опять же, на метле не имеется.

Тут уже точно я услышал обиженное сопение метлы. Мол, у меня возникают точно такие же симптомы! Имея в виду насморк. А ты бы, хозяин, не поднимался столь высоко и не создавал бы проблем ни мне, ни себе!

Вот и пойми, что это было: то ли мы с метлой обменялись мыслями, то ли я всё это себе нафантазировал!

Совместными утроенными усилиями — моими, Памплисиодора и домкрата (он старался обеспечить метле как можно более комфортные условия, крепко, но мягко поддерживая её, пока гайки на хомутах самозавинчивались — метла при этом благодарно постанывала) — мы установили телескопическую метлу туда, куда и собирались: симметрично выхлопной трубе, с противоположной стороны от шарнира прицепа, от фаркопа. Так что я, при случае, вполне могу ещё и взять кого-нибудь на буксир — хоть на дороге, хоть в воздухе. Мало ли…

Маг занял своё место, я захлопнул дверцу, пристегнул его — теперь это становилось действительно важным! — и приготовился к взлёту.

Меня немножко мандражировало: как поведёт себя метла в необычных условиях эксплуатации? Может, следовало лететь самому, а Памплисиодора отправить на метле? Но потом вспомнил, что домкрат перестал проявлять признаки беспокойства, едва прикрутился последний болт на удерживающих метлу хомутах — и успокоился тоже.

Взлёт прошёл благоприятно — без разбега. Должно быть, сказалось благотворное влияние метлы — мне почему-то казалось, что влетать следует непременно с пробежкой, как делают самолёты. Или автомобиль Фантомаса в конце фильма «Фантомас разбушевался». Что поделать: издержки классического воспитания, довление традиций и штампов, и прочие человеческие заморочки. Да, наверное, многое я перенял от бывших хозяев! Хотя и самому очень понравилось сравнение с самолётами, а также с небезызвестной культовой, пусть и кинематографической, машиной.

Да, в магическом мире свои законы, и мне необходимо обязательно их изучить! И для того, чтобы не попадать впросак, и для того, чтобы использовать их к максимальной для себя выгоде — в любых условиях. И вообще, мне совсем не помешает стать магом — в магическом мире, на мой взгляд, это как раз и означает «быть как все»!

Так что нефтяные поля мы пролетели мимо, без приземления, и я смог оценить их протяжённость и производительность: полные ямки отсвечивали куда сильнее, чем наполовину пустые или же пустые полностью.

«Мне сверху видно всё, ты так и знай!» — хотелось запеть мне. Но я опять сдержался.

— Мы же обещали Драгоцену рассказать о случившемся! — вспомнил Памплисиодор. Он даже дёрнулся к дверце, как будто собираясь выходить. А ведь парашюты в моей комплектации не предусмотрены!

— Ничего мы ему не обещали, — лениво заметил я, делая небольшой вираж над нефтеносной равниной.

— Как не обещали? — вскинулся Памплисиодор. — Он же просил! А я всегда стараюсь выполнять человеческие просьбы!

— Он просил «по возможности», — пояснил я. — А возможности у нас не нашлось. Не буду же я перенапрягать метлу… да и себя тоже, ради каких-то несвежих новостей. К тому же ты сам вроде как торопишься рассказать о случившемся своему магу-учителю. В первую очередь.

Упоминание о маге-профессоре дало свои плоды: Памплисиодор замолчал и уставился вперёд, сжав губы и нахмурив брови.

На самом деле причина моего отказа от посадки была совершенно иная: я не то, чтобы затаил зло на Драгоцена, но его — и всех караванщиков совместное хамство заставили меня так поступить. Мы им, главное, помогли оборониться от химер, а они нас обвинили в сговоре с этими химерами! А у самого Драгоцена хватило наглости после всего ещё и просить нас о каком-то одолжении! В долг не даю! И сам не беру. Нет, если бы я ехал по нормальной асфальтированной дороге, да с автозаправками на каждом километре, и если бы мне заливали бесплатно столько, сколько пожелаю… я бы, несомненно, рассказал хозяину нефтяных полей о случившемся. Но мы летели! И я восторгался полётом! Да, это, пожалуй, сравнимо с халявным полным баком бензина! Или даже лучше.

Всё это я кратенько пересказал своему попутчику, когда подобрал необходимые аргументы и слова. Он продолжал молчать, но лицо слегка разгладилось. И правильно: морщины рождаются ненужными заботами.

«А не заняться ли мне картографией здешнего мира? Если её пока ещё не существует?» — подумал я, наблюдая всё то, что успел рассмотреть, проезжая по твёрдой почве, теперь и с высоты птичьего полёта. Впрочем, редкая птица долетит до тех высот, в какие забрались мы с моим попутчиком — подмагстерьем Памплисиодором: я самолично заметил парочку орлов или коршунов, парящих намного ниже меня. А уж за ворон, галок, и прочую птичью мелюзгу и говорить нечего: они отдыхали! Наверное, покуривая. Или только куры курят? Но это я шучу. И никому не позволил бы курить в моём присутствии! Курение и бензин несовместимы!

Вдали показался город… Всё ближе, ближе — и вот он уже величественно проплывает внизу… то есть это я величественно проплываю вверху, а он остаётся там же, где и находился. Ну, и кто из нас выше: я или столица?

— Давай, снижайся! — скомандовал Памплисиодор… то есть штурман, напряжённо вглядываясь в расстилающуюся внизу местность. — Вон уже та деревня показалась!

— Ну, ты будто вообще дипломированный лётчик! — пробурчал я и замолк: а что, так оно и есть. Если он часто летает на своей метле, то уж окрестности города изучить должен обязательно. А может, и не только их.

Снижался я по-вертолётному. Не знаю, метла ли так приспособлена, или же сработали какие-то мои предпочтения, но ни кружиться опавшим осенним листом, ни выписывать спирали, ни заходить на посадку подобно обычным самолётам, я не собирался. И не потому, что не нашлось подходящей взлётной полосы — я, как и знаменитый По-2, мог приземлиться на любой аэродром! Ну, как и в обычной своей ипостаси мог проехать всюду, где не скалы, не песок и не болота. Да и По-2 точно так же не смог бы нормально приземлиться в тех же самых местах. Так что мы с ним в этом немного схожи…

Хотя, признаваясь честно, то есть положа прерыватель на карбюратор, причина моей вертолётной посадки была более чем банальна: я едва не пролетел мимо того сарая, возле которого познакомился с Памплисиодором. Поэтому резко затормозил — мне даже не пришлось выпускать закрылки по-самолётному, ввиду отсутствия оных, а просто взял и остановился в воздухе — и тихо и плавно опустился на площадочку перед сараем. На ней, кажется, ещё сохранились мои старые следы. Всегда приятно вернуться на знакомые места! И посмотреть, как сильно они изменились.

Памплисиодор выскочил, едва не хлопнув дверцей и не порвав пристяжной ремень. Ну, он от меня ещё получит за это! Если бы я не успел вовремя среагировать, так бы и случилось: и хлопнул бы, и порвал. А тогда я не знаю, что бы с ним сделал!

Оббежав несколько раз вокруг продолжающего оставаться окованным сарая, он сначала разочарованно — или непонимающе — развёл руками, потом радостно — или успокоительно — хлопнул себя оными по бокам — и направился ко мне.

— Всё в порядке! — улыбаясь, доложил он. — Защита нигде не нарушена!

— Да? — недоверчиво переспросил я. — А вот я не был бы столь оптимистичен…

— Ты о чём? — не понял Памплисиодор и странно посмотрел на меня. — Ты хочешь вторгнуться в мою вотчину?

— Да всё о том же… И ни в коем случае не хочу отнимать у тебя хлеб. Но… я, конечно, совсем недавно в ваших краях, и примерно столько же сталкиваюсь с магией, однако мне кажется, что общий фон её несколько изменился… в этих местах. Ты не находишь? У нас говорят, свежий глаз лучше видит.

— Что ты имеешь в виду? — чуть не окрысился на меня Памплисиодор.

Я не стал говорить банальное «Что имею, то и введу!» — по причине немножко не той ситуации и общей моей тенденции к отсутствию желания всё опошлить — не в пример поручику Ржевскому. Но я так подумал! А думать, извините, никому не запретишь. Как бы кому другому этого ни хотелось.

Вместо этой пошлятины я сказал прямо:

— Ты сейчас ничего странного в окружающем сарай магическом фоне не замечаешь? Или в магическом фоне самого сарая?

— А что я должен замечать? — недоуменно ответил Памплисиодор, чем оживил в моей памяти ещё один анекдот, про двух обезьян, сидящих на дереве под дождём.

— Да у меня складывается такое впечатление, — медленно начал я (А куда спешить? Мы всё равно опоздали!), — что сарай пустой. Нету там никого. А когда я в прошлый раз был здесь… Тогда, когда мы повстречались с тобой, — уточнил я, — в сарае кто-то определённо сидел взаперти. И очень сильно хотел оттуда выбраться. А вот сейчас…

Памплисиодор неожиданно для меня сдавленно хрюкнул, развернулся на месте и упал на колени перед сараем. Что это означает? Он превращается в свинью? В этом магическом мире уж и не знаешь, что может произойти в следующий момент.

Однако в свинью маг не превратился. Хотя чуть ли не рыл землю носом, и в таком положении, на коленях, вновь обошёл весь сарай по периметру.

— Пожалуй, ты прав… — озабоченно произнёс он, вновь вернувшись в исходную точку, передо мной. — Но я никак не пойму: как это могло случиться? Я ведь оковал цепями все четыре стены… и крышу! Наложил самые прочные заклинания! Ничего не понимаю…

— А под сарай ты цепи заводил? — дипломатично поинтересовался я, интонацией выделив слово «под». Ишь, наложил он! Сказал бы я тебе, чего ты и куда наложил, да обижать не хочется. К себе в штаны, например.

— А как их туда можно завести, когда там земля? — недоумевающе спросил Памплисиодор и тут же охнул, признав свою ошибку: — Ё-моё! Я об этом даже и не подумал!

— Вот! — я глубокомысленно и назидательно поднял кверху правый «дворник». — Так всегда бывает: решая глобальные вопросы, забываешь о мелочах. И в самый неприятный момент они всплывают на поверхность.

— Но как же… но куда же она могла деться? — Памплисиодор растерянно огляделся.

— Она? — переспросил я. — Так значит, там не абстрактное Зло сидело, как ты мне первоначально впаривал. А кто? Кто там был? — Последнее я произнёс с интонацией супруги Семёна Семёновича Горбункова из «Бриллиантовой руки».

— Колдунья, — сознался Памплисиодор, глядя в сторону от меня. — Я не стал тебе говорить, потому что не знал, как ты относишься к… существам женского пола! — выпалил он.

— Ну, в общем, положительно, — ответил я, вспомнив ту «волжанку», с которой простоял всю ночь бок о бок, разглядывая звёзды и чувствуя дрожание каждого сварочного шва друг у друга. Не говоря уже о синхронных вибрациях воздушных фильтров.

— Вот то-то и оно! — вздохнул Памплисиодор. — Вот я и побоялся, что ты ринешься освобождать «нежное» существо, — он скривил губы в гримасе, долженствующей изображать полное презрение. — В смысле зло женского пола.

— Нет, ну, ты меня извини, конечно, напарник, — я решил немного польстить магу, — я, быть может, и извращенец, с вашей точки зрения, но не полный идиот. И я знаю, чем может обернуться полное игнорирование октанового числа!

— Ты меня тоже извини, Ноль-ноль-первый, — тихо прошептал Памплисиодор. — Но подскажи, что нам следует делать?

— Ну, во-первых, — начал я, — нам нужно пойти по стопам последователей Мичурина.

— Это в каком смысле? — поднял голову Памплисиодор. — Наступать им на ноги? И кто такой Мичурин?

— Был такой учёный, в двадцатом веке, в государстве под названием «Советский Союз», — пояснил я. — Которое три сволочи в Беловежской Пуще развалили. Он занимался селекцией плодово-ягодных культур. И вот отдельные его последователи подняли на щит лозунг: «Копайте глубже!». Я не стану сейчас разбирать логичность или правомерность и правомочность такого лозунга, однако замечу, что нам следует найти «выходное отверстие» из данного сарая. Об этом, кстати, то есть о наличии выходного отверстия, говорили другие последователи того же Мичурина, которые занимались яблоководством. Так вот они установили — или же открыли — непререкаемый закон, согласно которому если на яблоке имеется входное отверстие и нет выходного, то червяк затаился внутри яблока. А если имеется и выходное — оно обычно прикрыто паутинкой и крупинками, гм, червяковского дерьма, — то искать червяка внутри яблока бесполезно: он уже ушёл.

— Ты это к чему мне рассказывал? — не понял вконец замороченный Памплисиодор.

— Да всё к тому, что нужно начать поиски подкопа, то есть выходного отверстия из-под сарая, — пояснил я.

— Ах, вот оно что! — хлопнул себя по лбу Памплисиодор. Лоб отозвался лёгким звоном. — А я-то и не догадался!

И мы начали обход сарая по периметру, но на большем удалении, чем прежде Памплисиодор.

И честь открытия выходного отверстия принадлежала тоже Памплисиодору: он банально провалился — впрочем, очень неглубоко — в слегка присыпанную землёй ямку. Нет, там всё было выполнено «по уму»: вырезан дёрн, прикрыт выход на поверхность, но… рыхлость-то земли никуда не делась! А утрамбовывать её колдунья не удосужилась. Тем более что не нашлось, чем: поскольку если начальную часть подземного хода ведьма вырывала, выбрасывая землю просто-напросто в сарай, то на завершающем этапе укладывавать её приходилось исключительно позади себя.

Но она то ли просчиталась, то ли не сочла нужным — ведь сумела же дорыться до небольшой рощицы! — и ей не хватило земли для утрамбования на выходе. Хорошо хоть догадалась вырезать кусок дёрна вдали, чтобы прикрыть выход сверху. Обнаружив вырезанное под заплатку место, мы обнаружили и сам ход.

Так зато и Памплисиодор не сломал ногу, когда провалился в вырытую колдуньей неглубокую яму.

— Та-ак! — зловеще произнёс я, вытащив напарника оттуда. — И что будем делать теперь?

— Искать колдунью! — развёл руками Памплисиодор. — Что же ещё?

— И где ты думаешь её искать? — не меняя тона, продолжил я.

— Везде! — и Памплисиодор развёл руками ещё шире.

— Так. А ты уверен, что она не спряталась где-нибудь в выкопанном подземном ходе или не вернулась в сарай, пока мы искали ход? Как-нибудь замаскировавшись?

— Ё-моё! — снова отреагировал Памплисиодор.

Он хотел кинуться разрывать подземный ход с этой стороны, но вовремя остановился. И медленно-медленно, приставными шажочками, прошёл по земле над всем ходом — от провалившегося выхода до сарая, внимательно рассматривая свои амулеты или что там на нём нацеплено. А затем снова два раза обошёл сарай.

— Нету тут никого! — резюмировал он. — Сарай пустой. Нужно искать в другом месте!

И мы отправились на поиски.

Но сначала пришлось открутить от днища метлу — едва я тронулся с места, как она принялась задевать за неровности почвы. А когда открутили, и Памплисиодор положил её снова в багажник, мне послышался оттуда радостный вздох домкрата…

Загрузка...