Вторые сутки падал снег. Бледный и колючий. Аркадий выбрался из подвала старого двухэтажного барака. Снежный наст под ногами добродушно заскрипел. Холодно. Кожаный плащ не грел. Аркадий поёжился, втянул голову в воротник. Зубы выстукивали неровную дробь. Нос закладывало от насморка. Аркадий принялся ломать хворост. Старые запасы подходили к концу.
«Иволгу» припорошило. Автомобиль всё так же стоял под высохшей яблоней. Бензина осталось вёрст на десять-пятнадцать, вот только ехать было некуда.
Наломав веток, Аркадий спустился в сырой подвал, разложил хворост на полках из полок, а затем поместил несколько тонких сухих веточек в небольшую железную бочку с углями. Достал коробок спичек. Пересчитал: ровно одиннадцать штук. Вытащил одну – уже десять. Подумал, что надо учиться обходиться без них. Поджёг ветки. С третей попытки. Заплясал робкий огонёк, и помещение наполнилось ароматом горящей древесины. Когда занялся хворост покрупнее, стало совсем тепло. Пламя осветило низкий дощатый потолок и полки, на некоторых которых сушился хворост.
Аркадий протянул руки к огню, согревая озябшие пальцы. Хотелось есть. Мяса ещё много, но следовало экономить. Когда закончится еда, закончится жизнь. А Аркадий не хотел, чтоб она заканчивалась. Он хотел жить. Зачем? Сам не мог ответить на этот вопрос. Просто хотел и всё.
Чувствовал он себя неважно: простудился на днях, да и в животе мутило. А ещё ужасно хотелось помыться. Аркадий задумчиво потёр жёсткую длинную щетину на подбородке. Обычно он брился каждый день. Аккуратность, как известно – залог успеха в любом деле. Да и просто привык к чистоте. Щетина его раздражала, как и грязь под ногтями, как и запах собственного тела.
Унтер офицер Синичкин, выйдя по своему обыкновению из темного угла, сел возле бочки.
– Ну? Что у нас сегодня на завтрак, ваше высокоблагородие?
– Не твоё дело, – огрызнулся Аркадий.
– Мясцо. Люблю мясцо. Кого на этот раз? Толстого или капитана?
Аркадий промолчал; навязчивый спутник раздражал, но деться было некуда. Поначалу Аркадий ругался на него, орал, даже стрелял – бесполезно. Потом смирился. В конце концов, нашлись и плюсы – хоть какая-то компания.
– Всё глумишься? Не надоело? – упрекнул Аркадий унтер-офицера. – А вот ты мне надоел порядком. Помолчал бы что ли.
– Дык зачем над человеком в беде глумиться? Не глумлюсь – сочувствую. Потерялся ты, товарищ ротмистр.
«И так каждый день, – подумал Аркадий, – задрал уже!». А вслух произнёс:
– Хоть чего интересного рассказал бы. Только зря языком мелешь. Что в городе происходит?
– А ты сам пойди и посмотри. Может, выведаешь чего.
– Иди к чёрту.
Синичкин рассмеялся.
Дым щипал глаза, и Аркадий снова вышел не улицу. Сегодня как-то особенно было тяжело на душе. Вспомнил семью, о которой в последние дни старался не думать, вспомнил, куда и зачем ехал, и о том, что теперь он узник в этой бескрайней тюрьме, заложник искажённого пространства, потерянный в обломках разбитого мира.
– Ничего не вечно, – проговорил он. – И я не вечен. Когда умру, эта нелепица исчезнет.
– А если нет? – Синичкин стоял в своей поношенной зелёной шинельке, облокотившись о крышу машины. – Разве не вечную жизнь уготовил нам Господь на том свете?
– Ха, на каком том? Я и сам уже на том свете, – Аркадий сунул руки в карманы и тоскливо посмотрел на нетронутое снежное одеяло, сквозь которое местами торчали сухие стебли. Подумав немного, добавил. – Я не знаю. Мне не верится, что Богу есть место в этом бедламе, в этом глупом нагромождении всего и вся, которое ни капли не походит на разумный замысел. Нелепица!
– Только ты забываешь, кто стал причиной этой нелепицы, – Синичкин посмеивался сквозь усы. Добродушное лицо унтер-офицера с морщинами в уголках глаз таило какую-то зловещую пустоту. – Не Господь же Бог скинул бомбы?
– Может и так. Но зачем попускать такое?
– Так ведь сердца человеческие Диавол поработил, он-то и науськивает нас, чтобы мы сами себе и ближним вредили.
– Значит, Бог слаб, раз не мог остановить это.
– А может, и нет? Может, это замысел у него такой хитрый? Может, просто понять мы не способны?
– Так или иначе, мир катится в тартарары. И хорошо, что я не доживу до конца. А на Страшном Суде мне не за что стыдиться. Всё, что я делал – делал, служа государю, Родине, или радея о своей семье. Служил верой и правдой, как мог. Грязной работой тоже должен кто-то заниматься. Не всем монахами быть.
– А будь все монахами, так и жандармы не понадобились бы.
– Понадобились бы. Жандармы всегда были и всегда будут нужны, какое бы общество люди не создали, без жандармов – развалится всё. Природа человеческая такова. Помыслов много греховных, а если помыслы есть, то и до поступков недалеко. А ведь кто знает, какой помысел кому взбредёт в голову? И увещевания не всегда помогают. Вот тогда мы и приходим, чтоб пресечь и покарать. Получается, благое дело я делаю. И ни тебе меня судить. Ты-то как раз приказу не подчинился.
– Смею напомнить, ваше высокоблагородие, ты тоже, – Синичкин улыбался, и улыбка эта казалась то добродушной, то какой-то издевательской, злорадной. Аркадий всё больше ненавидел эту проклятую усмешку.
– Да, чёрт возьми, ты прав! Но ведь с командованием связь пропала. Глупо было ждать у моря погоды.
– Просто оправдания. Кого обманываешь? Сейчас-то не перед кем оправдываться. Тут трибунала нет. Мы вдвоём только, а унтер Синичкин умеет язык за зубами держать, вот те крест! – Синичкин размашисто перекрестился. – А от себя так и вообще ничего не скроешь, как бы ни пытался.
– И что ты хочешь сказать? Пусть так, пусть была ошибка. Одна. Может, не одна. Все ошибаемся. Казнить что ли себя за это?
– Ты же казнишь себя.
Аркадий сам теперь усмехнулся, покачав головой. Разговаривать с этим человеком, точнее даже не человеком, а непонятно чем, было бессмысленно: тот на любой довод находил, что ответить.
– Прогуляться не хочешь? – спросил Синичкин.
– Сам же знаешь: если уйду, обратной дороги не найти.
– А ежели я тебе покажу обратный путь?
– Ага. Мели Емеля, твоя неделя. Нет, тебе я не доверяю, ты – галлюцинация.
– Это я-то?! – Синичкин рассмеялся звонко и задорно. – Обзываться не хорошо, товарищ ротмистр! Я – твоя внутренняя правда, совесть – если хочешь. То, от чего ты бежал всю жизнь.
– Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Заведёшь ведь меня на погибель.
– А если интересное что покажу?
– А что может быть интересного? Руины одни. Навидался, спасибо, – Аркадий развернулся и пошёл в подвал.
***
Зачем покинул дворик, Аркадий не мог объяснить даже сам себе. Там осталась вся еда, и теперь голодная смерть маячила перед глазами. Через три дня он ослабнет, а через месяц тело испустит дух. А может, и дольше протянет, если холод не доконает. Впрочем, тянуть он смысла не видел. Револьвер с двумя патронами лежал в кобуре, согревая душу надеждой.
Было интересно, что хотел показать Синичкин. Вот только проклятый унтер-офицер пропал и больше не появлялся. Аркадий оглядывался по сторонам, искал: может, за углом притаился и следит? Но кроме пустых домов – ничего.
– Ну и иди ты к чёрту, – вслух выругался Аркадий. – Наконец-то отдохну хоть от тебя.
Так он и шёл, пока не очутился на площади, окружённой большими пустующими домами с лепниной на фасадах и скульптурами у дверей. Останками былого величия увядали, брошенные на произвол судьбы в отрешённой тишине мёртвых улиц. За площадью дремала громада старого храма, и длинное здание с колоннадой и высоким шпилем бурело проплешинами кирпичной кладки. К нему Аркадий и направился. Пройдя сквозь запущенный сквер, потонувший в одичалых зарослях, оказался на дороге. Огромное здание давило своим монументальным запустением, смотрело из каждого окна безнадёжным упрёком. А перед ним на заснеженной проезжей части беспорядочно, словно игрушки, раскиданные неряшливым ребёнком, стояли ржавые машины.
Возле одной из них, Аркадий заметил человеческую фигуру. Сунул руку за пазуху, нащупывая револьвер, и зашагал по направлению к незнакомцу. Тот был одет в солдатскую шинель. На ногах – сапоги, на голове – фуражка, в руках – охотничья двустволка. Человек пристально наблюдал за дорогой и на Аркадия не обращал никакого внимания. Только когда тот подошёл совсем близко, незнакомец обернулся. Смерив Аркадия недоверчивым взглядом, он приложил палец к губам, шикнул, и как ни в чём не бывало, продолжил заниматься прежним делом.
Аркадия застыл в недоумении. Хотел что-то сказать, но слова не шли на ум. Показалось, что прежде он видел этого человека, особенно знакомым выглядели огромные усы, сросшиеся в бакенбарды. «Может кто-то из генералов? Но какого хрена генерал здесь околачивается?» Аркадий вынул руку из-за пазухи: мужчина не представляя опасности. Подошёл ещё ближе и взглянул в ту сторону, в которую таращился незнакомец. По дороге, шагах в двадцати от машины деловито расхаживала жирная ворона. Она ковыряла клювом снег, временами косясь своими чёрными бусинами глаз на двух человек, следящих за ней. Аркадий уже забыл, когда в последний раз видел здесь живность. На второй день он заметил нескольких ворон в небе, но с тех пор не встречал ни зверя, ни птицы.
Мужчина вскинул двустволку и выстрелил. Ворона даже глазом не успела моргнуть: крупная дробь разорвала её на ошмётки, красные брызги и чёрные перья разлетелись по белоснежной простыне.
– Ну вот, – довольно произнёс усатый. – Давненько выслеживал. Попалась, зараза! – он обернулся к Аркадию: – Итак, я вас слушаю.
И тут Аркадий вспомнил, где видел это лицо. Ну конечно же! Это оно смотрело с картины, висящей на стене его кабинета. Статный мужчина в гвардейском мундире, с множеством медалей и пурпурной лентой через плечо – это был именно он. Именно он сейчас стоял перед Аркадием и разговаривал с ним. Солдатская шинель совсем не соответствовала величественному образу на портрете, да и взор оказался не столь суров – император выглядел обычным человеком. И всё же ошибиться Аркадий не мог, слишком уж въелся в памяти тот портрет.
– Ваше императорское величество! – прошептал Аркадий и рухнул на колени. – Простите великодушно, не признал.
– Ну полноте, полноте, любезный, – сказал дружелюбно монарх, вешая двустволку на плечо, но Аркадий не двигался с места.
– Встаньте, ротмистр, – произнёс император строже.
Аркадий повиновался:
– Ваше императорское величество, я очень счастлив… видеть вас… э… лично. Но я не понимаю. Вы… и здесь… Как? – бормотал растерянно Аркадий. В столь торжественный момент наверняка следовало говорить что-то другое, но мысли путались, и язык молол лишь невразумительную чушь.
– Да так, охочусь помаленьку. А вы тут какими судьбами, ротмистр?
Аркадий хотел объяснить, как оказался в ЗПИ, но спохватился: вряд ли сейчас был подходящий момент. Собравшись с мыслями, он проговорил уже спокойнее и твёрже:
– По чистой случайности, ваше величество. Дорогой ошибся, вот и заехал.
– Да-да. Все мы здесь по чистой случайности, – понимающе кивнул монарх; говорил он весьма дружелюбным и слегка вкрадчивым тенором. – А знаете, ротмистр, это ж уже третья ворона за последнюю неделю! И жирная какая, вы видели? Повезло. Хороший, кстати, день сегодня, не находите? Зима, наконец-то, пришла! В городе-то её и нет вовсе. А тут – совсем другое дело! А какой воздух! Нет, надо определённо что-то делать с этими заводами. Снести их всех к чёртовой бабушке, – император засмеялся. – Шучу, конечно.
Зиждившийся в голове Аркадия образ великого самодержца с треском рухнул. Этот человек не был тем могучим и ужасным хозяином, что правил огромной империей и грозно смотрел с портретов в каждом кабинете, не был тем, ради кого люди жили и за кого умирали.
– Охотились, ваше величество? – недоверчиво переспросил Аркадий. – На ворону? Но их же… полно.
– Да-да, знаю. Там полно, сюда вот только редко залетают. Тут вообще мало живности.
– Но погодите, а вы разве не в столице? Как же государство? Кто же там сидит? Кто на троне?
– Ох, ротмистр, лишними вопросами вы себя мучаете. Проще смотрите на жизнь. Государство… Что с ним сделается-то? А трон? Так ежели сидеть всё время, зад себе отсидеть можно. Утомили вы меня своими расспросами. Пойду, пожалуй. Может, ещё кого подстрелю. До свидания, ротмистр.
Император зашагал прочь по пустой улице.
– Постойте! – крикнул вслед Аркадий. – Стойте. Вы – не он.
– В смысле? – император обернулся, и на его лбу прорезались недовольные морщинки.
– Вы – не он, – покачал головой Аркадий, – не император. Он не такой.
– Ошибаетесь, молодой человек. Божьей милостью, мы, император и самодержец… Чёрт, постоянно забываю, как там дальше. Самодержец… В общем, не важно. Я именно тот, кто есть. Хозяин земли и Божий помазанник.
– А как вас зовут?
– Ну что вы такие глупости спрашиваете, ротмистр? Кто ж не знает?
«Действительно, все знают», – думал Аркадий, с ужасом понимая, что имя монарха совершенно вылетело из головы. На лбу выступил пот.
– Император чего? – произнёс Аркадий
– Ну как же? Империи.
– Какой?! – Аркадий был в панике: название империи он тоже не помнил.
– Так империя одна у нас, молодой человек, – в голосе государя послышалось раздражение. – И император один и Господь Бог один. Что вы глупости спрашиваете?
– Простите… – Аркадий потупился, а когда поднял взор, улица была пуста.
Возвращался он той же дорогой, которой пришёл. По крайней мере, он так думал. Хотел найти свои следы, но их не было. Он не оставил следы на снегу. Но дорогу помнил.
Страх пробирался в душу склизкими щупальцами. Но пугали не пустой город, не отсутствие жизни, не пространственные искажения, заточившие в свой плен, и даже не смерть, маячившая впереди. Страшно было от того, что разум забывал знакомые вещи. Аркадий уже не помнил лица супруги и детей, не помнил, в каком городе и в какой стране жил, забыл даже то, что делал на прошлой неделе. Прежняя жизнь улетучивалась, исчезала вместе с воспоминаниями.
Вдруг Аркадию показалось, что идёт он не по старому заброшенному городу, а по многолюдной улице. Мимо пролетали машины. Диковинные, с обтекаемыми кузовами, похожими на фантастические капсулы, они мчались по широкой проезжей части сплошным потоком, и не было им числа. А по тротуару шли люди, одетые не совсем обычно: короткие курточки, брюки непривычного покроя. Многие сторонились Аркадия, поглядывали на него с опаской, но большинство даже не замечало. А по обе стороны улицы стояли дома. Длинные, многоэтажные, они громоздились серыми утёсами и смотрели на прохожих сотнями окон. И тут страх настиг его окончательно. «Наваждение какое-то, – повторял про себя Аркадий. – Чертовщина». Хотел бежать, но понимал, что пути-то нет. Везде – одно и то же: шумящие дороги, огромные серые здания, толпы людей. Выхода не было.
А потом он снова оказался среди привычных руин. Вокруг, как и прежде, лежали развалины старого города, рос кустарник, и останки довоенных машин тихо ржавели под белым покрывалом.
– Ну как дела? – унтер-офицер Синичкин шагал рядом, усмехаясь сквозь усы. – Не заблудился?
– Что я сейчас видел? Кто это был такой?
– Думаешь, я тут, чтобы объяснениями заниматься? Сам должен понять – не маленький. Скажу только по секрету: никто его не помазывал.
Аркадий недовольно посмотрел на своего спутника, а тот хитро подмигнул.
– Оставь свои шутки, – буркнул Аркадий. – Лучше отведи обратно, как и обещал.
– Ладно. Далеко только ты забрёл. Ну ничего, скоро будешь дома.