Космопорт

Глава 15 Рабочие моменты

15 августа, четверг, время 10:05.

Байконур, 113-ая площадка.

— Что-то народу стало до хрена. Откуда столько? — вопросительно гляжу на Иннокентия.

Не, я сам видел три десятка человек, прилетевших со мной на самолёте. Ребята с «Сигмы», понятное дело. Вычленил среди толпы нескольких азиатов, но лица пророссийские. Татары, башкиры, тувинцы, как-то так.

Видеть-то видел, но тут неменьше суетится.

— Я ж говорил, у нас серьёзных объектов в Москве не осталось, — разводит руками. — Тут попалась оказия, мы людей и перебросили. Через несколько дней, как ты уехал.

Снимает светлую кепку и вытирает лоб платком. Климат здесь жёсткий, я-то не сильно от него страдаю, в силу молодости, наверное. Но пиджак у меня всё-таки на руке висит. Кобуру видно, но здесь все свои, моя вотчина.

Больше всего вызывает досаду, что окна тоже вставляют. Понимаю, что ради скорости, но что тогда мои ребята будут делать?

— «Московские» гостиницы оставьте моим ребятам, — высочайше повелеваю Иннокентию, заметив, что в них пока нет никакого движения.

Само собой, он соглашается. Строительный контракт всё равно за фирмой. Опять же, там масса других работ.

В моей свите кроме неотлучной Зины сегодня Овчинников. В положении Буриданова осла — куда его засунуть, в авиакомпанию или сюда, — долго не находился. Байконур всяко важнее, а исполняющий обязанности президента Амир натурально светится и даже в глаза заглядывает, как бы ему приставку «ио» отбросить. Почему бы и нет, если высшую политику будет понимать правильно.

— Амир, во-первых, без воровства. Со временем получишь свой пакет акций и будешь стричь дивиденды. Во-вторых, не сочти за предубеждение против твоего народа, но никаких азербайджанцев в компании.

Это заставило его напрячься. Вроде приготовился обижаться.

— Это всеобщее свойство не только кавказских народов, а вообще, всех небольших наций. Всеми силами продвигают сородичей. Азербайджанцы проталкивают азербайджанцев, армяне своих, евреи и татары тоже так делают. Впрочем, на низовых должностях пусть будут, но сразу предупреждаю: в случае личных конфликтов между работниками априори буду считать их виноватыми. Просто в силу кавказской горячности характера. А эмоции всегда отключают разум.

— А если прямо вот… — начинает издалека, но продолжить я ему не дал:

— Амир, нет. Просто нет. Я не верю, что среди русских не найдётся специалистов, которые есть у ваших. Если уж натурально исключительный случай будет, — тут же осознал, что, наверное, зря сказал, «исключительные» варианты могут дождём посыпаться, — то рассматривать будем вместе и очень-очень придирчиво.

Ещё немного объяснил смысл такой политики. Это пережитки общинно-родового или кланового устройства общества. Клановый фильтр при подборе кадров в развитом социуме — неплохой способ развалить высокотехнологичное или наукоёмкое производство. Придёт бракодел к контролёру-земляку… дальше кому-то что-то надо объяснять?

Вот и Амир умолк, когда я спросил: «Тебе это на хрена?»

На его самолёте, кстати, прилетел. Когда комплектующие всё-таки им продал, сразу всё завертелось. Я же говорю, шуршит парень не по-детски. И спасло нас то, что когда компания пошла ко дну, все работники его национальности и других народностей разбежались. Да и немного их было.

— Пойдёмте, Иннокентий, полюбуемся на работу ваших молодцов.

Он мог бы скорчить мину, если бы сказал «проверить», но против такой формы возразить невозможно. Идём в самый крайний дом, с которого начинали мои парни. Пятиэтажка о пяти подъездах.

— Входные двери пока не делаем, — поясняет Иннокентий у входа. — Неизбежно обобьют, поэтому повесим в самом конце.

Это он правильно говорит, согласен. Внутри здания нас охватывает благословенная прохлада. Пожалуй, можно и пиджак накинуть. Сверху доносится жужжание и визг инструментов, черный электрический кабель тянется вверх между лестничными пролётами. Обходим по порядку квартиру за квартирой. Отопление и водопровод в этом подъезде заканчивают. За ними пойдут газовщики и прочие. Электропроводку по квартирам будут разводить позже, пока вывели общую линию по этажам от щитка к щитку.

Третий этаж, квартира направо. Гляжу на отопительный стояк в углу комнаты.

— Почему криво? — отклонение от вертикали примерно на дюйм.

Вверху расстояние от смежной стены больше. Не будь труба так близко к углу комнаты, можно и не заметить.

— Видишь ли… — Иннокентий хмурится. — Ты знаешь, как плита перекрытия устроена?

— Стальная арматура с сеткой по площади, внутри сквозные отверстия по всей длине. Как-то так.

— Пустоты по всей длине, — поправляет Иннокентий. — И пробивать отверстие надо именно над пустотами. Но плиты на каждом этаже немного гуляют. Они неточно друг над другом установлены, понимаете?

— И?

— И опущенная сверху труба может не попасть в «пустое» место. Приходится бить отверстие со смещением.

Недолго размышляю. Насколько могу оценить, диаметр сквозного отверстия сантиметров пятнадцать. А чего гадать, когда спросить можно?

— Сто пятьдесят девять миллиметров, — сообщает Иннокентий.

— Не верю, что плита может гульнуть даже на пять сантиметров. Чтобы выйти за край пустоты, нужно смещение восемь-десять сантиметров, так?

Иннокентий и подоспевший на запах горячего прораб Василич вынужденно подтверждают.

— А разве это возможно?

— Ещё как возможно, Виктор! — выпучивает глаза Василич. — С самого верха придётся взять по краю — и всё!

Внимательно смотрю на верхние перекрытия. Затем так же внимательно на Иннокентия. Василича игнорирую. Иннокентий отслеживает мой взгляд и вдруг слегка розовеет. Останавливает разошедшегося Василича. Дело в том, что смещение трубы произошло вдоль пустоты. Если бы менялось расстояние от опорной стены, объяснение моих подрядчиков было бы справедливо. Смещение поперёк пустоты опасно, вдоль можно хоть на метр увести. Какая разница, когда труба вдоль уходит?

— Всё ясно? — сам чувствую, как мои глаза темнеют. — Исправить! Без ущерба качеству и за свой счёт.

По дороге наверх — надо проверить весь стояк — нормальным тоном, прямо в присутствии подрядчиков, объясняю Овчинникову:

— За каждый такой найденный казус лично тебе небольшая, но ощутимая премия, — перевожу взгляд на Василича: — за счёт вашего премиального фонда. Бригада, замеченная в повторном и таком же косяке, должна быть снята с объекта. Не знаю, куда вы их отправите. Мусор пусть убирают, траншеи лопатами копают.

Прораб с Иннокентием отстают, негромко обсуждая варианты исправления косяка. Трудность в том, что трубы из нержавейки — да, вот так я разорился, — сваривать их не так просто, как обычные стальные. Но сварка с углекислотой у них есть, как и обширный ассортимент всяческих фитингов.

Нержавеющие трубы, радиаторы тоже из нержавейки. На жилые дома не поскупился. А вот в гостиницах, общежитиях, административных и прочих зданиях оставил обычные стальные трубы и кондовые чугунные батареи советского основательно дубового стиля. Лет двадцать они точно продержаться. А на дистиллированной воде и все пятьдесят.

На улице поджидаю строительных начальников. Сейчас пойдём в какое-нибудь общежитие.

— Кое-что ещё заметил, Иннокентий, — тот на мои слова обречённо вздыхает. — Трубы в местах прохождения сквозь бетон не изолированы. Я о гидроизоляции. Да, это нержавейка, но сейчас пойдём смотреть отопление из обычных труб. Вдруг там тоже нет?

Василич гордо смотрит в сторону. Подмигиваю Игорю:

— Ты пойдёшь смотреть, а мне надо с бухгалтером пообщаться.

Лиза подъехала только что на нашей наёмной тачке. Поговорить нам есть о чём.

16 августа, пятница, время 11:15.

Г. Байконур, городская администрация.

— Что-нибудь нарыл, Игоряша? — в такой форме требую отчёта.

С соседкой по кабинету, Клавдией Петровной, не здороваюсь — виделись утром. Отдельного кабинета не дали, да нам и ненужно, мы здесь гости. По уму надо в космическом центре «Южный» (подразделение ЦЭНКИ) обосноваться, но, во-первых, мы, в некотором роде, конкуренты. Во-вторых, коммуникации связи Роскосмоса носят закрытый характер, там просто так в интернет не выскочишь. Потому и пришлось на поклон к мэру идти. Заводить собственный офис в городе? Наверное, придётся. Со временем, которого у нас сейчас нет.

Мы просили кабинет с интернетом, нам такой и дали. Только выход в глобальную сеть осуществляется через местную локальную. А в кабинет подведён всего один сетевой кабель с одной розеткой RJ-45. Делать нечего, купили самый простенький и маленький концентратор в комплекте с парой «хвостов» (патч-кордов).

Клавдия Петровна, женщина средних лет и соответствующей возрасту неопределённой фигурой, принялась было беспокоиться за наши манипуляции. Женщины любят волноваться и переживать по любым поводам. Однако никаких неприятных эффектов не последовало. Возможно, если мы начнём параллельно смотреть широкоформатное видео из сети в высочайшем разрешении — воспроизведение начнёт спотыкаться. Но мы точно не за этим в интернет ныряем, надеюсь, и Клавдия Петровна к весёлым роликам порнохаба не подключается.

— Смотри, как интересно, — Игорь чуть отодвигается, давая мне глянуть на экран ноута. — Усть-Каменогорский титано-магниевый комбинат… — нам нужен титан или титановый сплав, все начальники цехов и выше — казахи.

— Да нам похрену! Что у них с титаном?

— Пока не выяснил. Во всех статьях одна хрень: насколько выросло производство того или другого по сравнению с прошлым годом или десятилетием. Да за сколько денег продали. Объёмы производства никак не могу найти.

А нам нужны именно объёмы. Надо искать, не может быть, чтобы данные отсутствовали.

— Ну вот же! Смотри! Комбинат выпускает 11% всего производимого в мире титана. Теперь ищи мировое производство.

Мировое производство титана оказалось ровно двести тысяч тонн в год. Значит, УКТМК производит двадцать две тысячи тонн.

— А нам сколько надо? — вопрошающе смотрит Игорь.

К нам прислушивается любопытная Клавдия Петровна.

— Нам выше крыши надо. Порядка десяти тысяч тонн.

Соседка слегка расширяет глаза. В её голове никак не могут увязаться два факта. Наша поразительная молодость и масштаб деяний. Предполагаемые заказы промышленности хоть местной, хоть российской будут ощутимо давить на рынки и биржевые цены. Даже на мировых биржах заметят.

— Поищи, сколько в России титана производят.

Шелестят клавиши, наблюдаю из-за спины. Порывшись по сайтам, Игорь выуживает картинку.

— Пятьдесят пять тысяч тонн.

Надо подумать, как умерить аппетиты, а то как бы не пришлось в сторону Китая смотреть. Тоннельная труба, из которой будет вылетать ракета, должна быть прочна и устойчива к коррозии. Её стенки подвергнутся воздействию раскалённых паров воды. Плюс материал должен быть немагнитным. Титан как раз подходит по всем параметрам.

Внешний обвод вокруг трубы, удерживающий давление пород, тоже должен быть немагнитным. Или пофигу? Если допустимо использование стали, которая может магнититься, то и ладно. Тогда потребность в титане упадёт, понадобится не десять тысяч тонн, а… искин быстро высчитывает: четыре — четыре с половиной тысячи тонн, остальное — сталь. Не шесть, а десять и четыре, то есть почти десять с половиной тысяч тонн. В силу большей плотности по сравнению с титаном.

— Погугли производство стали в Казахстане. Где и сколько. Слушай, а немагнитные сорта стали есть?

Игорёк снова погружается в сеть. Спустя несколько минут докладывает и выводит на экран:

— Аксуский ферросплавный завод. Миллион тонн стали разных сортов в год. В том числе и немагнитные нержавеющие стали. Свойства обеспечиваются высоким содержанием марганца, семнадцать процентов плюс-минус процент.

— Нержавеющие это хорошо… — бормочу про себя.

Теперь думай, может, тогда и титан не нужен, раз сталь ржаветь не будет.

— Собери все данные и отправь в Москву Андрею. Пусть он голову ломает. С ребятами из МИСиС посоветуется.

Во время одного из обсуждений ломали голову над тем, ставить ли постоянные магниты или электромагниты. В последнем случае поле получается несколько мощнее, но сложности с подводом электричества. Плюс ферромагнитные сердечники от температуры, трения и горячего пара долго не протянут.

Вопрос решился сам собой, когда смоделировали аварийную ситуацию. Обрыв электропроводов, перегорание, замыкание — и как тогда ремонтировать? Увеличивать зазор между внешней оболочкой тоннеля и разгонной трубой так, чтобы человек влез и мог заниматься ремонтом? Надо неменьше метра, плюс ползать по наклонной двухкилометровой трубе удовольствие так себе. Да и проблем не оберёшься. Ремонтных дронов пока не изобрели. Так что мы остановились на постоянных неодимовых магнитах.

— Отправь запрос на УКТМК, сколько они могут поставить титанового листа в год. В тоннах. Нашим тоже отправь. Полученные данные в общий пакет для отправки Андрею. И пошли на обед уже.

Через пять минут уходим.

К Бусарину я заходил узнать новости. И есть одна загвоздка. В буквальном смысле единственная. Одна из жительниц расселяемых домов наотрез отказывается переезжать. Не нужна ей ни более просторная квартира, ни более благоустроенная, ни даже всё одновременно и с бесплатным переездом. К тому же те кварталы до сих пор не газифицированы.

Мэр руками развёл. И боялся моего неверия в то, что приложили все усилия, какие только могли. А почему бы не поверить? Из нескольких десятков людей просто должен найтись хоть один упрямец. Упрямица в нашем случае.

16 августа, пятница, время 15:50.

Г. Байконур, двухподъездная четырёхэтажка на окраине.

Тук-тук-тук! Стою перед дверью скучного коричневого цвета. Звонок не работает. В руках цветы, небольшой бисквитный тортик и маленькая бутылочка лёгкого винца. Руки заняты все до одной, поэтому труд постучаться берёт на себя Зина. Этаж второй, самый удобный для пенсионера со стажем. И выбраться на улицу нетрудно, и хоть какое-то движение, не позволяющее суставам окончательно «замёрзнуть».

— Кто там? — голос слабый, но отчётливый и не дребезжащий.

— Это я, Полина Георгиевна, Виктор Колчин, — захотелось добавить «принёс заметку про вашего мальчика», но удерживаюсь. — Мы с вами договаривались.

Положительным ответом служит невнятное и, сдаётся мне, не такое уж положительное бурчание. Но лёгкое полязгивание открываемого замка точно идёт в плюс.

Встрече предшествовал телефонный звонок. Повезло, что телефон у неё есть. Причём стационарный, ещё старого проводного типа. Старушка трубку сняла, но горячего желания общаться не выказывала.

— Как же вы надоели… — сказала, как только поняла, по какому вопросу тревожу.

— Полина Георгиевна, клятвенно обещаю не давить. Дам ещё одно обещание, такое же твёрдое: это будет ваш последний разговор на эту тему. По любому итогу беседы мы вас беспокоить больше не будем.

— Мой ответ не изменится. Никуда переезжать не буду.

— Ну и ладно. Мне, Полина Георгиевна, хотя бы для очистки совести, — тон у меня был абсолютно беззаботный, что, видимо, и склонило женщину к согласию.

Но я ещё добавил, пока она раздумывала:

— К тому же наверняка в вашей жизни событий не так много. Соседи разъехались, родственники далеко, а тут интересные гости.

— Хорошо, — вздохнула пораженчески, — приходите.

Вот мы и пришли. Ушедшая в глубину прихожей дверь открыла нашим взорам пожилую женщину среднего телосложения и такого же среднего для её поколения роста. Лицо простоватое, но строгое. Седине ещё долго надо побеждать природный тёмно-русый цвет волос.

— Что это у вас? — женщина скептически смотрит на мою ношу.

— Как «что»? Полина Георгиевна, к даме без цветов и прочего нельзя в гости приходить, — одаряю её самой своей обаятельной улыбкой.

— Ну, проходите, — хозяйка квартиры отступает в сторону.

— Зина, ты можешь в машине подождать, — оборачиваюсь к своей валькирии-хранительнице. Ангелом-хранителем её назвать язык не поворачивается. — Здесь мне точно ничего не угрожает.

— Что же вы девушку прогоняете? — возмущается женщина в приступе неожиданного гостеприимства.

— Ну, если вы не против… — ловко уворачиваюсь от брошенного упрёка.

Не только на ринге умею, да.

Разуваемся, проходим. Разумеется, на кухню, где наконец разгружаюсь. Хозяйка хлопочет с чайником, цветы водрузила в вазу, мне велено резать тортик. Справляюсь быстрее, чем проворная хозяйка.

— Прошу меня извинить, Полина Георгиевна, но я не знаю, как с вами разговаривали предыдущие переговорщики. Поэтому могу повториться. Почему не хотите переезжать?

Мы уже пьём чай, мера строгости на лице хозяйки уверенно приближается к нулю, самое время поговорить, когда человек не настроен воевать и упираться.

— А зачем мне? Я в этой квартире с четырнадцати лет живу. Всё знакомо и привычно. Как муж умер, я сюда и вернулась. Тогда ещё мама жива была. Ничего не хочу менять. Хватит с меня.

— Можем дать такую же двухкомнатную, так же расположенную, на том же втором этаже. Даже в таком же доме. Только новую и газ будет подведён, — лениво приступаю к соблазнению.

— Предлагали уже, — отмахивается хозяйка.

— Оно ведь само всё меняется, — философски замечаю я. — Время не остановишь. Всё знакомое — это не только стены и камни. Это соседи, друзья, родственники. Кто-то уезжает, кто-то уходит совсем.

Немного подумав, добавляю:

— Даже деревья вырастают и меняются.

Женщина грустнеет и уводит тему в сторону. Не возражаю.

— Ведь я даже Гагарина могла помнить. Мне тогда один годик был. Но на старт «Востока» попасть не могла. Разве с маленькими детьми пустят? А вот мой папа присутствовал, он тогда инженером на узле связи работал.

О как! Мадам — ровесница космической эпохи.

— А какое у вас самое яркое впечатление?

— Самым грандиозным был запуск «Бурана». От выхлопных струй земля дрожала. А запусков много видела, я ж на космодроме работала. Оператором в МИКе «Союз».

— Наша зона ответственности, — вставляю свои пять копеек.

Оценив соотношение съеденного и оставшегося, прихожу к выводу, что можно взять ещё кусочек.

— В каком смысле? — женщина сильно удивляется.

— Как «в каком»? — изумляюсь ответно. — Я — глава космического агентства «Селена-Вик». Агентство — субарендатор космодрома. Весь комплекс «Энергия-Буран» наш.

— Что вы такое говорите, молодой человек! — возмущается женщина. — Причём здесь субаренда⁈ Дома собирается сносить какая-то строительная фирма, как её…

— «Сигма», — прихожу на помощь. — Строительная компания, подрядчик Агентства. Не будем же мы сами дома ремонтировать и строить. Просто в какой-то момент мы решили, что город тоже стоит слегка обновить. Чтобы жизнь менялась не только на космодроме. Люди должны жить лучше. И в более красивом месте.

— Я вам не верю, — женщина поджимает губы и отставляет допитую чашку со стуком. — Это какой-то обман с вашей стороны.

— Зачем же верить, уважаемая Полина Георгиевна⁉ — буквально вскрикиваю. — Ведь можно же знать!

Достаю паспорт, показываю щурящейся издалека женщине. Но ФИО она разобрать в силах.

— А теперь позвоните в администрацию. Секретарше Бусарина, и спросите её, кто это такой, Виктор Колчин. По-другому, извините, никак. Был бы у вас интернет, могли бы там удостовериться.

Женщина решительно встаёт и уходит к телефону. Кое-какие слова мы слышим. Она едва, но успевает застать конец рабочего дня. Зина еле заметно усмехается. Редкостное зрелище.

— … боюсь, что имею дело с мошенниками… да, Виктор Колчин… в самом деле?

Хозяйка возвращается задумчивая. Давая себе время переварить неожиданную инфу, снова ставит чайник. Секретарша мэра просветила её мгновенно. Секретарши вообще знают неменьше своих шефов. А то и больше.

— Вас котлетками не угостить? И, пожалуй, выпью с вами немного вина, раз такое дело. А вы мне расскажете об Агентстве…

Как-то внезапно всё решается в нашу пользу. Никому из переговорщиков не пришла в голову идея упомянуть, что модернизация квартала — инициатива Агентства. И хорошо, что Зина рядом, я-то принципиально не пью.

— Я уж думала, пойдут намёки, — язык хозяйки после пары маленьких рюмок развязывается, — не захочешь по-хорошему, наследники отдадут, им ни к чему. А мне вдруг на голову кирпич упадёт.

— Ага, с высоты поднятой руки, — поддерживаю веселье, смеюсь. — Хорошо, что до такого не дошло, таким макаром меня давненько не оскорбляли.

Вспоминаю кое-что, рассказываю:

— Уже давно, на заре юности… — хозяйка отчётливо хмыкает, Зина глядит насмешливо, но насмешку вижу только я. — Ещё на первом курсе друг и сосед по комнате вдруг говорит: «За миллиард долларов любой продаст Родину, любимую девушку и друзей. По отдельности и оптом». Тычет в меня пальцем: «Ты, говорит, тоже продашь. Потому что миллиард — это миллиард».

— И что ты сделал? — вдруг интересуется Зина.

Слегка шалею, она говорит так редко, что скоро голос её забуду.

— Я его ударил, поссорились мы. Из нашей комнаты он ушёл. Поменялся с другим парнем.

— Но ты за миллиард никого не продашь, — то ли спрашивает, то ли утверждает хозяйка. Судьба Шакурова её не заинтересовала.

— Ах, Полина Георгиевна! — отправляю кусочек котлетки следом за толикой жареной картошки. — Поймите меня правильно! Во-первых, сразу надо поднимать планку, причём очень сильно. У меня ведь этих миллиардов, как у дурака фантиков!

— Откуда⁈ — округляет глаза женщина.

— Это другой вопрос. Нет, они не украдены, с крадеными деньгами за рубеж убегают. Деньги инвесторов. Но сейчас не об этом, — делаю жест в стиле Георгия Буркова из «Иронии судьбы».

Немного препираемся, вынь ей да положи инфу, откуда деньги взял. Настаиваю на своём, я ведь очень настойчивый.

— Планку надо поднимать миллиардов до ста. Но тут наступает во-вторых, уважаемая Полина Георгиевна. Дело в том, что уровень жизни у толстосума с триллионом долларов ничем не отличается от уровня нищего миллиардера всего с двумя-тремя миллиардами. Как сказал один умный человек, человечество не придумало благ, доступных только тем, у кого сто миллиардов и больше. Понимаете?

Зина опять еле заметно усмехается, у хозяйки, судя по глазам, ум заходит за разум.

— Вы поймите. Новый самолёт, самый навороченный, с ногастыми стюардессами, баром и даже небольшим бассейном, стоит порядка пятидесяти миллионов долларов. Вряд ли больше. Олигархи соревнуются, у кого самая крутая яхта, но мало кому удаётся перепрыгнуть за цену в сто пятьдесят миллионов. А они стараются, вы уж поверьте. Там и салоны из красного дерева, и вертолётные площадки и даже системы зенитно-ракетной защиты. Нет, не получается.

Глаза у хозяйки квартиры становятся круглыми.

— Единственный способ остаётся триллионеру переплюнуть миллиардера — обзавестись десятком таких яхт, но это просто глупо.

На следующие слова размякшая женщина начинает хихикать.

— Вот так они и мучаются, бедные, все эти триллионеры и мультимиллиардеры. Очень трудно, практически невозможно истратить на себя больше миллиарда долларов, — переждав вспышку веселья, продолжаю:

— Но я предложу им такие блага. Например, космический отель, где стоимость номера будет миллион долларов в сутки. Или пять. Космическую яхту миллиардов за пятьдесят, почему нет? Они жаждут потратить колоссальные деньги на модные прихоти и понты? Так я им помогу.

— И сам станешь триллионером? — ехидничает женщина. Надо же, улавливает тонкий момент.

— Не без того. Но немного не так. Не я, Агентство.

— Ты обещал рассказать, откуда у тебя деньги, — вспоминает отложенную тему.

— Да очень просто, — мы снова переходим к чаю. — Сейчас в мире между капиталистами идёт натуральная грызня за те бизнесы, которые дают всего пять процентов прибыли в год. Стоило мне предложить больше, как ко мне выстроилась очередь.

— И сколько ты предложил?

— Достаточно много, чтобы многие возбудились. Вы знаете, что правительство Казахстана мне два миллиарда отстегнуло?

Опять расширенные глаза. Инфа из разряда ДСП, значит, со временем разойдётся, но до нашей хозяйки сарафанное радио пока не достучалось.

— На каких условиях — не скажу, закрытые сведения. Но вспомните Карла Маркса! Предложите 10%, и капитал оживляется, за 20% он согласен на любое применение. Ну и так далее.

— А вдруг не получится?

— Не вижу вариантов провала. Кроме ядерного удара по Байконуру. Другим способом нас не остановить, — кажется, уже говорил такое, но ничего, хорошие слова не грех повторить.

Классно посидели. Понимаю почему. В какой-то момент дама распознала в нас своих. А нужды своих иногда выше собственных. Поэтому Полина Георгиевна на всё согласилась. Хотя что там соглашаться? Отбросила в сторону свои капризы, так точнее.