Космопорт

Глава 12 Новое поколение стахановцев

24 июня, понедельник, время 08:40.

Байконур, 113-ая площадка. Андрей Лакшин.

Шестиметровая платформа уверенно ползёт вверх, едва касаясь роликами стены. Мы в робах и касках. Строительный бригадир Василич наш наряд в стиле милитари забраковал и снабдил своим, хотя не всех, только тех, кто снаружи работает. Мы его тоже удивили. Вчера.

— Данунахер! — сказали мы ему, когда он предложил план действий.

Строительную платформу, на которой мы сейчас бодро ползём ввысь, Василич с Иннокентием Романовичем задумали использовать как подъёмник. И разбросать оконные блоки по всему дому, чтобы не таскаться с ними по лестницам. Мы прикинули возню с перемещением, неторопливость хода платформы и выразили своё отношение коротким и ёмким словом. У Василича глаза на лоб полезли, когда мы за неполный час растаскали оконные и балконные сборки по всему дому. А чё? Нас полтора десятка рыл, зарядку намеренно ограничили по времени и нагрузке, так что галопом всё и разнесли. По улице трусцой, по лестнице шагами через две ступеньки. Сгоряча на одном окне трещину повесили, но Василич только коротко ругнулся.

Так что мы сейчас начнём красить торец здания. Хотя слово «красить» не подходит, краска какая-то бесцветная, со слабым серым оттенком. А парни под руководством Василича и ещё одного спеца натаскиваются на монтаже окон. Ещё одна бригада выдирает старые рамы. И четвёрка командирована на изготовление стеклопакетов.

Приехали! Крыша начинается чуть выше головы, можно начинать. Вниз стараюсь не смотреть, ну его нафиг! Пашка свою половину заканчивает чуть раньше, придирчиво рассматриваю его работу. Проплешин вроде нет.

— Андрюх, а зачем мы это делаем? Цвет, считай, тот же самый!

— Надо слушать ухом, а не брюхом. Краска не простая, а теплозащитная. На двадцать процентов уменьшает теплопотери. Парадигма такая у нашего командования, — вот и свою половину заканчиваю. — Ну что, опускаемся?

Ещё до обеда успеваем замазать всю стену и принимаемся за перемещение платформы к противоположному торцу дома. Василичу приходится наращивать кабель. Нетрудно, у них всё предусмотрено, есть удлинитель на катушке. Трёхфазный.

Удивительный здесь для нас способ электроснабжения. Сразу не понял, чего не хватает. Электрических столбов нет. Совсем. Осветительные стоят, ну, те, которые не свалили. Обычно привычных нет. Как сказал Колчин: «Городской стиль. Только подземный хардкор». И подведён силовой кабель в каждый дом, так что проблем с подключением нет. Надзирающего электрика вызвали, конечно. Но я теперь понимаю, почему у нас в селе то и дело свет пропадает, а в городе — нет. Ветер, снег и дождь подземным линиям нестрашны.

Снова возвращаемся на крышу, перетаскиваем мачты. Они не настолько тяжёлые, чтобы их разбирать. Но вот контргрузы, каждый по четверть центнера, носим всласть. Приятнейшая разминка для крупных мышц. Тонна на сто метров даже на полтренировки не тянет. Пашка пробует сразу две, быстренько запрещаю. Уронит — битумное покрытие испортит. Оно бы и ладно, только чушки рассчитаны на переноску вдвоём, это не удобная ухватистая гиря. С ними было бы просто.

— Пошли на обед.

Нам осталось только тросы внизу прицепить — и можно начинать. После обеда и начнём.

— Слушай, Андрюх, я вот подумал, — Егор, как и все мы, греет пузо на жарком солнышке после сытного обеда. — А что у тебя за фамилия, что-то нерусское слышится.

— Эт спасибо надо писарю сказать уездному. Лет сто пятьдесят назад в нашей фамилии «Лапшин» букву перепутал. Так и пошло. Возвращать и переписывать деньги нужны, а откуда они у крестьян. Вот такая парадигма случилась.

Все лениво наблюдают, как мрачная и даже с виду крепкая девушка Зина пытается дрессировать местную псину. Телохранительница Колчина псину вычесала, привела в божеский вид, но со службой не получается. На ночь привязала её поближе к сложенным на улице окнам, тут вроде ворам неоткуда взяться, но мало ли. Так эта сука жалобно визжала и возмущённо лаяла до полуночи. Не знаю, что сделала вышедшая на шум Зина, но собака лаять перестала. Зато перегрызла верёвку и удрала.

— Команды выполнять не хочешь, — внушает девица умильно глядящей на неё собаке, — служить не хочешь. Поэтому вот тебе, а не жрачка, ржавый якорь тебе в засранный анус.

В собачью морду тычется тугой кукиш. Зина бросает в нашу сторону взгляд со словами:

— Не вздумайте кормить эту дармоедку!

— Это ты поварихе скажи, — лениво парирует Борис. — Она им тут каждый вечер корыто наваливает.

— Им? — настораживается Зина.

— Да бегают тут ещё несколько, — отмахивается наш старший.

Можно бы сказать о Зине, что она помрачнела, если бы она всё время такой не была. Встаёт и уходит в гостиницу. В столовую, наверное. Доводить поварихам о смене власти и парадигмы.

На работу мы уходим, не срываясь с места как ошпаренные. Сначала докладываем Борису о выполненных объёмах и планах на будущее. Нас слушает и вышедший на крыльцо Колчин. Затем с Иннокентием Романовичем уходит. Зина за ними. Собаченция за ними. Пока без ржавого якоря в заднице.

Виктор Колчин.

Стоим перед самым крайним зданием, расположенным поперёк линии, по которой выстроен жилой сектор. Посёлок чётко делится на две части: здания с обычными квартирами и служебные. Гостиницы и общежития. На фига здесь столько общежитий? Их ёмкость просто неимоверная. Малосемейки из них сделаю.

— Иннокентий, чего здесь нет, так это мэрии.

— И ты хочешь организовать её в этом здании? — в очередной раз он демонстрирует свою догадливость. На досуге, небось, любит ребусы и шарады всякие разгадывать.

— Да. Но планировка общежития не подходит.

Далее излагаю своё видение:

— Центральный вход надо сделать внушительным. С выступом. По виду сверху получится буква «Т» с широкой шляпой. «Ножка» буквы всё-таки будет не сильно длинной. Крыльцо, вестибюль со служебными помещениями: охраной, справочной, кабинетом или двумя для работы с населением. Помещения для техперсонала.

Иннокентий уже черкает что-то в блокноте.

— Ещё хорошо бы над этой центральной частью сделать дополнительный этаж, сдвоить его с тем, что под ним. Чтобы получить конференц-зал, что-то такое. С большими окнами в сторону старта. Заодно и архитектура станет интереснее, а то она здесь какая-то однообразная. Кстати, стёкла здесь везде должны быть броневые.

Мы и обычные окна для хрущёвок заказали трёхслойные. Не хухры-мухры.

— Что ещё… — как бы не забыть чего-то. — Отопление. Ставь везде чугунные батареи на стальных трубах. Эти новомодные алюминиевые недолговечны.

Немного подумав, добавляю:

— Выберем позже жилой дом для высшего руководства. Одно из преимуществ: отопительные батареи сделаем из нержавейки. Хотя лучше бронзовые. Надо подумать об улучшенной планировке. В квартирах большого начальства должно быть по дополнительной комнате для домашнего кабинета.

Вообще-то я — демократ. Местами. Но иерархию получаемых благ выстраивать просто необходимо. Чтобы показывать всем, куда надо стремиться. К тому же руководители высокого ранга, интеллектуальная элита и серьёзные профи в любой области элементарно нуждаются в отдельном личном помещении. Художник или скульптор не могут без мастерской, академику или конструктору нужна профессиональная библиотека. И так далее.

— В кабинетах мэрии? — Иннокентий лаконичен.

— Обычные, чугунные. У мэра и пары его замов — из нержавейки. В доме высокого начальства — бронзовые, — такую градацию выстраиваю на ходу.

— Сколько туалетов оставить?

— Так их здесь и так немного. Все и оставь, — тут система коридорная, туалеты ближе к концам на каждом этаже. — Можно даже с обратной стороны вестибюля пару поставить. Эм и жо. Только женскую часть надо делать просторнее, раза в два. Кстати, мэрию надо сделать до холодов. Так чтобы можно было работать хотя бы в половине здания.

— С твоими людьми?

— Нет. Своих пригоняй. Мои будут заниматься исключительно жильём. Они не профессиональные строители, пусть занимаются одним и тем же. Легче руку набить.

Дожидаюсь, когда мои слова отобразятся почеркушками в его блокноте.

— Пошли место выберем для школы. Кстати, проект тоже надо бы выбрать. Такой, чтобы ух!

Разговариваем и дорогой.

— Понадобится кран, — говорит Иннокентий.

— В самолёт влезет? В ИЛ-72?

— Нет. «Руслан» понадобится. А зачем самолёт? Можно здесь в аренду взять. Или купить, если хочешь.

— Покупать надо. Всё время нужен будет. Мы его лучше сами в аренду будем сдавать. А ещё нам микроавтобус нужен. И не микро тоже.

Пока нет своего транспорта — грузовички Иннокентия не подойдут для служебных поездок — придётся вызывать такси из города. Купить-то не проблема, толкового водителя надо найти. Если с такой распространённой профессией сложностей не предвидится, то крановщика придётся искать. Заявку в кадры — и дело в шляпе. Прельстить специалиста абсолютно новой машиной, иногда на это покупаются.

— Думаю, здесь школу поставить. В тех домах поодаль тоже кого-нибудь поселим.

Плямкает телефон. Таксист прибыл, направляемся к гостинице.

— Долго ходите. А у меня время — деньги, — бурчит таксист.

Считаю, что не по делу, не больше пяти минут прошли, поэтому обрубаю:

— Много себе позволяешь. Я тебе не сикось-накось, чтобы рожи мне строить. Поехали.

— Кто поедет, а кто и пешком пойдёт, — закусывает удила водила. Такой молодой, а глаза уже злые-презлые. — Вылезайте из машины! — того и гляди пену пустит.

Тачка по виду ничего так, видно, с неё пример берёт, заводится с пол-оборота. Ничего не говорю, только смотрю на Зину. Она спокойно выходит, водила всё внимание концентрирует на нас с Иннокентием. Тот было дёргается выйти, придерживаю его.

Дверь с водительской стороны распахивается. Злыдень вылетает из машины, не удерживается на ногах, катится кубарем, подбодренный пинком. Вот теперь можно и выйти. Чтобы сесть за руль. Права у меня есть, в Синегорске мне на блюдечке любой документ дадут.

— Зин, а теперь обратно его и дубинку держи наготове. Если что, охреначь. Ты знаешь как.

Без водилы на его машине — это незаконно. Поэтому, не дожидаясь, пока парень встанет, Зина тащит его волоком к машине, заталкивает на заднее место. Ошеломлённый парнишка почти не сопротивляется. Несколько моих парней у ремонтируемого дома — он самый ближний к гостинице — наблюдают с огромным интересом, кто-то показывает Зине большой палец.

— Зина, начнёт бузить, ты знаешь что делать.

В такие моменты у неё выражение лица, как у кошки. Не поймёшь — слышит ли, понимает ли. Кошка-то хоть ухом иногда дёрнет.

Но это для чужих. Я-то знаю, что она ни одного слова не пропускает.

Иннокентий садится рядом со мной. Оглядываю знакомое управление, коробка передач механическая. Снимаю с ручника, трогаюсь с небольшим рывком, но когда выезжаю на трассу, начинаю машину чувствовать. По отцовским заветам, он так всегда говорит.

— Я на вас жалобу напишу, — злыдень уже не выглядит злым, всего лишь обиженным.

Начинаю ржать. Смотрю на него через зеркало:

— Слышь, паренёк. Не надо меня смешить, когда я за рулём. Нельзя водителя весёлыми анекдотами от дороги отвлекать. Тем более я не такой уж и опытный автомобилист.

Таксист сам подставился, я в своём праве, и жаловаться ему бесполезно. Общение с моими юристами даром не проходит, многое заходит в голову само. Процесс покупки-продажи товара или услуги на самом деле строго регламентирован законом. Все выполняют правила, не задумываясь, даже не потому, что твёрдо их знают, а просто на автопилоте. Порядок неизменен сотни, а может, тысячи лет. Продавец выставляет товар с ценником, покупатель знакомится или уже знает, что и почём. И когда выражает желание купить — всё, сделка состоялась, и продавец не вправе её отменять. В магазине не имеют права вдруг сказать, что этот товар стоит больше, чем обозначено; не имеют отказать в покупке, если на витрине остался последний экземпляр. Выставленный на прилавке или витрине товар с ценой означает официальное предложение продавца приобрести его покупателю. И после слова покупателя «беру», сделка совершена и отмене не подлежит. В этой процедуре у покупателя даже больше прав. Он, в отличие от продавца, вправе отменить даже осуществлённую покупку. Конечно, для этого веские причины нужны, но тем не менее.

Так что мой таксист никакого права выгонять нас из машины не имел. Он приехал, то есть предложил услугу — мы сели и сказали «поехали». Всё, сделка состоялась. И отменить её можно только с нашей стороны. Если причины есть: вдруг там салон грязный и можно испачкаться.

О цене речи не шло, но это всего лишь значит, что она по умолчанию. В нашем случае –четыреста рублей. Да, вот такие здесь умеренные цены.

Доезжаем до «Космостар.ру». Иннокентий уходит не сразу, нам надо договорить.

— Скорее всего, они за нами успевать не будут, а возиться с доставкой откуда-то ещё мне не хочется.

— Может, будут успевать, — в голосе мужчины неуверенная надежда.

— Если так, то хорошо, а если нет, надо продумывать ещё какой-то фронт работ. О, давай дверями в подъезды займёмся?

— Можно, — Иннокентий уходит общаться с Арсением, а я направляюсь к мэрии.

Подъехав, выходим с Зиной. Наступает пора расплаты.

— Рублей пятьсот с нас, да? — благожелательно смотрю на недовольного жизнью водителя, который даже за руль не спешит. — Плачу тысячу, доплата за развлечение от тебя.

Бросаю купюру на сиденье, идём в городскую администрацию.

Кабинет мэра.

— Миллион, — недлинное слово мэр сопровождает обаятельной улыбкой.

Хороший он человек, никогда долго меня в приёмной не держит, и усы его украшают.

Миллион чего? Динаров, пиастров, золотых луидоров или медных дирхемов? Вот и переспрашиваю:

— Миллион тенге?

— Долларов, Виктор Александрович! — реагирует укоризненно.

Вот теперь приходит время для…

— Скока-скока? — стандартный приём при торге. — Непатриотичную денежную единицу называете, Дмитрий Константинович. Это у нас где-то сто восемь миллионов рублей по курсу? Чересчур!

— Помилуйте, Виктор Александрович! Мы же оба знаем, что для вас это копейки!

— Дело в стиле, Дмитрий Константинович. Я — сторонник бережливости, а не пустого растранжиривания вверенных мне средств. Если не думать о разумности расходов, то капитал любого размера легко уйдёт на ветер.

— Разве моё предложение неразумно? — мэр искренне недоумевает. — Десятки тысяч квадратных метров жилья, десятки зданий…

— Которые гирей висят на вашем бюджете, — сворачиваю в свою сторону.

И торг начинается!

Если он думает, что я внимательно не изучил вопрос, то зря. Представьте пятиэтажную хрущёвку или четырёхэтажную сталинку, это от шестидесяти до восьмидесяти квартир. И заселена только половина, а то и вообще всего несколько семей живут. Отключать отопление ради экономии опасно и денег стоит. Промерзающие зимой квартиры, при резкой смене погоды конденсат, значит, электропроводка под вопросом и водопровод ржавеет. А если канализационный стояк перемёрзнет, а на верхних этажах кто-то ещё живёт? Веселья на весь подъезд. Все коммуникации никак не рассчитаны на автономное подключение отдельных квартир.

Законсервированный дом

Одна из головных болей администрации — постоянное расселение таких малозаселённых домов и их консервация. Но закладывание кирпичами всех окон и дверей тот ещё геморрой. Во всех смыслах: и по деньгам, и по затратам, и по времени.

— Дмитрий Константинович, — обаятельно оскаливаюсь в улыбке, — если я заберу у вас нежилой фонд, вы огромные деньги сэкономите на их консервации, отоплении и всём прочем. Разве нет?

— Но и бесплатно отдать не могу! Ладно, недострой и заброшка, но жилые и живые дома!

— Пока живые, вы забыли добавить, — усмехаюсь сардонически и выбрасываю ещё один козырь, у меня их много: — Сколько лет этим домам? Такого типа здания, насколько я слышал (спасибо Иннокентию), прекратили строить где-то в 60-ых? Хорошо, посчитаем даже от 80-го года. Им по полсотни лет, не меньше!

— Что им сделается? Кирпич — он и через сто лет такой же кирпич…

— А срок жизни электропроводки? Не более тридцати. Значит, её всю менять надо. Водопроводные трубы тоже невечные. Возраст вашего замечательного жилого фонда — от пятидесяти до семидесяти лет. Эти здания снести дешевле, чем ремонтировать.

— Ну, пусть будет пятьдесят, — мэр отступает.

Это хорошо, теперь, когда планка снижена, можно и своё слово сказать:

— Миллион! И не долларов, а рублей. Исключительно на расходы по расселению.

— Виктор Александрович, вы с ума-то не сходите! — возмущается мэр. — Сколько я квартир на эти деньги расселю?

— Вряд ли меньше двадцати, — прикидываю быстро, пятьдесят тысяч на ремонт выделенного жилья и переезд с лихвой хватит. С учётом здешних цен.

— У меня их несколько сотен! — мэр выбрасывает свой козырь.

Козырь-то козырь, но я, не заглядывая в городской бюджет, могу уверенно сказать, что соответствующая статья расходов там есть. Куда уходят деньги реально — другой вопрос, но наличие строки в бюджете, а то и не одной, сомнений не вызывает.

Ухожу, когда удаётся сбить цену до двадцати. Последнее слово оставляю за собой:

— Расселение — исключительно на городской администрации.

И все деньги сразу не дождётся. Порциями, то есть отдельными траншами буду переводить. И смотреть, как деньги расходуются. Да, мы — акулы бизнеса — такие! Хрен из нас так запросто даже копейку выдавишь.

Вечером. Площадь перед мэрией.

Какая-то иномарка. Обхожу, разглядываю. Не разбираюсь в машинах, вроде какой-то китайский или корейский кроссовер.

— Что-нибудь не так? — вопрошает водитель, мужчина средних лет с брюшком и мощными руками.

— Таксист?

— Ну. Куда едем?

Иннокентий и Зина не вмешиваются, наблюдают.

— Работу хочешь? По профилю, — нам придётся помотаться по космодрому и в городе, не покупать же ради этого автомобиль.

Лицом и неопределённым междометием мужчина выражает заинтересованность.

— Хочу зафрахтовать тебя на неделю-полторы.

— Оплата?

— Как обычно. Повременная плюс километраж. Сколько вы за километр пробега берёте?

— Рублей двадцать-двадцать пять, — отвечает честно, примерные цены знаю.

— Тысяча рублей в день и по двадцать пять рублей за километр, — выношу итоговый вердикт. — Обычный рабочий день. В восемь утра подаёшь машину на 113-ую площадку, обедаешь в тамошней столовой, вечером после пяти свободен. Ночевать можешь там же, а хочешь — уезжай домой.

— Согласен, — мужик долго не думает.

— Тогда считай, что нанят, — мы садимся в машину, едем «домой». Сразу срисовываю общий пробег с одометра.

25 июня, вторник, время 10:35.

Байконур, окраина города.

Хороший домик! По двору в сопровождении говорливого хозяина уже прошёлся, сейчас прикидываю, как можно распорядиться комнатами. Всеми семью. Мне по многим причинам отдельная квартира не подойдёт, даже элитная. А вот особняк — самое то. Будет куда машину поставить, где гостей принять. За двенадцать миллионов — и вовсе не рублей, а в шесть раз более лёгких тенге — совсем недорого.

Риелтор, хорошенькая и почти юная казашка, в предвкушении от крупной сделки.

— Значит, двенадцать миллионов? — мы, все трое, стоим в просторной гостиной с большими окнами, Зина поблизости, ближе к прихожей.

— Орыс? — вдруг спрашивает хозяин, невысокий и монументально полный казах лет пятидесяти.

Хотя по лицу возраст местных пока определять не научился. Может, сорок или шестьдесят.

Смотрю вопросительно. Риелтор Лейла что-то быстро тараторит по-казахски.

— Пятнадцать миллионов! — вдруг объявляет хозяин.

Неожиданно. Гляжу на Лейлу, жду объяснений. Та явно смущена. Пытается спорить с хозяином. Языка не знаю почти абсолютно, только несколько слов, которые сами местные русские часто употребляют. Вот и сейчас казах говорит «жок». О чём говорят, догадаться нетрудно. Заявленную цену менять на ходу нельзя, что и пытается объяснить Лейла. Но это не таксист, с помощью Зины его уже за задницу не ухватишь. Хотя по закону, если совсем строго, не имеет он права так делать. Но и ответственности не предусмотрено.

Лейла смотрит виновато:

— Виктор Александрович, хозяин настаивает на пятнадцати…

— Почему вдруг?

— М-м-м… — девушка мнётся.

— Потому что я — русский?

— Да, — спокойно и с вызовом отвечает хозяин.

На короткое слово по-русски его хватает. Хотя подозреваю, он нарочно говорил при мне на родном.

— Понятно, — реальная жизнь часто поворачивается неожиданной стороной.

Но я тоже могу повернуться своей филейной частью. К кому угодно. Разворачиваюсь и ухожу. Невозмутимая Зина и растерянная Лейла следуют за мной.

На улице садимся в машину. Ту, что я вчера зафрахтовал.

— Куда едем? — флегматично интересуется Володя, так моего временного водителя зовут.

— Забросим Лейлу на работу и домой.

— Мы ничего больше смотреть не будем, Виктор Александрович? — робко интересуется девушка.

— Нет. Это самый лучший особняк и место хорошее. Но у этого хозяина я ничего покупать не буду, — немного подумав, добавляю: — Да и вообще, я передумал. Не нужен мне особняк.

Лейла явно огорчена. Ну да, накрылась премия за сделку. Пусть клянёт за это болезнь под именем «русофобия».