Космопорт

Глава 27 Подстеленная соломка

10 августа, вторник, время 10:10.

Байконур, ЦУП Агентства.

— Виктор Александрович, «стакан»… — начальник эвакогруппы запинается от моего взгляда и поправляется: — «гильза» доставлена в монтажный корпус. Визуальный осмотр повреждений не выявил.

— Спасибо, Артём Павлович, — кивком отпускаю среднего роста кряжистого мужчину.

Мы удобно расположились за спинами операторов, контролирующих очередной запуск «Симаргла». Мы — это прежде всего я, зампред СБ Медведев и Овчинников. Игорь у меня на положении мальчика за всё, и если он рядом, значит, всё в порядке.

— Почему «стакан», Виктор? — доброжелательно любопытствует зампред.

— По форме и назначению, ДмитрьАнатолич. Ракета в него вставляется, как в стакан. Скорее, как пуля в гильзу, но для наших остряков нет ничего святого, упорно обзывают стаканом. Национальный менталитет сказывается, не иначе.

Зампред беззвучно смеётся.

«Симаргл» тем временем идёт на второй виток, отставая от отделившейся «Виманы». Ракета-носитель до первой космической не дотягивает, хотя может. Пусть и в случае выпрыгивания на орбиту горючего на возвращение не остаётся. Может-то он может, только кто ему даст? Я могу позволить, но показывать лишнего не хочу. Не стоит будоражить американцев сообщением, что ПН «Симаргла» переваливает за восемьдесят тонн. Это, конечно, если его самого считать, а не только «Виману». А почему бы и не посчитать? Есть для этого основания, есть. Но эту карту я пока открывать не буду. С ума сойдут, если узнают, что мы достигли четырнадцати процентов ПН.

В нашу общую свиту с зампредом входят кроме охранников две журналистки. Светленькая симпатичная девушка с РИА-новости и красавица-брюнетка Кира. Поэтому мы не скучаем, хотя процесс идёт на удивление обыденно.

— Скажите, Виктор Александрович, — Кира тонко улавливает момент, когда можно влезть с вопросом, — чем замечателен сегодняшний старт?

— Когда-то я обещал, что мы выведем российскую космонавтику на новый уровень. Сегодня все могут убедиться, что дерзкая декларация моего поколения — не просто мечта. Мы смогли это сделать. Мы смогли опередить Роскосмос. «Ангара-А5В» выводит на орбиту меньший груз, чем «Симаргл», а стартовая масса у неё намного больше. Если говорить сжато, то коэффициент полезной нагрузки у «Ангары» в тяжёлом варианте — 4,6%. У «Симаргла» — 6,55%. На сорок процентов больше. Кстати, американцев мы тоже опередили. У них ПН тоже в пределах четырёх-пяти процентов.

РИА-блондинка недоверчиво улыбается, но вежливо не спорит.

— Почему вы говорите от имени всего поколения? — блондинка находит повод прицепиться сбоку.

— Средний возраст руководства Агентства не высчитывал, но точно меньше тридцати лет. Лет двадцать шесть. То есть мы это сделали. Те, кому сейчас от двадцати до тридцати.

— Виктору двадцать два года, Оля, — Кира улыбается коллеге предельно очаровательно.

— Солидарен с Виктором, — авторитетно вмешивается в беседу зампред. — Это достижение принадлежит всему их поколению. Будем надеяться, что оно не станет единственным.

— Да, — соглашаюсь на все сто. — Вполне возможно, именно сейчас кто-то заканчивает испытание автомобиля, который сможет проехать на одной заправке десять тысяч километров. Без цистерны топлива на прицепе, разумеется.

— Почему вы особо упомянули американцев, Виктор? — блондинка берёт пример с зампреда, обращаясь по имени, хотя, строго говоря, права такого не имеет. Жестоко отомщу! При случае.

— Как «почему»? Они — наши ближайшие конкуренты.

— А китайцы? — РИА-блондинка окончательно перехватывает инициативу.

Кира явственно излучает недовольство.

— Китайская космонавтика изначально глубоко вторична. Они до сих пор повторяют наши достижения и американские прорывы. Ничего своего они миру пока не предъявили. Я имею в виду абсолютно нового.

При следующем вопросе даже Кира глядит на свою товарку, как на дурочку.

— О полезной нагрузке вы сказали. Но что ещё вы сделали нового? Только прошу, не вспоминайте о Гагарине.

Подставилась девочка. Не собираюсь спускать ей такого прокола. Назидательно поднимаю палец, это во-первых.

— О Гагарине, Оленька, надо помнить всегда! — это во-вторых. — Сразу видно, что страшно далеки вы от космического народа, — начинаю на ней топтаться. — Вот Кира даже не спрашивает и, кстати, зря, Кира. Это ты понимаешь, что тоннельный запуск — абсолютно новое слово в мировой космонавтике, а далеко не все твои многочисленные зрители столь компетентны.

— Да, — Кира ловит подачу. — Повышенная полезная нагрузка — это всего лишь следствие тоннельного запуска, я правильно понимаю?

— Абсолютно правильно. Мы показали всему миру, что тоннельный старт возможен. Что это вполне рабочий вариант запуска, а не какие-то фантазии мечтателей-футурологов. Что он даёт ощутимую прибавку к грузоподъёмности. А ещё…

Демонстративно оглядываюсь, прикладываю ребром ладонь ко рту и громким шёпотом сообщаю:

— Ощутимо удешевляет запуск.

Меняю руку у лица, снова заговорщицки оглядываюсь и таким же громким и многозначительным шёпотом добавляю:

— Значительно удешевляет.

Насколько конкретно, говорить отказываюсь. Если станет известно, что стоимость заметно меньше миллиарда, то руководству Роскосмоса останется только застрелиться. Пусть поживут.

— Корпоративная тайна. Тем более что коммерческими запусками мы заниматься не собираемся. В ближайшие два года точно.

В это время в ЦУПе возникает лёгкое оживление. «Вимана» выходит на прямую связь.

— Там что, кто-то есть? — поражается зампред, вслед за ним журналистки. — Девушка?

— Можно и так сказать, — уклоняюсь от прямого ответа.

Но в меня вцепляются плотно и все сразу.

— Да нет, живого пилота нет, конечно, — выдавливают из меня признание. — Манекен с кучей датчиков и бортовой компьютер с нейросетью и синтезатором речи.

Уходим на обед. Время есть, до следующего сеанса связи больше часа. «Симаргл» тоже ещё полетает, ему скорость надо сбросить.

На этот раз разгонять зевак с крыш не пришлось. Проблему решили другим способом. Гуманным. В убежищах установили огромные плазменные телевизоры, на которые транслировался весь процесс с нескольких ракурсов. И сейчас данные с ЦУПа идут. Удобство победило. Что там с крыши разглядишь? Одна корысть — своими глазами увидеть. Но слабая, мало что рассмотришь. А вот с дрона или самолёта старт выглядит намного зрелищнее. К тому же запись можно в замедленном темпе пустить. Тогда вообще, не просто зрелище, а конфетка.

После обеда наблюдаем возвращение «Симаргла». Многонырковая схема. Ракета снижается до сорока километров и отскакивает, как плоский камешек, делающий «блинчики» на воде. На второй «блинчик» заходит над Чёрным морем, на этот раз его отбрасывает на высоте двадцать километров. Над Байконуром заставляем его делать «свечку», ракета окончательно теряет горизонтальную скорость, уходя на высоту пятьдесят километров.

Далее просто. Мы уже не рискуем переворачивать ракету в плотных слоях и даём ей падать в положении стоя. Встречным потоком воздуха сопла деформироваться не должны. Курс корректируем кратковременным включением одного из шести движков. На малую мощность. Ракета наклоняется и соскальзывает в сторону, противоположную наклону. Ничего сложного, оператору всего лишь надо руку набить.

На высоте пятнадцати километров раскрываются три парашюта. Можно сказать, что всё. Перед приземлением «Симаргл» выпустит лапы, то есть опоры, пшикнет движками для смягчения посадки — и полёт завершён.

Посмотрим ещё, как сработает примитивнейшая конструкция демпферов на опорах. Их нижние концы заточены под узкий конус игольной остроты. Несколько сантиметров входит в грунт под лёгким нажатием руки. Но чем дальше, тем сечение шире, и сопротивление быстро нарастает. Через полметра алюминиевая скользящая шайба размером с блюдце. Не приварена, просто насажена, от удара может сдвинуться, деформироваться, тем самым опять-таки смягчив толчок.

Углы разлёта опорных лап и точки крепления к корпусу выбраны так, чтобы центр тяжести был внутри четырёхугольной пирамиды, образованной самими опорами и их воображаемыми продолжениями.

Если какой-то подлец-барсук опять коварно выроет нору прямо на месте посадки, то рискует получить острым копьём в свою жирную задницу. А «Симаргл» всё равно не упадёт. Законы физики его уберегут даже лучше законодательства РФ.

— Есть! Встала! Ура!!! — операторы ЦУПа и остальная публика взрываются восторгом.

«Симаргл» стоит как вкопанный, почти идеально ровно. Ветер лениво полощет белоснежные парашюты, бессильно опавшие на землю. Изображение приближается, барражирующий рядом вертолёт с видеосъёмкой подлетает ближе.

От восторга не прыгаю, но улыбка без спроса растягивает лицо. Обмениваемся с Медведевым рукопожатием.

— Поздравляю, Виктор!

Кира усиливает поздравление на порядок, раскованно впечатывая мне в щёку горячий поцелуй. Оля, по глазам вижу, желает присоединиться, но смущается. Помогаю ей, подставляю другую щёку.

— А вы, Оля, сюда!

Слегка розовея, аккуратно касается губами. Зампред смотрит с лёгкой завистью.

Кто-то приносит и открывает шампанское. Разливают и нам. Только я, как неродной, наливаю в фужер минералку.

— Друзья, а вы не слишком рано? Мы ещё «Виману» не дождались.

На что мне отвечают незатейливо:

— На «Виману» у нас тоже припасено.

В чём-то они правы. «Вимана» меньше, намного прочнее и более управляема. Но главный тут я, поэтому:

— Операторы «Виманы» не пьют!

Сошедшую с орбиты «Виману» мы сажаем через час. Тоже по многонырковой схеме. И первый нырок она сделала ещё над Африкой. Новый приступ восторга уже не был таким сокрушительным, почти гарантированный успех вызывает сдержанную радость.

Затем гости заторопились домой. Заметил, что местный жаркий климат их угнетает. Зря. Кое-чего не увидели.

Вотчина Пескова, резиденция Анжелы.

— Леди, вашу ножку, — к царственно сидящей на своём кресле, как на троне, Анжеле с ужимками камер-пажа подступает один из обормотов Пескова.

— Пошёл вон, смерд, — нежным голосом, но высокомерно отвечает Анжела. — Не смей прикасаться ко мне без дозволения.

— О, ваша милость! — весельчак под всеобщее веселье, начинает исполнять сложный ритуальный подход к высочайшей особе. — Я всего лишь хочу услужить, чтобы вы не касались своими божественными пальчиками этих грубых ботинок…

Тут же вспоминается детство с нашей королевой Катей. Так понимаю, что скоро к Анжеле начнут обращаться «ваше сиятельство», а там и до высочества недалеко. Видать, придурки всех стран объединяются и мыслят похоже. И-е-х, молодёжь!

14 августа, суббота, время 10:20.

Байконур, МИК «Вимана» (бывший МИК ОК «Буран»).

Этот корпус для загрузки «Виманы», пора отправлять на орбиту сладкую парочку с экипажем, стыковать их и разворачивать площадку для строительства станции. Пора, давно пора, но, как всегда, многое не готово. Ну ладно, не многое. Однако мелочей хватает. Хорошо, хоть проект в целом утрясён.

Возвращаюсь из главного зала, где загружают грузовой отсек. Непростое, между прочим, дело. Искусство размещения и при необходимости закрепления грузов так и остаётся искусством. Опытный человек на глаз так всё расположит, что центр тяжести сдвинется не больше чем на миллиметр от главной оси.

Одна из серьёзнейших фишек площадки — шлюзовой комплекс. По принципу «одно тянет за собой другое», пришлось конструировать его огромным. Почти сто метров длиной и девять метров в поперечнике. То самое «другое», которое потянулось за необходимостью принимать целиком «Симаргл», длина которого почти шестьдесят метров. С носовым шпилем уже не почти, а более.

У шлюзовой камеры ворота должны открываться внутрь. Тоже давняя традиция космонавтики, имеющая большие резоны. И одностворчатый люк лучше двустворчатых дверей любой конструкции. Из тех же соображений лучшей герметизации. То ли замкнуть вход только по периметру, то ли ещё стыковать створки. Протяжённость стыкуемых краёв увеличивается, что не есть хорошо.

Но как доставить на орбиту цельный и жёсткий люк диаметром в девять метров, когда диаметр (внешний) «Симаргла» всего семь? Ответ понятный: никак. Значит, он должен быть нежёстким или не цельным. Сделать его гибким, чтобы можно было свернуть? Можно. Но это геморройно. При сравнении двух минусов — гибкости и разбивки на две части, выиграло второе, как меньший минус.

Тем более что у одностворчатого люка есть ещё один недостаток. После приёма в шлюз корабля, его надо обязательно отодвинуть дальше девяти метров. А чем меньше таких жёстких условий, тем лучше.

Существует или существовала — поглядим по результату — проблема втягивания корабля в шлюз. Подведение к воротам трудностей не представляет. Стыковка — сложная задача, но её давно научились решать. При том, что конструкция стыковочных узлов требует филигранной точности исполнения манёвра. Если не до миллиметров, то до сантиметров точно. Нашей же шлюзовой камере подобный педантизм ни к чему. Плюс-минус полметра, при таких допусках мастерство потребуется, чтобы промахнуться, ха-ха.

Для втягивания ракеты или корабля выдвигаются штанги-мачты снизу и сверху. На концах штанг и метров за десять от концов — два разомкнутых кольца. Прямо по загадке — два конца, два кольца, только на ножницы ни разу не похоже.

После накидывания кольца стягиваются, и ракета оказывается в захвате. Сомкнуть два полукольца никаких проблем. Через полые полукольца, шарнирно соединённые внизу, проходит трос. Верхней штанге достаточно повращаться, наматывая оба конца троса на себя. Соответственно второй наручник тоже зажимает ракету. Затем штанги на полозьях уходят внутрь, уволакивая за собой ракету. А дальше — «осторожно, двери закрываются».

При этом во всей системе возникают механические напряжения. Меняется её масса, изменяется и перемещается центр тяжести. Шлюз «тащит» навстречу ракете, естественно, он удерживается тросами, мачтами и прочим. Динамическому воздействию подвергается вся система. Можно помочь, «пшикнув» двигателями, но этот импульс гасить потом ни разу не проще.

Вся система повернётся навстречу принимаемой ракете, этот поворот придётся гасить боковым маневровым движком. Всё это нестрашно, просто надо знать и понимать, что в космосе динамика движений кардинально отличается от земной.

Шлюз расположится на внешней стороне огромного цилиндрического надувного модуля. Цилиндр длиной в сотню метров и диаметром в шестьдесят. Оболочка из скафандровой двухслойной ткани. На вечно загнивающем Западе в таких случаях используют вектран, но проходить сложный квест по его добыче ни разу не хочется. Делает единственная фирма в Японии. Одна на весь мир, охренеть! Короче, нуегонахрен, аналоги есть.

Означенный тканевый модуль в данный момент тщательно пакуется в «Виману». Наряду с другими грузами. И как мы ни ломали голову, всё равно до стопроцентной загрузки не добили пару тонн. Слишком много места занимает оболочка при малом весе.

«Брень-трень-брень!» — телефон деликатно, но непреклонно отвлекает меня от чертежей и расчётов. Кто это у нас?

— Добрый день, Виктор Александрович, — взволнованный и неуверенный голос опознаю.

Начальник отдела снабжения Линёв, толковый мужик сильно в возрасте, полвека ему уже.

— Здравствуйте, МихалМакарыч. Что-нибудь случилось?

Почему звонит мне, а не своему непосредственному начальнику Овчинникову, понятно. Игорь на родину укатил. Внял моему предупреждению о скором экстренном аврале и если есть дела в семье, то.

— На станции эшелон с нашим грузом задержали! — в голосе ещё не отчаяние, но уже растерянность.

— О как! — несмотря на удручающую новость, тон мой неистребимо беззаботный. — А что у нас там, в эшелоне? На какой, кстати, станции?

— На нашей, байконурской. Груз важный. Двигатели РД-0121, партия в двадцать штук, титановые формы, да много чего, — торопится Линёв. — Что же это делается, Виктор Александрович⁈ Чего это они, а?

— МихалМакарыч, хватит причитать. Щас приеду и разберусь. Будут возникать… — хотел сказать «морду набью», но вовремя удержался. Не стоит учить подчинённых плохому. — Будут спорить, им же хуже.

Слегка успокоенный Линёв прощается, а я начинаю формировать ударную группу. Торопиться не собираюсь, я ещё на обеде не был. Время приёма пищи — священно. Война войной, а обед по расписанию.

14 августа, суббота, время 13:35.

Байконур, грузовое отделение ж/д станции.

— Не понял… — с гигантским разочарованием оглядываю окрестности. Пусто.

Отсутствие машиниста в кабине тепловоза не удивляет. Эшелон стоит. Но нет никакого руководства, и даже люди в робах, обычно деловито копошащиеся тут и там, словно попрятались. И мы их видели, пока шли сюда. Но вот рядом с нашим эшелоном — безлюдная зона отчуждения

Линёв срывается в сторону ближайшего гражданского строения. Ну, наверное, в курсе, что и где. Мне не по себе. Удар в пустоту. Всё равно что сорвался с боевыми товарищами, прослышав о месте, где буянят и резвятся гопники. Хвать! А нет никого, вокруг тишь и благорастворение воздусей.

Кому разъяснять высокую политику Агентства и мира, кого нагибать, кому морду бить, условно говоря? Или не условно. Ожидал встретить авторитетную группу товарищей, приготовился размазывать их по асфальту, шпалам и рельсам — и вот на тебе!

— Прямо не знаю, что делать, — делюсь растерянностью со своими ребятами, и становится легче.

Не зря говорят, что с другом радости вдвое больше, а горе — вдвое меньше. Согласно этой мудрости моя растерянность растворяется. Нет никого, кого можно придавить? Какие проблемы? Щас найдём!

— Тим, твоих ребят — на поиски. — Ерохин взял с собой пару самых брутальных сержантов. — Пусть найдут хоть кого-то. Кого-то повыше вроде бригадира, но и любой стрелочник подойдёт.

— Товарищи сержанты! — Тим парой слов заставляет парней подтянуться. — Задача стандартная для боевых условий — взять языка. Только учтите специфику и то, что мы всё-таки не на войне. Вперёд, мои славные воины!

Последнюю фразу Тим явно у меня спёр. Как и величественный жест. Костя Храмцов, наш штатный юрист, подавляет смешок. Так или иначе, весело гыгыкнув, «славные воины» подрываются с места в карьер.

— Я тебе говорил, Вить, — Ерохину разрешено обращаться ко мне на «ты», формально он вообще мне не подчиняется. — Надо было отделение брать.

— Понадобится — вызовешь. Тебе дай волю, ты тут всё штурмом начнёшь брать. С применением тяжёлых пулемётов и артподготовки. Ты, Костя, пройдись по эшелону, проверь, все ли пломбы на месте.

Остаёмся втроём, кроме Тима рядом неотлучная Зина. Ей, кажется, даже жара нипочём. Солнце в зените, самой выгодной позиции для прожарки подведомственной территории. И спрятаться негде, если только под вагоны.

Возвращается Линёв, разводит руками.

— Никого нет.

— Так не бывает. Всегда кто-то есть. Железнодорожная служба — круглосуточная. Должна быть дежурная смена — хоть в выходной, хоть ночью. Дежурная бригада, диспетчер, дежурный по станции…

— Он-то нам и нужен, только все говорят типа: только что был, ненадолго отлучился…

— Понятно. Прячется.

Приходится немного подумать. Линёв ничего не добьётся, от него все убегают. От меня тем более разбегутся. Так и придётся вызывать вертолёт с солдатами и проводить натуральную облаву?

Полёт фантазии или рабочего плана, как посмотреть, прерывает многообещающее событие. Сержанты ведут к нам кого-то в спецовке и с ломиком на плече. Субтильного сравнительно с ними мужичка. Нехватку энтузиазма подконвойного сержанты периодически восполняют ускоряющими тычками и подзатыльниками. Вооружённость грозным инструментом их не заботит. Пословица «против лома нет приёма» по отношению к ним полностью теряет силу.

— Ты хто?

— Осипов я, — нехотя отвечает хмурый мужичонка. — А тебе чего надо?

— Мне нужен машинист, — объясняю спокойно и с виду покладисто, — или, на худой конец, стрелочник. Вот и спрашиваю: ты кто?

— Рабочий я, не видно, что ли? Могу и стрелки переставить, дело нехитрое.

— Стрелочник — это хорошо, стрелочник нужен всегда, — впадаю в задумчивость. — Осипов, мне нужен машинист.

— А на хрена он тебе?

Обманутый мирным моим видом мужичонка немедленно расплачивается за отсутствие почтительности. Один из сержантов, уловив мой страдальческий взор, с виду лениво задвигает Осипову кулаком вбок. Изумлённо глянув в его сторону, мужичонка остался стоять на месте. Но недолго. Спустя пару секунд падает на четвереньки. Гремит выроненный ослабевшими руками ломик.

Прикинув, что из плодотворного диалога Осипов выбыл не менее чем на минуту, обращаюсь ко всем:

— Народ, нам нужен машинист. Кто-нибудь когда-нибудь работал машинистом?

Вздыхаю.

— Линёв, а у нас разве нет машинистов тепловозов?

— Есть, как не быть. Только… как бы это сказать? У него выходной, у Сапрыкина-то, а его в выходной выйти не уговоришь. Ни за какие коврижки.

— Да? Ну, передай ему от меня привет. И приказ о лишении премии за месяц. Пока за месяц.

— Да так-то не за что вроде…

— Костя, накидай ему формулировку.

Ухмыляющийся Костя отводит Линёва в сторону и втолковывает.

— Только ты, МихалМакарыч, сначала позвони ему. Заочно и без повода наказывать нельзя.

В этот момент локально спланированная схема опять ломается. Ожидаемо для Линёва Сапрыкин посылает его в далёкие края. Сдержанно, но непреклонно. Но немедленно разворачивается на сто восемьдесят градусов (не триста шестьдесят, как утверждают некоторые), как только за трубку берётся моё превосходительство.

— Сапрыкин, в авральных ситуациях работники могут привлекаться к сверхурочным работам. Так сказать, в случаях острой производственной необходимости. Ты можешь не согласиться, ты в своём праве. Мы тоже будем в своём праве, когда лишим тебя месячной премии, закинем в характеристику выговор и дадим совет уволиться по собственному желанию. Как можно быстрее.

— Да ладно, Виктор Александрович! Что вы так сразу-то? — Сапрыкин начинает переобуваться на лету, потрясённый масштабом поджидающих его проблем.

Я-то рассчитывал здесь машиниста найти, раз нашего с места не сдвинешь. Сдвинул. Параллельно решил проблемку: обнаружил маленькое упущение в работе Овчинникова. Не обучил Линёва держать подчинённых в узде.

Означенный Линёв уезжает за машинистом, а я нацеливаю армию на взятие в полон ещё парочки стрелочников. Отходим к эшелону, который начинает давать скупую тень. Зонтик от солнца купить, что ли?

Дело сдвигается минут через сорок. Тепловоз, разведя пары (условно говоря), задорно свистит, когда я захожу в диспетчерскую.

— Что там происходит? — тётка средних лет приветствует нас неласковым вопросом.

— Я — генеральный директор агентства «Селена-Вик». Мы забираем эшелон, предназначенный для нас.

— Что значит «забираем»? Кто вам позволил? — заводится тётка.

Цербер по имени Зина немедленно приближается к ней, положив руку на дубинку. Её взгляд в таких случаях производит не меньшее впечатление, чем пристальное внимание питона Каа на шебутных бандерлогов.

— Организуйте нам зелёную улицу, эшелон уходит на космодром. А то, не приведи господи, железнодорожная катастрофа произойдёт. По вашей вине.

Всё. Моё дело прокукарекать, а солнце может и не всходить, это уже не моё дело.

Управдом, то есть дежурный по станции прибегает, когда мы уже заканчиваем манёвры, связанные с переориентации эшелона в нашу сторону. Сам прибегает, никто его уже не ищет.

— Вы что вытворяете⁈ Немедленно верните эшелон на место! — худощавый среднего роста казах с дублёным от солнца лицом усиленно размахивает руками.

Можно бы рядом постоять, какой-никакой ветерок создаёт, но вдруг заденет. Делаю знак Косте, тот наводит на нас видеоглазок смартфона.

— Я — Колчин, генеральный директор агентства «Селена-Вик». Вы кто?

— Мансур Оранбаев, дежурный по станции! Немедленно поставьте вагоны на место!

— Согласно договору между Агентством и правительством республики Казахстан, означенное правительство обязуется обеспечивать бесперебойную доставку грузов в адрес Агентства. Хотите нарушить и отменить обязательства Астаны? А вы готовы нести за это ответственность?

Мансур сбавляет обороты:

— У меня приказ начальника станции…

— Мне начхать на этот приказ, на начальника станции и тебя вместе с ними. В случае задержки эшелона я буду штрафовать правительство республики Казахстан на пять миллионов долларов в сутки. Полные или неполные.

Казах выпучивает глаза, делая их похожими на европейские.

— Да, у меня есть такие возможности. Кого сделают виноватым? Приказ ведь устный? Я так и знал. Поэтому виноват будешь ты. У тебя есть лишний десяток миллионов долларов?

Лишнего или нелишнего, но ни десятка, ни даже одного у него не оказалось. Как-то не очень платят дежурным по ж/д станции.

— Костя, но грозное письмо в Астану ты всё-таки отправь, — говорю юристу, пока мы едем параллельно эшелону.

— Вы имеете в виду, что будете списывать деньги с их кредита?

— Да. Начисленные проценты не трогаем, а основное тело кредита подвергаем секвестру. По пятьдесят килограмм золота в сутки, — с наслаждением отхлёбываю прохладный сок, чувствуя, как жизнь возвращается в обезвоженное беспощадным солнцем тело. Надо бы нам какими-нибудь ковбойскими шляпами обзавестись.

Костя смотрит с уважением:

— В нужном месте вы соломку подстелили, шеф…