Телевизионный аппарат с треснутой трубкой валялся среди обломков кирпичей и осколков керамической посуды. В углу стоял диван, засыпанный пылью и кусками штукатурки, рядом на витых ножках гордо держался шкаф с разбитыми стёклами. Остатки былого богатства, брошенного сбежавшими хозяевами, обречённо ждали своего часа. Этой квартире не повезло: половина её оказалась погребена под рухнувшими перекрытиям. На днях снаряд попал в крышу, раскурочив третий и четвёртый этажи и обвалив часть стены со стороны улицы. Но бойцов добровольческой армии это не беспокоило. Они заняли позиции возле окон так и ждали.
Матвей сидел, прислонившись спиной к стене. Самозарядная винтовка лежала на коленях. На поясе – подсумок, в нём – пять магазинов. Патроны были в дефиците, много не дали.
У соседнего окна притаился Крот. Этот щуплый паренёк в своей смешной кепке и не по размеру большом пальто выглядел не слишком-то воинственно, но и в его руках была винтовка. Ему тоже предстояло стрелять, и он тоже нервничал, хоть и старался не показать вида перед старшими товарищами. В другой комнате засели ещё двое. Остальные вместе с Зафаром, командиром отделения, находились в соседней квартире, в которую вёл стенной проломом. Разведка сообщила о приближении противника. Императорская армия прорывалась к центру. Бойцы готовились встретить неприятеля.
Три дня велись артобстрелы. Днём и ночью. Они никому не давали покоя, мучили, изнуряли. Матвей забыл, что такое сон, он не мог спать под этим адским грохотом. Артиллерия противника изменила город до неузнаваемости: распахала улицы, обрушила крыши и стены каменных строений, разметала деревянные бараки, жавшиеся друг к другу в тесных кварталах. То там, то здесь занимались пожары, доедая то, что не уничтожили взрывы, и каждый день гибли люди. Гибли не только бойцы народной армии, но и мирные жители. В основном, мирные жители. Матвей постоянно видел трупы на улицах и куски тел, слышал женский плач и крики раненых. Теперь он узнал, что такое ад.
Народная армия тоже несла потери. Насколько серьёзны они были, Матвею никто не сообщал. Но каждый день со стороны окраин ехали грузовики и бронетранспортёры, полные раненых и убитых. А тела горожан с улиц даже не убирали: свободных рук не хватало. И тела гнили. На третий день пошёл дождь, размыл эту гниль. Потоки воды с кусочками тел сливались прямо в подвал, где прятались от обстрелов бойцы второго взвода. И Матвей привык. Смерть стала обыденностью, у него больше не вызывали омерзение оторванные части тел, кишки и разлагающееся человеческое мясо, даже грохот взрывов он теперь переносил спокойнее. Он просто устал их бояться – на это не осталось сил.
А вчера утром, после очередного обстрела, имперские войска, наконец, вошли в город. Судя по обрывкам информации, которая доходила до Матвея, противник продвигался быстро, занимая квартал за кварталом, и плохо организованные ревбригады вместе с частями народной армии ничего не могли с этим поделать. Они всеми силами пытались сдержать врага, но несли тяжёлые потери и отступали вглубь города. А некоторые попадали в окружение и сдавались. Хотя находились и те, кто стоял до последнего, как на обувной фабрике на восточной окраине. Почти до утра продержались.
Весь вчерашний день грохотали пушки, а в небе над городом кружили огромные бронированные вертолёты, обстреливая дома, где засекали противника. Зенитки вели ответный огонь и даже умудрились сбить одну такую летающую махину, но это сильно помогло. Не прекратилась стрельба и ночью. И Матвей почти не спал, хоть усталость давила веки тяжёлой бетонной плитой: он ждал, что вот-вот роту поднимут по тревоге и бросят в бой, он готовился к смерти. Однако до утра ничего не произошло, да и утром тоже, а около полудня поступил приказ выйти на позиции.
Близился момент истины. Момент, которого Матвей ждал все эти дни. Он слушали винтовочную стрельбу, гремевшую на соседних улицах, и гадал, какой конец ему уготован. Как это произойдёт? Пуля, снаряд, осколок… «Лучше бы пуля, и чтоб побыстрее», – думал он.
Командование делало ставку на то, что противник ломился в город почти наугад, не имея полного представления об укреплённых позициях, организованных армией Союза. Продвигающиеся вглубь части нередко попадали в засаду и были вынуждены отступать и перегруппироваться. Вот и сейчас планировали зажать силы противника в клещи. Улица с высокими каменными домами по обеим сторонам хорошо подходили для этой цели. Стены крепкие. Продержаться можно долго, пули не достанут. А потом… Все знали, что потом – потом героическая смерть. Матвею было грустно. Он вспоминал свою жизнь, проматывал в памяти счастливые момент. Те баловали не часто, но тем ярче они сверкали среди серых грязных будней, тем тоскливее было расставаться с ними.
– Это ерунда, – тихо проговорил Крот. – Вот как нас в той деревне прижали, где мы миномётчиков взяли. Как начали долбить, думал – хана. Сержанта убило ракетой, нашего комвзвода сейчашнего контузило, мы с Зафаром кое-как его вытащили. А тут стены толстые, не достанут.
Матвей кивнул. Достанут. Рано или поздно достанут – он прекрасно это понимал. Да и Крот понимал, а потому сидел бледный как труп, стараясь своими словами себя же и успокоить в первую очередь.
Рык танкового двигателя возвестил о наличии неподалёку противника. Давил на нервы страшной неизбежностью. Пока ещё далеко, но вот он ближе, ближе... На соседней улице уже вовсю трещали пулемёты, хлопали взрывы – там шёл бой. А тут ещё нет. Тут ещё ждали.
Какие-то голоса на улице, почти под самыми окнами.
– «Клён три» приём, это «осина», зачисти дом с западной стороны, «клён пять», на тебе – восток. Внимательнее на окна.
Враг был уже тут. Матвей крепче сжал винтовку. Почему не стреляют, почему медлят? А в следующий миг раздался хлопок.
– В укрытие! Снайпер! – закричали внизу.
Пора.
Улица потонула в хаосе ружейно-пулемётной пальбы.
Высунувшись из окна, Матвей принялся быстро жать на спуск. Залязгал затвор, выплёвывая гильзы, приклад забил в плечо. Через соседнее окно стреляли Крот, а внизу на улице метались фигуры в тёмно-зелёных шинелях. Они пытались укрыться в ямах, что были теперь вместо дороги, но падали и катились вниз, застывая в лужах на дне. Другие отстреливались, но их тоже настигали пули. Из здания напротив вела огонь восьмая рота. Дом тот хоть и пострадал от снарядов, но по-прежнему являлся хорошим укрытием.
Что-то громыхнуло справа. Краем глаза Матвей заметил огонь и клубы дыма. Горел вражеский танк.
Затвор встал на задержку, Матвей, спрятавшись за стеной, сменил магазин и продолжил стрелять. Его накрыло странное чувство: смесь воодушевления и остервенения. Враги гибли, а он только радовался. Он хотел убивать, хотел воздать им за все свои беды, отомстить за товарищей, погибших на улицах, поквитаться за свою собственную смерть, которая была уже не за горами. Второй магазин закончился, Матвей перезарядил винтовку, хотел продолжить стрельбу, но тут раздалась команда: прекратить огонь.
Всё закончилось. Огромная воронка под окном давилась свежими покойниками. Зелёное сукно шинелей проглядывало сквозь грязь. Танк дымился. А в небе басовито рокотал винт вертолёта.
– Слышал? – спросил Крот. – За нами, что ли?
– Возмездие летит, – тихо и зло проговорил Матвей, – чтоб их черти в жопу драли!
Огромная туша летающего монстра плыла под серыми тучами, заходя на угол атаки.
– Отойдите от окон! – крикнул один из бойцов и бросился в коридор, вглубь квартиры.
Заработали автоматические пушки. Матвей пулей вылетел из комнаты. Снаряды долбили в стены, прошивая насквозь толстую кирпичную кладку, квартиру заполнили клубы пыли. Упав на пол, Матвей закрыл голову руками. Битое стекло и куски штукатурки захрустели под ним. Кровь побежала по щеке. Порезался. Люди что-то кричали вокруг.
Пушка умолкла. Трое сидели, прислонившись к стенам, кашляли. Сквозь пыль Матвей едва мог разглядеть, что происходит вокруг. Поднялся на четвереньки, стекло впилось в ладонь, он выругался, осмотрел свою чёрную от грязи руку, вытащил осколок. Вытер кровь о пальто.
– Крот где? – спросил молодой боец, выглядывая в дверной проём. Матвей подполз к нему на корточках и тоже выглянул: каска и бесформенная куча тряпья, засыпанная пылью – всё, что осталось от Крота.
– Что делать-то? – спросил Матвей, оборачиваясь к своим.
– Ясен хер, стрелять, – проворчал молодой боец.
– Наступают! – крикнули откуда-то снизу.
Все, кто остались, кинулись к окнам. Матвей высунулся, ища цель. Взрыв сотряс здание, Матвей чуть с ног не свалился. Грохнуло где-то ниже.
– Отделение на другую сторону, за мной! – закричал Зафара из соседней квартиры. – Они с Воздвиженской наступают. Быстрее!
Матвей побежал. Сквозь пробитую заранее дыру попал в соседнюю квартиру, а потом дальше – в угловую, где незнакомый пулемётчик вёл огонь через пролом в стене. Тяжёлый станковый пулемёт с водяным охлаждением плевал короткими очередями куда-то в сторону разрушенных артиллерией бараков.
– К окнам! – скомандовал бородатый сержант, отстреливающийся у пролома вместе с двумя засевшими здесь бойцами. – Противник атакует с северо-востока. Не дайте им высунуться. Сейчас наша артиллерия ударит.
– Патронов нет, – крикнул один из бойцов.
– На второй этаж спустись, там должны быть. Остальные – боезапас экономим! Не знаю, когда подвезут. А нам продержаться надо.
Матвей засел у окна рядом с Зафаром. Выглянул. Через руины наступала армия противника. Солдатики в тёмно-зелёных шинелях прятались среди груд обгорелых досок, стреляли в ответ. С соседней улицы колотил из крупнокалиберного пулемёта бронеавтомобиль. Пули выбили куски штукатурки и кирпичной крошки из стены рядом, Матвей пригнулся. Тут было по-настоящему опасно – не то, что уничтожать солдат, попавших в засаду. Но об опасности Матвей уже не думал. Надо стрелять – вот всё, что осталось в его голове.
Сержант не обманул: вскоре на квартал, где укрывался противник, начали падать снаряды. Матвей сел у стены напротив окна и ждал, когда закончится. И другие ждали. Только пулемётчик стрелял без устали.
И тут на севере гаркнуло тяжёлое орудие. В следующий миг мощнейший взрыв сотряс дом. Грохот рушащихся перекрытий заполнил всё вокруг, пыль поднялась плотной завесой. Люди кашляли, закрывали носы и рты. На миг Матвею показалось, что здание вот-вот развалится. Он поднялся, осмотрелся: там, где несколько секунд назад располагались пулемётчик, бородатый сержант и ещё двое бойцов, больше ничего не было. Угол дома обвалился, погребя их под собой. А рядом сидел Зафар и мычал от боли, зажимая кровоточащее плечо.
– «Император» идёт! – крикнул кто-то. – Прочь от стены!
Матвей выглянул в оконный проём. Вдалеке по развалинам ползло огромное стальное чудовище, сминая на своём пути обломки хлипких деревянных конструкций. Его десятидюймовое орудие смотрело прямо на дом. Казалось, ещё миг – и эта махина уничтожит всех. Не помня себя от страха, Матвей ринулся на лестничную клетку вслед за остальными бойцами. Куда бежать, что делать? Паника охватила разум. В ушах гудело, вокруг кричали люди.
– Отступаем! – сквозь этот хаос звуков пробился знакомый голос взводного. – Все, на улицу!
Матвей бежал вниз. Всего три этажа. Позади снова грохнул взрыв, снова дом вздрогнул. Но Матвей уже был во дворе. Радостное чувство наполняло душу: он покидал это проклятое место.
***
Ещё несколько дней назад Павлу было плевать и на город, и на добровольческую армию, и на революцию, а теперь расстраивался, что всё так вышло. Но с другой стороны, он чувствовал облегчение, ведь кошмар заканчивался. Это вторжение с самого начало было обречено на провал. Неужели партийные идиоты всерьёз рассчитывали столь жалкими силами сломить огромную империю? На что надеялись? К счастью, они решили не дожидаться, пока людей перебью, как слепых котят, сообразили дать команду к отступлению.
Другие бойцы переживали сильнее. Павел видел слёзы на глазах парней. И не удивительно: покидая город, многие прощались с мечтой о счастливом справедливом мире, с мечтой, ради которой они шли умирать, ради которой погибли их друзья. У кого-то даже родственники здесь жили. Уходить было больно. Но не всем. Кто-то, устав от войны, с радостью бросал полуразрушенные здания, ведь дома ждали семьи, хозяйство, жизнь. Но другие… Другие, казалось, желали умереть вместе со своими мечтами.
В соседнем дворе, что находился южнее, ждали бортовые грузовики и бронетранспортёры. Прятались за домами, чтобы не попасть под огонь вертушек, которых отчаянно отгоняли немногочисленные зенитки. Взвод сержанта Торопыгина засел в развалинах, прикрывая отход шестой роты. Ему помогал танк, окопавшийся там же, среди домов.
Второй взвод отступал. Бегом пересекли улицу и оказались в соседнем квартале. Он чуть меньше пострадал от артобстрелов, но и тут некоторые дом превратились в груды кирпичей и бетона. В машины грузили раненых. Первый взвод только что отъехал. Теперь была очередь Павла с его людьми. От его подразделения осталось менее тридцати человек. Среди них – несколько легкораненых. Тех же, кто не мог самостоятельно передвигаться, уже сложили в кузовах военных грузовиков.
Вместе со взводом Торопыгина остался Дьяк. Он сказал, что должен остановить «Императора». Павел не разрешил, но гранатомётчик не послушался и нарушил приказ. Ему было плевать. Он знал, что идёт на смерть, а Павел ничего не мог сделать. Ещё погиб Крот, и снайпер Юргис куда-то пропал. Никто его не видел после того, как вражеский танк начал бить по дому. Зафара ранило осколком в плечо.
Капитан Дрынкин и Жека находились возле колёсного броневика. Капитан о чём-то спорил со здоровым бородатым мужиком в гражданском. Рядом толпились ещё несколько парней в пальто. Все были при оружии – местные рабочие. Павел слышал, как они ругались.
– И ты всё бросаешь? – гневался бородатый мужик. – Вот так просто драпаешь? Да? Ссыкуны вы ебучие!
– Да мы что, с голыми руками пойдём? – орал капитан, яростно жестикулируя. – У них танки, блядь! Ты понимаешь, дурья башка? Танки!!! А у нас – ни хуя!
Жека сидел на подножке машины, приложив к уху наушники от радиостанции, что стояла у его ног.
– Пашка! – крикнул он. – Два «ящика» за поворотом в сквере. Давай быстро!
– Есть! – ответил Павел и велел своим выдвигаться.
За домами снова раздался чудовищный взрыв – «Император» разносил прямой наводкой здания, что и так уже походили на груды строительного мусора. Сверхтяж пёр напролом, и народная армия просто не имела средств, чтобы остановить эту махину.
Павел забрался во второй «ящик», залез последним, захлопнул за собой кормовой люк. За турелью сидел пулемётчик с сигаретой во рту.
– Все? – обернувшись, произнёс он сквозь зубы. – Никого не забыли? – а потом обратился к водителю: – Всё, Гришка. Погнали, ёпта!
– Крепче там держитесь. С ветерком поедем, – гнусавым голосом крикнул водитель.
Машины рванули вперёд, пронзительно рыча и завывая. Хоть двигатель работал на полную, «ящик», казалось, еле тащился. Павел не видел, что творится вокруг. Теперь он был заперт в тесной коробке вместе с дюжиной парней, умудрившихся втиснуться в десятиместный десантный отсек. Видел только лица напротив. Усталые, напряжённые. Зафар откинулся на спинку сиденья, сжав зубы – рука болела. Рядом сидел Матвей, держа меж колен винтовку. На щеке его засохла кровь.
Сквозь смотровую щель в борту было невозможно оценить картину в целом. Лишь побитые артиллерией дома проплывали мимо, да грязь чернела меж ним. А над головой плыли тучи, налитые свинцом и копотью. Небо тяжело и тревожно нависало над бренной землёй.
– Куда едем? – крикнул Павел.
– По Преображенскому мосту на тот берег, – объяснил водитель, – а дальше – через металлургический комбинат и Волдыри. У реки можно выбраться к руинам, там коридор держат. Успеть бы только.
– Успеем! – воодушевил Павел. – Все успеем. Иначе нельзя.
Впереди стреляли. Машина резко затормозили.
– Что случилось? – забеспокоился Павел.
– Да там, сука, не пройти. Другой улицей поедем, – объявил пулемётчик.
Дали задний ход. И тут впереди грохнул взрыв.
Бойцы занервничали, один даже порывался высунуться из-за борта, но его удержали.
– В первого уебали, – крикнул пулемётчик, выплюнув окурок и разворачивая турель в бок. Короткие очереди забили по ушам, зазвенели гильзы об пол. Люди были напряжены до предела, но кроме как сидеть, ухватившись за винтовки, сделать ничего не могли. Все понимали – одно попадание, и «ящик» превратится в братскую могилу.
– Всё нормально, первый едет, – крикнул Гришка-водитель. – Мимо, видать.
Ещё один взрыв раздался совсем близко. Пулемётчик выругался, «ящик» развернулся на месте, заскрежетав гусеницами по асфальту, и снова рванул вперёд на всех парах.
– Сука! Чуть в засаду не попал, – негодовал пулемётчик. – Да они и сюда уже прорвались. Ещё чуть-чуть, от моста отрежут на хер. Быстрее, ёпта!
– Хули орёшь? Доедем, – огрызнулся Гришка. – Через два квартала – мост уже. А там – рукой подать.
К деревне Волдыри, что была на полпути между городом и рубежом, пробились с трудом. Дорогу заполнила техника, образовав огромную пробка. Говорили, дальше не пускают. Водители «ящиков», однако, не смутились, рванул прямо по полю, объезжая многочисленные грузовики с раненными, с продовольствием и снарядами.
Здесь не стреляли, вся стрельба и взрывы остались далеко позади. Когда выбрались за город, Павел вздохнул с облегчением. Казалось, впереди ждала свобода.
Но не тут-то было.
– Все чота стоят, – сказал озадаченно водитель. – Чо за хрень?
Оба «ящика» затормозили. Павел открыл люк и выбрался наружу. Под ногами шелестела трава. Он увидел поле, простирающееся до горизонта на запад, а с юга ограниченное лесополосой. За лесополосой стреляли. «Ящик» остановился недалеко от длинной избы с пристроенным амбаром. Рядом застыли с выключенными двигателями гусеничные артиллерийские тягачи с пушками на буксире, несколько бронетранспортёров и пара старых танков. Орудийные расчёты, водители и танкисты что-то бурно обсуждали возле машин. Вся деревня была полна народу – солдатами народной армии и рабочими, решившими покинуть город. Сквозь людской гомон и гул двигателей доносилось надрывное мычание коров. Кудахтали курицы, лаяли собаки, блеяли овцы.
Осмотревшись, Павел подошёл к Гришке и потребовал связаться с ротным командованием:
– Ты же частоту знаешь? Ну вот. Вызови капитана Дрынкина.
Попытки успехом не увенчались.
– Пусто в эфире, – пожал плечами Гришка.
– Пробуй ещё раз.
– Да я уже сколько пробую! Говорю, нет там никого. Может, рация сломалась. Может… – тут он замялся, – может, ещё какая хуйня.
Что могло произойти, было и так понятно. «Неужели, не выбрались?» – мысль эта словно ледяной водой окатила. Велев водителю не покидать машину, Павел побежал к группе водителей и танкистов.
– Чего стоим, мужики? Почему не едет никто? Коридор есть? – спросил Павел.
Ответил пожилой танкист с длинными, свисающими вниз, усами.
– Нет прохода, товарищ, – развёл он руками. – Стоим, не туды и не сюды. В кольцо взяли нас. Вчера ещё была дорого, а сегодня нету. Нашинские-то чегойто соображают. Авось, сообразят. Тока командования нету.
– Как нету? – удивился Павел.
– А так. Уехали все. С утреца ещё, когда можно ещё было. Вот мы ждём, собираемся. Сейчас побольше техники наедет, так мы ударим. Вот ты, сержант, поедешь с нами? Сколько человек у тебя.
– А куда ж деваться. Пара десятков боеспособных солдат, два «ящика».
– Мало. Ждём ещё людей. Ща если через полчаса никого не будет, как есть, двинемся.
Новости оказались нерадостными. Павел сообщил своим парням о ситуации. Видел, как погрустнели лица.
– Ничего, мужики,– махнул рукой Хомут. – Двум смертям не бывать, одной не миновать. Чего нос повесили?
Бойцы продолжили болтать. Те, кто ехал в первом бронетранспортёре, рассказывали, как их чуть было не подбили. А Павел отошёл в сторонку, достал пачку сигарет, которой он разжился на днях (к самокруткам он так и не привык), закурил. Хотел подумать о жизни и о том, что делать дальше. Все планы шли коту под хвост бодрым шагом. Казалось бы, бой пережили, из города выбрались, а тут – на тебе! Окружение.
– Что думаешь, товарищ взводный сержант? Хана нам всем? – Матвей стоял рядом и смотрел на поле, что расстилалось перед взором желтовато-охристым ковром.
Павел пожал плечами.
– Не знаю, посмотрим. Говорю же, сейчас техника подтянется, будем прорываться.
Достал пачку сигарет:
– Будешь?
Матвей покачал головой:
– Не курю.
– Правильно. Здоровый образ жизни – это хорошо. Сам бросал раза три – так и не бросил: нервы как-то надо успокаивать.
– И для чего всё было? В толк не возьму, – как бы размышляя сам с собой, произнёс Матвей. – Неужели сразу не поняли, что сюда лезть – гиблое дело.
– Да всё понимали. Не думали, что так быстро противник силы стянет. Мне Жека рассказывал, что раньше, чем через месяц, ответного удара не ждали, – тут Павел прислушался: где-то вдали раздавался рокот винтов. – Слышишь?
– Вертушки. Далеко, – сказал Матвей.
Однако звук этот нарастал с каждой минутой, а вскоре над горизонтом повисли три точки. Они стремительно увеличивались в размерах.
– Воздух! – крикнул Павел, оборачиваясь к своим – Приготовиться! Встаньте за пулемёты! Остальные – на землю!
Люди заметались. Пулемётчики вскочили за турели, остальные ринулись в укрытия: кто за машины спрятался, кто побежал к избам, кто залёг прямо в поле. За домами рваной трескотнёй залилась зенитная установка. В ответ загремели вертолётные орудия, накрыв деревню плотным огнём. Несколько машин тут же прошило навылет, один тягач загорелся. Щепки летели от деревянных построек, разносимых двадцатимиллиметровыми автоматическими пушками. Павел и Матвей укрылись за ближайшим бронетранспортёром. Павел видел, как нескольких человек, не успевших спрятаться, буквально разорвало на куски, кого-то достало за машинами. Орал раненый.
– Накрыли нас!– крикнул кто-то. – Бежим!
Идею мигом подхватили все, кто оказался поблизости. Зарычали двигатели. Уцелевшие машины ринулись в сторону лесополосы, за которой ждала свобода. Или смерть.
И тут Павел понял, что тянуть больше не имеет смысла. Теперь важно лишь одно: спасаться. Уйти отсюда как можно дальше и как можно скорее.
– Второй взвод! – крикнул он, поднимаясь с земли. – По машинам!
Гришка-водитель завёл «ящик». В это время все, кто был поблизости, попрыгали в открытый десантный отсек, Павел забрался последним уже на ходу. Запирая за собой люк, он видел, как над деревней пролетает огромная туша вертолёта, и как бронетранспортёр, что тронулся следом, остановился, прошитый в который раз очередью. За его турелью, вместо пулемётчика краснели кровавые ошмётки.
– Гони! – кричал Павел водителю. – Быстрее!
«Ящик» набирал обороты.
***
Машина мчала вперёд, натужно завывая двигателем. Вокруг грохотали взрывы. Матвею было страшно. Да и всем было страшно. Думали, что вот уже прорвались, спасение близко, только рубеж пересечь – и всё закончится. А нет! Не тут-то было! Пока ехали по городу, попали под обстрел. А потом ещё и у Волдырей вертушки начали поливать огнём. Матвей вместе со взводным сержантом и ещё шестью бойцами успели в залезть «ящик». Каким-то чудом выехали. Опять смерть стороной обошла. А ведь снаряды прямо над головой свистели.
Теперь предстояло пересечь рубеж. «Ящик» трясло на ухабах, старый мотор верещал как проклятый, машина гнала изо всех сил, но как же это было медленно! А рядом раздавались взрывы. То и дело осколки били о броню, а на головы бойцам летели комья земли. «Много ли эта консервная банка выдержит?» – задавался вопросом Матвей. Он каждый миг ожидал удара, который положит конец его существованию. На лбу выступил пот. Остальные тоже нервничали. Только взводный, да Емеля Хомут сидели сосредоточенно и спокойно, удивляя Матвея своей выдержкой.
– Ещё немного, мужики! – кричал пулемётчик за турелью. – Я дома вижу. Жми, Гришка!
Пулемёт долбил над самым ухом, лязгал затвор, гильзы сыпались на пол и скакали, как блохи, от дикой тряски. «Когда же это всё закончится!» – хотел кричать Матвей, ибо сил выносить такое напряжение уже не осталось. Но пытка не заканчивалась.
И тут – звонкий удар. Крики. Салон затянуло дымом. «Ящик» остановился. Сквозь сизую пелену, от которой глаза заслезились, Матвей видел пулемётчика. Он вопил как резаный. Его нога. Кажется, её не было на месте. А бойцы рядом – один за лицо держится, другой за руку. Зафар весь в крови. Молчит. Здоровяк Хомут, что сидел около турели, куда-то пропал. В обоих бортах – дыры. Матвей был в растерянности. Он не понимал, что случилось. Вообще ничего не соображал.
Машина не двигалась. Взводный возился с кормовым люком, пока тот не распахнулся, а затем Матвей ощутил, как его схватили за пальто – и он оказался снаружи.
– Беги! – крикнул взводный, и Матвей побежал. Впереди виднелись развалины бревенчатых домиков. Там – спасение. Так он решил для себя. И он летел туда со всех ног. Под новенькими сапогами чавкала грязь. Сапоги натёрли пятки, но эти мелочи не сейчас не стоили внимания. Страх смерти был сильнее. Взводный, шумно дыша, бежал рядом. Матвей обернулся: позади – никого, «ящик» заволокло дымом, и огонь пляса на моторном отсеке.
Несколько раз Матвей поскальзывался и падал, но вставал и бежал дальше, стараясь не отстать от взводного. Это было непросто: кругом – ямы и рыхлая земля. Тяжко. Лишь мысль о спасении, что маячило впереди чёрными развалинами, давала силы.
Когда добрались до развалин, побежали медленнее, да здесь и не получилось бы быстрее: дворы заросли травой и кустами, приходилось местами продираться сквозь них и обходить груды досок и частично завалившиеся заборы. Матвей обессилел. Лёгкие разрывало на части, ноги запинались обо всё подряд.
– Стоп, – объявил запыхавшийся взводный, останавливаясь возле очередной опустевшей избы. Его тут же накрыло кашлем. – Дерьмо… Передых. Кажется, ушли. Только тихо, не шуми. Противник может быть близко.
Матвей завалился на траву, сплюнул накопившуюся мокроту. В глазах темнело. Ещё бы чуть-чуть, и совсем упал бы без сил. На севере гремела стрельба.
«Ушли, – пульсировала в голове мысль. – Да неужели? Или нет? Да сколько же это может продолжаться…»