Космопорт

Глава 2 Непубличное

10 октября, среда, время 16:50.

Москва, Кремль, Сенатский дворец, канцелярия Президента.

— Мальчик Витя резонно говорит, что в нынешних условиях ему на Байконуре работать будет крайне сложно, — после дежурных приветствий и обозначения темы начинает Костюшин. — Надо учитывать, что задача, на которую он замахнулся, и без того непростая. Действительно, зачем ему нагребать себе дополнительные трудности? Он и без них может обанкротиться.

— А как думаете, Андрей Львович, он своего добьётся?

— Немного изучил вопрос, поговорил со знающими людьми… — Костюшин запинается, президент терпеливо ждёт. — Понимаете, очень странная реакция. Никто не находит аргументов против, но и поддерживать его идеи не спешат. Когда привожу расчёты, что за пять — десять миллиардов долларов действительно можно построить супертяжёлую и комфортабельную орбитальную станцию, будто в ступор впадают. Что-то мямлят невразумительное. Никто не загорается.

— Куражу нет?

— Да, Владимир Владимирович, точно!

— А у нашего мальчика есть?

— Есть! Через край хлещет!

Президент размышляет с полминуты.

— Хорошо. Будем исходить из того, что у него всё получится. В конце концов, все риски он храбро берёт на себя. Как нам уговорить… нет, как сделать так, чтобы у него всё получилось, но на Байконуре?

— Он требует добиться от казахов нового Соглашения об аренде, по которому их права были бы сильно урезаны.

— Это сложно. Нужны серьёзные основания.

— У нас в разговоре возникла интересная идея. Предложить Астане или сильным в финансовом смысле кланам купить выгодные облигации. С гарантией частичного или полного возврата средств даже в случае неудачи планов нашего мальчика.

— Так-так… — президент заинтересовывается.

— Процентов двенадцать — или больше — ежегодно с той же привязкой к банковским металлам должны их заинтересовать. Тогда переход казахских властей на Байконуре на второстепенные роли представим, как жизненно важные гарантии для функционирования Агентства.

— Хм-м… попробовать можно…

— Только наш мальчик сказал, — Костюшин весело усмехается, — что больше миллиарда не возьмёт. У него их и так много. Знать бы сколько…

— Казахи столько и не смогут дать. У них миллиардеров раз-два и обчёлся. Если только Астана в золотую кубышку залезет…

(на момент разговора золотой запас Казахстана 320 тонн, что в долларах составляет около 30 миллиардов. Автор.)

Лёгкое разочарование Костюшин прячет. Не может быть, что президент не знает, сколько в загашнике у космического мальчика. Знает. Но спецслужбисткую школу не вытравишь. Болтливые там не выживают.

18 октября, четверг, время 15:05.

Московская область, полигон МГУ «Каскад» под Протвино.

— Теперь попробуем опускать со сложностями, сначала сделаем вот что… Гена, тащи сюда ящик с минералкой.

Опытная модель лунного модуля под весёлым прозвищем «Каракатица» показала неплохую динамику при подъёме. Раскачка, то бишь прецессия была совсем небольшой. Только основное предназначение модуля садиться, а не взлетать.

— Ужесточим условия… — говорю, закидывая на площадку «Каракатицы» полторашки с минералкой.

Модуль прицеплен капроновым тросом к стреле стометровой мачты. По виду мачта — тот же кран, но ему ездить не надо. Трос не только страхует — на другом конце платформа, масса которой составляет пять шестых массы модуля. Имитация лунной силы тяжести. При раскачке всё равно возникнет разность сил, не характерная для Луны, но так даже лучше. Если машина проедет по бездорожью, то приличное шоссе всяко одолеет.

— Для шести бутылок надо на платформу пять закинуть, — замечает Самарин, — чтобы соотношение не нарушить.

Глядим на платформу, поднятую на самый верх. Опускать, поднимать… ну его нафиг!

— Искажение небольшим будет, — отметаю лишние заморочки, «Каракатица» на полторы тонны тянет, что ей несколько килограмм.

— Поднимай, Петя! Если что, сразу отключай движки, но спуск продолжай.

Если раскачается, как маятник, то его удлинение уменьшит амплитуду.

Режим посадки максимально приближен к «боевому». Сначала модуль отпускают, он начинает падать с лунным ускорением, что обеспечивает противовес. Затем включаются маршевые двигатели, шесть штук по периметру. Паразитной прецессии противодействуют боковые маневровые движки. Они включаются бортовым компьютером, который следит за положением датчика вертикали.

Самарин вместо маневровых движков использовал небольшие баллоны с углекислотой под давлением. Настолько маломощных и компактных реальных движков не нашлось. Реальные маневровые двигатели он как маршевые использует.

Со мной Андрей Песков, Зина и Гена, обрастаю потихоньку постоянной свитой. Всей компанией наблюдаем попытки рысканий опускающегося модуля. Самарин потеет от волнения, наблюдая за процессом. Наконец модуль, пыхнув огненными струями напоследок, неуклюже плюхается на грунт.

— Ну что сказать… — делаю вид, что не замечаю напряжённого внимания Петруни. — Чуда я не ждал, ты чуть-чуть за край допустимого не вышел, но всё-таки удержался. Можно за испытания дать оценку «удовлетворительно».

Это значит, что небольшая премия Петру и его ребятам, которые толкутся чуть в стороне, будет выписана.

— А что, Петро, я так понимаю, автоматической стабилизации центра тяжести ты не добился?

— Даже не представляю, как это сделать, — пожимает плечами.

Песков глядит на меня вопросительно. Отвечаю взглядом: «Потом».

— Есть один вопрос, Петруня. У тебя в университетском чате какой ник?

Петя напрягается. Уже знает, что суффиксы к его имени зря не привинчиваю.

— Сэм-08, а что?

«08»? А, это год рождения! Потрясающе! Парень на два года старше меня.

— Скажи, Сэм-08, зачем ты в чате открыто обсуждал конструкцию модуля? Да ещё объявил, что он лунный?

Вера у меня в приёмной не просто так сидит, обычно на университетских форумах пасётся, держит, так сказать, руку на пульсе.

— Ну… — мнётся, но видно, что никакого криминала не видит. А зря. — … думал посоветоваться, вдруг кто-то что-то подскажет, на мысль наведёт.

— Но при этом забыл о моём предупреждении, что трепаться направо и налево о своей работе нельзя. Теперь все знают о моменте инерции, главном секрете будущего лунного модуля. Который ему устойчивость обеспечит.

— Да оно как бы слишком очевидно, чтобы скрывать…

— Ладно, поговорим ещё об этом. Группу не распускать, самому не исчезать, работу подыщем.

«Какую-нибудь педальку на унитаз конструировать, мля!» — так, слегка злобно, думаю про себя.

Грузимся в машину, в микроавтобус помещаемся все, уезжаем «домой».

В своём кабинете в конце дня занимаюсь тем, чем давно надо было заняться. Хотя вру, изначально не планировал ничего регистрировать в патентном бюро. Но если общая схема лунного модуля разошлась, то придётся.

4 ноября, воскресенье, время 10:00.

Москва, Ярославский вокзал.

— Здравствуйте, Фёдор Дмитриевич, — лицо само расплывается в улыбке, вызывая ответную у нашего визитёра. — Знакомьтесь: Зина — мой телохранитель, Гена — водитель и немножко тоже охранитель.

Мой давний случайный знакомый, попутчик в поезде, с которым когда-то давно обменялись контактами. Прямо он не говорил, из каких органов на пенсию вышел, но по одному этому факту можно догадаться, каких именно. Отставники из армии и МВД не скрывают своего генезиса.

Позвонил ему, повинуясь внутреннему толчку неизвестного происхождения. Нет, не собирался его к себе сватать, хотел от него рекомендацию. Всяко лучше, чем принимать кого-то совсем неизвестного со стороны. Почему-то к нему испытываю доверие, срабатывает какой-то механизм распознавания свой/чужой чуть ли не биологического уровня. Человек совершенно другого поколения, древнесоветского воспитания, даже разговаривает немного по-иному, но почему-то воспринимается абсолютно своим.

Всё завертелось примерно неделю назад, когда за нас взялись серьёзно. Пригласили в интересный кабинет в Кремле, всё объяснили. Не удержался от дурацкого вопроса:

— А когда нам дадут огнемёты?

Равнодушно прохладный взгляд слегка оживился. «Придурок или притворяешься?», — такой считывался вопрос.

— Я так иносказательно интересуюсь о праве ношения оружия. Вероятно, нам полагается что-то огнестрельное, судя по тому, что вы мне рассказали, товарищ майор?

Майор Фесуненко перестал мысленно считать меня придурком и продолжил инструктаж. Закончил извещением о том, что в штат Агентства надо включить их человека или назначить кого-то, кто будет с ними постоянно на связи. Вот тогда и всплыла кандидатура Касьянова Фёдора Дмитриевича. Сначала в моей памяти, а затем вербально.

— Он кто-то из ваших. Предположительно из ФСБ на пенсию ушёл, — сам-то майор представлял ФСО.

— Он так сказал? — буквально пронзил меня взглядом.

— Нет. Сам догадался. Как-то уклонился он от прямого вопроса.

О том, что именно поэтому и догадался, не стал распространяться. Если дослужился до майора, значит, не дурак, сам поймёт.

Так в Агентстве и возникла новая фигура. Как говорится, лучше поздно, чем никак.

Уходим с перрона, берусь за чемодан, могучий баул Фёдор Дмитриевич несёт сам. Зина и Гена исполняют роль охраны, поэтому даже мысли не возникает занимать их руки.

— Жить будете в гостинице рядом с МГУ, — объясняю бытовую диспозицию. — Агентство там блок комнат бронирует. Влетает в копеечку, но обходится заметно дешевле, чем обычное заселение. Завтраки входят в стоимость, то есть для вас бесплатные. Сегодня вам день на обустройство, завтра после обеда жду в своём кабинете. Будем оформлять вас на работу. Ставка оплаты пока небольшая, около двадцати пяти тысяч, но после Нового года повысим раза в полтора.

— Ничего, — отмахивается мужчина. — У меня пенсия приличная. За гостиницу, выходит, платить не надо?

— Нет. Агентство башляет.

— Бесплатное жильё в Москве, — хмыкает довольно. — За одно это работать можно.

Это он, конечно, преувеличивает, но так-то да. Найти в Москве крышу над головой дешевле тридцати пяти тысяч практически невозможно. Только комната в хрущёвке на окраине.

— Девушка — моя будущая подчинённая? — кивает на непробиваемую Зину.

— Посмотрим. В смысле обучения и специальных инструктажей мы все, включая меня, ваши подчинённые. В оперативном подчинении в будущем будет подразделение. Но это по ходу дела решим: кого, сколько и как.

Разговор прекращается, когда Гена виртуозным поворотом заруливает на площадку перед гостиницей «Университетская». И неожиданно возобновляется, когда мы остаёмся в номере одни.

— Ну, устраивайтесь… — собираюсь уходить.

— Подожди, Вить. Мне кое-что надо знать сразу. Расскажи в общих чертах, как у вас обстоит дело с секретностью. Кто и что знает?

Глаза серьёзные, внимательные. Пожимаю плечами:

— Некоторые проекты почти абсолютно открытые. Например, освоение плазменного напыления. Технология хорошо известна во всём мире. Там особо нечего скрывать. Однако подробно в открытый доступ конструкцию оборудования всё равно не выкладываем.

Глаза будущего шефа СБ выражают сдержанное одобрение.

— Кстати, Вить, эти ваши номера на прослушку не проверялись?

— Нет.

И мы переходим на письменное общение, которое можно представить в виде не очень длинного диалога.

— Есть абсолютно закрытые проекты. Часть веду лично я, часть — мой заместитель Песков Андрей. Мы имеем о работе друг друга полное представление, но не до тонкостей. До той степени, что позволяет советоваться друг с другом. При таких обсуждениях третьи лица никогда не присутствуют. Это ключевые разработки.

Фёдор Дмитриевич ставит плюсик под моей писаниной.

— Другие проекты находятся примерно в таком же положении. Например, матобеспечение технологии 3D-печати тоже «под замком». Горбункова Таша, которая ведёт проект, часто даёт задания членам своей группы. На разработку отдельных модулей. Вся схема в целом — только в её голове. Ну и у меня на флешке в сейфе.

Смотрю, как собеседник ставит ещё плюсик с маленьким вопросом и подчёркивает слово «флешка».

— Есть кое-что, что знаю только я.

— Что конкретно? — и добавляет запись: — Мне знать можно. Для того, чтобы иметь представление.

— Нет. Вам этого тоже знать не надо, — шеф он СБ или нет, но тоже будет знать только то, что необходимо для работы.

И я попадаю в яблочко. Фёдор Дмитриевич улыбается и ставит очередной плюс. Затем тщательно рвёт листы из блокнота на очень мелкие кусочки и уносит в санузел. Через пару секунд раздаётся шум воды.

Этого я никому не скажу. Луна — шлюз в Солнечную систему, дверь в неё. Думаю, есть в мире люди, которые это прекрасно понимают. Англосаксы, например, такие вещи просекают мгновенно. Недаром Великобритания в своё время быстренько взяла под контроль Гибралтарский пролив и Суэцкий канал, благодаря которым держалась её колониальная империя. Американцы, расширив мир до его естественных пределов, взяли под себя Панамский канал и Малаккский пролив. И до сих пор человечество не может избавиться от этих кандалов.

Космопорт на Луне, вот что обеспечит доминирование в Солнечной системе, если быть точным. При нынешнем развитии техники пятьдесят процентов полезной нагрузки при выводе на орбиту — дар небесный. Так ведь это совсем не предел, со временем его можно довести до ста. Остальные могут продолжать пулять ракеты с Земли, путём невероятных ухищрений достигая всего пяти процентов. Пусть даже десяти. Наше преимущество станет бесспорным. И тогда не только Луна, но вся Солнечная система будет принадлежать нам.

Мы поменяемся с Западом местами. Раньше Россия продавала Европе свои товары задёшево, покупая втридорога заграничное. Из-за того, что не могла выйти на европейские рынки напрямую. Совсем не зря наши цари рвались к балтийскому побережью. Теперь европейцы и все остальные, не имея возможностей выйти в Солнечную систему самостоятельно, будут покупать у нас весь хабар за те цены, которые мы назначим. И стесняться мы не будем.

Тайна не сама идея «Луна — ворота в космос». Наверняка есть люди, которые это понимают. Тайна в том, что лично я это твёрдо знаю.

* * *

5 ноября, понедельник, время 15:25.

МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.

— Вот! — Костя Храмов шлёпает мне на стол изрядную стопку папок в треть метра высотой.

Начинаю вдумчиво разбирать принесённое, слушая вполуха отчёт о проделанной работе. Мои юристы прогнали основные разработки со всеми расчётами, чертежами и кодами через нотариальную контору. Это первый шаг. Безопасный, по моей мысли. Нотариусы, как и вообще юристы, вникнуть в смысл чертежей, формул и всего остального физически не способны. За это можно не волноваться. А вот поставить штампик, дату и подпись на каждой странице — запросто.

— Что⁈ — ещё полностью не осознаю новости, реагирую чуть ли не на физиологическом уровне.

— Заявка на регистрацию метода стабилизации вертикальной ориентации при посадке космических аппаратов путём создания момента инерции подана, — отбарабанивает заученное Костя и добавляет: — Некий Богдан Осташко из МИРЭА (Российский технологический университет). Факультет интернет-маркетинга, третий курс.

Перевариваю полученную инфу. Вот и результат неумения держать язык за зубами подъехал.

— В Бюро пришлось засветиться. Они знают, кому дали данные на «изобретателя». Мы сказали, что заинтересованы купить патент или лицензию.

— Когда подана заявка?

— 3 сентября этого года.

Так-так… Самарину я скинул тему в конце весны, тот уже летом принялся обсуждать её в чате. Как-то дошло до этого Осташко, и шустрый перец быстренько подсуетился. С этим надо что-то делать. А что? А то! Первое поручение шефу СБ. Не самому же мне за хитрецом гоняться. Не царское это дело. И возблагодарим силы небесные за то, что Петюня Самарин не додумался, как центр тяжести можно стабилизировать. Зато я догадываюсь, как. Надо только проверить. Сначала теоретически, а позже экспериментально.

— Вера, где Фёдор Дмитриевич? — вопрошаю секретаршу через переговорник.

— Здесь. У бухгалтера оформляется.

— Ко мне его сразу, как освободится.

Пока принимаемый на работу шеф СБ не подошёл, интересуюсь у Кости перспективой судебного преследования хитрожопого Осташко.

— Давай я ещё Олега позову, он у нас по патентному праву специалист.

Конечно, соглашаюсь. Первым всё-таки приходит дядя Фёдор. Ну, так ему и ближе.

— Первое задание, Фёдор Дмитриевич, — пододвигаю листок с установочными данными. — Надо этого перца найти. Что с ним делать, ещё решим. Это фигурант и потенциальный выгодоприобретатель канала утечки информации. Канал, естественно, тоже отработать. Там ничего сложного, скорее всего, всё проскочило в открытых чатах и форумах. В наших же, университетских.

Мимоходом дядя Фёдор уже как-то задавал сакраментальный вопрос:

— Витя, ты в курсе, что у вас течёт?

— Да, — тоже мне бином Ньютона.

— И знаешь где?

— Для этого я вас позвал — узнать где, кто и как…

Как говорил один персонаж из культового многосерийного фильма: «что знают двое, то знает последняя свинья». А таких вещей, о которых знают не более одного человека, у нас немного. Всё остальное может утечь на сторону.

И вот одного «кто» обнаружили. На той стороне. Источник с нашей стороны тоже известен — длинноязычный Петруня.

Подоспевший Олег Брагин, среднего роста откровенный блондин с водянисто-голубыми глазами быстро избавляет нас от лишних тревог.

— Можно в сеть выйти?

Пускаю его на своё место, ловя при этом долгий взгляд дяди Фёдора, который смягчается при виде того, что я стою за спиной юриста-патентоведа.

— В чём соль изобретения?

Объясняю. Подбираем ключевые слова.

— Ага, вот! — с лёгким торжеством в голосе Олег выводит на экран страничку и уступает мне моё место.

Вникаю. Способ стабилизации ориентации в пространстве…

— Так это автомобили!

— Ну и что? Какая разница, где применять?

Брагин объясняет, что вероятность официальной регистрации патентных прав у того ухаря равна нулю. А я уж было собрался выкупать это изобретение. Правда, не за деньги, а за пару тумаков.

13 ноября, вторник, время 15:40.

МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.

— Всё, хозяин, принимай работу! — весело говорят двое из ларца, одинаковых с лица.

Скучно гляжу на положенную на стол бумагу, перевожу вопросительный взгляд на дядю Фёдора.

— Сейчас проверю.

Задействует свой хитрый шпионский чемоданчик. Лазерный микрофон. Только слушает не кабинет, а улицу. Зину просит выйти и оттуда свистнуть. Само собой, свисток ей не нужен.

— Всё в порядке. Ничего не слышно.

Рассуждаем элементарно: если звук не проходит в одном направлении, то не пройдёт и в другом. А в кабинете с прибором работать намного легче.

Сначала хотели купить и установить девайс, генерирующий помехи. Подумал и выбросил поданную дядей Фёдором идею в корзину. Включай прибор, выключай, да он ещё сломаться может. И дорого, блин! Нет, решил я, мы пойдём другим путём. Меняем окна на вакуумные стеклопакеты. Предварительная проверка показала, что звуковые колебания частично гаснут в сильно разрежённой среде, частично искажаются спейсерами (маленькие столбики между стёклами для противодействия схлопыванию стёкол от атмосферного давления), которые всё-таки немного пропускают звук через себя.

Гляжу на предъявленный счёт. Кажется, по деньгам мы не выиграли. Зато удобнее, хлопот меньше и повышенная теплоизоляция как бонус. Поёживаюсь не только от суммы, только немного не добравшейся до шестизначного числа, но и от холода. Пока работали, изрядно помещение выстудили.

Подписываю и отдаю один экземпляр Вере. Печать доверил ей.

— В течение трёх суток оплатим.

Удовлетворённые оконных дел мастера уходят.

— Дядя Фёдор, всё понимаю, но как же ты меня достал… — говорю тоскливо.

Никакой работы целую неделю нет, всё вверх дном. Притащил несколько компьютеров, на системниках стоит штамп «Проверено ФСБ», заряжены последней версией Касперского. Один поставили бухгалтеру, перенесли все данные и программу бухучёта. С моего старого аппарата снял всё, относящееся к Ассоциации и Агентству, и в сторону. Мне тоже аппарат с клеймом от ФСБ. Вере то же самое. Старые, подключенные к интернету машины оставили. В мировую паутину тоже надо как-то выходить. Заклеймённые компы соединили в локальную сеть без доступа к интернету. Передача инфы из глобальной сети в локальную и обратно только флешками и после обязательного сканирования Касперским.

Мало того, дядя Фёдор вошёл в раж и всех ключевых работников — а мы сейчас все такие — заставил выучить неудобоваримые пароли. Хаотический набор символов и самые длинные ряды — нам с Песковым. Целых полчаса вызубривал, причём там то и дело надо регистры переключать. Против чисто цифровых последовательностей дядя Фёдор встал стеной… с-цуко! Спецслужбист хренов!

По деньгам все телодвижения обошлись в полмиллиона. Те же компьютеры раза в три дороже. Не жалко, но жутко достало.

— Что? — устало гляжу на безопасника, усевшегося напротив.

— В комнатах Шакурова и Куваева обнаружена прослушка, — равнодушно информирует дядя Фёдор.

Блять! Удерживаюсь от озвучки, но выражение лица соответствующее. И в Главном Здании МГУ никто даже ФСБ не позволит окна менять.

— Удалили?

— Пока нет. Ребята из конторы хотят изловить сильно любопытных…

Дядя Фёдор излагает принцип. Устройство записывает разговоры, сжимает в пакет и сбрасывает якобы случайно мимопроходилу. По сигналу с его девайса, которым даже смартфон может выступать.

Шакуров ничем особо серьёзным не занимается. Куваев прорабатывает проект суперОС, но у него нет привычки думать вслух, и советуется он только со мной. Но поговорить с ними всё равно надо.

— Только у них?

Безопасник кивает. Как-то странно. Почему мне не повесили? Со Светкой я ни о чём таком никогда, но пару раз совещания с ребятами устраивал. Вроде понимаю, в чём дело…

— Тебе намного труднее прослушку повесить. У тебя прихожая большая, экранирует. В принципе, преодолимо, но ставить аппаратуру сложнее.

Неприятные новости. Зато понял, насколько ненавижу шпионские игры.

И завершающий звонок в конце дня. Спокойно равнодушный голос представляется сотрудником МИДа и просит прибыть завтра в кабинет, номер прилагается.

— Только после обеда, — с утра у меня лекции и загрузка искина.

Договариваемся на 13:30.

14 ноября, среда, время 13:40.

Москва, пл. Смоленская-Сенная, д.32/34,

МИД, 3-ий Департамент по делам СНГ.

Знакомимся. Дмитрий Родионович, лет тридцати пяти, похож на Николая Ростова из экранизации «Войны и мира» советского образца. Там ещё Штирлиц играл, то есть Тихонов Вячеслав. Старший советник департамента.

— Мне передали, что вас Договор об аренде Байконура не устраивает, и поручили обговорить его с вами, как заинтересованной стороной.

— Вы же дипломат? — надо бы использовать сей факт. Неизвестно, до чего договоримся, а так хоть какая-то польза будет. — Какие языки знаете?

— Не понял, зачем вам это… ну, английский, французский, фарси.

— Тогда предлагаю перейти на французский. Мне полезно время от времени знания освежать, а то, боюсь, забываться начнёт.

Удаётся его немного удивить, но соглашается легко.

— Трэ бьен, — стартую с места в карьер.

— Первое, что меня удивляет, — начинает дипломат, — чем вам Договор не угодил? Вы просто не представляете, скольких трудов в своё время стоило уговорить казахов подписать его.

— В самом деле? — как ни стараюсь, но издевательская насмешка прорывается.

Дипломат замирает, сверлит меня долгим взглядом. Покерфейс, однако, держит, чувствуется школа. Дипломатическая.

— Я что-то не так сказал?

— У вас машина есть?

Мощный удар с неожиданной стороны потрясает его покерфейс. Он даже головой слегка встряхивает. Ответа я не жду:

— К примеру, вы дарите мне свою машину, но тут такое дело: мне она не нужна, прав у меня нет и водить не умею, — привираю, папахен меня подучил, но не важно, у нас условная ситуация. — И тогда вы делаете мне предложение: «Ладно, пусть она остаётся у меня, — говорите вы, — тем более мне без неё никак, но я буду платить вам аренду».

Покерфейс дипломата восстанавливается, но принимает несколько мрачные черты.

— Внимание, вопрос! — заявляю тоном ведущего ток-шоу. — Какие-такие сложности уговорить казахов принимать арендную плату за имущество, которое им только что подарили и которое им ни на одно место не упало? Только на металлолом всё растащить.

— Не так всё просто, как вам кажется.

В глазах что-то мелькает. Никак больное место зацепил? Налажал МИД тогда, в 1991 году? Подробности нам рассусоливать ни к чему. Байконур — собственность СССР, и доля Казахстана в нём не больше одной пятнадцатой, как одной из пятнадцати республик, далеко не самой большой по населению. С какого рожна им вдруг всё подарили? Не, я знаю с какого. Договорились считать собственностью всё, что на твоей территории. Но не всего же это касалось. Ядерное оружие, например, изо всех республик вывезли. И ракеты тоже. А разве космодром не стратегический объект?

— Давайте вернёмся к Договору, — с усилием дипломат отбрасывает чувство досады от моей шпильки. — Недостатки могут быть, но наверняка они все преодолимы. Роскосмос же работает. Они даже «Протон» с токсичным топливом запускали.

— Скорее всего, долго выпрашивали у казахов разрешение, одаряли их разными плюшками типа бесплатного запуска казахского спутника или ещё чего-то. Если препятствие удалось осилить, это не значит, что его нет. Для неспешного стиля работы Роскосмоса не страшно затратить несколько недель или месяцев на бюрократические процедуры, а я каждый день считаю. Агентство работает совсем в других условиях. Для нас пословица «время — деньги» актуальна до жестокости. Грубо говоря, мы на счётчике. И каждый день обходится нам в несколько миллионов долларов, которые где-то с наслаждением подсчитываются. И нам этот долг предъявят в конце концов.

— Се ля ви, — философски замечает дипломатическая морда с раздражающим равнодушием. — Давайте перейдём к конкретике.

— Хорошо. Предлагаю начать вот с чего. Я обрисую идеальные для нас условия работы, а затем мы начнём думать, насколько сможем к ним приблизиться. Как только упрёмся в нечто непреодолимое на нашем уровне, а точка остановки меня не устроит, отдаёте проблему наверх. В конце концов, у государства возможности намного шире. Вплоть до грубой аннексии.

— Это вы хватанули…

— Исключительно для лучшего понимания.

— Но если устроит, то работу можно считать законченной? — уточняет деловито.

Соглашаюсь.

— Итак. Мне нужна зона, где Агентство — полновластный хозяин. Разумеется, мы возьмём на себя обязательства не вредить экологии, не нарушать нормы безопасности и прочие регламенты. Но в рамках законодательства РФ у Агентства должны быть полностью развязаны руки.

— Звучит разумно. Пока не вижу ничего предосудительного.

— Вполне вероятно, зона не будет единым связным пространством. Будет стартовая площадка с прилегающими мощностями и производствами. Возможно, нас заинтересуют какие-то объекты под контролем ЦЭНКИ и мы их заберём себе. Что ещё точно будет, так это жилой фонд в нашей собственности в Ленинске и других местах. В виде выкупленных квартир, домов и коммунальных объектов. А также выстроенное собственными силами жильё для наших сотрудников. С сопутствующей инфраструктурой.

Дипломат хмыкает, но брови на лоб не отправляет. Ничего невозможного не видит? Надеюсь.

— Это всё?

— Уже говорил, но усилю: автономность от казахских властей — жёсткое условие, неотменяемое.

— Компромисс почти всегда возможен. Если не удастся добиться согласия казахов на полную экстерриториальность, то можно заложить скрытые возможности заблокировать любое вмешательство с их стороны.

— Что в лоб, что по лбу, — комментирую по-русски, посчитав французский аналог не таким ярким. — Мне не нужна нарочитая и продекларированная независимость, мне хватит практической. Если казахский контроль будет выхолощен до чисто формального, то и ладно.

— Кое-что важное можно сделать даже в рамках действующего Договора, — замечает дипломат. — Смотрите пункт 6.4. Его можно слегка расширить, думаю, казахам нечего будет возразить…

— Там есть коррупциогенный фактор: «строительство новых объектов с согласия Арендодателя». Позолоти ручку — согласятся, нет — пошёл нахрен.

— Да, — чуть улыбается Дмитрий Родионович. — Но можно сразу предъявить казахам план нового строительства, как требуемое дополнение к действующему Договору.

— С правом его изменений, не влияющих на общее предназначение и в пределах зарезервированной территории, — сам удивляюсь выданной формулировке.

И восхищаюсь филигранной юридически выверенной точности. Влияние моих юристов, не иначе.

— Да, — Родионович не замечает моего кратковременного самодовольства. — Видите, как просто обойти любые препятствия даже в рамках этого документа. Поэтому я и удивляюсь…

— Не просто, — возражаю и режу его аргумент: — Мы сначала сделаем ряд проектов, что влетит нам в копеечку. Затратим время. А казахи начнут морду гнуть. Могут и отказать. И тогда наши ресурсы вылетят в трубу.

Преувеличиваю. Если мы, например, сделаем проект 3D-завода, то нам останется лишь к месту привязать. То же самое и с остальными объектами. Если только в качестве альтернативы нас в тундру не закинут. Тогда климатический фактор всё изменит. На Крайнем Севере солнечные панели, например, не прокатят.

— Такой риск есть, но я бы не стал его преувеличивать…

— Вы что, не в курсе, что крупный капитал чрезвычайно осторожен? Слышали такую поговорку: большие деньги любят тишину? Я ничего не хочу преувеличивать, мне достаточно знать, что риск есть и от него надо избавиться.

— Хорошо, — дипломат что-то отмечает в блокноте. — Будем считать это узким местом, которое надо расшить.

— Следующее узкое место — другие объекты. Возможно, придётся и удастся выкупить за копейки какие-то постройки…

— Зачем они вам?

— Например, построить подъездные пути, сняв рельсы с заброшенных объектов. Перенести какие-то нужные нам конструкции. Я не готов сейчас конкретно обсуждать. Надо внимательно всё осматривать, причём на месте. И долго думать.

— Но это ведь второстепенная нужда, согласитесь. Не отдадут заброшку, купите новое и поставите.

— Соглашусь. Но это вопрос экономии. Не собираюсь разбрасываться деньгами во все стороны.

— Думаю, решаемо. Что ещё?

— Хочу жилой фонд в Ленинске. Изрядный. Лучше пустующий. Есть такой?

— Да, к сожалению. С этим совсем просто. Мэр города — наш человек, гражданин России. Да и весь город в федеральном подчинении.

Дмитрий Родионович глубоко задумывается. Спокойно жду, не мешаю. Но когда пауза заканчивается, в свою очередь мне приходится проявлять немалую выдержку и держать железно покерфейс.

— У нашего руководства возникла идея. Гарантировать, что сработает, не могу, но обдумать стоит. Надо предложить казахам кредит, нет, не дать, а взять. Под приличный процент, скажем в десять-двенадцать, с привязкой к цене золота…

И кто молодец? Я — молодец! Моё лицо даже не вытянулось от неожиданности. Пришлось на мгновенье глаза опустить, но это всё! Могу чем угодно поклясться! «У руководства возникла идея», ёпта!

— Банкиры называют это металлическим счётом, золото растёт в цене, растёт и вклад. Других процентов нет…

— Я знаю, что такое металлический счёт, — исключительно для того говорю, чтобы не растекался мыслью.

— Хорошо. Ходят слухи, что вы пообещали кредиторам хороший процент именно по условиям металлического счёта, на который обычно проценты не начисляют. А вы — предлагаете, — фокусирует взгляд на мне, однако предпочитаю отморозиться, пусть мысль заканчивает. — Так вот, Виктор. Идея в том, чтобы взять у казахов деньги на похожих условиях. Миллиард или полмиллиарда долларов.

Даже сумма фигурирует та же, что в разговоре с Костюшиным. Королева в восхищении. После короткой паузы — надо же сделать вид — выкладываю заготовку:

— Это надо обдумать. Но первые условия, что приходят в голову, такие: первое — деньги возьму физическим золотом. Отсчёт процентов пойдёт с момента, когда металл пересечёт границу Казахстана и России. Верну тоже физическим золотом. Разумеется, с оговорёнными процентами. Второе — одновременно это будет обеспечением возможных санкций Казахстану. В случае его недружественных по отношению к Агентству шагов буду иметь право наложить штраф на их вклад. Размер штрафа будет максимально соответствовать понесённому урону.

Делаю паузу и продолжаю:

— Гарантирую, что жестить не буду. Полагаю, после первого же штрафа килограмм на пять, казахи быстро придут в себя и будут бегать, как очумелые, по одному только свистку. Предложим им десять процентов с люфтом до двенадцати и ни на йоту больше.

Я-то молодец, а Родионович — не очень. У него-то лицо вытягивается:

— Как вы быстро идею ухватили. И насчёт штрафов интересная задумка. Кроме пряника кнут действительно не помешает.

Усмешку на лицо не выпускаю. Чего мне там ухватывать, если почти всё это сам придумал. За Костюшиным, конечно, первое слово, но хорошие корни идея пустила в моей голове.

— Только вот как это сделать… вы просто не знаете, насколько они неуступчивые.

— На то вы и дипломаты, чтобы замаскировать в договоре такую возможность. Сами же говорили о скрытых возможностях блокирования вмешательства казахов, заложенных в Договор. Значит, сможете, если захотите.

Заканчивается всё моим пожеланием:

— Ни о каких наших движениях в сторону Байконура казахи даже догадываться не должны. И ещё. На самом деле, все наши планы вилами по воде писаны. Нам нужна фича!

— Что? — вслед за мной Родионович переходит на русский язык.

Я просто не нашёл у франков сопоставимого понятия.

— В нашем контексте некая хитрая придумка, которая перевернёт ситуацию в нашу сторону. В идеале надо, чтобы казахи сами упрашивали нас взять деньги вместе с бесплатным Байконуром в придачу.

— Хорошо бы… — не удерживает в себе тоску дипломат.