Мое тело – тюрьма

Глава 23 Униженные и оскорбленные

Восьмое марта очень удачно выпало на пятницу, так что Кира решила поехать к родителям и о билетах позаботилась заранее.

В четверг в группе их с «международным женским днём» поздравили парни, только всё равно «не угодили» девчонкам.

— У нас для вас есть подарки, — радостно сообщил Домнин после последней практики, когда осталась только их группа. — Но мы решили, что будет как в Новый год: пусть каждая из вас выйдет и стишок расскажет, песенку споёт или сказку расскажет за свой приз.

— Мы что вам, клоуны какие-то, песенки вам петь, развлекать? — процедила Катя Лузгина. — Я вот не собираюсь тут позориться.

— Да ладно, — попыталась сбить сгустившееся напряжение Кира. — «Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье»! Давайте мне подарок!

Домнин отдал ей коробку конфет-ассорти, перевязанную бантиком.

— Вот видите, ничего сложного, — улыбнулась Кира девчонкам, но Катя уже закусила удила и, скривившись, вышла из кабинета. За ней потянулись её подружки: Ольга, Наташа, Таня и Света.

— Ирина? Может, ты? — с надеждой спросил Домнин, который явно расстроился из-за реакции девчонок.

— Да я только из школьной программы стихи помню, — смущённо протянула Ирина, покосившись на Сашу, с которым встречалась, и после некоторых уговоров зачитала первые два четверостишия из Пушкинского «Буря мглою небо кроет…»

— А я только песенку «В лесу родилась ёлочка» знаю, — сказала Оля Спелова. Пришлось парням слушать, зато все подпевали.

— А я можно тоже из школьной программы расскажу? — спросила Маша и рассказала «Уж небо осенью дышало» Пушкина.

Домнин попереглядывался с парнями и постановил:

— Ну, раз девчонки не захотели получить свои подарки, может, кто-то ещё песенку споёт и стишок расскажет за приз?

— Ну давай, я, — вызвалась Кира. Парней, которые может и глупость придумали, но зато от чистого сердца, было жаль, так что захотелось их рассмешить и порадовать. — Над седой равниной моря, гордо реет… жирный пи́нгвин… Он и сам уже не помнит, как сумел с земли подняться, — начала она декламировать старый прикольный стишок, который увидела как-то на открытке и переписала себе. Запомнился влёт. Гораздо легче, чем Горьковский «Буревестник». Кира потом даже дописала этот стих, развив тему, так что в её исполнении он был в полтора раза длинней.

Когда она закончила декламацию, парни даже зааплодировали, Кира сделала шуточные поклоны и послала воздушные поцелуи. Навалилось воспоминание, как в одиннадцатом классе они играли в школьный КВН и она отыгрывала роль «безумного поэта», который всё время рвался рассказать стихи про школу, а её постоянно «гоняла» ведущая.

— А ещё что-то можешь? — как будто с надеждой спросил Щебняков.

— Могу, — пожала плечами Кира.

— Вот тебе конфеты за твоего пингвина, давай ещё рассказывай, — потребовал Домнин.

— Могу про дыбру рассказать.

— Что за дыбра? — спросил Игорь Морозов, создав нужную реакцию, и Кира с усмешкой продолжила:

— Дыбра это такое животное в дебрях тундры, вроде бобра, выдры и гидры, враг кобры, друг пудры и цедры, она бодро тибрит ядра кедра в вёдра и дробит добро в квадры, чтоб потом снимать кадры про то, как щедры тундры недра. Вот, кто такая дыбра, — на одном дыхании ответила Кира, вызвав у большей части своих слушателей круглые глаза. Когда-то она услышала скороговорку про эту дыбру и тоже немного её дополнила и выучила.

В итоге получился почти «мини концерт»: Кира рассказала ещё большой юмористический стих «про рекламу», который читал Ян Арлазоров:

— Над шестою частью суши гордо реет «Марс» противный с толстым, толстым шоколадом. В шоколад напихан сахар и шмоток густого меда, чтобы части этой сласти застревали меж зубами, разъедая слой эмали на зубах Российских граждан… Боли! Будет много боли!

Забавно было, что большинство этих стихов Кира выучила как раз для того, чтобы «получить подарок» от Деда Мороза: в компании, в которой они отмечали Новый год с родителями, было принято после двенадцати переодевать Деда Мороза в мамин халат и шапку и обязательно звать «бородатую Снегурочку» в лице дяди Васи с кокошником на лысине, читать стихи, рассказывать анекдоты, петь песни «за подарок», которые скидывали в большой холщовый мешок, а Кира подчас «отрабатывала» и за себя, и за семью, бывало, что и по два-три раза, так что на всякий случай учила что-то прикольное новое и старое не забывала.

В итоге в общагу ушла Кира с четырьмя коробками конфет, ещё по одному стиху вспомнили Ирина и Маша. Впрочем, когда Кира зашла в «813» комнату и попыталась отдать Кате и остальным конфеты, девчонки гордо отказались. Ещё и дополнительно возмущались тем, что парни их не уважают, заставили фигню делать перед всеми и тому подобное. Кира подумала, что нисколько не почувствовала себя униженной или оскорблённой, но промолчала. Правильно на НЛП говорили: если не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней.

Кира на какое-то мгновение задумалась, куда деть столько конфет, которых она, по сути и не ест, но вовремя вспомнила, что теперь у неё есть универсальный подъедатель любых сладостей — Кирилл.

Приехав домой, Кира обсудила с мамой то, что вспомнила про бабушку.

— Я же всё время её оправдывала, думала, что старый человек, больной, — вздохнула мама. — Поначалу особенно. Она просто была возраста моей бабушки, хотя так подумать, не такая и старая. Просто папа твой самый младший, Альбина, считай, всего на пару лет младше моей матери. И я молодая была… Двадцать лет. Не знала даже, как реагировать, что говорить. Да и впервые с чем-то подобным столкнулась, и никого из родных и друзей вокруг. У нас возможность была остаться по месту учёбы, отцу твоему хорошую должность предлагали, он же с первого курса работал. Нет, поехали сюда, к матери. Как привязан был. Хотя они и не общались вообще. Вспомнить странно, как всё было.

— И что было? — спросила Кира.

— Разное. Вот приехали мы сюда, вроде как на каникулы, знакомиться, у меня красивый полушубок был, светлый, мама где-то через знакомых достала, и бабушка твоя на следующий же день мой полушубок надела, чтобы дрова таскать. Весь изгваздала в смоле. А с вещами-то не шибко разбежишься. Я даже выйти из дома не смогла. И уехала чуть не в старой фуфайке, которую твой отец найти смог. Он только мне твердил «не обращай внимания, она просто старая».

— Да уж… Надо было настоять, чтобы вы не возвращались, — хмыкнула Кира.

— Не знаю, вышло ли бы, — пожала плечами мама. — Раньше же распределяли. Так что вот вроде твой папа говорит, что мы остаёмся, ему работу предложили, а потом распределение и… сюда. Оказалось, он в какой-то последний момент отказался от должности и попросился домой к матери больной его отправить. И его отправили. А мы же уже женаты были, куда муж, туда и жена, да я уже тобой беременна была, ты в апреле родилась, за пару месяцев до нашего выпуска. А жили в том доме… и это был вообще кошмар. Она меня к тебе не подпускала. Говорила, что я грязная… что нельзя мне к ребёнку. Я спала в прихожей на продавленном диванчике одна, на сквозняке, ты в кроватке посреди дома, а твой отец в кровати в дальней комнате. Я вся и простывала, и всё… как будто так и надо. Даже сказать ничего не смела. Даже не знаю — почему.

— Она… она меня вампирила, — сказала Кира. — Я это вспомнила.

Мама сжала её руку.

— Может быть, она всех вокруг вампирила. Знаешь… Я, когда мы сюда переехали, заболела. Падала на ровном месте. Силы как будто сами собой исчезали. Просто падала на ватных ногах. В больницу пойду, мне уколов наставят и ничего найти не могут. Здорова полностью. Месяц пройдёт. Падаю. Полностью прошло только после того, как она заболела… А у тебя… многое прошло только после её смерти. Как отрезало.

— По поводу её смерти… — Кира вдохнула побольше воздуха. — Это я её прокляла. Я… Она меня побила, и я так разозлилась. Чернота подступила, и я на неё всё выплеснула. И она заболела.

— Кира, — мама крепко обняла. — Не проклинала ты её. У тебя силёнок бы не хватило, малыш. Скорее ты заблокировала ей всё… она вампирить больше не смогла, вот и…

— Ты так думаешь?

— Думаю, — улыбнулась мама. — У меня же тоже с этой «падучей»… просветила одна на работе. Рассказала, что тут особое место и каждый второй колдун. Люди тут злые, чернота эта… У них же и в семье все злющие. Всем завидовали. Рады гадости ближним сделать и даже родных не жалели. Со свету сживали. А так никто не верит. Бабушка твоя уважаемый человек в городе: учительница, с образованием. Сколько народа выучила. А то, что она ходила про меня гадости всем рассказывала… Ой, и вспоминать не хочу.

— И что с той знакомой, которая тебе про всё рассказала? — поинтересовалась Кира.

— По её совету я начала булавки носить и тебе делать, правда, бабушка твоя всё с тебя снимала да в печи сжигала. Но мне полегче стало. А тебя я пыталась защитить, да вот… от отца твоего помощи не было, у него одно что «не обращай внимания» и он… ни на что не обращал, а как не обращать… Я у неё кем только ни была, и колдунья, и гулящая, и… Мне ребёнок, когда заговорил, первое, что сказал «мама, ты — гадина».

— Хорошо, что вы из дома того съехали, — сглотнула Кира.

— Это тоже я… Отец твой и слышать ничего не хотел про общежитие, раз дом у матери есть. Это я пошла к его начальнику и час проревела в его кабинете, про свою жизнь рассказывала. Готова была уже тебя хватать и уехать обратно к родителям. Дали нам общагу, большую хорошую комнату, как у тебя размером. А потом и однокомнатную квартиру, и трёхкомнатную смогли получить, разменять. Но и здесь она смогла нагадить… Из той комнаты всё и шло, где она лежала те полгода. Хорошо ещё, я детскую смогла отстоять, она всё хотела с тобой лежать.

Киру передёрнуло. Она помнила, что за всё время ни разу не пошла в ту комнату «к бабушке», хотя та звала, но мама не настаивала и она упёрлась.

— Ты про всех этих «полтергейстов», которые здесь водились? — спросила Кира, вспомнив детство уже без бабушки, но зато…

На фотографиях порой отображались «человечки» и странные тени, похожие на силуэты людей, в коридоре слышались шаги, словно там кто-то ходил. А туалет…

— Я в шоке была, когда выпытала у тебя, почему ты так в туалет ходить боишься, — словно прочитала её последнюю мысль мама. — Что кажется, будто старушечьи руки схватят. Мне же то же самое мерещилось. Не говоря уже о том, что мне ребёнок из поездки в другой город не сувениры привёз, а первым делом святой воды полную сумку.

Кира хмыкнула. Когда ей было десять, с кружком рисования они ездили на несколько дней в соседнюю область, в основном потому, что там был завод, где производили беличьи кисточки на всю Россию, которые до их городишки даже не доходили, также там была бумажная фабрика и производили хорошие акварельные краски, не «Нева», конечно, но и не совсем «сухие пластмассовые квадратики», продающиеся у них, которыми невозможно рисовать. Они закупали материалы, а также сходили в цирк, в несколько музеев и побывали в нескольких церквях, которые на тот момент начали везде восстанавливать. Тот собор имел свой источник, откуда люди ведрами, банками и бутылками набирали святую воду, она была очень вкусной и очень долго не портилась — как сказала экскурсовод, потому, что в воде много серебра.

Тогда они обработали и обрызгали той святой водой всю квартиру, а позже мама познакомилась с несколькими экстрасенсами, которые наперебой сказали, что в их квартире открыты проходы в тонкий мир и тут ходят разные сущности. Поэтому и кошмары снятся, и шёпотки, и звуки шагов в тишине слышны. И свечи чёрным пламенем коптят, когда в угол их подносишь. А они: мама, Кира и Нюха — с очень привлекательными аурами для «питания», их с удовольствием могут пытаться «вампирить», поэтому надо как защищать свой дом, так и закрывать возможность пить свою энергию.

Научили их самих всё «закрывать», и Кира и в других местах, где оставалась ночевать, обычно выполняла этот ритуал: мысленно на каждую плоскость возводила серебряные кресты, сначала на стены, потом на все двери мебели, двойные, а то и тройные — на зеркала, так как зеркало — естественный «проход» для любых сущностей. На двери и окна — тоже отдельно, а ещё очерчивала мысленные круги вокруг постели.

Постепенно тот «проход» сдвинулся в соседнюю квартиру, хотя поначалу защиту ломали раз за разом. Кира помнила, как очень удивлялась сломанным и разбитым крестам, которые она до этого представляла. Приходилось всё убирать и заново «воображать». Подумалось, что в общаге она ничего «особенного» не почувствовала, возвела защиту один раз и больше о ней не вспоминала, поскольку думала, что этого хватит от всякого «залётного».

После этого разговора с мамой Кире стало как-то полегче. Выходные быстро пролетели, снова началась учёба, танцы, клуб психологии и новая ступень тренинга НЛП, которая прошла с пятнадцатого по семнадцатое марта. Они всё больше углублялись в «программирование», понимание и работу с нейрологическими уровнями. Также Кира принесла и отдала Эльмире Михайловне все блок-схемы техник, которые они прошли за первые три уровня.

А перед следующими выходными Кирилл спросил Киру, не хочет ли она приехать к нему в гости.

— В гости? Как-то напряжно… А где я буду ночевать и вообще… — спросила она.

— Ты можешь приехать на один день, — предложил Кирилл. — У нас первая электричка около девяти утра, в половину одиннадцатого уже будешь у нас на вокзале. Я тебя встречу, мы погуляем. У нас же и музеи, и церкви, и пещера туристическая. Туда сходим, а вечером обратно вместе поедем со всеми.

— Ну, так вообще можно, — подумав, согласилась Кира. — А кстати, у тебя мама кем работает?

— Она была учительницей, — сказал Кирилл, неприятно напомнив о бабушке. — Но сейчас уже пару лет в милиции работает.

— О… Неожиданная карьера, — хмыкнула Кира. — В принципе, я согласна. Я приеду.

Теоретически, можно было и не заходить в гости к Кириллу, если весь день гулять. Сейчас были и кафешки, где можно перекусить и сходить в туалет, и вообще. Обрадованный Кирилл поцеловал её на прощание и в четверг уехал домой на выходные: была как раз чётная неделя.

В субботу Кира собралась в поездку: взяла с собой фотоаппарат с новой плёнкой — хотелось пофотографироваться с Кириллом в его «супер-красивом старинном купеческом городе», — кошелёк с деньгами, документы, записную книжку с телефонами-адресами — на всякий случай, а ещё колоду карт, — и рано утром в воскресенье села на электричку.

Как по заказу, стояла прекрасная тёплая солнечная погода, подсохли все лужи и весенняя грязь, а ещё как раз закончились школьные каникулы и в той же пещере должно было быть свободно. Кира помнила, что классе в восьмом они со школой ездили сюда на экскурсию. Но ехали на автобусе больше девяти часов. Расстояние от их городка до города Кирилла было немаленьким, а автобус тащился не быстрей пятидесяти километров в час. Нескольких детей начало тошнить… Приехали они все уставшими и вымотанными, поэтому как-то ничего особо не запомнилось, кроме того, что Кира в первый раз там видела иностранца, который в первый раз, похоже, видел снег. Взрослый мужчина счастливо ржал и катался по снегу и затмил собой все остальные впечатления от поездки.

В электричке было пусто, а билет был просто на вход — без мест, так что Кира прошлась по вагону и подсела к ещё одной девушке, познакомилась и предложила поиграть в карты, чтобы скоротать дорогу. Они действительно очень быстро доехали.

Кира вышла на железнодорожном вокзале и оглядела пустой перрон. Кирилла не было.

— Ждать бесполезно. Он не опаздывает. Он забыл про тебя, — подсказал Грим.