Космопорт

Глава 23 Столица — хорошо, а дома лучше

7 июля, среда, время 11:55.

МГУ, кабинет проректора по науке.

Выхожу, утирая лоб. Успел. До обеда успел сдать работу. Сейчас пойдёт обычный цикл: выберут рецензентов, дождутся их заключения, заставят проделать работу над ошибками. Ну, или вообще развернут и, условно говоря, пинка дадут. Кафедра общей физики сдержанно одобрила статью, но это только первая линия обороны и неосновная.

Пришёл к выводу, что можно в открытую публикнуть теоретические исследования в области очистки ближнего космоса от мусора. Тем более что результаты прогона через систему виртуального эксперимента имени Андрея Пескова мы обнародовать не собираемся.

7 июля, среда, время 15:10.

Подмосковное Протвино, полигон МГУ.

Небольшой компанией в шесть человек, двое из которых — я и Зина, наблюдаем захватывающее зрелище через широкое окно с дециметровой толщины бронебойным стеклом. Для тех, кто понимает, — упоительное зрелище.

Шестиметровое в диаметре кольцо внизу — принимающее, опускаемое сверху — добавляемое. Точно такое же: шестиметровое, шириной в двести миллиметров, титановое. Аргон в камере разрежённый, на одну десятую атмосферы.

Вот верхнее кольцо, плотно зажатое таким же кольцевым держателем, раскручивается так, что «пальцы» ротора сливаются в сплошной усечённый конус. Доносится слабый гул электромоторов.

— Восемьсот оборотов в минуту, — объявляет оператор, сидящий за экраном. Он тут главный, пока процесс идёт.

По плану требуемая скорость достигнута. Верхнее кольцо медленно подкрадывается к нижнему. Когда остаётся пара миллиметров, кольцо останавливает вертикальное движение. А, нет! Просто скорость становится примерно такой, как движение минутной стрелки часов.

Спустя несколько долгих секунд касание. Поверхность намеренно грубой обработки, четвёртого-пятого класса чистоты. Полетели густые искры, которые сливаются в сплошную огненную прослойку между двумя гигантскими шайбами.

— Отключаю привод, — объявляет оператор и сразу: — Удар.

«Пальцы», ухватившие верхнюю шайбу, замедляются резко. И как только они, дёрнувшись на тормозящих амортизаторах, останавливаются, в ударном режиме осуществляется прижим.

Зажимы держателя раздвигаются, сам он приподнимается.

— Уводим в шлюзовую камеру, — комментирует оператор. Анатолий его зовут.

На заре космонавтики никто не знал, что металлы в вакууме могут свариваться при обычном контакте. Достаточно потереть их поверхности друг о друга, чтобы содрать окисную плёнку и адсорбированные на поверхности влагу и воздух. Впрочем, последнее в космосе исчезает быстро и добровольно.

Подобному эффекту мы обязаны многими космическими авариями. Как часто бывает, за новые знания платили кровью. Ещё один аргумент против тех, кто норовит бесплатно подарить с огромным трудом добытые технологии чужим дядям. Например, нашим добрым восточным и узкоглазым соседям. Впрочем, политика ещё и не так заставит раскорячиться.

Таких мелких знаний наша технологическая культура в космонавтике хранит великое множество. Хотя бы те же методы противодействия вредному слипанию металлических деталей. Привилегия космических держав. А мы идём ещё дальше, пусть и на микрошажок. Используем этот эффект.

Каким способом надо строить массивные корпуса космических объектов? Литьё отметается сходу по понятным причинам. Сваривание фрагментов в одно целое? Уже лучше, но для мощных броневых листов или плит тоже не очень. Оно и для тонких-то… Всерьёз обдумываю способ запаивания тем же составом металла или сплава. С последующей обработкой.

Мы сейчас широко используем напыление и 3D-печать, но они жутко энергоёмкие. По итогу весь объём металла, ушедшего на изделие, прогревается до состояния размягчённого пластилина. Напыление сначала приводит материал в капельное жидкое состояние. Для маленьких и сложных изделий нестрашно. К многотонным конструкциям не применимо.

Сваривание трением самое лучшее. Разогревается только поверхностный слой, энергия набирается путём кинетического разгона, причём режим её накопления неважен. Теоретически можно за полчаса вручную паре человек раскрутить. Не особо напрягаясь. Пристроить беличье колесо с коробкой скоростей — и вперёд. Космонавтам ведь нужны физические нагрузки, ха-ха-ха! Может, так и сделать?

На данный момент этот процесс как раз изучается, подбираются лучшие режимы для разных сплавов. Прежде всего, титановых, их же будем использовать. К неприлично конскому восторгу «Ависмо».

Деликатно бренькает телефон. Читаю сообщение. Ни привета, ни прочих ритуальных фраз, собственно, ни одного слова не по делу. «19:00, в том же месте», — это не хухры-мухры, это, бляха, стиль!

7 июля, среда, время 19:05.

Москва, один из неприметных дворов на окраине.

Запрыгиваю в мерс, из которого на миг продемонстрировал свой гранитный лик Велес.

— Деньги принёс?

Я ж говорю: стиль! Ни тебе «здрасти», ни тебе «привет» или «халлоу»!

— Сначала отчёт. Здравствуйте, кстати, Михал Андреич.

Кивает, параллельно ковыряясь в смартфоне. Показывает фото. Равнодушно разглядываю изукрашенный крепкими бандитскими руками фейс мистера Веклера, насовца и человека. Интересуюсь деловито:

— Характер травм?

— Как просил, прошлись по рёбрам, добавили арматуриной по ноге. Насчёт переломов точно не скажу, но парочка компрессионных точно есть. Могу попробовать официальный диагноз выцарапать.

— Не надо. Лишний след ни к чему. Мне главное, чтобы запомнилось.

— За это точно не волнуйся.

— Финальный штришок?

Опять копошение в смарте. На этот раз вытаскивает видео. На фоне посольства стоит разбитная журналистка и стрекочет:

— Вчера вечером какие-то хулиганы обстреляли американское посольство. Никаких повреждений не нанесено. Стрельба велась из пейнтбольного оружия, в одно из окон третьего этажа… — Камера сделал зум, и упомянутое окно, испещрённое синими кляксами, придвигается. — Кто и зачем — не ясно. Только известно, что в тот же день был избит представитель НАСА в посольстве США, мистер Майкл Веклер. В настоящий момент он находится в Американском медцентре…

Как только отвожу взгляд, Велес убирает смартфон.

— Почему не чёрной, как я просил?

Цвет краски имел пикантный смысл. Если Веклер не слышал про «чёрную метку», то кто-нибудь обязательно скажет. На ролике видно, что пятна на окне синие.

— Чёрную не делают. Ей никто не пользуется. Цвет должен быть ярким.

— Всё-таки чувствуется у вас отсутствие фундаментального университетского образования, Михал Андреич. Так в наше время нельзя, — нравоучительно читаю нотацию, очень забавно смотреть на угрюмое молчание криминального авторитета. — Заведите себе какого-нибудь толкового выпускника, лучше университетского физфака или чего-то подобного.

— Как-нибудь проживу без твоих советов, мальчик, — пытается дать отпор.

— Проживёте, конечно, — легко соглашаюсь. — Вопрос в том, сколько и как хорошо. Надо было взять синюю краску и красную, смешать их, вот и всё. На выходе получили бы чёрную.

— Красную тоже не используют, — Велес пытается оправиться от тонкого разящего выпада.

— Малиновую, розовую, что-то да есть. К тому же чёрный цвет можно и другим способом получить. Тёмно-синий и жёлтый, только там, возможно, пропорции будут другими. Короче говоря, Михал Андреич, знание — сила, не надо об этом забывать.

Велес мрачно задумывается.

— Не переживайте, Михал Андреич, говорю не за тем, чтобы цену сбить, — высовываю руку наружу, делаю жест.

Через полминуты Зина подаёт пакет. Бросаю его на колени Велесу.

— Деньги в банковской упаковке, если не будет хватать, значит, банковские сотрудники на руку нечисты. Скажете, если чо.

Велес ворошит пакет, пересчитывает красные пачки, всего пятнадцать штук.

— Всё в ажуре, — принимает оплату авторитет.

— Напоследок выношу огромную благодарность. От себя лично, всего Агентства и даже в целом России. Вы совершили очень полезное и патриотическое дело, дали отпор врагу, — смотрю выжидательно, как воспримут щедрую дозу пафоса?

— Чё уставился? — по виду недоброжелательно реагирует Велес. — Ну, пожалуйста.

— Надо сказать — «Служу России», — назидательность в голосе моём достигает поднебесных величин.

— Слушай, иди уже, а! — на наш диалог Бизон за рулём восторженно хрюкает. — Вали нахер!

Не совсем по указанному адресу, но, тем не менее, сваливаю. Дразнить диких кабанов можно, но крайне осторожно. И да — вовремя сваливать.

13 июля, вторник, время 07:15.

Байконур, комплекс Агентства, спортплощадка военгородка.

Тим Ерохин улыбается с кровожадной радостью. Майка облепляет мощный рельефный торс. Вокруг — его солдатня, у него целая новая рота новобранцев, на сдачу юных лейтенантов, свеженьких выпускников военных училищ отсыпали. Все окружили импровизированный ринг, глаза горят восторгом. Их славному старшему лейтенанту — хотя представление на капитана уже где-то на подходе — удалось уговорить самого главного в этой точке планеты на спарринг в полный контакт.

Тим долго ко мне приставал и подначивал. Замучился отбиваться.

— Тим, у нас разные весовые категории.

— В бою сортировать врага по весу не будешь…

— Не буду. Сильно крупного заранее подстрелю, — подрезание противника в споре обычно и начинаю с согласия. — Сам знаешь, чем шире морда, тем легче попасть.

— Я не настолько широк, — ухмыляется. — В бою запросто доберусь.

— В бою совсем другое дело, — устало вздохнул. — Доберёшься, я тебя быстренько убью — и всё. Делов-то. Но не убивать же тебя на тренировке. Ты как-то сильно много от меня хочешь.

Недоверчиво ухмыльнулся и надолго отстал. Потом снова стал приставать.

— Тим, мне нельзя удары по голове получать. Я не боюсь, пойми. Но рисковать своим главным инструментом ради твоих капризов не буду. Отстань!

На это получил заготовленный ответ:

— Защитный шлем наденешь, — и, видя, что я задумался, торопливо добавляет: — Я перчатки надену, только, извини, лёгкие. В больших для любительского бокса вообще невозможно. А ты — как хочешь, а?

На этом моменте сломался, поэтому сейчас на мне тактические перчатки, укреплённые. Действительно, риска почти нет. Ну, для головы. Моей, его-то головой можно дюбеля забивать. Бутылки он точно о голову разбивает, потрясая этим фокусом новобранцев. Остальные части моего тела мне тоже дороги, но не так важны, как уникальный мозг.

Договорились, само собой, не наносить летальных и калечащих ударов. Удушающие и на излом костей захваты прекращать сразу по сигналу, ну и так далее.

Отвечаю на приглашение нападать. Хитрован он, конечно. Нападающий априори раскрывается, ну и ладно. Пусть у него хоть какой-то плюс будет. Осторожно приближаюсь, перемещаясь то влево, то вправо. Широкая ухмылка на его лице меня не обманывает, следит он за мной внимательно. Ну следи, следи.

Первый мой удар верхний, ногой в голову. Слева. Названия не знаю, возможно, оно есть в одном из вычурных восточных стилей, но считаю этот удар личным изобретением. Не левой ногой, а правой, с разворотом корпуса и пяткой в голову со сгибанием ноги, усиливающим удар.

Успеваю заметить презрительную усмешку. Высокие удары в реальной схватке с опытным противником запрещены. Нападающий здорово подставляется. Но это абсолютно справедливо только для опытных бойцов с примерно одинаковым владением техникой боя. И на определённом уровне, сильно выше среднего, эта истина теряет свою непреложность. И какой у меня уровень, Тим скоро почувствует. Сам на урок напросился.

Хоть и хитренький удар, но ожидаемо нога попадает в захват, сейчас получу ответный удар нокаутирующей степени — и схватка закончена. Именно так он и думает, просчитать его нет никаких проблем. Только он не заметил начала разворота корпуса в обратную сторону, и, не выдёргивая ногу из захвата, наношу удар второй ногой из немыслимого положения горизонтально в воздухе. А что не так? На мгновенье использовав его же захват как опору.

Ударил подошвой вскользь в районе выше виска и уха. Намёк должен понять, удар намеренно смазан, чтобы вреда не причинить. Военная публика взвывает от восторга. И вроде большинство болеет за меня. Солдаты поначалу своих славных командиров часто тихо ненавидят.

Выдернуть ногу из захвата до падения не успеваю. Но упасть на руки, перекатиться и оказаться на ногах — какие проблемы? Акробатический трюк средней паршивости.

Смотрю на Тима, успешно преодолевающего шоковое впечатление. Не только от пропущенного удара, это всё пустяки, рабочий момент. Его потрясает лёгкость и скорость, с которой оказываюсь на ногах. В кино это называется монтаж, ха-ха-ха.

Не успевает начать атаку, опережаю его. На этот раз действую с правого фланга. Намеченный удар превращаю в ложный, заметив выставленный блок. Вторым, уже рукой, достаю корпус. Тут же получаю мощный пинок в грудь. Подловил меня всё-таки, зар-раза!

Солдатня предательски взвывает от возбуждения при виде умелой мощи своего командира.

Меня отбрасывает, и равновесие я теряю, но опять-таки это — эффектный эпизод, не более. Удар успеваю смягчить и выдохом, и резким выбросом рук вперёд, определяя этим самым движение корпуса назад. В итоге падаю, успев сгруппироваться, и быстро восстанавливаю вертикальное положение.

Не совсем прямоходящее, на полусогнутых и пригнувшись. Готов к прыжку и обороне.

Обороняться приходится срочно. Тим не собирается давать мне передышку, ринулся вслед за мной. Тэк-с, пора с ним кончать уже. В максимально скоростной режим не переходил ещё, а вот теперь пора! Уклоняясь от ударов, наношу ответные по особым точкам. Вот для чего мне нужны тонкие перчатки. В боксёрских, даже лёгких, точечного удара выдвинутыми фалангами пальцев не нанесёшь. Один удар временно и частично парализует правую руку, другой — левую.

Но главное — завершение. Очень быстрый и резкий боковой чиркает Тима по подбородку.

Сразу отскакиваю. Тим пытается восстановить дистанцию, попытка накладывается на результат удара, и он падает на четвереньки. Выставить руки вперёд кое-как смог.

Времени не теряю. Итог надо фиксировать. Поднимаю палец вверх:

— Один, — к указательному пальцу присоединяется средний. — Два!

Дальше хором и с наслаждением счёт декламируют предательские солдаты, снова переметнувшиеся на сторону сильнейшего. Только на счёт «шесть» до Тима что-то доходит, и он пытается встать. Безуспешно.

На счёт «десять» под дикий восторженный вой солдат подскакивают верные лейтенанты, помогают встать командиру, павшему в славной битве. С ещё более высоким командиром. Ну, альфа-самцовая позиция мне особо не нужна, но не повредит точно.

Быстро очухавшийся Тим угоняет личный состав в казарму, те уносят с собой шлем.

— Ну ты даёшь! — мой давний с детства друг восхищённо трёт пострадавшую челюсть.

Кое-что вспоминаю. У меня постоянные проблемы с высококвалифицированным спаррингом.

— Вязку умеешь делать?

— Это как? С бабами, что ли?

Завожу глаза к небу. В ту его часть, где нет палящего и уже припекающего солнца.

— И чему вас только в десанте учат, а? Только кирпичные стены и можешь головой пробивать. Ладно, вечером покажу.

— Всё-таки не пойму, — Тим недоумевает. — Почему ты победил? Откуда в тебе столько умений?

— Я вас, помнится, и в детстве бил. Сразу пачками, — откровенно ржу. — Ладно, объясню. Ты с каких лет начал серьёзно рукопашкой заниматься?

— С двенадцати.

— А я с шести. И с тех пор каждый день у меня начинается с зарядки и утренней тренировки. Каждый день! Исключая… впрочем, без исключений. Только в дальних поездках, поездах, самолётах приходится заменять изометрическими упражнениями и на мелкую моторику. Шестнадцать лет, Тим! Шестнадцать! А теперь посчитай свой стаж.

— Бля, у меня двенадцать, — поскрипев мозгами, выдаёт всё объясняющий и разочаровывающий результат.

— С двенадцати и до армии ты шесть лет насчитал? Неправильно. Ты дзюдо через день занимался, три раза в неделю, а я каждый день тренировался. Так что по твоей интенсивности мой стаж не шестнадцать, а все двадцать лет.

— И как мне тебя догнать?

— Никак. Я не собираюсь тренировки прекращать пока живой.

13 июля, вторник, время 13:45.

Байконур, комплекс Агентства, ЗD-цех (Ассемблер-2).

Наблюдаю через широкое бронестекло за процессом. Вместе с Андреем, хозяйкой Ташей и парой лаборантов. Завораживает. Нет, настолько сложный объект, как «Симаргл», одним нахрапом не слепишь. Поэтому работы комбинируются всевозможные, вплоть до ручного труда. Время от времени подставляются заранее изготовленные детали, которые сращиваются с основной конструкцией. Только что закончилось напыление засекреченным сплавом водородных баков. Изнутри, разумеется.

Подвижные соединения — на подшипниках, на валах — тоже 3D-печати не подвластны. В такие моменты как раз ручной труд используется. Заодно проверяем и совершенствуем скафандры. В рабочей зоне воздуха нет. Аргон на одну десятую атмосферы. Опять-таки опытным путём выяснили, что это максимальная плотность, при которой качество работ идентично условиям полного вакуума. В скафандрах давление 0,35 атмосферы при повышенном содержании кислорода. Тоже опытным путём выяснили, что достаточно пятидесяти процентов.

По итогу разница давлений всего в четверть атмосферы, что заметно облегчает движения. НИОКР по скафандрам ведётся в двух направлениях: лёгкий — для подобной работы в среде инертного газа, и более мощный — для открытого космоса. Есть сдвиги в разрешении проблемы сгибания пальцев в скафандровых перчатках. Любые проблемы можно одолеть, если голову приложить.

Смотрю чертежи и прочие спецификации. Хмыкаю.

— Андрюш, я смотрю, ты наплевал на мои рекомендации копить изменения, а затем вносить кучей?

Помню, он предлагал укрепить ребро жёсткости в одном месте.

— Подумал и пришёл к выводу, что ни к чему их копить. За неполный час с Ташей внесли изменения в программу — и всё. Дело в шляпе.

— Насколько увеличил массу корабля? Вы, гляжу, совсем расслабились, да? Борьба за каждый килограмм лишнего веса вас не касается?

— Вить, ну ты чего? Там всего шестьдесят грамм вышло, какие килограммы?

— Да? — гляжу лист изменений.

Действительно, увидел я двузначное число и возмутился. А то, что это граммы, а не килограммы, мозг не зафиксировал.

— Ну, считай, вывернулся.

Таша за всё время не проронила ни слова. Выйдя из студенческой поры, она заметно подросла, включая и вторичные половые признаки. Девке замуж пора, а она тут российскую науку вперёд двигает.

— Слушай, Вить, а ты в курсе, что женский организм намного выносливее и крепче мужского? — Андрей резко меняет тему.

Хочет, чтобы я быстрее забыл факт его неповиновения?

— Это ты к чему?

— Как «к чему»? К тому, чтобы заранее подумать о женском участии в полётах!

Таша тихо улыбается, уподобляясь Моне Лизе. Как и я, считает, что Андрей в ересь впадает?

— Ты думаешь, наши славные предшественники совершенно зря избегали посылать на орбиту женщин?

— Так они же лётчиков всегда посылали! А среди них ни одной женщины не было. Сначала.

Лётчиков, военных, это так. Один Феоктистов являлся гражданским, инженером по специальности. Савицкая в 82-ом году, наверное, и полетела, потому что лётчицей была. Возможно, единственной в то время.

В рабочей зоне пауза. Активные действия закончены, рабочие уходят в шлюз, манипуляторы собираются в нейтральное, нулевое положение. Мы с Андреем выходим на волю. В солнечный, уже привычно жаркий день. И сразу к машине, стоящей в тени. На солнце их оставлять не рекомендуется. И обычный цвет — белый или бежевый. Чёрный автомобиль может докрасна раскалиться.

И всё это время Андрей мне втирал и втирал. Пел оду женщинам — ничего не имею против. Спорту. Тоже согласен.

— Фигуристки, гимнастки, прыгуньи в воду испытывают перегрузки до десяти «же». И всё мимоходом, в рабочем режиме.

— Ладно, убедил. Дальше что? — осторожно включаю акклиматизатор. Температуру, разогнавшуюся до тридцати градусов, надо снизить градуса на три-четыре. Постепенно. Как ни странно, в жаркую погоду кондиционер подвергает риску простудиться больше, чем морозная зима.

— А дальше… — Андрей одаряет меня широкой улыбкой. — Мы нашли одну такую спортсменку. Ты не представляешь! — он возбуждается почти до неприличия. — Она в первый же день испытаний выдержала пятнадцать «же» и даже глазом не моргнула, — мой зам переполнен восторгом.

— Э-э, — начинаю волноваться, — вы чего там удумали? Прекратить немедленно! Сейчас девчонка даст дуба на испытаниях, а нам всем потом отвечать?

— Да не-е-е… нормально всё будет, — Андрей отмахивается с настораживающей беспечностью. — Вокруг целая бригада крутится, после каждого испытания проверяют организм чуть ли не поклеточно. Нагрузку повышаем плавненько-плавненько. За полторы недели довели до двадцати «же».

Завожу машину. Здесь нет ни ГАИ, ни ГИБДД, ни прочих кровососов, так что можно спокойно навыки вождения совершенствовать.

— Андрюш, пойми, — кажется, мой друг кой-чего не понимает, — женщина — сложнейший биологический механизм. Ей в будущем рожать придётся, а вы тут опыты над ней устраиваете. Я не возражаю против женщин в космосе, но они полетят туда исключительно тогда, когда мы обеспечим достаточный уровень комфорта и безопасности.

— Не придётся, — Андрей хладнокровен. — Её организм уникален, но недостатки есть. Какая-то аномалия, рожать она неспособна, так что бояться в этом плане нечего. Зато выносливость и резистентность к перегрузкам феноменально высокие.

Задумываюсь. И автомобиль чуть дёргается вслед за мной, когда Андрей спрашивает в телефон:

— Алиса у нас где? — выслушивает в ответ неразборчивый для меня бубнёж.

Алиса⁈ Не, только не это!

— Извини, Вить, не выгорит сегодня. У неё выходной, в город укатила.

— С другим именем не могли найти? — не сдерживаю неудовольствия.

— А что не так?

— Всё так. Только мою первую девушку, с которой я девственность потерял, так зовут.

Он знает о наличии у меня детей, но без подробностей. Ещё бы я кому-то их выкладывал, даже и друзьям.

— Не вопрос, — чуть подумав, заявляет дружок. — О паспортном имени забудем, дадим ник. Какое имя тебя устраивает?

— Увижу — скажу. Значит, завтра?

Уже на уличной жаре Андрей кивает:

— После обеда будем тебя ждать. Звякни перед приходом.

14 июля, среда, время 13:10.

Байконур, комплекс Агентства, обитель Оккама.

Запретил шутникам обзывать резиденцию весёлых парней Пескова «Обителью Зла». Сразу не помогло. Пришлось объяснить, что чёрта поминать не надо, иначе явится. Так и стихло. Космонавтика — заповедник суеверий и ритуальных традиций. Современные критики освящения стартов православными священниками страшно далеки от космического народа. Такие обычаи появляются и укрепляются сами собой. Достаточно разок священнику окропить ракету святой водой, а ей безупречно исполнить своё предназначение, и всё. Как полюбил говорить Андрей — дело в шляпе.

Андрей занял простое прямоугольное пятиэтажное здание и сделал его непростым. В середине на крыше — надстройка с параболоидом приёмо-передающей антенны. Дистанционно управляемой — Андрей любит такие выкрутасы. Технически она не нужна, но другу захотелось доли автономности, а я не стал возражать из соображений желательности дублирования всего, до чего руки дотянутся.

По торцам крыши, уже ниже, высотой с дополнительный этаж ещё надстройки купольного вида. Со стеклянным верхом. По слухам, там оранжереи и зоны отдыха, надо как-нибудь зайти, а то всё больше ощущаю, что комплекс начинает жить какой-то своей, неподконтрольной мне жизнью.

Над центральным входом помпезная табличка. Эти извращенцы изготовили её каким-то хитрым напылением или осаждением в растворе. Оксида тантала вроде.

«Отдел конструирования, анализа и математического моделирования», — получается не ОККАМА, а ОКАММА, но для шутников слабое препятствие.

В вестибюле внимание привлекает небольшой розовато-сиреневый плакатик:

Вздыхаю, подавляю желание сплюнуть, иду к лестнице.

— К визиту ревизора всё готово? — спрашиваю по мобильнику, уже поднимаясь по лестнице на верхний этаж.

— Всегда готовы! — голос Андрея переполнен бодростью.

С очаровательной секретаршей Риммой пообщаться не удаётся, Андрей выходит из кабинета. Ведёт по коридору и недалеко. Успеваем только переброситься парой фраз.

— Ты где такую Римму нашёл? Спишь с ней небось?

— С начальника пример беру, — парирует друг. — Ты же тоже со своей секретаршей спишь.

— Я сначала женился на ней, как честный человек…

Андрей хитренько улыбается и распахивает дверь. Помещение большое, наверняка сделали его из трёх, видны опорные арки вместо бывших стен. Хаотически усеяно разнообразным оборудованием, изрядную часть которого не распознаю. Присутствующие сотрудники дежурно небрежным взмахом приветствуют высокое начальство и снова утыкаются в свои дела. Кто в компьютер, кто в экраны других приборов, кто-то руками ковыряется в хитросплетениях проводов.

На находящемся в центре кресле с высокой спинкой сидит ОНА. Слегка залипаю на неё под ухмылочку Андрея…