На весь немаленький караван — а я насчитал примерно с полсотни верблюдов — приходилось не более пяти возчиков.
— Чего так мало народу? — спросил я у одного, подъехав поближе.
— А зачем много? — пожал он плечами. — На одного человека девять верблюдов. Нормально.
— И охраны нет? — удивился я. — А вдруг нападёт кто?
— Кто нападёт? — усмехнулся возчик. — Кому оно нужно, это земляное масло, кроме нас, лестингорцев? Никто же не знает, как из него можно разные вещи делать. Вот если бы мы сюда товары везли — дело другое. Там охрана обязательно имеется.
— А можно мне с вами… прокатиться? Жуть как хочется побывать в ваших краях!
— Это не я решаю, — уклончиво ответил возчик. — Придёт Драгоцен, с ним и договаривайся. А пока не мешай-ко, нам работать нужно!
Возчики, не теряя времени, заводили верблюдов на площадку, отцепляли пустые бочки, ставили на то место полные — и тоже отправлялись в харчевню. Верблюды к происходящему относились индифферентно: стояли себе и меланхолично пережёвывали жвачку. У них всё питание с собой, как и у меня. А может, и верблюды магические?
— Иди, договорись с Драгоценом! — предложил я Памплисиодору. — Или ты не хочешь побывать в Лестингории?
— Отчего бы не побывать? Заодно ещё буйволиного молочка попью, — согласился напарник и лёгкой трусцой пошустрил к харчевне.
— Иди… молокосос, — пробурчал я вслед, но он не услышал. И хорошо, что не услышал. Почему я так сказал? Сам не знаю. Сострить, наверное, захотел. Или позавидовал.
«И почему я не человек? — подумал я. — Сейчас бы тоже завалился в харчевню, описал интерьер помещения, дал полный обзор меню, привёл винную карту… Оценил качество приготовленных блюд и имеющихся напитков, сравнил с земными… А заодно и посетителям выдал полновесные характеристики. Может, и на скандальчик на какой нарвался — всё развлечение. Так нет же — стой тут на солнце, наблюдай за верблюдами да продолжающими «исчерпывающую» работу сборщиками нефти. Ну, и думай заодно…».
Прелюбопытнейшее занятие, кстати. Раньше я как-то не мог оценить в полной мере — в том, в своём мире, на Земле. А вот здесь как-то, что называется, попёрло. До чего же приятно, оказывается, просто думать! «Когито, эрго сум» — вспомнилось мне. Что в переводе с латыни означает: я мыслю, следовательно, существую. Во! В самую точку! Если мыслишь — значит, существуешь. А не можешь мыслить — значит, нет тебя. И всё тут!
Показались Драгоцен с коротышкой и Памплисиодором. Вся троица широко улыбалась, полностью удовлетворённая. Упитая буйволиным молоком. Вот и ладушки! Поедем, съездим в ихнюю Лестингорию, посмотрим, как обстоят дела с нефтехимией и нефтесинтезом. Имелась у меня парочка предложений и рекомендаций на тему ускорения научно-технического прогресса в этом мире. А что? Чем я хуже прочих попаданцев? Гномам вон помог себя изучить, сейчас лестингорцам подскажу, как правильный бензин делать… не безвозмездно, конечно. Натурой возьмём. Бензином то есть.
— Ну, что, договорился? — спросил я, когда улыбающийся Памплисиодор подошёл ко мне.
— Замечательно! — расцвёл тот ещё больше. — Я предложил Драгоцену свои услуги мага, и он согласился. Совершенно бесплатно!
— Бесплатно предложил или бесплатно согласился? — на всякий случай уточнил я.
— И то и другое! — при ответе Памплисиодор малость замешкался. — За одну кормёжку, для меня… Может, надо было и тебе что-нибудь выговорить?
— Приедем в Лестингорию, там разберёмся! — отмахнулся я. — А как ты объяснил Драгоцену моё наличие? И кем меня представил?
— Ну-у… про тебя вообще разговора не было. Я сказал, что поеду на собственной самодвижущейся телеге… Ты не сердишься за эти слова?
— Ну, ты и жук! — вырвалось у меня. — Добился-таки своего! У мага-учителя не проканало, хоть тут реванш решил взять! Да-а, тебе палец в рот не клади…
— Понимаешь, — тоном раскаявшегося грешника произнёс Памплисиодор, — я не хотел лишних расспросов. Тем более если тебе нужен бензин… а лестингорцы очень подозрительно относятся ко всем, кто хочет выведать их секреты переработки земляного масла. Поэтому, пожалуйста, не говори с ними об этом, ладно?
— Может, мне вообще не говорить? — язвительно переспросил я.
— Нет, говорить говори — я же сказал, что ты магическая вещь, и что я… ну… оживил тебя.
— Сказал бы лучше — вселил в меня чью-нибудь бессмертную душу, — устало процитировал я Стругацких.
— Ты что! — испугался Памплисиодор. — Это запрещено! Это могут делать только боги!
«Ага!» — смекнул я. Так и думал, что без богов не обошлось. Но… чья душа во мне, если я продолжаю ощущать себя самим собой? Вернее, не продолжаю, а начал. Может, в этом и состоит мой секрет? То есть секрет моего появления в этом мире? Но что за секрет? Вот задачка…
— Ладно, садись, — сказал я, открывая правую дверцу. — Изобретатель!
— А ты никому не скажешь? Что это не я, а ты… то есть не ты, а я… или…
— Не скажу, не скажу. Поехали… Ах, чёрт!
— Что такое? — переполошился Памплисиодор.
— Да до меня только сейчас дошло, что ехать придётся за верблюдами, а это та ещё тягомотина! Они же больше пяти километров в час не дадут, и то если подгонять. Слушай, а ты не можешь наколдовать что-нибудь, чтобы они пошустрее двигались?
— Гм… возможно и смог бы, но… Как к этому отнесётся Драгоцен?
— Да, действительно. Ладно, поехали, помаленечку.
И я снова запел под решётку радиатора:
«Давай, машинист, потихонечку трогай…»
Да уж, в самом деле «потихонечку»: верблюды вышагивали с размеренностью замерзающего метронома, и мне сразу стало понятным, что наша затея пристроиться в хвост верблюжьей колонны оказалась неудачной. После часа неспешного движения, в течение которого я несколько раз сваливал на сторону, чтобы получше разглядеть окрестную местность, а заодно и различные травки-муравки, деревца-кустики, бабочек-кузнечиков и птичек-ящериц. Иначе хоть с тоски вой! Верблюды могли вывести из себя кого угодно. И как погонщики терпят? Я бы на их месте сам впрягся в телеги!
— Слушай, — не выдержав, спросил я Памплисиодора, — а ты не можешь прицепить к каравану какой-нибудь магический маячок, чтобы мы могли просто поехать по их следам, с нормальной скоростью?
— Могу-то могу, — протянул Памплисиодор, — только что толку?
— Да хоть не будем тащиться в час по столовой ложке! Лучше постоять на одном месте, а потом догнать, чем вот так смотреть на колышущуюся впереди бочку.
— Но ты же и так держишь солидную дистанцию!
— Да! Чтобы меня запах с ума не сводил! Магия не даёт ни капли из бочек проливаться, но пахнуть они по-прежнему пахнут!
И действительно, магия «непроливайки» действовала великолепно: когда я подъезжал поближе, то видел болтающиеся на срезе последней бочки крупные капли нефти, которые, однако, ни разу не срывались и не падали на землю.
— Давай, я наложу на тебя заклятие, и ты не будешь ничего обонять? — предложил Памплисиодор. — Перестанешь воспринимать запахи.
— Ну, ты даёшь! — возмутился я. — Последней радости лишить хочешь?
— Ты же только что говорил, что запах сводит с ума! — недоумевающе произнёс Памплисиодор.
— Говорил, и ещё скажу. Но лучше сойти с ума от запаха, чем от того, что вообще не ощущаешь никаких запахов.
— Не понимаю, — пожал плечами Памплисиодор.
— И не мудрено! — огрызнулся я.
И мы продолжили движение в прежнем верблюжьем темпе. Лучше бы черепах запрягли! Тогда, по крайней мере, верблюжьи… скажем мягко, спины не закрывали обзор впереди. А скорость, на мой взгляд, осталась бы прежней.
Зато я вдоволь насмотрелся живописных пейзажей! Едва мы отъехали от нефтеприисков и миновали два ближайших пограничных холма, как растительность вновь вернулась на место в виде травки-муравки и деревцев-кустиков, а с нею вернулись и бабочки-кузнечики и птички-ящерицы. Унылый чёрно-серый пейзаж грязного асфальта остался позади. Как бы мне ни нравился сам асфальт, смотреть на полностью заасфальтированный мир не хотелось никоим образом.
Ведь чем хорош асфальт? Ну, во-первых, разумеется, тем, что он ровный и по нему приятно ехать. А во-вторых потому, что он хорошо контрастирует с зелёным обрамлением из травы и кустов с деревьями. А если бы везде был один асфальт, то куда ехать прикажете? Я представил себе планетный шар, состоящий из сплошного асфальта… и мне чуть не поплохело. Даже при наличии разметки и гаишников — ладно уж, куда без них! — ездить по асфальтовой планете было бы вообще неинтересно. Да и просто противно, чего уж там! Нет, может быть, каким-нибудь идиотам-мотоциклам и понравилось бы разгоняться со всей дури до предельной скорости, а потом становиться на заднее колесо… Непонятно, правда, зачем они это делают — ну, и сняли бы переднее, ездили на одном! А нам-то, нормальным автомобилям, к чему пустая планета? Нет, нет и ещё раз нет!
Солнце, между тем, тоже путешествовало по небу. И, дойдя до определённой точки на небосводе, показало, что светить по прежнему оно не намерено, что оно, в конце концов, порядком устало и потому решило малость отдохнуть, медленно прячась за горизонт.
Однако фары можно было не включать — рано, да я и не стал бы этого делать. И не потому, что мог засветить верблюдам в глаза через зеркало заднего вида — у них подобных причиндалов никогда не имелось и вряд ли когда-нибудь появятся. А просто… ну, мало ли? Вдруг бы они испугались света?
Но мы уже въехали в Долину, о которой Драгоцен говорил коротышке-хозяину, и теперь караван становился на отдых. А я и не заметил, когда Долина началась, потому что постоянно мотался между холмами и рассматривал местность, а затем снова возвращался на дорогу. Ну, скучно всё время смотреть в хвост последнему верблюду, скучно!
Караван расположился неподалёку от протекающего неглубокого ручейка. Ручеёк тёк нам навстречу, а это значило, что следов нефтепродуктов в нём быть не должно. Терпеть не могу смешивать две эти жидкости! Особенно когда вода оказывается в бензине. Да и бензин в системе охлаждения тоже… не очень. Дизтопливо — ещё куда ни шло, прикольно даже. Только следить надо, сколько наливаешь, а то при нагреве так через пробку попереть может, что мама не горюй!
Памплисиодор пошёл узнавать насчёт ужина, а я взобрался на очередной холмик, чтобы посмотреть на закат солнца. Обожаю смотреть на закаты! Такая игра красок бывает, что и словами передать невозможно. И к тому же по виду закатного горизонта можно приблизительно определить, какая завтра будет погода. Если солнце садится в тучи — к дождю, а если очень сильно красное — к ветреному дню.
А вот к чему бы вон те быстро машущие крыльями тёмные твари? Наверное, к большим неприятностям. На чаек или аистов не похожи. Скорее… на летучих мышей, что ли? На очень больших летучих мышей. Никак снова вампиры пожаловали? Да как много! А у меня всего четыре колеса… И даже если вытащу запаску, она не слишком поможет удержать всех вампиров. И потом опять ремонтироваться придётся! Интересно, что по поводу летучих тварей скажут Драгоцен сотоварищи? А может, я зря беспокоюсь, и это какая-нибудь местная достопримечательность здешних закатов? Вроде вечерних перелётов уток у нас.
— Эгей, ребята! — окликнул я караванщиков. — Никто не знает, кто это к нам летит со стороны солнца?
Караванщики оторвались от приятных занятий в виде распряжения верблюдов, подготовки к розжигу костра и приготовления ужина и уставились на закатный небосвод, щурясь от лучей пусть и потускневшего, но всё ещё яркого светила.
Твари приближались. Как ни странно, никакой паники среди людей я не заметил. Равно как и приготовлений к обороне. То есть к труду они приготовились, чем и занимались. А вот оборону проигнорировали начисто.
Ну а я откуда могу знать, кто у них и куда летит? Может, так и надо, кочующие твари какие-нибудь, а сейчас как раз сезон. Хотя мне они очень не понравились — может быть, из-за сходства с вампирами. Хотя вампиры — люди с крыльями, а тут, скорее, обезьяны с крыльями, только лапы покороче, а хвост подлиннее. И все с длинными пеликаньими клювами почему-то. Птеродактили, что ли?
Я по привычке пересчитал летящих существ. Ровно десять штук. Эскадрилья.
— Химеры! — послышался знакомый голос. Молодец, Памплисиодор, опознал. — И куда они собрались, на ночь глядя?
— Может, в императорские сады? — предположил кто-то из возчиков. — Я слыхивал, химеры фрукты разные любят.
— Точно! — поддержал другой. — Мне ребяты из садовых сторожей рассказывали, что замаялись их отгонять.
«А вы их дустом пробовали?» — хотел произнести я, но не успел: поравнявшись с нашим бивуаком, химеры стремительно спикировали вниз, подхватили по бочке с нефтью и, тяжело взмахивая крыльями, вновь поднялись в темнеющее небо.
— Ах, вы ж… — я не понял слова, которое произнёс Драгоцен, но звучало оно очень экспрессивно. — Маг! Давай, бей их!
Памплисиодор, недолго думая, запустил вслед улетающим химерам парочку файерболов. И, к счастью, промазал. Иначе не представляю, что произошло бы, если бы он попал в бочку.
Да что-что, огненный дождь, вот что!
— Стой, Памплисиодор! — закричал я. — Не стреляй в этих! Тут новая волна заходит!
От закатного солнца, почти провалившегося за горизонт, к нам спешила новая эскадрилья химер.
— Я ничего не вижу! — пожаловался маг. Ну, разумеется! Заслепил себе глаза своими же фаейрболами.
Я живенько сдал назад по холму и включил фары на дальний свет. Два длинных луча полоснули по приближающейся стае. Теперь уже химерам пришлось кисло: им глаза заслепило. Ещё бы! У меня же галогенки стоят. Да и подфарники я тоже врубил, пусть-ка на светодиоды посмотрят, ознакомятся с достижениями земной цивилизации!
К сожалению, всех химер заслепить не удалось: некоторые успели спикировать и урвать ещё по бочке. Но зато одна или две из пикирующих промазали мимо цели и врезались в землю и теперь трепыхались среди травы и кустов, добиваемые озверевшими возчиками.
И Памплисиодорвоспрянул духом и, руководствуясь моими целеуказаниями, принялся швырять огненными шариками в освещённых лучами фар, но не рискующих пикировать и потому кружащихся на высоте химер. Пару раз, кажется, попал.
А потом пришла третья волна нападения. И на этот раз своей целью химеры избрали меня!
А они, оказывается, вполне соображающие существа: поняли, откуда исходит главная помеха их экспансии и вознамерились её устранить.
Они закружились надо мной, выбирая подходящий момент для нападения.
Но я-то задействовал пока не все свои защитительные возможности! И поэтому по-быстрому отрастил клыки и заточил края капота и крышки багажника железными зубами. Но это моё, можно сказать, привычное оружие. И оружие оборонительное, для нападения оно не очень годилось. И отогнать удавалось лишь тех химер, которые нападали спереди или сзади.
А вот когда химеры, словно сговорившись, попытались наброситься на меня со всех сторон, тут уж я врубил клаксон на полную мощность, да ещё и на колонки кинул ту знаменитую песню Витаса, из-за которой его и прозвали «автосигнализацией российской эстрады». Предварительно открыв все окна.
Химеры кинулись врассыпную, зажимая уши. Жаль, что не крыльями.
Но и это не остановило их. Уж не знаю, что они делали — то ли наковыряли глины из берегов ручейка, то ли понаворачивали затычек для ушей из листьев и травы, но третья атака на меня не испугалась ни света фар, ни рёва динамиков.
И тогда я развернулся к ним задом! Но не для того, чтобы убегать. Я пустил в ход свой последний резерв — выхлопную трубу! И дал полный газ!
Уж и не знаю, почему так получалось: пока я ехал спокойно, то служил примером и образцом идеального экологического автомобиля: ни одна молекула СО2, не говоря уже об угарном СО и прочих мерзостях, не покидала моего благородного чрева. Сейчас же я будто выбрасывал в окружающее пространство всё, что накопил за всё время пребывания здесь. А может, и кое-что прихватывал и из бытности на Земле.
Струя раскалённых газов ударила по химерам. Они завопили от боли и ужаса. Да, температурка под тысячу градусов — это не лечебный компрессик на спинку! От него не один волдырь вскочит.
А тут же я ещё и глушитель сбросил, так что рёв был ещё тот. И картинка неплохая: я вертелся на крыше, кверху колёсами, отбиваясь ими от особо нахальных тварей, которым пока не повезло попасть под выхлоп. Багажник с крыши, кстати, тоже раскрутил по отдельности, и теперь пользовался им, словно четырьмя пиками, уязвляя пытающихся добраться до меня химер. В общем, оборону держал практически круговую.
И это я ещё не стал взлетать. А ведь появлялась и такая мысль! И собирался взлететь, если бы задействованное мною не помогло — имелись намерения относительно карданного вала и не до конца открученного глушителя. Но хватило и этого: прокричав по очереди что-то обидное, химеры удалились.
Правда, утром выяснилось, что под шумок они сумели утащить около двух десятков бочек, переполовинив таким образом наш караван.
Но то выяснилось утром, а пока людям пришлось потратить полночи, чтобы немного успокоиться, хоть как-то поужинать, собрать разбросанный хворост и разжечь костёр.