Космопорт

Глава 26 Разговоры о разном и главном

30 июля, пятница, время 11:00.

Байконур, аэродром «Юбилейный».

Аэродром с нашим приходом сюда расцвёл. А чего бы ему не расцвести, когда в списке статей расходов появилась ещё одна строка с именем этого объекта. С минуты на минуту объявят посадку. Зина словно тень всегда рядом со мной.

Трень-брень-трень, — деликатно вибрирует телефон. Нашёл, мля, время! Достаю. Не всегда отвечаю на звонки, например, с неизвестных номеров. Но на этот ответить придётся. На Зину можно не оглядываться, любой бы и я в последнюю очередь предположил, что она способна на такую деликатность. Однако отсаживается дальше, метров на десять. Сейчас можно, народу вокруг мало. Это не Шереметьево, где каждую минуту садится или взлетает самолёт.

— Да, Алис, — стараюсь говорить приветливо, но голос всё равно сухой.

— Здравствуй, Вить, — делает паузу, то ли ждёт ответного приветствия, то ли не решается продолжать. — А ты когда к нам приедешь?

Теперь я делаю паузу. Мне надо подумать.

— Могу задать тебе тот же самый вопрос. И отвечу тебе точно так же, как и ты.

Чувствую, насколько туго вращаются шарики в её голове. Она не дура, конечно, обычная девчонка. Не интеллектуалка, точно. И ребус этот несложный раскусить не может. Поэтому переводит стрелки.

— А я детей каждое утро на зарядку вывожу, — и замолкает, ждёт.

— Молодец! — искренне хвалю. — И, наверное, каждое утро говоришь им, что так папа велел, поэтому надо делать. Без споров и разговоров. Молодец, Алисочка!

— Ну-у-у, не каждый раз… — уточняет неуверенно.

— Понятно, — криво усмехаюсь. — Никогда ты им этого не говорила. Может, тогда бабушка им это объясняет?

— Бабушка? — потерянно повторяет Алиса.

— Ты так и не поняла, что я хотел сказать, да? — за разговорами уже иду к самолёту, закинув сумку на плечо. — Всё очень просто, Алиса. Мой вопрос тот же самый: когда ты переедешь с детьми ко мне на Байконур? И если ответишь — никогда, то и мой ответ будет тот же: никогда. Никогда я к вам приезжать не буду. Если скажешь: завтра, то и я так же отвечу. Завтра же приеду и заберу вас к себе. Тебе всё понятно?

— Ну-у, да…

— Тогда пока. Я у самолёта стою, мне пора. Внутри не знаю, есть или нет связь. Не всегда бывает.

30 июля, пятница, время 13:20 (мск).

Москва, Кремль, кабинет зампреда СБ.

Интересно перемещаться по разным часовым поясам. Подсчёт времени тоже подчиняется закону относительности. Если опираться только на местное время, то вся математика рушится. Вылетел с Байконура в одиннадцать пятнадцать, прилетел в Москву в двенадцать двадцать, летел три часа. А в Петропавловске-Камчатском глубокий вечер и через полтора часа — полночь.

— Виктор, почему не пригласили меня на запуск? — в голосе зампреда нет обиды, чисто справку ждёт. Я и даю, мне нетрудно.

— Э нет, Дмитрий Анатольевич! Вас я приглашу обязательно, но только тогда, когда буду уверен, что всё пройдёт успешно. И если всё сложится, тогда вы станете своего рода кандидатом в талисманы, приносящие удачу.

— Недурственным талисманом ты хочешь обзавестись, Виктор, — зампред начинает веселиться.

Ага. Вот и экс-президент заговорил со мной на «ты». Мой статус и вес растут прямо неимоверно. Только Басиме, глупой бабке, на него плевать.

Хотя ещё посмотреть, кто кому нужнее. Короля играет свита. И если та свита состоит из рыцарей — искусных воинов, могущественных герцогов и сказочно богатых банкиров и промышленников, то и король велик и славен.

Почему бы мне и не выбрать зампреда СБ себе в короли? С собой можно быть честным — вариант не идеальный. Только идеальных в нынешнем правительстве вообще не вижу. В упор не зрю. Вполне вероятно, из вторых рядов кто-то есть очень толковый. Из тяжёлых фигур — никого.

Уже видно, что меня ценят. Как средство поднять свой политический вес, популярность и репутацию. Циничная позиция? И что? Она меня не отталкивает, наоборот, привлекает. Во-первых, кто доказал, что цинизм это недостаток, которому трудно противостоять? Мне представляется, что это всего лишь стиль. Главное — изощрённость ума, неординарный интеллект и так далее. Во-вторых, свою незаурядность Медведев доказал одним лишь тем, что безошибочно выбрал меня в качестве паровоза для своей популярности. В президенты он вряд ли вернётся, (сам не хочу, гы-гы-гы!) но стать заметной фигурой на политическом небосклоне России сможет.

Мне, хочешь — не хочешь, самому придётся становиться политической фигурой. Предвижу впереди какие-то коллизии щекотливого свойства с моим политическим сюзереном. Но будем решать проблемы по мере их поступления.

— На тебя, Виктор, Роскосмос жалуется, — зампред делится последними слухами и новостями.

— Что им не так?

— Говорят, всё под себя гребёшь, обходишь их с заказами…

— Подлая клевета, ДмитрьАнатолич. Они от меня больше денег получили, чем Казахстан в целом. Раза в полтора. Три «Ангары», каждая за семь с половиной миллиардов, двадцать шесть малых спутников тоже они изготовили. Два тяжёлых построили по нашим чертежам, маневровые движки мы у них скоро оптом начнём брать, кучу оборудования у них заказываем. Услуги связи… общий объём ушедших к ним денег давно границу в тридцать миллиардов пересёк. У нас нет пока ни одного контрагента, который бы от нас больше получил.

— Кроме «Ависмо»? — зампред хитро улыбается.

— Контракт с «Ависмо» масштабный, что тут скрывать. Но он длинный, не меньше, чем на два года, так что до момента последних выплат по нему ещё ой, как далеко. Пока он на втором месте по объёмам.

Ногастая, хорошенькая секретарша приносит поднос с кофе. Втягиваю запах, потрясающее впечатление. Чувствуется кремлёвский стиль.

— Дайте мне как-нибудь раскладку по вашим поставщикам, — просит зампред после первого глотка. — Самым крупным.

— Не вопрос. Вернусь — озадачу бухгалтерию и вышлю. Хотя в чём-то вы правы. Роскосмос действительно на втором месте, я собственного производства не учитываю. На первом месте — мы сами, конечно.

Уделяем время кофе. Оно того заслуживает.

— Вы, Дмитрий Анатолий, опытный политик, — собеседника легче всего размягчить лестью, причём мимоходом лучше всего, — хочу посоветоваться.

Почему бы и нет! Вопросы безопасности моей семьи обсудили самым первым делом, меры приняты. Ближайшее время можно не беспокоиться. Теперь можно и о будущем задуматься.

— У меня родилась такая завиральная идея. А что если, к примеру, на основе Байконура, — да любая территория подойдёт, — объявить о создании нового государства?

У зампреда от неожиданности глаза лезут на лоб. Откашливается.

— Виктор, а зачем?

— Вы подумайте о множестве выгод для России! — с места в карьер полыхаю энтузиазмом. — К примеру, не понравилось нам поведение Лондона. Какие проблемы? Выдвигаем им ультиматум любого содержания. Не выполнили? Наносим ракетный удар с орбиты по какому-нибудь важному объекту. Или сносим пару десятков спутников.

— Погоди, погоди… — Дмитрий Анатольевич мотает головой, как бычок, получивший сильный удар в темя. — Куда это тебя унесло? А если они ответный удар нанесут по Байконуру?

— Тогда объявим базовой территорией нового государства орбитальную станцию, — с дебильной жизнерадостностью выдвигаю новый довод. — А она, вы уж поверьте, задумана с изрядной прочностью. Просто так её не возьмёшь. Превратить её в мощную боевую платформу ничего не стоит.

— Вот именно, Виктор, — зампред строжает. — Не стоит этого делать.

Хмыкаю.

— Дмитрий Анатольевич, а вы уверены, что американцы не озаботятся этим первым делом, когда научатся строить на орбите мощные объекты? Они же немедленно превратят их в военные космические базы.

Озадачивается.

— Вы подумайте. Не стоит ли хотя бы на этот раз опередить американцев в делах обороны?

— В космос мы первыми вышли, — напоминает зампред.

— До этого американцы базами ВВС со всех сторон СССР обложили. Так что это был наш ответ Чемберлену.

— Построй сначала эту орбитальную станцию, — зампред окончательно приходит в себя, — а там посмотрим.

— Кстати, следующий запуск, тоже контрольный, будет недели через полторы. Пожалуй, на него вы уже можете приехать. Вероятность полного успеха оцениваю процентов в семьдесят. Это если ракета успешно приземлиться по возвращении.

— Договорились.

1 августа, воскресенье, время 14:15.

МГУ, ВШУИ, кабинет главы Ассоциации.

Не хочу изгонять Люду из обжитого кабинета даже на время. Но сегодня воскресенье, у неё выходной, только Вере приходится им пожертвовать. По приходу сюда испытал лёгкий укол ностальгии о прошлых славных временах.

Двух молоденьких, что вообще-то хорошо, невесты нам нужны, но всё-таки завернул. Слишком легкомысленные, при этом чрезмерно амбициозные. Завернула ещё кадровая служба, они у меня не зря хлеб едят, но эти профурсетки выцыганили встречу со мной. Стало любопытно, опять-таки не грех проверить работу кадровиков, вот и согласился.

— Все вы так говорите, — фыркает одна и передразнивает с непередаваемой едкостью. — «Мы вам позвони-им»! Ни у кого храбрости не хватает прямо сказать!

Улыбаюсь максимально обаятельно.

— Девушки, это делается исключительно из деликатности. Но если вам хочется прямого ответа, то извольте: вы нам не подходите. У вас есть только одно качество — вы молоды и красивы…

Один из способов смягчить жестокий отказ: сопроводить убойными комплиментами.

— … но, к сожалению, вы не владеете ни одной нужной нам профессией. Журналистки, блогерши и офис-менеджеры нам не требуются. Зато есть куча амбиций, которые мы удовлетворить не сможем, — ага, оклад в восемьдесят тысяч они согласны получать только поначалу. Карьерный рост им подавай. На пустом месте.

Пофыркали и ушли. Затем поговорил с крановщиком автокрана. Такой квалификации работники нужны почти везде. Так что неизвестно, кто кого уговаривал. Я его прийти к нам или всё-таки он просился.

— Зарплата в пятьдесят тысяч это очень мало, — разочарованно качает головой.

— Политика такая. Испытательный срок и всё прочее. На вас надо посмотреть, оценить. По истечении месяца примем решение. Например, продлить время проверки, если были замечены какие-то косяки. Можем и уволить по итогу. Если всё замечательно, оформляем окончательно с зарплатой в восемьдесят тысяч…

— Я в сезон в Москве до четырёхсот тысяч зарабатываю, — смотрит с крайним скепсисом.

— Охотно верю. Но в Москве жизнь раз в десять дороже, чем у нас. К тому же, почти уверен, что подработки будут. В городе активное строительство идёт.

— Жильё?

— Ведомственное. Предоставляем сразу. Вы женаты, две дочки у вас? Замечательно. Вам полагается трёхкомнатная квартира. Планировка у нас везде улучшенная. Родите ещё ребёнка, переселим в четырёхкомнатную.

— Коммунальные велики?

— Как накрутите. Счётчики стоят. У меня пятикомнатная квартира, но больше трёх тысяч редко набегает. Нас, правда, пока двое.

— Не знаю… — крутит головой. — Семью перевезу, а вдруг вы меня выгоните?

— Сразу можете не перевозить. Месяц поработаете, оформитесь полностью, получите подъёмные, привезёте семью. Жить сразу будете в своей квартире.

Уходит думать, но полагаю, согласится.

И только после него заходит кандидат, самый интересный для меня. Максим Алексеевич, двадцать восемь лет, учитель математики и физики (почти коллега, мля!), целится на место директора школы, закончил МПГУ (педагогический университет). Плечистый, крепкий брюнет с серыми глазами. Крупнее меня, но это не особое достоинство, многие мужчины массивнее, чем я. Вот рост сто восемьдесят пять, это уже гренадёрская стать. Не последний, кстати, плюс. Будет внушать уважение детям одним видом. Лицо тоже уверенное. Хм-м, ну, что сказать? Почти уговорил, будем смотреть.

— Разберёмся, — после приветствий отмахиваюсь от его попыток оправдаться в отсутствии опыта руководящей работы. — Вы мне вот что скажите: что главное для успешной работы школы?

Задумывается и надолго. Второе не очень, а первое — вселяет надежду.

— Учитель — фигура неприкосновенная, — и смотрит, твёрдо так.

— Это та малоприятная история в вашей школе вас на мысль навела? — да, мы наводим справки, соцсети нам в помощь.

Конфликт у него был с одним шалопаем. Требую подробности и получаю. Зашёл на шум в соседний кабинет, к географичке. Тридцатилетняя симпатичная дама не могла справиться со съехавшим с катушек учеником. Семиклассник. Свободно ходит по классу, кого-то задирает, окрики учительницы не то, что игнорирует, просто не слышит.

Зашедший на шум математик поймал его и отволок за шиворот к директору. Для нарушителя дисциплины всё кончилось благополучно. Просто погрозили пальцем и всё. А вот для моего кандидата образовались последствия. В виде родителей оболтуса, устроивших в школе скандал и требовавших немедленного увольнения математика, дерзнувшего приструнить их чудо-чадо.

— Чем кончилось? Шпанёнок продолжил наглеть?

— Да. Хотя уже не с таким размахом.

— Что предприняли?

— А что тут сделаешь? — бессильно пожимает плечами.

— Например, подговорить старшеклассников или ребят из параллельных классов, только нормальных, провести с ним цикл воспитательных бесед, взять над ним шефство. С большим количеством подзатыльников и пинков. А вы, где-то двойку им не поставили, где-то ошибку «не заметили». У педагогов всё равно есть множество рычагов.

Задумывается. Причём, чувствую, конструктивно.

— Вы немного не попали, сказав о неприкосновенности учителя. Примерно в восьмёрку, не десятку. Сам учитель вполне себе прикосновенен. Может получить выволочку от директора или завуча, например. Замечание от старших коллег. Разумеется, не на глазах детей. Неприкосновенен авторитет учителя среди школьников. Вот правильный ответ. Вы согласны?

Впрочем, согласия не жду.

— Что вы ждёте от нашей школы?

— Построить новое часто легче, чем исправлять старое. В моей нынешней школе мне стало неуютно. Тот же директор, директриса, долго пеняла мне за тот эксцесс.

— Но при этом своего разумного варианта не предложила, — догадываюсь на ходу.

В ответ получаю грустную усмешку.

— В новой школе проявятся свои сложности, — всегда лучше предупредить заранее. — Например, я рассчитываю, что там будет работать моя жена. Она филфак МГУ закончила. Могу заранее успокоить: она девушка покладистая. Скорее всего, будет вести танцкружок. В бальных танцах она почти профессионалка. С гуманитарными дисциплинами проблем не предвидится. Уже получил согласие одной своей подружки, окончила музыкальную школу, здорово поёт. Ну, и так далее. Проседают естественные дисциплины.

— А у меня право голоса есть?

— В смысле?

— Вдруг я забракую вашу жену?

Ошалело гляжу на дерзнувшего. Он серьёзно?

— Забракуете, так не будет работать. Только на каком основании? С таким-то резюме? — поражённо хмыкаю.

— Как директор, я имею право формировать кадровый состав, — выдвигает резонный довод. Только у меня есть не менее резонный.

— Во-первых, это в идеале. А на практике часто выбора не бывает. Вы, как директор, будете выглядеть весьма странно и подозрительно, если забракуете выпускницу МГУ, а на её место возьмёте кого-нибудь полуграмотного.

Пауза прерывается вопросом.

— А во-вторых?

— Во-вторых, многие вакансии уже заняты. Вы, извините, поздно появились. Я сейчас не могу сказать людям, которых чуть ли не год уговаривал к нам переехать, что не могу их принять. Они фактически приняты. Раньше вас.

Задумывается и переваривает. Вроде конструктивно.

— Детей любите?

— Что? Да, конечно, — усмехнувшись, оговаривается. — Хотя, признаться, не всех.

— Зря. Надо всех. Даже хулиганов, — и добавляю. — А раз вы целитесь в директоры, то будете любить и уважать учителей под вашей командой. Всех и заранее. Если вы мне это пообещаете, то считайте, что должность у вас в кармане. Вы женаты?

В анкете не указано, но сейчас всяко бывает.

— Собираюсь.

— Приедете женатым — сразу получите ведомственную квартиру. Двухкомнатную. Если нет, поживёте в общежитии, пока не женитесь.

Так я выкручиваю руки всем подряд, решая проблему государственной важности — демографическую.

Время 16:00.

— Вера, ходи сюда!

Вера заходит вместе с подносом.

— Глотни свежезаваренного чайку, Вить.

Это она угадала, настоящая секретарша, кожей чувствует, что шефу надо. Вдыхаю пахучий парок.

Базу данных на курсантов-космонавтов я и сам могу посмотреть. Но девочки общались и вживую и по видео через сеть. Непосредственный контакт мало что заменит.

— Поэтому давай садись рядом и комментируй.

В моё плечо немедленно вжимается пружинящая бюстгальтером девичья грудь. Хихикаю. Одобрительно, но укоризненно гляжу на девушку.

— Вер, не то, чтобы мне неприятно, но не шали.

Тоже хихикает, но всё-таки отодвигается. Немного.

Излагаю трудности.

— Где-то должны быть видеозаписи… вот эту папку открой!

Вот ради чего я в Москву прилетел. Всё остальное — попутно.

2 августа, понедельник, время 13:30.

Московская область, Звёздный городок.

Начальство ЦПК встречает меня со сдержанной вежливостью. Михаил Павлович Мелихов, коротко стриженый, темноволосый. Не красавец, хотя черты лица правильные. Мешки под глазами портят образ или добавляют штрих. Как посмотреть.

— С чем вы к нам, Виктор Александрович?

— Забираю свою группу.

— Им ведь ещё полтора месяца!

— Ждать не можем. Закончим на ходу и у себя. Как раз заканчиваем с монтажом основного оборудования.

— Жаль-жаль…

Конечно, жаль. Выплаты за обучение прекращаются. Но нет причин лить слёзы.

— А вам-то чего? Набирайте следующую группу, кандидатов мы вам подошлём. Разрыв будет не больше месяца, затем занятия возобновите. Этот выпуск мне нужен прямо сейчас.

Мелихов отдаёт своим приказ на выписку пациентов, то есть, на выпуск курсантов и предлагает экскурсию. Отказываться не стал, знания карман не тянут.

Проходим макеты станций и кораблей, немного задерживаюсь у барокамер и внимательно разглядываю центрифугу.

— До двадцати «же» может разгоняться, — поясняет Мелихов. — Хотя на максимальные обороты никогда не выводим. Обычный предел — десять «же». Не хотите попробовать? Вы вроде в хорошей форме, три-четыре «же» должны выдержать.

Запросто! Соглашаюсь, и центрифугу начинают готовить к старту. Меня взвешивают. Кажется, это нужно для формирования противовеса. Прошлый век, ржавую балку им на дряблые плечи! Можно же сделать автоматическую регуляцию, искин даже в режиме дрейфа накидывает схему, в результате которой утяжелённой конец придвигается ближе к центру, тем самым возвращая центр тяжести на ось вращения.

Надо по прилёту домой глянуть, как у нас сделано. Что-то поздно я об этом подумал. Возникает гадкое чувство на основе простой истины: «хочешь сделать хорошо — сделай сам». Возникает и с гнусной усмешкой подсказывает: именно так и будет.

С другой стороны, простота — тоже плюс. Меньше шансов сломаться.

Наконец, процедура подготовки заканчивается. Мелихов поглядывает с некоей долей мальчишеской гордости — вот что у нас есть! Усаживаюсь в кресло. От испытаний вертикальной нагрузкой отказался, позвоночник надо беречь.

Центрифуга начинает раскручиваться. Мне не надо говорить, что фокусировать глаза надо на противоположном конце. Только он неподвижен в нашей общей системе координат.

«Два с половиной же», — сообщает механический голос в наушниках. Руки, немного голову поднимаю спокойно, двигаю пальцами.

«Три. Четыре. Четыре с половиной», — нагрузка уже чувствительная, но дискомфорта не вызывающая.

«Пять. Шесть. Семь», — что-то они размахнулись. Решили, что глава космического агентства обязан выдерживать нагрузки, положенные рядовым космонавтам?

«Восемь!», — голос механический, но откуда злорадные нотки? Двигаться уже трудно, хотя с усилием ещё возможно. Дышать тоже становится трудно.

«Девять! Десять!», — ликует механический голос. Двигаться не пытаюсь, все усилия на дыхание.

«Одиннадцать! Двенадцать!», — захлёбывается восторгом голос. С-цуко! Какого хрена, ржавый якорь вам в зад через глотку! На грудь наваливается тяжелейшая плита, чувствую, как щёки и всю кожу стягивает к затылку.

«Пятнадцать! Шестнадцать!», — дышать невозможно, даже не пытаюсь, наращивая давление в лёгких для хоть какого-то противостояния. Изо всех сил пытаюсь не скользнуть в беспамятство. С трудом отгоняю зелёную пелену перед глазами.

«Восемнадцать!», — тёмно-зелёная волна накрывает глаза и выключает сознание…

В это время сотрудники и побледневший Мелихов бестолково суетятся, трясут оператора. Наконец, кто-то догадывается сорвать топор с пожарного щита и рубануть по кабелю, который возмущённо брызгает искрами. Вой центрифуги постепенно стихает, собравшиеся потрясённо смотрят на труп гостя центра с вытекшими глазами…

Такую картинку быстренько накидал искин, мгновенно переключившийся в режим паранойи. Огромный ему поклон. И отрицательный ответ хозяину ЦПК:

— Когда совсем станет нечего делать, обязательно приду покататься.

— Боитесь?

Он что, на слабо меня пытается поймать? Как подростка?

— Конечно, боюсь. Только не центрифуги, — и откровенно поясняю на вопросительный взгляд. — Вы несколько десятилетий работали филиалом НАСА. У вас тут если не каждый первый, то каждый второй, точно американский шпион и диверсант. Ваш персонал с ними взасос целовался.

— Зря вы так, — смурнеет Мелихов. — Было время — дружили, настало другое время, все всё понимают.

— Свою жизнь на это закладывать не собираюсь! Реальная практика уже много раз показала, что не все понимают.

Возвращаемся к нему в кабинет. У нас масса дел. Надо взять программу обучения с пометками пройденных тем. Табели курсантов с результатами испытаний и оценками. И сразу ясно, что совсем не зря закопался в бумаги.

— Вот это, это и это — из программы исключить.

— Да вы что! Самое основное!

— У нас другие системы управления и оборудование. Впрочем управление «Союзом» оставьте. Может пригодиться.

Вечером, перед строем курсантов объявляю:

— Ваше обучение здесь закончено. Продолжите на Байконуре. Собирайте вещи, завтра после обеда мы туда улетаем.