Космопорт

Глава 32 Заключительная. Космопорт номер один

10 октября, воскресенье, время 08:20.

Байконур, ЖК «Селена», квартира Колчина.

— Спасибо, Свет, — дожевав с аппетитом и наслаждением последний сырник, салютую улыбающейся супруге.

С кружкой чая и вазочкой печенья удаляюсь на балкон. Впереди интеллектуальный забег и упоительный свободой от должностных обязанностей выходной. По-моему я — счастливый человек. Мне очень нравится находиться дома и предстоящий рабочий понедельник меня не пугает. Полчаса назад вернулся с утренней тренировки, к которой присоединяются один за другим мои замы и другие подотчётные лица. Песков и Куваев, вернее, наоборот, почему-то Песков в этом вопросе отстал от Сани. Но тут надо учесть, что Куваев повёрнут на идее человеческого совершенства, интеллектуального и физического. Так что он пришёл сразу, как только узнал, чем мы по утрам с военными занимаемся. Сегодня позавидовал на вязку руками, которую мы практикуем с Тимом.

Планшет мне не нужен, он у меня в голове есть. Итак, что мы имеем?

30 сентября тоннель выстрелил в четырнадцатый раз. Этим рейсом количество доставленных фрагментов внешней брони «Оби» увеличено со ста двадцати слоёв до ста сорока. На двести восемьдесят сантиметров длины цилиндра. С учётом потерь на сварку 2,66 м из требуемых ста метров.

Вот только я промахнулся с расчётами. Для первой очереди нужно не шесть метров минимально, а восемь с хвостиком. Надо делать специальный торцевой отсек, без него никак. Именно с него и надо было начинать, но мы же торопыги, мля! Второпях и не подумали, как вылеплять основание цилиндра. Любая бочка и кастрюля нуждается в дне и крышке, иначе дело — труба.

Рядом присаживается Света, повышая мне тонус видом своих круглых коленок. Разговоры не заводит, знает, что отвлекать нельзя. Но посидеть рядом, почему нет.

Торец имеет особую конструкцию и назначение у него многообразное.

Устройство — полный аналог катушки или барабана, на который кабель или трос наматывают. Укладывают кабель на шейку или втулку, с боков его удерживают щёки или фланцы. Наша втулка — стальной цилиндр толщиной в два сантиметра, длиной пять и диаметром в четыре метра. Его наденут на главную ось «Оби» и закрепят, вращаться он не будет. Вращаться будут высокие фланцы диаметром по внутреннему размеру главного цилиндра, то есть, сорок девять метров шестьдесят сантиметров.

Так как фланцы запечатывают цилиндр и жёстко с ним скрепляются, то относительно втулки они станут вращаться через подшипники скольжения. Собственно, сам внутренний край фланца и будет одной стороной подшипника. По барабану, втулке пустим накладку по всей окружности с неглубоким пазом, где и будет сидеть фланец. Используем графитовую смазку и дело в шляпе, как любит говорить Песков.

Широкая четырёхметровая втулка-цилиндр нужна для коммуникаций с вращающимся блоком. Прежде всего, водоснабжения. Но не только. Вода, которая при раскрутке распределится по краям катушки, будет выполнять функцию стабилизатора центра масс. Он всегда должен «сидеть» на центральной геометрической оси, совпадающей с осью вращения. Внутренние перемещения масс могут быть разными: доставили какой-то груз, что-то наоборот, надо вынести, космонавт пришёл в свою каюту, а другой ушёл. И каждый раз центр масс всей системы будет уходить в сторону и могут возникнуть никому не нужные паразитные биения. Превращать «Обь» в эксцентрик мне не хочется. Увеличится нагрузка на подшипники, может случиться разгерметизация, нафига мне такие проблемы?

И как только центр масс немного сместится, вода поднимет свой уровень на противоположной стороне и немедленно вернёт его на место. Скорость вращения тоже будет меняться, когда кто-то будет приближаться к оси вращения или удаляться от неё. Но никто этого не заметит. При общей-то массе только цилиндра порядка двадцати тысяч тонн.

Кроме того, слой воды в два или три метра высотой будет экранировать от радиации жилые каюты с торца. Так что пятисантиметровые фланцы катушки, в которой станет вольно плескаться вода, всего лишь приятное дополнение к водной защите.

Многофункциональность везде, где только возможно, такова моя мудрая и дальновидная политика.

_{Примерная схема строительства «Оби».}

Дальше примитивные арифметические упражнения. К шести изначально запланированным метрам надо прибавить два. И ещё массивную шпульку (это катушка для ниток вообще-то, но по форме то же самое), запечатывающую торец.

Итак. 8 метров цилиндра это 400 слоёв по 20 миллиметров толщиной. Или лучше сразу делить на 19, учитывая потерю одного миллиметра на сваривание. Получается 421 слой, на доставку которых понадобится 21 рейс и ещё одно попугайское крылышко в 0,05 рейса. Но крылышко можно не считать.

140 слоёв было отправлено на момент 30 сентября. После того запуска начинается легко запоминающийся график.

1 октября — день подготовки.

2 // — // — / — утренний старт.

3 // — // — / — вечерний старт.

4 // — // — / — день подготовки.

5 // — // — / — утренний…

6 // — // — / — вечерний…

7 // — // — / — пустой день.

8 // — // — / — утренний…

9 // — // — / — вечерний…

Сегодня — «пустой» день. Легко выявить закономерность: каждое число, делимое на три, дата вечернего запуска. Предыдущий день — утренний старт.

На текущий момент в октябре было доставлено ещё 120 слоёв. Итого: 260 из требуемых 421. Но это только на цилиндр. На шпульку понадобится ещё многие тонны доставки. Фланцы для шпульки это кольца толщиной в 5 см с внутренним радиусом в 2 метра и внешним в 24,8 метра. Каждый фланец шпульки при таких вводных тянет почти на 432 тонны. Вот так вот! Это больше, чем вся МКС, обрушенная в океан года три назад. А таких фланцев у нас два, значит 864 тонны. На этом фоне 5-метровая втулка, основа для фланцев, толщиной всего в 2 см — сущая мелочь. Чуть меньше 10 тонн.

Надо доставить грузов:

1. Фланцы — 864 тонны.

2. Втулка для шпульки — 10 тонн.

3. Броневые фрагменты для цилиндра — 161 слой по 2,8 тонны каждый = 451 тонна (с округлением до тонны)

Итого: 1325 тонн.

Потребуется: ещё 23 запуска при массе полезного груза в 59 тонн.

Не так уж и много, месяца полтора с учётом непредвиденных задержек.

А теперь ионный двигатель… хотя нет, недавно пришла в голову идея. Плазменно-ядерные движки это хорошо и здорово, но есть нюансы.

Нюанс первый. Радиоактивность. Требует особой ремонтной и другой оснастки. Непосредственный контакт человека даже в защищённом скафандре с реактором и сопряжёнными частями крайне нежелателен. Нужны надёжные ремонтные дроны, а их нет. А ремонтировать время от времени придётся. Выйти из строя может даже кувалда.

Нюанс второй. Ресурс делящегося вещества не бесконечен. Очень велик, энергоёмкость урана-235 на пять-шесть порядков больше энергии высвобождаемой углём, керосином, метаном и чем угодно. Сам уран-235 и особенно плутоний-239 — вещества достаточно дорогие. Последняя цена плутония, которую видел: пять тысяч долларов за грамм. За грамм! Уран, правда, много дешевле, порядка двух-трёх сотен долларов за килограмм. Так что если что, выбор очевиден.

Нюанс третий. Купить совсем непросто. Магазинов, в которые можно зайти с улицы, просто не существует. Реальных бирж тоже. Сделки совершаются на государственном уровне.

Есть ещё более радикальный вариант. Килограмм делящегося вещества может заменить десятки и сотни тонн топлива, но можно обойтись совсем без топлива и без упомянутого радиоактивного килограмма. И без поклонов в сторону правительства. Расходное вещество понадобится, как без него? Ведь из ракетного сопла должно что-то вылетать. Но в качестве такового можно использовать практически всё. Кроме тугоплавких материалов, ведь их надо переводить в газо-плазменное состояние температурой в три-четыре тысячи градусов.

Весь фокус в том, что брать энергию можно от Солнца. Эффективность, подозреваю, сильно упадёт, начиная с орбиты Марса, но пока и так хорошо. До Марса ещё поди, доберись. Надо поставить с двух сторон — исключительно ради симметрии и равновесия всего корабля — гигантские линзы. Фокус линзы должен попадать на камеру сгорания, которую надо назвать по-другому. Камерой разогрева, например. И в этой камере разогревать можно, что угодно. Любой газ или даже легкоплавкий металл.

Можно обдумать вариант, когда линза фокусирует солнечный поток прямо через сопло, с тыла ракеты. Ведь и в самой линзе можно сделать отверстие в центре для свободного прохождения выхлопа (линза, тем не менее, будет работать), либо расположить цепочку линз по кругу. Неучи могут возразить, что стекло материал тяжеловесный, тогда могу отослать их просветиться насчёт линз Френеля. Такие линзы, во-первых, плоские. Во-вторых, их можно делать из любого прозрачного материала, хоть из пластика. Их даже на самом корабле можно слепить. Невелика сложность. Зеркала можно использовать, тоже вариант.

А вот над камерой нагревания надо голову поломать, но это чисто инженерная задача. Идеально было создать прозрачный и прочный материал с офигенно высокой жаропрочностью. Тысяч до пяти градусов. Тут надо думать и искать. Но можно и обойтись.

Короче, надо заявку на патент подавать. А то мало ли… не я один в мире сильно умный.

А теперь, мой любимый ионный трактор…

Обдумывал трубчатый вариант, когда электроны и ионы разгоняются внутри очень тонких атомарных каналов. Что-то вроде бензольного кольца может подойти, только их надо сложить в виде башни друг над другом. Затем надо обдумать, как поиграть с электрическим полем. В одном канале разгоняются электроны, в соседнем — протоны, например. Потому как далеко их друг от друга в заметном количестве разносить не надо. Станут мощно друг к другу притягиваться. В мире элементарных частиц действуют свои основные инстинкты, хе-хе.

На данный момент вариант с сеточкой (как в ветхозаветном ламповом триоде) выглядит перспективнее. Сетка притягивает и разгоняет электроны, ионы, как на несколько порядков тяжёлые объекты, могут только лениво шевельнуться в обратном направлении. Но затем, как только порция электронов минует сетку, резко изменить полярность напряжения, заодно увеличив его. Отрицательный потенциал даст мощного пинка электронам и начнёт втягивать ионы.

Проблемы тоже есть. Как удержать нейтральные атомы в узде, чтобы они не совались к сетке? Хитрый инжектор нужен.

10 октября, воскресенье, время 11:05.

Байконур, ЖК «Селена», квартира Дробинина.

Звонит телефон. Стационарный. Значит, звонок может быть извне, не местный. Система связи здесь устроена довольно хитро. Мой мобильный номер зарегистрировали, теперь его вызов принимается телефонной станцией и перенаправляется на квартирный телефон. Предупредили, что «внешнее» общение прослушивается. Ибо нефиг, — строго сказал Колчин.

Ради внутреннего оперативного общения дали небольшой и простенький кнопочный мобильник. Связь по нему бесплатная.

— Слушаю, — снимаю трубку, сидя на диване. Тот примыкает к стенке, с обратной стороны которой прихожая. Так что бросить провод через отверстие в стене пара пустяков.

— Сергей, это я, — голос жены угадаю с двух нот. — Только ради бога, не бросай трубку.

Наконец-то тон меняет. Пару раз звонила, пыталась истерить и командовать. Но на расстоянии её женская ведьмина волшба не действует. Возможность в любой момент положить трубку делает меня свободным и раскованным. Почему для мужей до сих пор не придумали такую замечательную опцию? Нажал на кнопку — жена заткнулась. Или просто её не слышно. Хотя может не вербально половником в голову прилететь.

Вдали от семьи мне как-то всё становится яснее и яснее. Например, то, что наша семейная жизнь не трещину дала, а давно ко дну идёт. Римма устроила вокруг себя максимально комфортабельную среду, в которой я занимал далеко не последнее место. Как нужная и важная мебель, но это только с одной стороны. С другой, универсальный мастер обеспечения комфорта. Бесплатный «муж» только не на час, а круглосуточно. Право голоса при этом совещательное.

— Просто так я никогда не бросаю трубку. Веди себя прилично, и всё будет в порядке.

— По-твоему, я веду себя неприлично? — о, слышу грозовые раскаты, но пока вдали.

— Сейчас нормально, в прошлые разы нет. Почему ты позволяешь себе разговаривать со мной, как с холопом?

Последний вопрос вырывается сам собой. Неожиданно. Видимо, крышку окончательно сорвало, и я перехожу в режим спокойного кипения. Давление-то сброшено.

— Ну, извини… — даже теряюсь, никогда такого от неё не слышал. — Ты когда вернёшься?

— Возможно, никогда. Пока даже в планах нет.

Работы полно. Кроме космических курсов, Колчин озадачил разработкой небольшого прокатного стана. Один только факт, что его надо собрать в лунных условиях, заставил меня чуть не трястись от инженерного зуда. Если сравнить с самим собой пятнадцатилетним, которому предложили тесный и долгий контакт без ограничений со Стефани Сеймур (потрясшей меня в юности), то неизвестно, какое влечение победит. Замешанное на юношеской гиперсексуальности к красотке мирового уровня или нынешнее почти маниакальное первым побывать на Луне. Да, я тоже не верю, что американцы были на Луне. И уж точно ничего серьёзного там не делали. Я стану основоположником лунной металлургии, о таком даже мечтать не догадался.

— Серёж, ты с ума сошёл? — а теперь в голосе явственный страх. Хоть убей, не понимаю, почему. У меня давно окрепло ощущение, что как мужчина я ей не нужен. За исключением производителя ремонтных работ по дому.

— Это риторический вопрос? Риммочка, у меня выходной, поговорить могу, но давай всё-таки по делу. У Анютки всё хорошо, раз ты ничего о ней не говоришь?

— Что ей сделается? Учиться вроде неплохо… у нас вот кран в ванной течёт всё сильнее, не знаю, что делать.

— Пригласи сантехника, новый поставит. Я же не поеду в Москву ради починки крана, — стараюсь, чтобы не проскользнул через оттенки голоса подтекст: «ради тебя, тем более».

— А у тебя нет таких знакомых? Я бы пригласила.

— Нет, Римма. Мне-то зачем?

Тоже риторический вопрос. Всегда сам всё делал, ни к чему мне кого-то вызывать.

— И что мне делать? — потрясающая беспомощность!

— В наше время есть стандартный рецепт: в сети поищи, там наверняка много вариантов. С соседями посоветуйся, может, кто-то из них и сам сможет. Или порекомендует кого-то.

Тебе надо научиться жить самостоятельно, родная. Без комплексного обслуживающего персонала рядом в виде покладистого и рукастого мужа.

— Есть и кардинальный вариант, — буквально заставляю себя это произнести. — Переехать ко мне. Мне двухкомнатную квартиру дали, но если вы приедете, дадут трёшку.

Обещали четырёхкомнатную, но мне всё равно скоро надолго улетать, так что ни к чему. С огромным облегчением выслушиваю ответ:

— Не, Серёж, в такую глушь я не поеду. Не обессудь.

Уж и не помню, когда она меня так ласково называла. Если только в девичестве. А так, всё «Дробинин», да «Сергей».

— Для кого как. Для меня Байконур — столица. Космопорт номер один в мире. А Москва — блестящее захолустье.

Дальше беседа стала затухать, я уже возвращаюсь к мыслям, как сделать валки для проката жёсткими и прочными, но относительно лёгкими. Лучшим вариантом является изготовление из тех частей ракеты, которые после прилунения не нужны…

— Ладно, Серёж, пока. Будешь в Москве, заходи обязательно, — жена грустненько прощается.

— Хорошо. До свидания, Рим.

Всегда бы так себя вела, я, быть может, и не ушёл от неё…

…На мои идеи шеф проекта лунного модуля Куваев выразился не совсем внятно, но вполне определённо. Кое-как расшифровал его недовольство. Кратко так: он целенаправленно конструирует модуль таким образом, что почти все системы продолжат функционировать и после прилунения. Кроме ДУ и топливных баков. Хотя и то и другое станет частью стационарного энергоузла. Так что мне только сопла могут достаться, но приспособить их некуда. По-хорошему.

23 октября, суббота, время 08:58.

Космодром Байконур, ЦУП Агентства.

Сегодня утренний старт, завтра — вечерний. Всё идёт по плану, но только пока. После завтрашнего запуска придётся делать паузу, сборочный цех не успевает штамповать одноразовые «стаканы». С 10-го октября это девятый старт, завтра будет десятый, ещё почти шестьсот тонн закинем на орбиту. Останется ещё семьсот двадцать пять, по доставке которых первая очередь «Оби» будет готова.

По-хорошему нет, но раскрутить цилиндр, и уже можно жить. После того как мои славные парни смонтируют каюты, коммуникации и прочее, необходимое для плодотворной деятельности. То есть, будем готовиться к новоселью. Затем можно резко увеличить численность персонала и, соответственно, ускорить работы.

— Девять! Восемь! Семь! — начинается обратный отсчёт. На одном из экранов, вид сверху окрестностей стартовой площадки, вырастают ввысь огненные свечи…

Что⁈ Да ржавый якорь вам всем через весь кишечник!!!

— Стоп!!! Отменить старт!!! Быстро!!!

— Пять! — продолжает механический голос.

Прыгаю с места так мощно, что стул отлетает к стенке. Глаза сфокусированы на руке оператора, зачем-то тянущегося к красной кнопке. Вот она откидывает крышку, нависает над ней и отлетает вместе с владельцем руки и стулом, на котором он восседал.

Искин взвывает от напряжения, время притормаживает.

— Ч-е-е-е-т-т-ы-ы-ы… — тянет механический голос.

Ярлык на экране, — подсказывает искин, — экстренная связь со стартовой площадкой. Руки невероятно быстро надевают наушники с микрофоном. Но раньше голосовой связи вижу экранную кнопку-ярлык «Экстренная отмена старта». Благослови небеса наш космически параноидальный стиль, жёстко требующий страховку везде, где только возможно.

Кла-а-а-ц-ц! — щёлкает клавиша мыши. И снова «кла-а-а-ц-ц» — выход на голосовую связь. Только бы они там не стормозили!

— Три-и-и-и, — тянет убийственно неумолимый голос и… замолкает.

Но выдыхать рано!

— Центр вызывает Пульт. Приём! — я уже успокоился, но голос резкий и жёсткий.

— Пульт на связи. Центр, почему отменён старт?

Музыка для моих ушей, а не просто неторопливые слова Тераса. Давно принято естественное решение, что лучше всё отдать в одни руки. Иначе может получиться ровно по пословице «У семи нянек дитя без глазу». И если Терас постоянно следит за состоянием тоннеля, то пусть им и пользуется по назначению. Там нужна методичная и аккуратная неторопливость, как раз работа для эстонца.

— Чрезвычайные обстоятельства. По-другому нельзя, ракету потеряли бы на старте. Подробности узнаете очно.

— Центр, мне теперь нужно не меньше сорока минут, чтобы восстановить стартовое состояние.

— Пульт, у тебя примерно восемьдесят минут, — именно столько времени требуется «Оби» для полного облёта планеты и совпадения по фазе со стартом «Симаргла».

— Центр, я вас понял.

— Конец связи, Пульт.

Только теперь доходит очередь до тех, кто это сделал. Парни уже переключили изображение на большой настенный экран. «Око Саурона» в действии. Однако никакого шевеления незаметно. Запуск ПЗРК, — похоже на них, — произведён с нашей, с-цуко, территории! Ржавый якорь им в печень с проворотом!

— Центр вызывает Кречета. Приём, — Тиму надо дать команду, хотя вижу, что вертолёт уже летит к месту ракетного залпа.

— Центр, Кречет на связи.

— Кречет, пуск ракет засёк? Мы отсюда никакого движения не видим. А у тебя как?

— Да, выстрелы заметил. Тоже ничего не вижу. Они под маскировочными накидками.

— Направление два часа, дистанция километр. Прочеши из пулемётов. Парнями своими не рискуй, нет необходимости.

— Шеф, может не стоит так резко? — сбоку стоит Сафонов, в глазах… что? Осуждение?

— Ты о чём? — прикрываю рукой микрофон.

— Преступников арестовывать надо, а не уничтожать на месте.

Быстро справляюсь с лёгкой степенью ошаления.

— Кречет, ты меня слышишь?

— Центр, слышу тебя прекрасно.

— Если эти мерзавцы смогут тебя уговорить, возьми их в плен. Только они должны постараться. Своими людьми и собой не рискуй. Они мне живыми не нужны. Как понял?

— Прекрасно понял.

— Отбой связи.

Дальше без меня разберутся, а у меня здесь дела стоят. Оператор так и лежит у стены среди обломков стула. Зина не дала ему перейти в вертикальное положение. Поднимаю его рывком одной руки за шиворот. Не сильно крупный, но ведь и не ребёнок. Окружающая публика глядит с невольным уважением, а мне просто надо адреналин сбросить.

Другой рукой придавливаю его к стенке.

— Ты зачем это сделал?

— Э-э-э, ч-что? — только что глаза были вполне адекватные, пусть испуганные, и вот опять бессмысленные.

— Зачем ты хотел взорвать ракету прямо в тоннеле?

— А, эта… ну, я не хотел…

Врезать бы ему! Только открываются два момента. Вряд ли сигнал на ликвидацию дошёл бы через тоннель. И… с-цуко, мы что⁈ Не предусмотрели запрет на самоликвидацию в момент старта⁈ В районе желудка стало арктически холодно.

В это же время четыре километра от стартовой площадки.

— Раз, два, три, четыре, пять… — задумчиво бормочет капитан, пряча свои шальные глаза за мощным биноклем, — я тебя иду искать. Кто слишком хорошо спрятался — сам и виноват.

— Ты что-нибудь видишь? — капитан требовательно смотрит на пилота.

— Ну, вас вижу, товарищ капитан…

— Достижение, бля… — общение с детства в компании Колчина не прошло даром. Ерохин старший научился не лезть за словом в карман. Тем более в том кармане всегда был главный козырь — удар тяжёлым кулаком в глаз.

— Особенно для лётчика, — усмехается капитан и обращается к штурману:

— Мы на месте?

— Да. Полкилометра до точки залпа прямо по курсу.

Капитан долго не думает, зачем ему это, когда есть приказ. Устав, опять же. Боевой. Конечно, к указанию сверху надо подойти творчески…

Вертолёт снижается до двадцати метров, начинает свою убийственную работу крупнокалиберный пулемёт. Относительно узким веером засевает тяжёлыми пулями обширную площадь. Малую высоту капитан выбирает из геометрических соображений. Чем меньше угол падения пули на поверхность, тем большая площадь поражается. Участок степи не утыкивается точечно, а просеивается пунктирными линиями.

— Есть! — пилот вскрикивает первым. Впрочем, и единственным.

Капитан лишь удовлетворённо ухмыляется. В одном месте грунт будто вздрогнул. В метрах тридцати от поражённого вскакивает человек в песочном хаки и бежит на северо-запад. Мысленно Ерохин одобряет противника. Грамотно рассосредоточились. Не сгрудились в кучу.

— Давай догоним. Только близко не подходи.

Вертолёт по дуге обходит беглеца.

— А ну, стоп! — в голову капитану приходит удачная, как ему кажется, мысль. — Зяблик-1, я — Кречет, отзовитесь!

Первый «зяблик» отзывается. Получает команду. Один из взводов заслона снимается и быстрой рысью несётся наперерез шустрому беглецу. Не, рисковать личным составом попусту не стоит, но какой разумный командир откажется опробовать своих солдат в реальном деле.

— Там больше никто не шевелиться?

— Нет, — мотает головой штурман, которому поручили отслеживать противника.

— Может, их только двое и было? — выдвигает версию лётчик, заходя на ударную позицию.

— ПЗРК было пять, двое никак не унесут, — капитан вновь доказывает, что работать умеет не только руками, — Один — командир и пять «мулов». Они все могли и не уметь с таким оружием обращаться. Хотя с другой стороны, ничего сложного там нет. Не, не, на этот раз выше поднимись. По-другому сделаем.

(По другому, это так: https://ok.ru/video/2000029140 — ракетная атака с момента 4:50. Фрагмент из советского фантастического фильма «Посредник»)

23 октября, суббота, время 10:21.

Космодром Байконур, ЦУП Агентства.

Слава небесам, ушла ракета. Вполне себе благополучно. Я ещё попросил Тима полетать над тем местом, начиная от пятикилометровой высоты. Чтобы разогнать винтами пыль и дымовые частицы, оставшиеся от зенитных ракет. В дополнение к небольшому ветерку.

Смысл атаки вижу только в этом. Сбить какими-то вшивыми ПЗРК ракету на скорости в три Маха? Я вас умоляю. Человеческая реакция на это не способна. Даже моя. И скорость не та. Идея в другом: «засорить» небо на траектории ракеты. Мелкие и даже мельчайшие осколки при такой скорости столкновения опасны не меньше, чем винтовочные пули. Лобовая часть «Виманы» ещё может выдержать, а вот «юбка», прикрывающая воздухозаборники, нет. «Симаргл» был бы повреждён, а доставка на орбиту сорвана. Кто-то умный это придумал, ржавый якорь ему в печень.

Запрещать Тиму загон одного из попытавшихся удрать не стал чисто бюрократически. «Под твою личную ответственность», — одна из любимых поговорок начальства не желающего подставлять свою голову под топор в случае чего. Тима не смутило. Хотя если что, я б его прикрыл. Меня-то Юна всё равно не снимет, а над товарищем капитаном генералы есть.

— Руководители служб и подразделений — в комнату для совещаний!

Ребятам надо объяснить, что произошло и какие меры надо принять. Костю Храмцова приходится вызывать по телефону. Он приходил, пока ему любопытно было, но на данный момент запуски «Симарглов» — рутина обыкновенная.

Пока все усаживаются, звоню в полицейский участок. Пусть занимаются. Фотографируют, протоколируют, шьют дело о возмутительном террористическом акте.

Даю краткий обзор происшествия, намечаю слабые места, которые надо расшить и отправляю думать над предложениями. Одно из слабых мест — ночная охрана. Террористы, скорее всего, ночью пробрались. Можно ещё местность прочёсывать, а лучше и то и другое. Другие слабые места обсуждаю только с Песковым.

— Андрюш, мы с тобой прошляпили эту дыру, да? — в загадки на этот раз не играю, говорю сразу. — Нет во всех ступенях ракеты блокировки самоликвидации, пока она не покинула тоннель.

Песков отчётливо бледнеет.

По-быстрому решить вопрос несложно. Команду на самоликвидацию можно блокировать на программном и аппаратном уровнях, сигнал с ЦУПа просто не пройдёт. О чём Андрей и говорит, когда приходит в себя.

— Сделаем так, что кнопка будет подсвечиваться изнутри, когда активируется. И крышечка деблокируется.

— Таймеры внутри «Симарглов» и «Виман» тоже поставь. Устанавливать их надо перед стартом, в протокол подготовки к старту необходимые изменения внесу, как только ты их поставишь.

Андрей уходит, заходит Храмцов. Инструкцию он получает лаконичную и сразу отбывает.

— Извести Астану, что они оштрафованы на сто килограммов. Мы возлагаем на них ответственность за проникновение террористов с их территории. Разумеется, с сегодняшнего дня проценты тоже рассчитывай на усечённый кредит.

Небольшое утешение есть. Неплохой прибылью оборачиваются наши хлопоты.

25 октября, понедельник, время (мск) 14:10.

Ближний космос, 240 км над уровнем моря. «Купол».

Командир экипажа Алекс.

С утра занимались тягомотиной. С Земли прислали большую блямбу пятиметровой длины и четырёхметрового диаметра цилиндр. Из нержавейки почему-то. Какое-то нарушение традиции использования титанового сплава. Хотя надо оговориться: главная ось тоже стальная.

Пришлось откачивать аргон из купола, отцеплять мой родной модуль «Алекс» и заводить этот бездонный (потому что без дна и покрышки) барабан на главную ось. Затем восстанавливать статус-кво. Сейчас Гришки раскручивают «карусель», Саньки зачищают следующую партию фрагментов, а мы, закрепив «втулку» на главной оси с максимальной аккуратностью (кольца для этого дела тоже прислали), принимаемся за установку оборудования.

«Втулка» снабжена двумя поясками, один на дальнем краю, второй на два метра от него. Фланцы надо строить методом наращивания. На каждый поясок нам предстоит наматывать ленту, уже титановую. На этот раз сплав не такой прочный, зато вязкий и пластичный. Мотки этой ленты толщиной в два миллиметра уже болтаются окрест нас. Купол изнутри напоминает паучье жилище, всюду натянуты тонкие тросы, по которым мы лазим и на которые вешаем всякую всячину.

Устанавливаем рядом с рабочей зоной «воронку». Её предназначение всасывать и фильтровать аргон. Обе стороны ленты надо чистить, аппарат при укладке её разогревает индукционным способом и придавливает к нижнему слою. Уже знаем, что впоследствии не оторвёшь. Прилипают, как на хорошем клее.

Включаю «воронку» и быстро зачищаю конец ленты. Грэг вставляет его в щель на пояске и загибает ударами ручки молотка. Теперь ступеньки при намотке не будет, один край щели выше другого как раз на два миллиметра. Ни малейшей щёлочки тоже, Грэг берётся за сварочный аппарат. Он у него тоже на поясе, придаёт Грэгу воинственный вид своей схожестью с пистолетом. Лазерный бластер, как в «Звёздных войнах». Сплавляет этим оружием края, легонько пристукивает ручкой молотка. Как-то странно видеть в космосе нечто деревянное.

— Хвостик прищемили! — объявляет Грэг. — Теперь давай сюда эту закаточную машинку.

Мимоходом мой зам дал имя устройству, с которым нам работать несколько часов. Только сегодня. Потом ещё несколько дней.

— Эй, там, на фланге! — кричат ребята. — Подавайте кольцо!

Это не нам, можно продолжать.

Вечером, — мы работаем до шести вечера, у нас примерно десятичасовой рабочий день, — нам приходится крутить педали в модуле для зарядки аккумуляторов и приведения организмов в тонус. Ребятам-то не надо, они и так приходят взмыленные.

— Чего хочется больше всего, — задумчиво высасывает сок из трубочки Саша, — напиться горячего чаю. Или кофе. Не важно, лишь бы горячее, с парком.

— Не трави душу, — бурчит Гриня.

— Парни, вы чего? — так-то я их прекрасно понимаю, но от нас ничего не убежит. — Хотите, прямо сегодня пошлю запрос на нашу замену и дело сделано. Не в один момент, но через неделю нас точно здесь не будет.

— Да чего щас-то! — Гриня впадает в запальчивость. — Через неделю-две мы и так будем горячий кофе пить!

Это он, конечно, хватанул, но доля правды есть. А если переселиться до полного обустройства? Поспать мы и в спальниках сможем без всяких кают. Зато действительно, какой кайф выпить утром чашечку кофе. Кто бы мог подумать, что на Земле нас окружает масса удобных и привычных мелочей, без которых жизнь не мила.

Грэг вдруг подмигивает, показывает глазами на Гриню. Чего это он? Не сразу понимаю, что Грэг намекает на спецкурс только для командиров. Нас предупреждали, что рано или поздно в психике космонавта может наступить кризис. Его можно преодолеть. Либо он бесконтрольно разовьётся, и дело кончится плохо. Такое иногда происходило, только об этом никогда не писали. Апокриф. Знают только самые посвящённые.

— Ну, так подожди пару недель, — пожимаю плечами. — Если хочешь, могу тебя хоть завтра на Землю отправить. Напьёшься кофию — вернёшься.

— Ну, не знаю… — пожимает плечами Грэг. — Доставку отсюда мы не испытывали пока.

— Вот на нём и испытаем, — тычу пальцем в Гриню. — Доброволец уже есть.

— Насколько я нашего шефа понимаю, — Грэг солидарно отсмеялся со всеми, а теперь говорит серьёзно. — Он нас поймёт, если мы попросим обновить экипаж. Пару человек на замену-то он всяко найдёт.

— Есть проблема, Грэг, — подхватываю тему, один из методов преодоления психологического кризиса у члена экипажа это забалтывание, желательно в режиме стёба. — Главный может не найти ещё одного Гришу. Запасные Александры у нас вроде есть, а вот Григории кончились.

Неожиданно всех разбирает смех. Пока только разбирает, но прорывает, как плотину, когда Грэг на полном серьёзе вопрошает Гриню:

— А у тебя нет брата Коли?

Окончательно все приходят в благостное настроение, когда я решаю закрепить победу на невидимом фронте. Отлетаю в укромное место и возвращаюсь с красивой бутылкой.

— Давно парни надо отметить наши трудовые успехи на космическом фронте. Ты говоришь, кофе тебе нужен паршивый из магазинной баночки. А это ты видел? Хрен тебе на Земле кто такое нальёт. Итальянское сухое красное. Название не спрашивай, не выговорю. Пять лет назад считалось вином номер один в мире. Даже не представляю, сколько стоит. Говорят несколько десятков тысяч долларов бутылка.

Все мы люди. И если чего-то не хватает, но есть нечто уникальное, чего нет у других, сей факт здорово утешает. И необходимость пить великолепное с бодрящей кислинкой вино из больших полиэтиленовых шприцов только забавляет.

1 ноября, понедельник, время 14:10.

Байконур, Администрация комплекса, каб. Колчина.

У меня сегодня важный гость. Первый заместитель премьер-министра Казахстана, Скляр Роман Васильевич. Хотел приехать министр иностранных дел, но я затребовал именно Скляра. И точнее сказать, не хотел приехать, а норовил вызвать к себе. Прямо сказал, что не поеду по причине недоверия.

— Если стреляли по моей ракете, то запросто могут и меня подстрелить. У меня сильные основания считать, что ваши органы безопасности территорию страны не контролируют.

— Вы преувеличиваете, господин Колчин.

— Преувеличил бы, если бы сказал, что они это сами сделали, господин министр. Между прочим, тоже версия. Советую её отработать. Так что присылайте представителя. В качестве которого приму только Скляра.

— Почему его?

— Он производит впечатление надёжного и умного человека. Уверен, с ним я точно найду общий язык.

— Вы не можете назначать представителя от нас.

— Я не назначаю, а высказываю пожелание. Имею право. А вы имеете право отправить его ко мне. Он член вашего правительства.

В результате этих договорённостей Астана и послала ко мне Скляра. В этом кроется тонкий подтекст. Казахи, как истые азиаты, тонко чувствуют грани иерархии. Тот, кто вызывает, априори стоит выше того, кого вызывают. Они, таким образом, изначально пытались поставить меня на более низкую позицию. И уже в положении сверху читать мне нотации и грозить пальчиком. А подтекст в том, — я так с гнусненькой ухмылочкой догадываюсь, — что ни один казах не захотел очутиться в положении просителя. Той самой низкой позиции. Так что все с удовольствием уступили незавидную роль единственному русскому в казахском правительстве.

Есть и другой неприятный момент. Звонили из Москвы и мне в достаточно деликатной форме посоветовали утрясти неурядицы с Астаной. Все намёки расшифровал зампред СБ.

— Ты пойми, Витя, никакое начальство не любит, когда сложности идут снизу, от подчинённых. Пусть они десять раз правы, но правота их выяснится позже, а сначала они по шапке получат.

— Террористическое нападение случилось с территории Казахстана. Наш МИД хотя бы запрос отправил?

— Отправил, отправил…

— Но его проигнорировали, — тут же угадываю, и развиваю тему. — Всё-таки речь идёт о запросе, так? Не о протесте, не предупреждении? Посла в МИД тоже не вызывали?

Зампред замолкает.

— Так что выходит, это сложности не мои, а начальства. Надо было пользоваться моментом и ставить Астану раком, а вы ушами прохлопали.

— Поаккуратнее, Витя. Я всё-таки старше тебя…

— Так я же не про вас лично. МИД ушами прохлопал. И кто им виноват? Я им такую классную карту для игры дал, а они её в отбой слили.

Так часто бывает. Кто первым обиделся, тот и прав. Позже оказывается, что он-то во всём и виноват, но первое впечатление изжить трудно.

— Ладно, не волнуйтесь, Дмитрий Анатольевич. Пусть шлют представителя. Как минимум, обещаю, что не выставлю его с порога, — хоть что-то зампреду надо дать. Хоть какой-то довод.

Он не вчера родился, политический опыт огромный, даже шестёрку отыграет, как надо. Особенно если она козырная. Я ведь действительно могу послать. Кадры, где НУРСами перепахивают несколько гектаров степи, впечатлят кого угодно.

Сразу выясняется, что со Скляром, действительно, легко иметь дело. Он тут же принял моё приглашение ехать на космодром. Даже уговаривать не пришлось. Вот и приехали.

— Сразу вопрос, Виктор Александрович. Почему я? — сопровождает вопрос тонкой улыбкой.

— Хочу иметь своё лобби в Астане, — отвечаю прямо и в лоб.

— О-о-о, русская партия?

— Почему нет? Сразу скажу, что в означенной русской партии могут быть и казахи. Да хоть корейцы и узбеки. Вменяемые и умеющие работать, а не только понты гнуть.

— Вот как… — неопределённое восклицание не означает ничего, кроме желания обдумать. Подкидываю дальше.

— Вы же понимаете, что я усиливаю ваш вес в правительстве. Я ведь намекнул, что не хочу иметь дело ни с кем кроме вас. Как опытный политик, вы должны это оценить.

— Если я ещё вернусь с хорошим результатом, — снова тонкая улыбка.

— Результат я вам обещаю, как без этого? Иначе там вас ценить не будут. Полагаю, сами сумеете это обыграть.

— За это не волнуйтесь, Виктор Александрович.

Заходит секретарша с чаем и прилагающимся десертом. Не Света, но тоже ничего.

— Давайте я сразу обрисую в целом, как вижу всё это дело. Целиком обнулить свои претензии я не могу. Во-первых, уже было одно предупреждение Астане. Во-вторых, потеряю лицо, если пойду на попятную, и меня перестанут воспринимать всерьёз. Но если я обменяю какую-то уступку на связи в казахском правительстве, меня все поймут правильно и одобрят. Нормальная сделка.

— Раздаются задиристые голоса, что российский суд может принять нашу сторону, — замечает Скляр, пригубливая пахучий чай.

— Мне наплевать. Так и передайте этим задиристым голосам. Во-первых, это тяжёлые хлопоты. Возможно, взятки судьям. Контакты с Москвой по неприятному поводу. Во-вторых, дело запросто может повернуться в мою сторону. У меня в Москве тоже связи есть, если вы не догадывались. Одно МГУ чего стоит, научная элита, между прочим. В-третьих, если российский суд примет сторону Астаны, я сделаю под козырёк, на следующий день придерусь к по другому поводу и снова вас оштрафую. Замучаетесь по нашим судам бегать, бумажную пыль глотать.

Скляр аж головой дёргает. От восхищения, надеюсь.

— Возьмём самый неприятный для меня вариант. Проиграю все суды. Да и ладно. Когда придёт пора платить по счетам, — это случится года через три плюс-минус, — я буду сильнее раз в сто. Вы же не думаете, что для оплаты кредитов я последние штаны сниму? Нет. В тот момент для меня это будут сущие мелочи. Мои активы начнут исчисляться триллионами долларов. И тогда меня так просто не укусишь. Экономически могу весь Казахстан превзойти. А кто сильнее, тот и прав. Поэтому в тот момент возьму и переиграю все суды в свою пользу.

— Насчёт триллионов долларов… — осторожно дальше не продолжает.

— Сколько стоила МКС к своему концу, не знаете? Порядка двухсот миллиардов туда вбухали. Четыреста двадцать тонн общая масса. Вы грузоподъёмность наших ракет знаете? Почти сорок тонн (вру на каждом шагу, но во имя). Умножьте на тридцать стартов. Чуете разницу? Представьте, во сколько можно оценить супертяжёлую орбитальную станцию в пять или десять тысяч тонн? Это мощный актив. Мы ведь долго не будем останавливаться.

Язык чисел очень простой и очень убедительный. Моего визави масштабы ощутимо придавливают. И ведь они сильно преуменьшены. Наша сила уже и в городе видна. «Сигма» строит небоскрёб, завершающий архитектурную композицию нашего квартала.

— Значит, полностью вы штраф не отмените, — делает правильное заключение.

— Исключено. Но серьёзную уступку могу дать. И не стесняйтесь приписывать эту заслугу себе.

— Какую?

Объясняю.

2 ноября, вторник, время 08:30.

Байконур, ЦУП Агентства.

— Я бы хотел своими глазами посмотреть, — Скляр просит не такое уж и немыслимое. Сейчас я даже жителям могу разрешить наблюдать с крыши.

Оглядываю и взвешиваю обстановку. Кнопка сигнала на самоликвидацию не подсвечена. И не будет активна в течение пяти секунд после вылета ракеты из тоннеля. Программный ярлык тоже не включиться до этого момента. Проверено. Таймеры в ступенях установлены. И запустятся в момент старта. Оцепление стоит, «Кондор», то бишь Тим Ерохин, бдит. Вроде всё в порядке.

— Андрей, справишься?

Песков пожимает плечами. Это не сомнение, а его отсутствие. Дескать, что такого-то?

— Смотри за обстановкой, — и обращаюсь к высокому гостю. — Поехали.

Ну и выезжаем. Мне тоже интересно. Как-то так вышло, что сам вживую старта не видел.

Скляр от меня не с пустыми руками уедет. Переговоры мы закончили быстро, а сейчас их имитируем. Астана не должна думать, что всё легко даётся. Нет, у неё должно сложиться впечатление, что Скляр зубами выгрызает из меня смягчение или отмену штрафа.

— Виктор Александрович, а не лучше ли просто уменьшить размер штрафа наполовину?

Только подумал, а он и вправду начинает раскачивать мою позицию.

— Давайте, я оставлю это на ваше усмотрение. Соглашусь и на это условие и моё в силе. Пусть у Астаны будет выбор.

Они почти тождественны. Я предложил штраф сохранить, но ввести мораторий до начала гашения кредита. И снять его уже с общей суммы с процентами. Это уступка. Если задействовать штраф сейчас, то Астана потеряет сто килограмм золота плюс проценты. Размер процентов запросто достигнет восьмидесяти и больше килограмм. Но если снять их уже с итога с процентами, то потери Казахстана будут исчисляться только номинальной суммой.

Пожалуй, им действительно выгоднее уполовинить штраф. Но это как карта ляжет.

Ещё один важный момент. Предложение официально должно исходить от них. Тогда всё решиться быстро и на попятную казахи пойти не смогут. Никто не поверит, что им руки выкрутили, когда документ будет иметь исходящие реквизиты правительства Казахстана.

Время 09:00.

Ногами мы чувствуем низкий подземный гул. Очередной огненный дракон готовится вылететь из глубокой норы. Мы стоим примерно в километре строго с тыла. Самое безопасное место, тут для ударной волны слепая зона.

Несколько секунд спустя над устьем тоннеля на мгновенье возникает облачный щит, сквозь который вырывается гигантская серая тень. Грохот до нас доносится только через три секунды, когда моя птичка «Симаргл» уже светит нам факелами на полуторакилометровой высоте.

— Ох, ты ж ничего себе! — Скляр вскрикивает восхищённо и невнятно добавляет ещё какие-то несомненно русские, но непечатные слова.

— Тридцать первый старт, Роман Васильевич. И очень скоро номера их станут трёхзначными. Это я вам твёрдо обещаю.