Космопорт

Глава 21 Физика высших сфер

25 июня, суббота, время 15:45.

Московская область, Ново-Огарёво.

Утро началось восхитительно. В несусветную для неё рань, в одиннадцатом часу, позвонила Кира и захлёбывающимся от восторга голосом сообщила, что число подписчиков блога подпрыгнуло до трёх миллионов. Если учесть, что до этого никак не могла преодолеть полуторамиллионный рубеж, скачок впечатляющий. Поздравил её и потребовал пересмотреть наши отношения, это она должна платить мне, а не я — ей. Тут же закруглила разговор. Хитрушка.

Отвлекла меня от статьи. Научной, между прочим. Был ещё звонок от Хованского, и вот я на месте согласно его приглашению.

После немного нудной процедуры меня допускают на территорию. Гену и Зину спроваживают в отдельную резервацию, как и водителей других гостей. Там достаточно комфортно, надеюсь, не будут сильно скучать.

Подъехал чуть раньше остальных, мне так положено, как самому молодому. По должности не знаю, а по возрасту точно.

Распорядитель или на английский манер дворецкий — примерно одного со мной роста, но значительно шире и округлее — приглашает внутрь.

— Кроме меня, нет никого? — получив подтверждение, решаю повременить: — Подожду здесь немного.

Вытаскиваю телефон, хоть их позволяют проносить. Мажордом тут же замечает:

— Телефон в доме лучше выключить. Нехорошо, когда звонки беседе мешают.

Покладисто киваю. Но пока не в доме, можно и поговорить.

— Алексей Андреевич, вы скоро?

— Уже подъезжаем.

Как раз и вижу паркующуюся за оградой машину. Явно очень недешёвую, представительского класса. Это он, Хованский, пригласил меня сюда. Вроде неформальный междусобойчик, только у меня сильные подозрения, что главная политика в стране определяется именно в таком формате.

Мой расчёт на то, что на скандальное интервью Кире Хижняк последует немедленная реакция, оправдался. Никакой другой причины нынешней тусовки не вижу. Да и предварительный разговор с Хованским иные объяснения отметает.

Алексей Андреевич ещё не доходит до крыльца, как подъезжают ещё две машины. Из одной выбирается зампред Совета Безопасности, из второй — Трофимов Юрий Владиславович. А вот с ним мне лишний раз сталкиваться не хочется. Нестерпимо начинают чесаться руки отрихтовать физиономию преемнику Борисова на посту гендира Роскосмоса. Объективно Борисов ничем не лучше, но сменщик на первом посту всегда вызывает волну надежд. И когда они разбиваются, то точно такого же руководителя начинают ненавидеть больше, чем сменённого. И правильно. Зачем менять шило на мыло?

Вот теперь можно заходить.

— Здравствуйте, Алексей Андреевич.

— Виктор Александрович, — Хованский достаточно уважительно пожимает руку.

И пресекает мою попытку увлечь его внутрь. Ну да. Поворачиваться спиной к Дмитрию Анатольевичу не стоит, приходится терпеть. Вот только руку Трофимову пожимать не спешу. Под взглядами высоких лиц — недоумевающим зампреда и предостерегающим Хованского — всё-таки пожимаю. Едва удержав себя от попытки переломать ему пальцы.

Трофимов проглатывает почти скрытое почти оскорбление. Дежурно улыбается. Ну, ему не привыкать.

Во время этой заминки и общего шествования в гостиную прибывают и остальные. Вице-премьер Чернышов Валентин Денисович по вопросам ракетно-космической техники и сопутствующим темам. Ганин Олег Станиславович, по слухам, находящийся в одном шаге от того, чтобы занять главный пост в Сбере. Ещё приехал Костюшин, но судя по его усилившейся одышке, тоже скоро уступит место Хованскому.

Мало званых, а избранных ещё меньше, так оцениваю собравшийся синклит.

Ушедший два года назад на почётную пенсию Владимир Владимирович продолжает держать руку на пульсе. За много лет он пустил слишком глубокие корни во всей системе российской власти. Опять же, преемственность надо соблюдать.

Заходит хозяин, все тут же встают — разумеется, я быстрее всех, возраст и тренированность позволяют с места подпрыгивать, — получают благожелательную отмашку и садятся. Один Костюшин только намечает движение, но с него и этого хватит. Особенно учитывая его особые отношения с хозяином резиденции. Заметно постарел Владимир Владимирович после нашей первой очной встречи. Но я за восемь лет изменился ещё сильнее.

После нескольких приветственных обменов с присутствующими Путин сходу без рассусоливаний ставит вопрос ребром. По моему мнению, неверно, но посмотрим, что будет дальше.

— Мы с вами собрались по поводу излишне резкого и неосторожного публичного выступления присутствующего здесь, — кивок в мою сторону, — руководителя космического агентства «Селена-Вик». — Виктор, — вслед за взглядом экс-президента на мне скрещиваются взоры всех остальных, — так нельзя. Страна находится в сложном положении, не следует демонстрировать нашим недругам междоусобицу. Зачем вы это сделали?

Говорит мягко, но обратился на вы. Окружающие вполне могли решить, что я «поплыл», отключился на пару секунд. Если так, то это они зря. И взгляды такие характерные: готовятся осуждать и порицать. Мне пришлось с места в карьер включить искин. Разговор с первых слов пошёл куда-то не туда. И что делать?

1. Оправдываться? Основания у меня железные, отобьюсь легко или нелегко, не суть. Сама оборонительная позиция ущербна, если не подразумевает контратаки, притом чем успешнее, тем лучше. Ограничившись успешным отражением, я всего лишь отстою свои редуты и оставлю позицию нападающего нетронутой.

Основания у меня элементарные, но сразу вопрос возникает. Он что, не в курсе диверсии со стороны Роскосмоса? Или делает вид? В принципе, экс-президента могли и не поставить в известность. Но Чернышов тоже молчит и делает вид. Тоже не в теме? Вроде ему-то по должности положено знать.

Коротко говоря, куча вопросов, которые надо прояснять, но для этого нужен длинный разговор.

2. Нападать? Надо бы. Нападение — лучшая оборона. Только положение у меня не атакующее. Значит что? Приходим к моему любимому и самому эффективному варианту.

3. Финт. Уйду из-под удара и перегруппируюсь для атаки. Не в сторону хозяина дома, разумеется. В таком разе все присутствующие рефлекторно объединятся против меня.

— Простите, Владимир Владимирович, я полагал, если уж настолько важные и занятые люди здесь собрались, то тема разговора будет более масштабной. К тому же мои резкие высказывания всего лишь следствие целой цепочки событий. Вырывать моё интервью из их контекста неправильно. Отсюда делаю вывод: о чём-то важном вас не информировали. Но на вопрос «зачем я это сделал?» ответить, тем не менее, могу.

Делаю паузу. Надо дать время переварить ответ. Дожидаюсь отмашки:

— Ну, ответьте…

— Затем, чтобы эта встреча произошла. Ведь не будь того интервью, вы бы нас не собирали, не так ли?

Удаётся ввести экс-президента в недоумение. Собравшиеся переглядываются. В глазах читается изумление: «Этот парнишка нас всех развёл?». Ухмыляюсь про себя — финт удался. Высказанная претензия почти забыта.

— И какое же событие, по вашему мнению, мы должны обсудить? — мягкий тон по-прежнему сочетается с отстраняющим «вы».

— Как «какое»? — делаю удивлённый вид. — Заявление американского президента, разумеется. Оно намного более скандальное и громкое. Но не только. Фактически американцы нам прямо сказали, что не допустят нашего доминирования в космосе. Расценивать это можно, только как объявление войны в сфере космонавтики.

Путин делается задумчивым. Зампред СБ настораживается, он с определённого момента встал на позиции самого непримиримого ястреба. В первую очередь по отношению к США.

— Если, как ты говоришь, это объявление войны, тогда тем более нельзя показывать раздрай в наших рядах. Не согласен? — переходит на ты, случайно или истолковать в свою пользу?

— Согласен. С одной оговоркой, Владимир Владимирович: сначала надо определиться со своими рядами. У меня сильные сомнения, что Роскосмос на нашей стороне, — посмотрим, угадал или нет с моментом атаки.

Трофимов начинает ёрзать и показывать всем лицом: «Вот видите, видите, я вам говорил…» Костюшин смотрит на него задумчиво, лица остальных не читаемы.

— Откуда у вас такие сомнения, Виктор Александрович? — Чернышов тонко улавливает вопрос, который не успевает сорваться с языка Путина.

Сначала вознаграждаю его долгим взглядом. Затем резко сажаю на место. И только после этого понимаю, зачем он влез поперёк батьки в пекло. Чтобы отважно прикрыть экс-президента от возможной атаки с моей стороны.

— Валентин Денисович, мне странно подобный вопрос от вас слышать, — а вот теперь время для главного удара, быстрого и нокаутирующего. — Вы не в курсе диверсии со стороны Роскосмоса по отношению к Агентству? Думаете, наша ракета сразу после старта просто так взорвалась?

Эффект подобен взрыву светошумовой гранаты. Или после известия о том, что прибыл настоящий ревизор. Пока с разной степенью успеха народ выползает из прострации, внимательно наблюдаю за этим процессом. Хованский и Костюшин невозмутимы по понятной причине. Хованскому рассказывал не всё, но прозрачные намёки давал.

Экс-президент по виду быстро приходит в себя, размышляет. Ну, давно известно, что у него хорошая реакция. Трофимов делает осуждающее лицо, но молчит. Правильная тактика, шуметь ему не резон, прекрасно котик знает, чьё мясо съел.

Но отсидеться ему не дают:

— Юрий Владиславович, это правда? — мягко, очень мягко спрашивает хозяин дома.

— Колчин сгущает краски, Владимир Владимирович, — бурчит Трофимов, пряча глаза. — Пока ничего неясно, следствие идёт.

— А как так получилось, что два ваших человека из группы контроля полёта неожиданно исчезли? — удобный момент для переформатирования беседы в допрос.

— Я же говорю, следствие идёт… — его пока слышно, но громкость голоса заметно снижается.

— Что случилось по вашей версии, Виктор? — Путин переводит взгляд на меня.

Ответить мне нетрудно:

— У нас был свой аварийный канал связи с ракетой. Как только она начала опасный вертикальный разворот в обратную сторону, то есть нам на голову, я отдал команду на самоликвидацию. Ракета могла стартовый комплекс повредить, а если бы упала на жилой, то боюсь представить, сколько людей погибло бы.

— Виктор, это не может быть ошибкой? Доказательства у вас есть?

— Чёрный ящик у нас, — пожимаю плечами.

— Если вы его вскрывали, то это уже не доказательство, — вмешивается Чернышов. Трофимов бросает благодарный взгляд, но от следующих моих слов снова мрачнеет:

— Нет. Не вскрывали. Храним до приезда комиссии. Наши специалисты обязательно должны участвовать, но без независимых экспертов мы туда не лезем. Сразу предупреждаю: в Москву не повезу. А то мало ли что может случиться.

— Тогда откуда знаете, что виноват Роскосмос? — Чернышов не отстаёт.

— Перехватили фрагмент передачи с командного пункта.

Кто поймает меня на лжи? Да никто. Радиоперехват в любом случае не доказательство, тем более его расшифровка.

— Квалифицировать диверсию по одному фрагменту… — Чернышов качает головой.

Мне есть что сказать, и если тема всплывёт снова, то скажу. Только вот мои собеседники уводят разговор в сторону мелких деталей, а это не есть хорошо.

— Мы уходим в сторону от главной темы. В конце концов, это не первый акт вредительства в Роскосмосе. И «Протоны» вдруг падали, и лунный зонд разбился. Если покопаться, то могут и другие факты всплыть. Вы забыли о главном: заявлении американского президента. Оно идеально согласуется с гипотезой диверсии. Да, пока следствие не сказало своего последнего слова, я понимаю, что это версия. Однако вероятности каких-то событий тоже надо учитывать.

— Мы тебя слушаем, Виктор, — Путин показывает смену своего настроения и заканчивает взятую мной паузу.

— Скрытым подтекстом что читается под словами ди Вэнса? Да ясно что! «Мы вам не позволим!» А как они могут не позволить?

— Только не конвенциональными методами, — поддерживает меня Медведев.

Сильная поддержка, спасибо.

— Вот именно. Диверсиями, санкциями… и, боюсь продолжать, но не исключаю возможности покушения. На меня лично или ключевых сотрудников Агентства. Возможны террористические акции против членов семей. Не исключаю ракетного обстрела со стороны сопредельных стран.

Зависает молчание, которое пытается нарушить Чернышов:

— Преувеличиваете, Виктор Александрович.

Вице-премьера никто не поддерживает, и он не пытается развивать тему. Иллюзии по поводу способов ведения дел американцами давно истаяли. Бывают исключения, не желающие с таковыми расстаться, но они начинают выглядеть белыми воронами.

— Заявления первых лиц США идеально сочетаются с почти удачной попыткой диверсии. Считаю, что мы обязаны на это ответить. Как водится, ассиметрично.

— Каким образом? — Путин оживляется.

Это тоже его любимый приём — ассиметричный ответ.

— Роскосмос фактически в каком-то смысле является филиалом НАСА. До сих пор. Что толку время от времени выпалывать американских агентов, когда они систематически вербуют новых и новых?

— Виктор Александрович, ну вот не надо конспирологии, — кривится Трофимов.

— Какая же это конспирология? Да меня у вас при первом же контакте Майкл Веклер пытался вербовать. Я тогда студентом был. Спрашивал, не хочу ли я в его славную Америку? То есть я сам свидетель, что американцы у вас постоянно такую работу ведут.

Трофимов сам не рад, что вылез лишний раз. Совсем неласково на него смотрит даже Чернышов.

— Поэтому наш несимметричный ответ напрашивается сам. Немедленно закрываем представительства НАСА в Роскосмосе. Их там три. Сотрудников посольского представительства объявляем персонами нон грата. Пусть выметаются в свою сраную Америку. Кстати, давно пора было это сделать.

Разговор прерывает официантка средних лет. Почему не юная и ногастая красотка? Обдумаю позже, ха-ха-ха…

Бутерброды с икрой, нежной ветчиной и красной рыбой. Под чай неплохо идут. Для желающих — кофе с десертом.

— Проработай этот вопрос, Дмитрий Анатольевич, — Путин мимоходом озадачивает зампреда. — И вноси предложение в правительство.

Никто не комментирует, все неторопливо угощаются.

— Мне нужен ЗРК С-600, — копирую манеру хозяина, только бросаю слова в пространство.

Но пространство устами Путина отвечает:

— Ого! Может, удовлетворишься С-500?

— Пойдёт, — ловлю его на слове незамедлительно, тот аж головой качает.

После успокаивающего чаепития и уже почти светской беседы выговор от экс-президента всё-таки получил:

— Давай договоримся, Виктор. Ты всё-таки не будешь совершать таких резких шагов. Они могут иметь огромное количество непредсказуемых последствий. Не стоит.

Пару секунд обмозговываю требование.

— У меня нет личного выхода ни на вас, ни на какое-то достаточно высокое лицо, чтобы согласовывать свои действия. Я просто вынужден действовать автономно, по собственному разумению.

Путин тоже долго не раздумывает:

— Дмитрий Анатольевич, как раз твоя специфика. Не возьмёшь под крыло этого славного юношу?

Медведев не притормаживает ни на секунду. Тут же требует мою визитку властным жестом и даёт свою. Хозяин дома глядит на нашу оперативность с одобрением.

— Только одна оговорка, Владимир Владимирович, — на мои слова настораживается не только он. — В условиях быстро меняющейся обстановки или по вопросам безопасности меня и моих близких оставляю за собой право самому принимать решение.

Экс-президент хмыкает.

— Но не мог же я, к примеру, затеять совещание с кем угодно по поводу нажатия красной кнопки, когда ракета уже разворачивалась в нашу сторону? Кстати, не пора ли разрешить мне владение и ношение огнестрельного оружия?

Последним вопросом маскирую предыдущий посыл для развязывания мне рук в особых условиях. Их особость определяю тоже сам. Это как бы за кадром.

— Насчёт оружия подумаем. А вот пределы твоей самостоятельности не будут настолько обширны, как тебе хочется. На чужую территорию влезать нехорошо, — на ходу раскалывает мою маленькую хитрость. — Красную кнопку ты нажал правильно, вопросов нет. Но брать на себя обязанности МИДа…

Путин многозначительно замолкает.

— Не буду, Владимир Владимирович. Пусть их теперь Дмитрий Анатольевич на себя берёт.

Зампред и экс-президент переглядываются и начинают смеяться, за ними улыбаются все остальные. Затем Путин расшифровывает мои слова, вдруг кто не понял:

— Дмитрий Анатольевич, будь внимательнее. А то этот парнишка быстро тебе на шею залезет.

Тут все начинают смеяться уже вполне искренне. Делаю обиженный вид: «чо так сразу-то?»

Действительно, немного не по себе от того, что маленькие хитрости видят чуть ли не раньше, чем сам их осознаю. Но есть и плюс. Огромный. Мне сейчас подарили козырный контакт. Зампред СБ фигура вроде бы второстепенная, но это как посмотреть. В любом случае человек из высших эшелонов власти. Таких связей у меня до сих пор не было.

И хоть народ надо мной потешается, в глазах уже нечто проскальзывает. Мой вес только что заметно вырос.

На выходе Медведев меня придерживает. Ненадолго.

— Зайдите ко мне послезавтра. Предварительно позвоните.

Выговариваю послеобеденное время, всё-таки стараюсь придерживаться своего графика. Утром — интенсивная научная работа. Но он, конечно, силён, не откладывает высочайшее поручение на как-нибудь потом.

Мимоходом закрываю один старый и мелкий вопрос, на который когда-то махнул рукой:

— Олег Владиславович, — мы уже на подходе к автостоянке, — не поможете в одном маленьком дельце?

Ганин всем видом показывает открытость к конструктивному диалогу.

— Дело вот в чём. Когда-то меня наградили премией в миллион рублей. За победу в международной олимпиаде. Но с хитрым условием — тратить её можно только в учебных целях. Куда я мог её потратить? Ну, купил себе ноутбук, затем большой компьютер, сформировал себе библиотеку из учебников. И всё равно больше шестисот тысяч осталось. Нельзя ли мне как-то всё-таки наложить на них свою загребучую лапу?

— Виктор, поверить не могу, вам что, денег не хватает? — Ганин смотрит насмешливо.

Но от моего ответа смущается. Слегка.

— Я не путаю личный карман с кошельком инвесторов.

— Я разберусь…

Обещание второго лица в Сбере чего-то должно стоить, сильно подозреваю.

26 июня, воскресенье, время 09:15.

Москва, гостиница «Университетская», блок Агентства.

Со стадионов и спортплощадок МГУ меня по старой памяти не выгоняют. Поэтому наша утренняя тренировка проходит без проблем. Чтобы избежать внимания зевак, выполнение личного комплекса для рукопашного боя провожу уже в гостиничном коридоре. Зина — великолепный спарринг-партнёр.

После гигиенических и завтракательных процедур углубляюсь в проблему, до которой никак не было времени добраться. Как ни старайся, а всех дел заблаговременно не сделаешь. Хотя давно сказано: готовь сани летом. Поэтому дождался-таки, что проблема встала во весь рост и её надо решать срочно.

Проблема засорения околоземного пространства. Уже изрядные ресурсы тратятся на предотвращение столкновения с космическим мусором. Хотя есть один тонкий момент, который никто не торопится открывать ужасающимся этому явлению обывателям.

На самом деле, не так страшен чёрт, как его малюют. Дело в том, что спутники, орбитальные станции и корабли запускают по ходу движения планеты. Нет дураков запускать в противоположном направлении. При запуске с экватора добавляется скорость примерно в полтора Маха. Добавочная скорость уменьшается до нуля на полюсе. С широты Байконура примерно один Мах. Если запускать ракету в обратном направлении, то пресловутый Мах не только теряется, но его надо добавлять. Движение Земли отнимает скорость. А это уже чувствительно.

Притом, что спутники и корабли запускают в одном направлении — плюс-минус, конечно, — то и космический мусор летит в одном общем потоке. Опасность он представляет на курсах сближения, встречные исключены. Они-то как раз самые неприятные: когда две космические скорости складываются, то любая песчинка со скоростью в 16 км/с обладает жуткой пробивной силой. Но в том-то и дело, что их там нет.

Однако зачистку полосы движения для моих спутников и кораблей произвести надо. Не только и не столько от мусора. И как это сделать?

Первое, что приходит в голову — газовое облако на встречном курсе. Желательно сильный окислитель. Заодно он вступит в реакцию с веществом соринки, сожжёт и испарит её. При этом продукты горения потеряют скорость при прохождении через газовое облако и осядут в атмосферу. Крупный фрагмент не успеет сгореть? Всё равно облако его затормозит, и он достаточно быстро достигнет плотных слоёв атмосферы.

И какой окислитель выбрать? Ответ очевиден — и это не фтор. Очень уж агрессивное вещество, хотел даже сказать — существо. Поручик Ржевский в мире химии. Тот самый, который сначала перетрахает всё, что шевелится, после выпьет и вот тогда начнётся настоящее блядство.

Нет, в самом деле! Фтор окисляет всё, до чего дотянется. Даже кислород, мать его! Даже оксид кремния, который ни на какой козе не объедешь, отдаётся фтору с порога. Только инертные газы для него недоступны, и то исключительно лёгкие: гелий, неон, аргон. Обычная фригидность ему не помеха.

Так что альтернативы кислороду нет. Как второму после бога.

Вспомогательные задачи, так сказать, леммы:

1. Из теплоизолированной бесконечной трубы со скоростью Vв вакуум выходит кислородный стержень, то есть кислород в твёрдом состоянии. Рассмотреть при разных температурах стержня.

Вопрос элементарный: через какое время кончик стержня истончится до нуля в результате испарения?

2. В вакууме оказывается шар жидкого кислорода. С какой скоростью он будет испаряться? Исследовать для разных температур.

3. Задача — следствие из предыдущей. Рассчитать плотность газового облака по времени и в зависимости от расстояния от центра кислородного шара.

Поехали!

На обед иду вместе с Зиной и чувством глубокого удовлетворения. Сильно продвинулся в расчётах, виден свет в конце тоннеля. Научная работа — в каком-то смысле беспроигрышная лотерея. Если идея не выгорит — статья всё равно будет и полезный выхлоп от неё тоже. Кому-то время сэкономлю, тем, кто решит исследовать ту же тему.

После обеда — важный звонок. Что там в Кремле придумают и когда, ждать не собираюсь. Кремль для меня тоже объект изучения. Вот некое решение принято, вернее, предложение принято к рассмотрению. Если НАСА отрубят ставшие слишком длинными руки, то посмотрю, сколько времени это займёт. Очень полезно будет знать скорость реакции нашего правительства в делах срочных, но не экстренных.

Мне разрешено действовать в рамках обеспечения собственной безопасности? Вот и буду реализовывать своё законное и конституционное право на самозащиту.

— Михал Андреич? Здравствуйте, это Колчин из космического агентства…