Космопорт

Глава 31 Гонка за результатом

22 сентября, среда, время 12:10.

Боинг-737, рейс Москва — Байконур.

— Виктор Александрович, а где я жить буду? — Дробинин, сидящий рядом, будто спохватывается.

Меня этот вопрос радует. Человек сначала ринулся за перспективой на горизонте и только затем интересуется бытом. Такую увлечённость надо приветствовать, но как пропустить прекрасную возможность для троллинга? О нет!

— Не волнуйтесь, Сергей Васильевич. Палатку в степи мы вам поставим. Даже с буржуйкой. Топиться, правда, кизяком придётся. Особенности географической зоны, знаете ли. Лесов нет.

Некоторое время любуюсь ошарашенным видом соседа, потом не выдерживаю, захожусь в хохоте. Чирикающие поодаль Кира и РИА-Оля оглядываются.

— Виктор Александрович, я же серьёзно…

— Самое лучшее для вас — устроиться в общежитии гостиничного типа. У нас есть двухкомнатные номера. Наиболее удобное для вас.

— А квартиру нельзя?

— Можно. Только зачем? Больше двухкомнатной я вам не дам. Да и ни к чему одному-то. А вдруг приедет семья?

— Не приедет, — вздыхает. — Наверное.

— Вот видите! Сами говорите: «наверное». Ну а вдруг, допустим, разведётесь и снова женитесь? Опять переезд. А два переезда равняются одному пожару. К тому же одинокому человеку в гостинице тупо удобнее. Столуетесь там, готовить самому не надо. Хотя общая кухня на этаже есть. Бельё централизованно меняют. Горничная уборку сделает. Чем плохо?

Задумывается.

— Дорого, наверное.

— Нет, Сергей Васильевич, не дорого. Жизнь на Байконуре дешёвая. Ну уйдёт у вас треть зарплаты на гостиницу, и что? Или половина, если кормиться там будете.

— Кстати, какая у меня зарплата?

Опять он меня радует. Сначала согласился и только после спрашивает.

— На месяц испытательного срока — не огорчайтесь, порядок для всех один — восемьдесят тысяч. Обычно меньше платим, но вы в ранге руководителя среднего звена. Затем начнёте тренировки в отряде космонавтов, пойдёт курсантская стипендия в сорок тысяч.

— А если всё-таки на квартире буду настаивать? Готовить я умею, это несложно. Сварил борщ, котлеты — на три дня хватит.

— Хотите квартиру, будет квартира, — морщусь от нецелесообразности, но соглашаюсь. — Только учтите, что жить вам в ней не больше года. Потом вашим домом космический корабль станет.

— «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне ордер, я согласен на отель», — вдруг заявляет Дробинин, теперь ржём вместе.

Дробинин.

На самом деле я его проверял. На вшивость. Вернее, прощупывал, насколько глубока его заинтересованность во мне. Отплатить за шуточку о палатке в степи тоже хотелось.

Стиль общения в Агентстве подкупает мгновенно. Знал бы раньше, ни секунды бы не сомневался, ехать к ним или нет.

В аэропорту встала проблема упаковки моих личных железок. С печкой-то сложностей нет, этим специально занимались. Работник аэропорта потребовал всё закрепить.

— Греметь будет, но это-то ладно, — придрался мужик в форме, — искру может вышибить, вылететь из ящика и ударить в корпус. Разгерметизация, повреждения проводки, тяг… вам это надо?

Нам этого не надо, а самолёт отправляется через час.

— Стойте тут, никуда не уходите, — заявил Гена, водитель Колчина. — Дядя придёт — порядок наведёт.

Что задумал, говорить не стал. Вернулся через полчаса с длинным куском полиэтиленовой плёнки и баллончиком монтажной пены. Под одобрительным взглядом аэропортовского инспектора приступили к работе под командованием Гены.

Тот уложил на дно печного бака конец плёнки и пшикнул пеной. Только когда он накрыл вспухающую массу полотном плёнки и потребовал мои железки, до нас, недоумков, начала доходить его идея. Гена укладывал инструменты на плёнку, которая под действием пены мягко обнимала всё уложенное. Плёнка ещё раз заворачивалась и накрывала мои гаечные ключи, отвёртки и прочие милые мужскому сердцу железяки. Снова порция пены, которую закрывает плёнка, готовая принять следующую порцию разнообразного инструмента.

Влезли даже кейсы с шуруповёртом и болгаркой. И прочие ящички. Заполнили чуть больше половины бочки. Гена для комплекта беспардонно запихал туда тюк с моей зимней одеждой.

— Вот так, наука! — победоносно заявил водитель по окончании упаковочно-погрузочных работ. — Это вам не диссертации писать, тут думать надо.

Не только мне показалось это обидным. Колчин явственно набычился и стал сверлить водителя огнестрельным взглядом. Не чуя угрозы, Гена продолжал разглагольствовать:

— Интеллигенция! Руками работать совсем разучились!

— Да как ты смеешь! — с угрожающим видом Колчин надвигается на Гену. — Двух кандидатов наук вздумал поучать? Я тебе сейчас покажу, как я руками работать не умею! Всю зарплату на лекарства отдашь! Зина! Обходи его слева, не дай уйти!

Водитель трусливо спрятался в кабину микроавтобуса. «Разгневанный» Колчин стоял рядом и разорялся:

— Я тебе покажу, как в присутствии начальства «думать надо»! Забыл, как я в детстве вас гонял?

— Шеф, — раздался робкий голос, — ты меня никогда не гонял. Я всегда за тебя был.

— Да? — подозрительно щурясь, Колчин начал медленно «остывать». — Смотри у меня.

Только в этот момент я позволил себе засмеяться.

23 сентября, четверг, время 09:25.

Байконур, ЦУП Агентства.

«Вимана» благополучно ушла на сближение с «Обью», «Симаргл» уходит в первый нырок, «стакан» успешно взорван во время запуска двигателей «Симаргла». Всё штатно и блаженно скучно. Всегда бы так.

С предыдущего запуска апробируем новую схему. «Стакан» максимально облегчили, переведя его в разряд одноразовых изделий. В конце своей работы он стал не просто сниматься с «Симаргла» как чехол, а отбрасываться реактивной струёй. Пятнадцать метров от сопел «Симаргла» до края «стакана» вроде немного, но дополнительный импульс заметен. На этих полутора десятках метров ракетная струя отрабатывает на двести процентов. «Стакан» и ракета взаимно отталкиваются. При этом «стакан» безнадёжно разрушается. Меньше забот наземному персоналу. Секретность не страдает, в одноразовом варианте нет необходимости в антиводородном покрытии. А больше там ничего тайного нет.

Сделано ради одной и главнейшей цели — поднять грузоподъёмность. Это плюсом к тому, что «стакан» разгоняет «Симаргл» не считанные секунды после выхода из тоннеля, а десятки секунд.

Изменение режима работы — в копилку мер для максимального ускорения сборки ОБ. Старт немного удорожается, зато вырастают частота запусков и грузоподъёмность.

Тот позавчерашний запуск я пропустил, 21-го числа в Москве был. По графику, к которому мы стремимся — промежуток между стартами тридцать шесть часов, — должны были вчера вечером запустить. Но как говорил один персонаж из культового советского фильма о краже невесты: «Торопиться не надо, торопиться не будем».

Пока не будем. Если только по чуть-чуть. Сегодня, например, тоннель выстрелил «Симарглом» не в девять, как обычно, а на полчаса раньше. Сейчас дождусь приземления ракеты и пойду дальше обдумывать схему ионного двигателя. Собственно, и сейчас этим занимаюсь, но так, вполнакала.

Понадобится ксенон, пожалуй, самое удобное вещество. Достаточно легко ионизируется и относится к тяжёлым элементам. Обдумываю возможность использования других тяжёлых и дешёвых элементов. Ртуть, свинец, олово. Металлы теряют электрон ещё легче, но есть минус — тяжело переводить в газообразное состояние. Только для ртути не совсем так. Сей жидкий металл довольно легко испаряется. Ещё ртуть токсична, зато обладает высокой плотностью, а значит, места много занимать не будет. Кстати, удачная конструкция ионного движка гарантирует докторскую научную степень.

Сообщение об успешной посадке «Симаргла» прерывает мои расчёты. Ребята набили руку и сажают всё ближе и точнее. Вот и сейчас посадили всего в восьми километрах от места старта, законная территория космодрома. Подразделения Тима стоят на границе. Бдят. Чужим здесь не тут.

— Эвакогруппа выехала на место посадки, — почти равнодушно объявляет дежурный по ЦУПу.

Ко мне подсаживаются СМИ-девушки, Кира и Оля. Как-то РИА попробовала прислать другую кандидатуру, я жёстко упёрся. Какой-нибудь лох в аппаратных играх может спросить: какой смысл? Не всё ли мне на всё? Смысл проявил свою силу, когда Кира — разумеется, по моему настоянию — шепнула Оле, что я наотрез отказался принимать от РИА другую или другого журналиста. Или она, или никто — таков был мой ответ. РИА умылось. А Оля мгновенно стала ручной лапочкой.

— Вить, — Кира вовсю пользуется правами старой знакомой и почти любовницы, — у вас на сайте указано, что вы планируете до конца года запустить не менее шестидесяти ракет. С учётом уже стартовавших будет семьдесят или около того.

— Да, — присоединяется Оля. — У вас не стартовая площадка, а пулемётно-стартовая получается.

— Как вы сказали? — начинаю веселиться. — Пулемётно-стартовая, надо запомнить, ха-ха-ха.

— Вить, это так? — возвращает нас к теме Кира. — Или какая-то ошибка? Ведь если это правда, то Россия выйдет по запускам на первое место. Или будет конкурировать за него.

— Планы действительно такие, а как сложится — посмотрим. Форс-мажоры, такова се ля ви, случаются.

— Разве такое возможно? — осторожно влезает Оля.

— Вот и посмотрим, возможно ли, — пожимаю плечами. — Сколько осталось до Нового года? Девяносто девять дней? Последний старт когда был? Два дня назад, значит, мы достигли частоты раз в три дня. Если не ускоримся, запустим тридцать три ракеты, но мы нажмём и удвоим частоту стартов.

— А стоит ли? Куда-то спешишь, Вить?

— Ты как будто не в курсе, что я на счётчике. Каждые сутки мне в долг записывается сумма, исчисляемая даже не сотнями тысяч, а миллионами долларов, — гордо и мужественно, с осознанием всей полноты гигантской ответственности улыбаюсь. — Поэтому мы просто не можем позволить себе сопли жевать.

— Кстати, Вить, а с какого числа начал действовать, как его… — Кира запутывается в формулировках.

Мне помочь нетрудно:

— Кредитный договор с инвесторами? С 1 сентября 2028 года. По его условиям мы начнём расплачиваться с кредиторами не ранее пяти лет с этой даты и не позднее десяти.

— А четыре года уже прошло, — задумчиво произносит Оля.

— Ты в цейтноте, Вить?

— Если брать по жёсткому варианту и поставить задачу начать отдавать долг следующей осенью, то да. А если учесть дополнительную пятилетку, то времени полно.

— Зачем тогда спешить? — Оля натурально тупит на ровном месте.

— Как «зачем»? Чем раньше начнём отдавать деньги, тем долг будет меньше.

— За счёт чего будете погашать кредит, если не секрет? — нескромный вопрос задаёт РИА в лице Оли, но я не боюсь неудобных тем:

— Секрет, Оля. Но чуточку приоткрою карты. Есть, например, проект космического орбитального отеля. Супердорогого. Скажем, пять миллионов долларов в сутки. В числе возможных и неповторимых аттракционов: 1) пребывание в невесомости; 2) противоположное — помещения с повышенной силой тяжести; 3) полёт на орбитальном корабле, отдельной опцией — до Луны и обратно; 4) купание в кольцевом бассейне. Непередаваемые ощущения видеть других купальщиков над головой или под другим углом. Сила псевдотяжести ведь будет притягивать ко дну вращающегося цилиндра. О возможности постоянного наблюдения за Землёй из космоса, что само по себе завораживающее зрелище, даже не говорю.

— «Симаргл» доставлен на контрольный стенд! — объявляет дежурный.

На одном из экранов — вид сверху на солдат, изготавливающихся к марш-броску до казармы. Километров десять им придётся отмахать. Ничего страшного, палящего зноя уже нет.

Спохватываюсь. Заболтался с девчонками, время уже к обеду. А, ладно! Сгорел сарай, гори и хата! Девчонки, в конце концов, далеко не каждый раз приезжают. На обед идём вместе. В гостиницу. Обычно там весь народ и обедает.

— Есть одно упущение в мировой космонавтике. Маленькое, но всё-таки, — делюсь секретами космического мастерства, когда мы рассаживаемся за столом со своими подносами.

— Очень интересно, — отзываются девушки.

— И мы его исправим, — берусь за ложку. — Дело в том, что тренажёры для космонавтов работают вхолостую. Их единственное назначение…

Прерываюсь на суп, заодно интригуя.

— Единственное назначение — держать космонавтов в тонусе. Невесомость, она, знаете ли, сильно бьёт по организму. Так вот. Надо цеплять к тренажёрам электрогенераторы…

Кира неожиданно надувает щёки, аккуратно проглатывает, отставляет ложку и начинает смеяться.

— Или другие устройства для съёма механической энергии, — заканчиваю мысль, с удовольствием поглядывая на весёлую Киру.

— Был такой артист, уже давно. Корифей юмористического жанра. Аркадий Райкин, — объясняет причины своего оживления Кира. — В одном из монологов его персонаж предлагал присоединять к балеринам динамо-машины. Дескать, чего они зря фуэте свои крутят? Пусть вырабатывают электричество для народного хозяйства.

Оля тоже принимается хихикать. Оглядываю их преувеличенно серьёзно и даже мрачно:

— Не понимаю вашего легкомыслия. К ноге балерины на сцене прилепить динамо-машину технически затруднительно. Но к велотренажёру — запросто! Вы только подумайте! Космонавт бесполезно выбрасывает довольно много энергии. При этом его организм сжигает кислород.

Девушки чуть утихают и прислушиваются.

— Почему бы при этом не задействовать какое-нибудь устройство, восстанавливающее содержание кислорода в воздухе и удаляющее избыток углекислоты? Хотя бы?

Девушки внимают, но после следующих слов…

— Вы только представьте. Позанимался человек на тренажёре, и воздух стал чище и свежее. Я бы по всем спортзалам и фитнесс-центрам такие штуки поставил.

Девчонки начинают переглядываться и хихикать. Всё сильнее и сильнее.

— Есть предложение! — объявляет Кира. — В космических туалетах поставить…

Оля фыркает.

— Сидишь такой и руками фух-фух, — делает жест, будто подтягивается на перекладине. И там воздух освежается, вода в бачок накачивается…

Оля запрокидывает голову назад и начинает ржать. Народ поблизости оглядывается.

Я серьёзен. Это им весело, а на самом деле вопрос принципиальный. В космосе не должно быть ничего лишнего, бесполезного и одноразового. Хотя совсем обойтись без одноразового трудно. Те же тюбики с едой. Но от них избавимся, когда искусственная сила тяжести появится. Борщи перестанут добываться подобно зубной пасте.

Пока девчонки хохочут, добиваю супчик и приступаю к салату с котлеткой. Обед у меня традиционно облегчённый. Иначе работоспособность падает, и вместо продуктивной деятельности начинается героическая борьба со сном.

Девочки выдыхаются и снова принимаются за еду. Свои порции первого они, по-моему, так и не одолеют. И я им могу только помешать. Хе-хе…

— Хорошая идея, Кира, — я сатанински серьёзен. — Для космических туалетов тоже актуально. Подкину идею своим ребятам. Может, тебе даже патент обломится.

Садистки ухмыляясь, спокойно завершаю обед, глядя на обессилевших от смеха девушек, которым на второе сил уже не остаётся.

24 сентября, пятница, Байконурское время 17:10.

Ближний космос, 240 км над уровнем моря. «Купол».

Командир экипажа Алекс.

Утром на удивление беспроблемно приняли грузовую «Виману». Ей надо приблизиться хотя бы на десять метров, чтобы попасть в надёжные объятия приёмного механизма шлюза. Остроумная и примитивная конструкция лично меня шокировала своей эффективностью. Выдвижные мачты, захватив сжимающимися кольцами корабль, медленно, но неумолимо втягивали его в огромную шлюзовую камеру. Воочию видеть не мог, но никто нам не мешал наблюдать на экранах.

Мачтами управляли Гриша и Гриня. Мы разбились на пары тривиально. Командиры — я и Грэг — в первой паре, оставшиеся Гришки и Сашки сохранили свой именной суверенитет. То есть кроме нас есть пара Григориев и пара Александров. Не знаю, планировал ли Главный такой эффект, но оказалось удобно. Не надо нумеровать или как-то обозначать пары, у них собственные и гордые имена.

Шуточки прекратились по комплексу причин. Не только угроза поменяться модулями сработала. Мы объединились, и общее командование Главный передал мне. А кому ещё? Грэг ни словом не возразил, этот кот знал, чьё мясо съел.

После открытия шлюза, Гриши снимают носовой обтекатель. Это элементарно. Надо нажать на две противоположно расположенные площадки у основания носа. Любым способом, но придумывать ничего не надо, всё придумано до нас. «Вимана» кольцуется ещё раз в нужном месте, барашковые винты вкручиваются и давят на площадки-защёлки. Нос «отстёгивается» и снимается.

Работать жутко интересно, необычно и даже забавно. Гриши вынимают фрагменты брони, один из них аккуратно швыряет их к «карусели». Ещё одно ключевое устройство. Броню мы ловим и помещаем в сетку. Чтобы не разлетелась по всему «Куполу».

После тщательной обработки партии фрагментов — их надо очистить от окисной плёнки со всех сторон — приступаем к снаряжению ими «карусели». Это сплошной металлический круг, надетый на главную ось. Диаметром под размер будущей станции, то есть в пятьдесят метров. Каркас жёсткости расположен со стороны основного кольца. Именно на него наращиваем внешнюю броню «Оби» слой за слоем.

После зачистки фрагментов набиваем ими кольцевую полосу на краю «карусели». Стыки обрабатываем лазерной сваркой. По сути это не сварка, стык просто разогревается до красноты — и всё. Не плавится.

Далее «карусель» раскручивается, основное «кольцо» приближается — в самом конце очень медленно, — пока не войдёт в контакт до искрения. «Карусель» с обратной стороны утяжелена грузами по краям. Для доведения момента инерции до нужной величины.

При контакте поверхности разогреваются, и когда вращение «карусели» прекращается, «кольцо» совершает дополнительный толчок. Стыки изнутри и снаружи мы всё равно обрабатываем лазерной сваркой. Для надёжности.

Фрагменты не зря имеют изгибающиеся в одну сторону края. Следующий слой уложим наклоном в другую сторону, так что стыки соседних слоёв пересечься могут, а совпасть им полностью никак невозможно. Наклон в разные стороны.

— Ну что, ударим велопробегом по бездорожью и разгильдяйству? — весело обращается Грэг сразу после снятия шлемов.

— По разгильдяйству обнаглевшего Пиндостана ударим, — ворчу в ответ.

Скафандры снимаем, остаёмся в гермокостюмах. Мы в кабине, которая «сидит» на главной оси. Заполнена привычной воздушной смесью, в отличие от атмосферы «купола». Ещё одно ноу-хау Агентства. Раскручивать «карусель» будем вручную, через велотренажёры, которые на самом деле приводы для неё. Можно было электромоторы поставить, энергии хватает. Но так мы убиваем двух зайцев. Кроме экономии энергии, которой, как боеприпасов, много не бывает, мы получаем изрядную физическую нагрузку. Выполняем тяжёлую физическую работу.

Мы уже немножко сбросили вес. Но эти потери вовсе не за счёт дистрофической деградации мышц. Наоборот, мы заметно окрепли. Тренажёры в наших кабинах-модулях тоже подзаряжают аккумуляторы. Остроумно, я так считаю. Мы не просто тренируемся, а восполняем запасы энергии.

— Какой-то ты антиамериканист кондовый, — замечает Грэг, усаживаясь на свой «велосипед».

— Антиамериканизм, — назидательно поднимаю вверх палец, — доминирующая идеология Агентства.

Грэг не спорит:

— Скажу, как антиамериканец антиамериканцу — поехали!

Начинаем с самой низкой передачи. Скорости переключаются, как на современных велосипедах. Зачем его заново изобретать, когда он есть. Так что жмём педали и наблюдаем в окошко, как наша «карусель» начинает очень медленное поначалу вращение.

При этом весь «купол» начинает крутиться в обратную сторону. Ещё медленнее. Но когда «карусель» впечатается в «кольцо», «купол» получит противоположный импульс и остановится.

Этот момент подходит через сорок минут упорной работы, когда оба уже взмокли, и в пространстве кабины летало с десяток капелек пота, сорвавшихся с лиц. На панели тренажёра загорается зеленый огонёк, знак того, что достигнут нижний предел требуемой скорости.

— Ещё немного… — тяжело выталкивает слова Грэг.

— Ещё чуть-чуть… — соглашаюсь я.

Через «чуть-чуть» загорается красный огонёк, скорость равна верхнему пределу.

— Выходим! — выдыхаю с облегчением.

Одновременно прекращаем давить на педали и ставим «велосипеды» на нейтраль. Если оставить всё как есть, «карусель» рано или поздно остановится, расходы на трение есть всегда. Но уже придвигается «кольцо», собираясь нарастить себя ещё на два сантиметра.

В который раз заворожённо смотрим, как летят редкие искры. Красная нитка между основой и новым слоем нам не видна, но мы о ней знаем. С еле слышным возмущённым визгом «карусель» тормозит и как только останавливается, по всему «куполу» разносится глухой удар.

Наблюдаю, как капельки влаги, покинувшей наши притомившиеся организмы, плывут в сторону раструба воздухообменника. С другой стороны в кабину идёт поток свежего воздуха. Вентиляция непрерывная, иначе мы бы быстро весь кислород в кабине высосали.

Осталась рутина, но занимаемся ею уже не мы. Парни ослабляют зажимы, отводят «кольцо» на исходную позицию. На сегодня всё. Надеваем скафандры, включаю режим откачки воздуха. Когда процесс завершается, выходим наружу, плывём к люку в большой трубе. Здесь у нас шлюз, все около него и собираемся.

Сидим в кают-компании, которой стал наш модуль. Модуль «Грин» сделали вспомогательным. Спальня-склад. Вынесли туда спальные места, большую часть тренажёров, припасы. А столики принесли сюда. Специализация помещений добавляет комфорт.

Сидим, висим — кто как, пьём и закусываем.

— Завтра наварим всё, что сегодня прислали, и будет ширина аж сто шестьдесят сантиметров, — вздыхает Гриня. Считает, что мало, вот дундук!

Четвёртый рейс с титановой бронёй пришёл. В каждом — на двадцать слоёв броневой оболочки. Всего склеим восемьдесят слоёв по два сантиметра. Но всё равно, он чуточку ошибается.

— Минус примерно миллиметр на сваривание слоёв, — уточняю расклад. — Так что восемь сантиметров в минус.

— Так я ещё и оптимист? — огорчается Гриня под общий смех.

— А ты считай в миллиметрах, — советует Саня. — Так будет гораздо больше.

— Да-да, — присоединяется Грэг, — в попугаях наш удав гораздо длиннее.

— О, точно! — оживляется Саша. — Давайте мультфильмы посмотрим.

Как у нас принято, сначала все с наслаждением потешаемся над взрослым любителем мультфильмов, а затем с не меньшим удовольствием смотрим их.

30 сентября, четверг, время 17:40.

Байконур, СК (стартовый комплекс) «Симаргл».

Стоим вдвоём с Медведевым на пригорке (от жерла тоннеля идут расходящиеся «усы» — насыпи от пятнадцати метров высотой в начале), наблюдаем, как работники Агентства закрывают идеально круглый зев. Вдвоём, не считая охранной свиты.

Автоматизировать закрытие/открытие гигантского люка, отворяющегося вбок, по зрелому размышлению не стал. Есть лебёдки, редукторы и прочие технические достижения человечества. Практика показывает, что чем проще механизм, тем он надёжнее. Об этом и говорю зампреду, когда он выразил своё удивление по поводу применения ручного труда в средоточии высших национальных достижений.

— Наверное, тебе виднее, — замечает задумчиво. — Ты не сказал, почему именно сегодня меня пригласил.

— Вы не спросили, вот и не сказал. Всё по-прежнему, я вас приглашаю на ключевые старты. Сегодня мы впервые запустим ракету вечером и сократим разрыв между стартами до полутора суток.

— А до этого промежуток какой был?

— С 21 сентября запускаем ракеты через день. То есть каждый старт требует для подготовки ровно двое суток. Требовал.

— Что раньше мешало?

— Нужен был задел «стаканов». Мы перешли на одноразовый вариант. Это основная причина.

— Почему на одноразовый? Вроде многоразовый выгоднее, — зампред не критикует, проявляет искренний интерес.

— Всё надо обсчитывать. Многоразовость даёт экономию, но не очень большую. Топлива уходит больше, возиться дольше. Если производство одноразовых движков поставлено на поток, то с ними легче. Главное не в этом, конечно. Мы сильно облегчили «стакан», увеличив при этом запасы топлива. Разгон ракеты проходит дольше, заметно возрастает грузоподъёмность…

— Насколько?

— Была тридцать восемь, сейчас сорок восемь, — нахально вру одному из высоких должностных лиц государства, но даже сравнительно скромное число его впечатляет.

Да и не так уж сильно вру. Посчитать ведь можно по-разному.

— Процент полезной нагрузки тоже повысили? — зампред проявляет некоторый уровень компетенции. Выше обывательского.

— Да. И заметно. Отныне он семь целых семь десятых.

— Вы время даром не теряете, Виктор, — глядит с уважением.

«Вы» — это он обо всех нас, обо всём Агентстве.

— Нельзя его терять. Иначе американцы нас обгонят. Вам же не надо объяснять, что они сделают, заняв комнату первыми? Они туда больше никого не пустят.

Зампред согласно кивает. Крышка тоннеля закрыта, работники уходят, мы тоже спускаемся к автомобилям. Для подобных гостей пришлось купить пару красавцев-внедорожников.

— Как думаешь, Виктор, — задаёт вопрос уже в машине, — американцы на Луне были или нет?

— Думаю, нет. Весь смысл их громкого предприятия был как раз в том, чтобы закрыть для нас двери, — прямой вопрос в приватной обстановке требует прямого ответа. Мне не жалко.

Заканчиваю мысль:

— С тех пор мы топчемся на пороге как бедные родственники. А они привыкли чувствовать себя хозяевами.

— В правительстве тобой очень довольны. Вы сильно подстегнули статистику космических запусков.

Вот и дожидаюсь высокого начальственного одобрения. Надо бы воспользоваться моментом:

— Есть просьба, Дмитрий Анатольевич. Подумать о государственных наградах отличившихся. Прежде всего, космонавтов.

— Справедливое ожидание. Поставлю такой вопрос. Но есть и тихо недовольные, — зампред усмехается.

— Роскосмос? — ясное дело, угадываю.

— Да. Считают, ты обходишь их с заказами. Кое-что ты действительно мог им отдать.

— Не мог, — мы уже подъезжаем к ресторану в жилищном комплексе. — Они не умеют делать движки нашего уровня. У меня, кстати, тоже претензии есть. Гиперзвук нам так и не дали.

— Но ты как-то обошёлся?

— Пришлось изобретать велосипед, Дмитрий Анатольевич. И подозреваю, наш «велосипед» резвее получился.

Выходим из машины перед двухэтажным широким зданием. Тут и столовая, и кулинария, и кафе, а на втором этаже — небольшой ресторан и бар. Туда мы и поднимаемся.

Набираем на всю компанию всего и получше. В конце официантка принесёт счёт, и я величественной росписью отправлю его на оплату в нашу бухгалтерию. Высоких гостей мы кормим бесплатно. Ну и сами заодно…

— А ещё на тебя жалуется «Росатом», — зампред пристраивает салфетку под горло.

— Им-то чего? — удивляюсь несказанно.

— Что-то ты им обещал и не сделал, — пожимает плечами. — Подробностей не знаю.

— Ничего такого не помню, — тоже дёргаю плечами. — Но «Росатом» нам понадобится. Хотим купить у них ядерный привод. Проект «Зевс», вроде так называется.

— А если запросят миллиард? — усмехается зампред, расправляясь с овощным гарниром. — И не рублей, как ты догадываешься.

— Поторгуйтесь от моего имени, Дмитрий Анатольевич, — не пугаюсь гигантской суммы. — Считайте миллиард долларов верхней планкой. Пока ни один реактор столько не стоит.

— АЭС стоит намного дороже, — зампред быстро приходит в себя от моей равнодушной реакции на гигантскую величину возможного контракта.

— АЭС — это не только реактор. К тому же их там несколько.

Мы приканчиваем свои порции узбекского плова. Зампред взял себе в привычку приобщаться к местной кухне, а я проявляю солидарность.

ЦУП.

Гости заворожённо, а я почти равнодушно, наблюдают процесс запуска. Красочно и феерично разлетается на обломки «стакан», догорая в воздухе. «Симаргл» уверенно продолжает полёт.*

8 октября, пятница, время 15:05.

США, Пустыня Большого Бассейна, штат Невада.

Майкл Веклер.

По наклонной насыпи, на одной линии с тоннелем и с таким же углом к горизонту в двадцать градусов, едет вагонетка. Тащит её электролебёдка, установленная на вершине насыпи. Отказался от прокладки рельсов. Ни к чему лишние расходы. Так что тележка на резиновом ходу.

Сейчас она достигнет верхней горизонтальной площадки, крепкие мужчины в оранжевых робах откроют торцевой борт и коленчатым домкратом поднимут противоположный край. Очередная порция измельчённой породы немножко увеличит насыпь с обратной стороны.

— Майк! — из мобильного пункта управления, который разместился в просторном трейлере, выглядывает загорелое лицо Джефа Рубина.

Подхожу к длинному корпусу, на котором написано «ClarkKiewit».

— Всё в порядке? — по лицу Джефа не скажешь, что произошло нечто ужасное. Какие-то нейтральные новости.

— Оператор сообщает, что наткнулись на крупную гранитную скалу.

По приглашающему жесту Джефа захожу внутрь и только здесь в тепле понимаю, что немного озяб. Сегодня прохладно, градусов шестьдесят — шестьдесят пять (по Цельсию 15–18). Как-то быстро я отвык от московского климата. Хотя сегодня ещё неприятный ветерок дует.

— Нам это помешает? — берусь за чашку горячего кофе от гостеприимного хозяина.

— Нет, — Джеф отпивает глоток. — Замедлит, но мы к этому были готовы. А ещё к тебе гости едут. Только что звонили.

Чарльз Брендон, мой непосредственный куратор от НАСА. Прибывает через четверть часа.

— Итан Стеннер, — после приветствия представляет своего спутника, худощавого парня в очках. — Ведущий инженер Джефа Безоса (владельца компании Blue Origin).

Обмениваемся рукопожатиями.

— Зайдём внутрь, — приглашаю к Джефу, собственно, это наша общая штаб-квартира. — Погода нынче московская, то есть мерзкая.

Брендон охотно заржал на немудрящую остроту, Итан вежливо улыбается. Рубин деликатно оставляет нас, уходя в командный модуль. Мы располагаемся в гостевом. Брендон становится серьёзным:

— Как у тебя дела, Майки?

Быстро докладываю. Особых новостей нет, мы только начали. Пройдено девятьсот шестьдесят пять футов (примерно триста метров) с заглублением на триста тридцать (сто с половиной метров). То и дело встречаются скальные породы, что замедляет процесс.

— То, что замедляет, это плохо, — замечает Брендон.

— Некритично, Чарльз. Речь идёт о нескольких сутках, максимум, недель отодвигания конца строительства.

— Ты новости смотришь, Майк?

— Здесь доступ в интернет очень медленный. У меня терпения не хватает, Чарльз.

Брендон задумчиво кивает. Лицо его делается почти хмурым:

— Твой крестник, русский космический мальчик, сумел нас удивить. Очень неприятно.

Делает многозначительную паузу, терпеливо жду.

— С начала этого месяца, а вернее, с конца сентября он перешёл на невероятно форсажный режим запусков. Два старта проходят за трое суток. Когда узнал, долго не мог поверить. Посчитал блефом. Однако наблюдение с орбиты подтверждает декларацию его Агентства.

Неприятно, оф кос. Для всех, но не для меня. Делая вид, что задумался, опускаю глаза. Надо притушить собственное воодушевление, невольно меня охватившее. Мальчик Колчин продемонстрировал всему миру возможности тоннельного запуска. Поистине революционный способ. Как многозарядная винтовка с патронами по сравнению со старинными дульнозарядными мушкетами. А то и арбалетами. Но есть вопросы.

— Чарльз, я полагаю, дело не только в тоннельном запуске. Русские ещё и ракеты лепят, как гамбургеры в Макдональдсе. Я что-то не могу представить такой скорости изготовления ракет. Это всё-таки не автомобиль.

— Они переняли от нас технологию многоразового использования, — кривит лицо Брендон. — И даже дальше пошли, возвращают на Землю все модули. Правда, в последнее время отказались от многоразовости первой ступени. И вот тут хочу спросить тебя. Зачем они это сделали?

Быстро прокручиваю в голове возможные аргументы. Их два.

— Скорее всего, это значит, что они сделали выбор в пользу грузоподъёмности за счёт удорожания старта. Смотри сам, Чарльз! На возвращение нужно тратить топливо, размещать парашютную оснастку. Это первое. Во-вторых, одноразовые двигатели заметно легче многоразовых. В итоге за счёт дополнительного топлива и облегчения русские подняли грузоподъёмность. На сколько, не скажу, считать надо, а исходных данных у нас нет. Или есть?

Брендон отрицательно мотает головой.

— На твой тоннель, как понимаешь, мы начинаем возлагать особые надежды. Что толку от «Старшипов» с их грузоподъёмностью в сто восемьдесят тонн, если старт требует подготовку в полтора месяца? За этот срок русские выведут на орбиту пару десятков ракет. Даже если они поднимают всего двадцать четыре тонны, сколько это будет всего?

— Четыреста восемьдесят тонн, — впервые открывает рот Итан.

Смотрим на него с невольным уважением. Человек-калькулятор!

— Только вы ошибаетесь, Чарльз, — продолжает он. — Если русские тратят на каждый старт полтора дня, то за полтора месяца они запустят не двадцать, а тридцать ракет. Так что выведут на орбиту семьсот двадцать тонн.

Брендон мрачнеет всё больше. Прекрасно его понимаю. Вслух не говорим, но русские будто пересели на более мощную машину и делают нас на каждом круге.

— Если, как ты говоришь, реальная грузоподъёмность ракет русского мальчика равна сорока тоннам…

— То на орбиту выведут тысячу двести тонн, — невозмутимо продолжает Итан и добавляет: — За полтора месяца.

Какое-то время молчим. Только мы, американцы, не любим унывать. И проигрывать не умеем.

— Мой тоннель будет длиннее, Чарльз. И угол более пологий. К тому же мы южнее. У нас все карты на руках, чтобы обогнать русских.

— У нас гиперзвука до сих пор нет, Майк.

— Ещё мы выше по начальной высоте, — продолжаю перечислять плюсы, стучу подошвой по полу. — Мы на высоте почти километр над уровнем моря. Нам и гиперзвук не понадобится. Первая тоннельная ступень будет брать воздух из атмосферы, разгонит ракету до двух-трёх Махов без всякого гиперзвука. Диаметр тоннеля видел, Чарльз? Он намного шире русского. Мы будем запускать ракеты не семиметрового диаметра, а десяти.

— Ты размахнулся, Майк, — Брендон всё-таки развеселился от нарисованных перспектив. — Как ты доставишь такую ракету?

— Решим проблему, — отмахиваюсь.

Мальчик Колчин же как-то решил.

— Строить тоннель будешь не меньше года, — вслух размышляет Брендон. — Ты представляешь, какой груз выведут русские на орбиту за это время? Молчи, Итан, даже слушать не хочу!

Стеннер захлопывает рот. Я соглашаюсь:

— Не меньше года, это так. Если ещё никаких проблем не будет. О плюсах я сказал, но есть и минусы. Породы здесь очень твёрдые, Чарльз. Непредсказуемые факторы надо учесть. Так что клади полтора года.

— Придётся решать проблему другим способом, — заключает Брендон.

Мне не надо объяснять как. Если мы не можем ускориться, значит, надо притормозить конкурента. И хорошо, что на этот раз заниматься подобным придётся не мне. Мне не понравилась реакция русских. Очень не понравилась.

*Примечание. 30 сентября был произведён 14-ый старт «Симаргла». Начиная с 6-го старта «Вимана» представляет собой практически грузовой контейнер с минимумом оборудования, требуемого для управления полётом и стыковкой. Общая грузоподъёмность — 65 тонн (поэтому и написано, что Колчин нагло врал зампреду), из них 6 тонн — сама «Вимана», 59 тонн — полезный груз, в том числе 56–57 тонн броневых фрагментов для строительства «Оби». Это двадцать слоёв по 2 см толщиной. Так что с самого начала доставлено 140 слоёв на 280 см ширины (высоты, если строго геометрически) броневого цилиндра (напоминаю, радиус = 25 м). Минус 140 мм на сваривание, так что по итогу собрано 266 см из требуемых 6 метров для первой очереди «Оби». Так-то полная длина «Оби» по завершению будет 100 метров.