Кабальеро плаща и гитары. Том 3, 4, 5

Глава 8. Не злите беззащитных музыкантов! (часть 2)

Глава 8. Не злите беззащитных музыкантов! (часть 2)

Приёмная была обставлена со вкусом. Бордовые тканевые обои, создающие эффект довлеющей массивности, золочёные рамки зеркал и оборки предметов мебели. И даже плитка на полу золочёная. Всё это создавало эффект отсекающей роскоши: «Кто ты такой, червяк, что потревожил местных обитателей своими никчёмными дешёвыми просьбами?!» Впрочем, иного подхода было трудно ждать в приёмной декана экономического факультета одного из самых престижных учебных заведений Альфы. Нищебродному быдлу тут по определению не место.

Вошедший был как раз из этого быдла. Но к его счастью, и он не один десяток раз благодарил за это судьбу, СЕЙЧАС перед ним влёт распахивались двери, не чета этой.

- Сеньор, сюда нельзя! – при его появлении секретарь, молоденькая девочка лет тридцати, подорвалась с места, широко расширила глаза и собралась гнать его чуть ли не силой. Ибо он вошёл в святотатственных для кабинета вещах: демократичной футболке, полуспортивных (не деловых) брюках и спортивных кроссовках. Всё это ни разу не от брендов, куплено на толкучке возле станции метро у дома. Вошедший не любил выделяться из окружающей серой массы, незаметность – часть его работы.

- Мне нужно к декану, - просто и без пиететов бросил он.

- Вы студент нашего факультета? – сузились глазки секретарши. Слишком уверенный тон взял посетитель. Мало ли их, мажоров с приветом, вдруг это кто-то важный, но «замаскированный»? Лучше не спешить с наездами. - Я запишу вас на ближайшее свободное число. Как говорите ваше имя?..

- Нет, я не студент. Уже. – Довольный, но задумчивый смешок. – Я по организационному вопросу. И поверьте, сеньора декан мне обрадуется.

- К сожалению, организационные вопросы решаются в установленном порядке в рабочее время. Которое сегодня, к сожалению, закончилось. – Сеньора присела назад на место и выдавила дежурную улыбку. – Приходите завтра, я запишу вас. Как, говорите, ваше имя?

- Императорская гвардия, управление информационной безопасности. – Вошедший парень вынул из кармана «ксиву» сотрудника, электронную карточку, которую невозможно подделать, и повертел ею перед глазами фифы. Сеньора декан, он это ТОЧНО знал, в своём кабинете, несмотря на то, что рабочий день весь вышел.

- Я уточню, сможет ли она вас принять, - мгновенно потеряла спесь девочка.

- Слушаю вас, сеньор… - Декан, зрелая дама лет пятидесяти, нахмурилась и пронзила его до костей профессиональным рентгеновским зрением – люди на её должности не могут иметь другого. Полная оценка собеседника с беглого взгляда, вплоть до его сексуальных и политических пристрастий, иначе в такой клоаке, как управление ВУЗом, не выжить. – Сеньор, уточните пожалуйста, как к вам обращаться?

- Называйте меня Михаэль. Просто Михаэль, - улыбнулся Майк, а это был он, и присел в кресло перед деканом. Закинул ногу на ногу. Сеньора продолжала его оценивать, но не боялась, как девочка в приёмной. Ей было… Интересно.

- Такой юный сотрудник!.. – произнесла она пробным выстрелом, - - …Такого уважаемого заведения. Как так может быть?

- Вы можете отправить запрос на моё удостоверение в управление, - продолжал улыбаться Майк. – Вам подтвердят подлинность через пару минут.

- Что вы, сеньор! Я вам верю! – Сеньора вскинула руки в защитном жесте. – Мне на самом деле просто интересно, как так может быть!

Она не врала, и правда не сомневалась, что он сотрудник. Что на самом деле не было странным - личности инспекторов от императорской гвардии, если они представляются, как правило, рассекречены, и подделать, как и мимикрировать под одного из них, крайне сложно. ИГ таких лихих ребят находит и «теряет» из принципа. «Теряет» так, что никто нигде на планете их больше не может найти. И все, кому надо, это знают. Хотя для сомневающихся управление действительно подтверждает запросы.

- Меня перевербовали, - начал налаживать контакт Майк. – Кстати, я тогда учился в вашем ВУЗе, но на психологическом факультете. И как-то по глупости и юношескому бесстрашию попытался взломать защиту одного важного военного объекта.

- …Да что уж там, - показно бравурно воскликнул он, - не буду скромничать, я ВЛОМАЛ тот объект! И заинтересовал этим нужных людей в управлении. Которые подошли ко мне позже, уже в тюрьме, и предложили сменить сторону.

- Так что теперь я на светлой стороне Силы! – обезоруживающе улыбнулся он. – Действительный сотрудник третьего управления.

Сеньора прониклась, понимающе улыбнулась в ответ.

- И чем же могу вам помочь, сеньор…

- Михаэль, просто Михаэль, - повторился он. Раскрыл принесённую с собой папку и начал выкладывать на стол перед сеньорой материалы. Картинки. Некоторые были хорошего качества, некоторые похуже, но все они носили порнографический характер.

- Это одна из ваших студенток, некто сеньорита Розенберг, - указал он пальцем в лицо девушки с незакрашенным системой лицом (лица тех, кто не фигурирует в деле как правило спецслужбами на уликах закрашиваются, во избежание распространения ненужной обывателям информации). - Как видите, у неё нестандартные сексуальные предпочтения. К счастью для неё, на нашей самой либеральной планете человечества данный порок не является наказуемым, любить у нас можно кого угодно. Но к несчастью для сеньориты, она опубликовала все эти снимки в социальных сетях. А это уже реклама, пропаганда гомосексуализма, ибо страница открытая, без установленной законом системы предупреждения о материалах «для взрослых».

- И? – выразительно посмотрела на него декан. То, что показал ей мальчишка в её понимании никак не тянуло на серьёзное преступление. Шалость, а ИГ шалостями не занимается.

- Сеньора, не думаю, что руководство вашего ВУЗа будет сильно радо скандалу вокруг одной из ваших студенток. – Майк снова обезоруживающе улыбнулся и расслабленно откинулся на спинку.

- А с каких пор третье управление лезет в грязное бельё ПРОСТЫХ СТУДЕНТОК? – зло сощурила сеньора глаза.

- Простых? – Майк усмехнулся. – Думаете дочь Розы Розенберг, одного из одиознейших инспекторов комитета по цензуре департамента культуры правительства Венеры, может быть простой?

Небольшая пауза – до декана медленно, но верно доходила подоплёка.

- Значит копаете под её мать, - констатировала она.

- Я вам этого не говорил, - улыбался Майк.

- Понимаю. Но всё же, не думаю, что то, что вы показали, достаточное основание для исключения задним числом. Таких, как она…

- Сеньора! – перебил Майк. – То, что она – Розенберг, уже достаточное основание от неё избавиться. Розенберг-старшую будут топить. Серьёзно топить. Достанется всем, всему комитету. А тут у вас её дочь с возбуждённым на неё делом по пусть и пустяковой, но крайне «вкусной» статье для журналистов. А эта братия любит из песчинки марсианские Олимпы раздувать. Вам нужны ТАКИЕ проблемы?

Сеньора запыхтела, ей было не по себе. Майк решил сменить тактику. Декан оказалась не из пугливых, наоборот, по его мнению, услышав угрозу, пойдёт на принцип и сделает наперекор. А потому с нею сможет сработать только обходной манёвр, «план Б».

- Я вас не принуждаю, ни в коем случае, - сменил взломщик тональность на вежливо-панибратскую. - Это просто дружеский совет. В качестве инвестиции в наши возможные с вашим ВУЗом взаимоотношения. Я знаю, как поступить, чтоб было ЛУЧШЕ, и делюсь информацией. Решение принимаете вы и только вы!

- И что же сеньор хочет в качестве отклика на инвестицию? – по-деловому загорелись глаза сеньоры. Этот язык она знала и понимала отлично.

- Меня отчислили, - выложил козырь Майк, вытаскивая уже своё досье и кладя перед сеньорой. - Вот как и её, задним числом. А я был бы сильно не против, если б моё дело пересмотрели, и, скажем…

- Восстановили, - закончила она. – Поскольку вы больше не «плохой мальчик», а воин Светлой Стороны Силы.

- Именно!

Декан покачала головой.

- Михаэль, я не всемогуща. На своём факультете ещё могу что-то сделать, но тоже далеко не всё. А психологический…

- Сеньора, у вас есть то, чего нет у других, - поддерживающе сверкнул глазами Майк. - Связи. А к ним добавится благодарность руководства, которое вы избавите от лишней нервотрёпки. Покрутите винтики, намекните, не думаю, что мой вопрос так уж нерешаем. Главное донести позицию третьего управления до ректора, после этого поле перед вами будет открыто для любой работы.

- А третье управление, значит, серьёзно собирается лезть в это дерьмо… - Скорее рассуждение вслух, но Майк подтвердил.

- Нет, разумеется. Официально «трёшка» не при чём, ничего не подтвердит и не опровергнет. Но она всегда не при чём, никогда ничего не подтверждает и не опровергает. Но как человек, который в этом участвует, говорю: сеньора, не держитесь за глупую репутацию, действуйте сегодня. Завтра будет поздно, если прямо сейчас не подстелите соломки.

Он картинно вздохнул, поднялся. Поправил футболку.

- Пойду я, сеньора декан. Дела, знаете ли…

- Спасибо… Михаэль, - выдавила хозяйка кабинета, беря в руки папки, и одну, и вторую. – За предупреждение. Если вы окажетесь правы, и если всё получится, с вами свяжутся.

- Буду признателен, сеньора!

И только он развернулся в сторону выхода, его настиг ледяной тон декана:

- Михаэль, просто по человечески. Спрашиваю, как юношу, а не матёрого оперативника. Ломать жизнь исключением из ВУЗа хорошей девочке за грехи матери… Каково ваше личное отношение к этому?

Это был завершающий тест. Соломинка, которая либо переломит спину верблюда, и она сделает так, либо нет, и не сделает.

Майк улыбнулся. Попасмурнел. Снова улыбнулся.

- Сеньора, дети отвечают за грехи отцов, так сказано в библии. А конкретно в нашем случае, если у девочки есть мозги и стремления – её это исключение не остановит. Она своего всё равно добьётся и выучится. Если же она мажор, и учится потому, что мама сюда запихнула – так ей и надо. Я удовлетворил ваше любопытство?

- Да, Михаэль, спасибо. – Декан откинулась в кресле, погружаясь в проблему выбора. До этого оценивала лишь стоит ли погружаться. Майк понял, что теперь лучше оставить её одну, козырнул и вышел в приёмную. Выдал девочке-секретарше звериный оскал, заставив её ещё больше нервничать. И с чувством выполненного долга двинулся в коридор, а оттуда на улицу. Повезло, что он учился именно в этом же ВУЗе, пусть и на непрестижном направлении. Иначе бы пришлось давить на сеньору, а такие этого не любят. Хотя Хуан, этот сукин сын, мог ещё чего-то придумать и выкрутить. Прорвались бы. Ладно, что есть – то есть, живём сегодня. А дел впереди и правда много.

* * *

Сеньор был зол, очень зол! Знал, что будет не так, как обычно, его предупредили заранее, но чтоб необычно НАСТОЛЬКО?! Он про себя грязно выругался, едва сдерживаясь, чтоб не заматериться вслух.

Их не кормили! Первый раз за его немаленькую карьеру в комитете по цензуре этим никто не озаботился!

А ещё никто не пытался «договариваться», хотя всегда кто-то подходит с «предложениями решить вопрос». Да и сегодня тот тип за спиной сидел явно для «договора». Так и не решился? Отпустил мальчишку в свободное плавание? Так он «кинул» его таким образом, или наоборот, примажется к его лаврам, когда юнец победит? Что под большим вопросом, но вероятность этого ненулевая.

Также с ними спорили, что уже нонсенс! СПОРИЛИ! С НИМИ, чьё слово абсолютно! И не просто, а торгуясь за каждую мелочь, как на базаре у метро, что нонсенс вдвойне! Их уговаривают, просят, лебезят, но никак не настаивают, доказывая неправоту! Неправота доказывается только одним способом, людьми, которые «договариваются»!..

От последней мысли, от уровня профессионального неуважения, снова захотелось ругаться матом, и сеньор даже пролепетал шёпотом какие-то гадкие слова. И всё это сделал ОДИН человек! Да какой, МАЛЬЧИШКА, только-только перешагнувший порог восемнадцатилетия!..

Их предупредили, что он – мажор. Спит с младшей принцессой, и королева смотрит на его шалости за пределами её постели сквозь пальцы. Его можно и даже нужно топить (сквозь пальцы у королевы во всех смыслах, то есть в обоих направлениях), но ни дай бог проявить неуважение! Вылет мальчишки из шоу-бизнеса ей фиолетов, а вот неуважение она может отнести на счёт своей семьи, и тут последствия будут катастрофические. А ещё младшая принцесса – любимое чадо сеньора Козлова, у которого, поговаривают, есть компромат почти на всех в Альфе, который утопит кого угодно и без вмешательства её величества, просто по жалобе дочурки. А потому мальчонку сегодня они буквально вылизывали, прощая любые выпады. За десятую долю таких выпадов иной бы…

Дальше думать сеньор не хотел. Хотел на волю, на улицу – прочь из этого здания! Хотел курить, наконец! Нормально курить, на свежем подкупольном воздухе.

Незаметно подкрался вечер (как же они долго!), но в школе искусств было ещё много народу. В основном дети, сжимающие в руках чехлы с различными инструментами. Скрипки, тромбоны, альты, виолончели… Некие неизвестные ему духовые – в классификации духовых сеньор разбирался не особо.

- Ой, извините! – В него врезалась и повисла на поясе потерявшая равновесие девчушка лет четырнадцати, одна из нимфеток, у которых закончилось занятие. В руке держала чехол со скрипкой, которым его нечаянно стукнула по месту чуть ниже спины. Тут же поднялась, для порядка отряхнулась и побежала дальше, не сходя со своей волны, на которой находилась до столкновения.

- Да ничего… - произнёс он и двинулся было дальше, но…

Сеньор имел большой опыт работы в гвардии, тренированная интуиция в нём забила тревогу, и он обернулся в её сторону. Но девчушка была уже далеко, бежала по коридору вдаль – дети её возраста не любят ходить пешком. Что-то было с ней не так, что-то не давало ему покоя, но что – сеньор сообразить так и не смог, хоть грудь и щемило чувство неправильности. Издав вымученный вздох (как же всё здесь достало), он пошёл дальше – до холла и выхода наружу оставалась пара десятков метров.

Улица. Щемящее чувство не отпускало. Пачка любимых сигарет…

Сеньор с наслаждением выкурил две сигареты подряд. Выкинув последний окурок в стоящую на крыльце урну, спустился и бодрым шагом направился в зев пешеходного спуска к школьной парковке. Выход с неё был сделан на главную улицу, видимо, для безопасности. В здании много дорогого оборудования, безопасность нужна. А с одним выходом её организовать проще, не надо монтировать два пункта контроля на входах с разных сторон.

Спустился по серпантину на три яруса – лифт вниз брать не стал, вниз и размять ножки после долгого сидения можно. А вот и его галерея.

Впереди простиралась «аллея» парковочных мест длиной двести метров. Почти пустая, лишь несколько машин разных классов составляли компанию его красавице. Интуиция вновь забила тревогу, но причин её сеньор понять не мог – вокруг всё было тихо и спокойно.

Сел в салон. Рулить самому не хотелось, выставил автопилот до дома. Откинулся на спинку пилотского кресла. Прикрыл глаза, вспоминая этого чёртова утырка.

…М-мать! Его б воля, он бы показал этой мелкой сволоте, что такое уважение! И к старшим, и к старшим по положению! Как же распоясалась современная молодёжь!..

Логика в его словах, конечно, была. Чайник Обратной Стороны кипит. Вот только нельзя давать её выкормышам спуску. Сделаешь носик для тонкой струйки – а они завалят тебя паром с ног до головы, не рад будешь, что согласился на уступки. Это будет начало конца королевства, русские свиньи не успокоятся, пока не уничтожат его, и их больше не получится загнать в пока ещё существующую резервацию.

Нельзя идти на уступки! И нельзя допускать к распространению такие песни, какая бы доля истины в его словах ни была.

Он уже почти приехал, машина неспешно катила по родному куполу, благо тут не слишком далеко, и, кажется, ему удалось проскочить до пиковых пробок. Остановился на предпоследнем от дома светофоре. Как вдруг люка идущего впереди атмосферного броневика раскрылись, с обеих бортов, и из них на землю начали выпрыгивать накачанные парни в стальных закрытых шлемах и серых доспехах со знаками специальной полиции на груди и спине. Вооружены они были средними «жалами» и тяжёлыми «кайманами».

- Что за… - хотел сказать сеньор, но внезапно оба люка кабины его машины раскрылись. Почему – подумать не успел, ибо через мгновение первый из подбежавших бойцов, сгробастав его пятернёй доспешной перчатки за форменный китель на груди, нетолерантно выволок наружу. После чего с аккуратностью, какой трудно ждать от «маски-шоу», опустил на бетонопластик.

- Руки за голову! – На сеньора наставили игломёт. Шлемы нападающих были закрыты, разговор с ним вёлся через внешние акустические системы скафов. Он мгновенно исполнил требуемое. - Лицом вниз! На землю! Бегом!

Его пнули, но как-то легко, элегантно. Специальная полиция работает не так. Там ребята рубят от души при малейшем намёке на сопротивление и неисполнение приказов. «Знают, что я их коллега»? – мелькнула шальная мысль. «Тогда не всё потеряно».

- Я один из вас! Ваш коллега! Меня зовут инспектор…

Удар ногой по рёбрам. Тоже несильный, но учитывая, что сапог сделан из космических композитов… Больно!

- Молчать! Отвечать на вопросы только когда задают! Всё понятно?

- Да!

- Имя! – Он назвал. – Звание! – Тоже назвал. – Территориальное управление?

- Я не из территориального управления!

- Главное? Округ?

- Не совсем. Мы прикомандированы к комитету по цензуре департамента…

- Молчать!

- Он, - констатировал кто-то сбоку. Сеньор не видел кто – лежал лицом вниз, да и голоса всех бойцов через микрофон звучали одинаково.

- Грузим!

- Но я ничего не сделал! В чём меня обвиняют!..

Сеньор попытался сопротивляться, снова получил по рёбрам, уже чувствительнее, после чего его подняли за подмышки двое бойцов и засунули в открывшийся люк резво подскочившего «либертадора» с логотипом специальной полиции.

В салоне его положили на пол, заведя руки за голову. На сидения справа и слева уселось по бойцу - конвой. Оружие на него не было на него наставлено, но сеньор прекрасно чувствовал, оно рядом.

…И только сейчас он понял, что было не так в школе, когда с ним столкнулась девочка-скрипачка. Он не чувствовал в кобуре на поясе своего пистолета. Там, в кобуре, что-то лежало, некий груз… Что-то вроде металлического цилиндра похожего веса… Но по форме это точно был не игольник.

Некая малолетка, очевидно, воровка, мимикрируя под ученицу школы искусств, имитируя случайное столкновение, его выкрала, чтобы он, случись что-то непредвиденное, не смог открыть по напавшим огонь. Он НЕ СМОГ БЫ, не успел бы, но ведь заранее нельзя быть уверенными в таких вещах!

М-мать! Кто эти люди? Куда же он попал?

Ехали не долго, минут двадцать. Он пару раз попытался задать конвоирам вопрос, но те не отреагировали. Когда же начал твердить им, что тоже гвардеец, и это незаконно, один из них его грубо оборвал:

- Заткнись, падаль! – и ткнул в рёбра носком сапога.

После ехали молча, и слава богу, что не долго. Минут через пять машина остановилась, а ещё через минуту люка поднялись.

- Где… Что вы…

Сказать слова ему снова не дали. Аккуратно, без излишнего насилия, вытащили из машины и поставили на землю. Перед ним стоял тот, кого сеньор про себя окрестил условно старшим, кто отдавал приказы при похищении - он ехал в другой машине. Постояв и посмотрев на него, старший скомандовал:

- Пошли!

И они пошли. Пошли парни в доспехах, держа его навесу под мышки.

Вокруг них простиралась… Стройка. И что важно, стройка эта располагалась у края купола, у самой несущей стены. Предусмотренная требованием департамента строительства дорога между стеной и стройкой была, но движения по ней не наблюдалось – наверное, закрыта. Район застройки, пока всё не достроят – не откроют. Но его потащили дальше, через дорогу, на ту сторону!

Неприметная будка, вход в технический тоннель. Конвоиры шли быстро, с сервами в скафах они могли себе это позволить - вес среднего человека в них воспринимается не тяжелее арбуза. В будке никого – стоило догадаться. Зев тоннеля. Затем несколько сот шагов по тоннелю в полной темноте.

Свет. Пещера – ибо неубранное от строительного мусора помещение другим эпитетом называть не хотелось. И вход в шлюз-камеры внешнего выхода с надписями: «Опасно! Атмосфера!». И значками высокой температуры, давления и токсического отравления на круглых люках с кремальерой.

- Куда вы меня… Что вы со мной… - он снова попытался дёрнуться, но это было бесполезно.

- Молчать! – ответил один из идущих сзади конвоиров, и его потащили дальше - к одному из шлюзов.

Шедший перед процессией боец раскрутил кремальеру, после чего трое его напарников, не без напряга (с их-то сервами) отворили люк, открывая полость большой транспортной камеры перехода. Такие предназначены для аварийного прохода дронов и грузов, и расположены по периметру каждого купола на равном расстоянии. И не только по периметру, на некоторых верхних отметках такие тоже есть. В случае угрозы разрушения, ремонтные бригады максимально быстро отреагируют, и окажутся на максимально близком от точки напряжения расстоянии.

- Нет! Не смейте! Что вы делаете?! Вы не имеете права! Я не… Я ничего не сделал! Кто вы? – выкрикнул он напоследок единственный правильный вопрос. Но было поздно. Его втолкнули в камеру перехода, после чего толстенный полуметровой толщины люк за его спиной встал в пазы. Закрывали его четверо бойцов в броне – без помощи вспомогательных устройств даже четверых человек, чтоб его закрыть, не хватило бы. Послышался звук закручивающейся кремальеры.

- Выпустите меня! Вы-пус-тите!

- ПА-МА-ГИ-ТЕ – заорал сеньор, барабаня по внутренней титанированной поверхности камеры смерти.

В камере перехода горел свет, причём не красный аварийный, а полноценный технический - камера была предназначена не только для дронов, но и для живых ремонтников. Раздалось противное шипение, и приятный женский голос сообщил:

- Внимание персоналу! Начинаю впрыск тестовой партии атмосферного воздуха. У вас сто секунд для проверки герметичности скафандров. Начинаю отсчёт. Девяносто девять…

Шипение стало сильнее. Тестовая – это значит, его не раздавит. Искин осуществляет впрыск в камеру небольшого количества «забортного» воздуха, чтоб ремонтники проверили датчики и убедились, что под внешними слоями скафов кислотность не изменилась. Там между слоями куча датчиков на кислотность, читай на герметичность от микротрещин. После ста секунд давление в камере будет расти, но тоже медленно, проверяя скафандры теперь уже на прочность и жаростойкость. И только минут через пять медленного нагнетания система откроет внешний люк, полностью выравнивая давление с атмосферным.

Но сеньор понимал, он этого уже не увидит. Умрёт гораздо раньше, надышавшись диоксидом серы, хлором, соляной и серной кислотой, в изобилии водящихся в атмосфере планеты. По его прикидкам, у него будет с полминуты после начала поднятия давления, и это в лучшем случае.

- НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!! ВЫПУСТИТЕ-Е-Е-Е-Е МЕ-Е-Е-Е-НЯ-Я-Я-Я!!! кричал он под шипение прибываемого воздуха. – Я НЕ ВИНОВА-А-А-А-А-А-А-А-АТ!!!..

* * *

- Это кислород, сеньор. Чистый кислород!

Сеньор не понимал. Смотрел бешенными глазами на людей, ввалившихся к нему в камеру, набравшую до этого достаточно избыточного давления, чтоб сдавило уши. Сейчас уши не давило, но газ продолжал поступать из решётчатой трубы выравнивания давлений, и это напрягало.

Сделав над собой колоссальное усилие, он успокоился, уняв бешено стучащее сердце. И первый раз за последние несколько минут задумался над тем, что произошло.

…Как и когда раскрутилась кремальера, он, за шипением и собственным стуком, не услышал. Услышал лишь хлопок выходящего через люк воздуха. Выходящего ВНУТРЬ КУПОЛА. После чего люк неспешно раскрылся, продемонстрировав ему толпу из добрых двух десятков человек. Которую возглавлял некто с улыбающимся и ОЧЕНЬ знакомым лицом.

- Добрый день, сеньор! Я – Пабло Ибаньес! – пафосно произнёс незнакомец. - А это означает, что ВАС РАЗЫГРАЛИ!

Человек, стоящий за говорящим, держал в руках портативную камеру высочайшего разрешения. Дорогущая штукенция. Телевидение. За ним ещё чуть дальше маячили люди, но пока сеньор не мог сконцентрировать взгляд даже на этих двоих.

- Да, сеньор, не переживайте так, ЭТО БЫЛ РОЗЫГРЫШ!!! – говорил понятные, но совершенно дикие слова телеведущий. – Ваш коллега по имени Хуан просил разыграть вас, и…

- А-А-А-А-А-А-А!!!.. – закричал сеньор, кидаясь на Пабло Ибаньеса, человека, ведущего собственную авторскую передачу на главном сетевом канале страны. Одну из самых знаменитых на Венере, регулярно занимающую место в ТОПе планетарного рейтинга. Передачу с миллионами подписчиков и зрителей, среди которых ещё вчера, иногда конечно, не каждый выпуск, был и он.

Его перехватили и обездвижили трое дюжих молодчиков в футболках с логотипами: «ПРОГРАММА РОЗЫГРЫШ». Совсем не те, что везли его сюда и заталкивали внутрь, и движения их были… Добрее. Тех, кстати, и след простыл - рядом с сеньором Ибаньесом были медики, улыбающиеся спасатели, один его коллега-гвардеец (разыгрывать тоже надо соблюдая законы, там всё с этим строго), много ещё кто…. Кроме привезших его сюда молодчиков с НАСТОЯЩИМ оружием. В оружии сеньор разбирался.

«Хуан! Ваш друг и коллега Хуан!» - билась в голове мысль, пытаясь пробить изнутри черепную коробку.

У него много знакомых Хуанов. Но он сомневался, что кто-то из них способен на ТАКОЙ поступок. А учитывая сегодняшний концерт во время прослушивания, был уверен, что это именно ТОТ Хуан, и никакой иной.

- …Подпишите вот здесь, сеньор, что не имеете претензий…

- …Да, всё строго в рамках закона! Никаких мер физического воздействия… Ну, вы же понимаете, сеньор, совсем без тычков вы бы не поверили…

- …Нет, сеньор, это были актёры. Простые актёры столичных театров и кино. Мы всегда их приглашаем на организацию акций.

- …Сеньор, давайте завтра встретимся, я расскажу, как это работает. Сегодня вы пока ещё в неадекватном состоянии. Езжайте домой, отдохните, я позволил себе наглость вызвать вам такси.

- …Нет, ваша машина дома, на родной парковке – мы предусматриваем даже такие мелочи.

- …А вот тут чек, ваш гонорар. Как какой, вы же снялись в передаче в качестве главного героя! И коммерческий успех от трансляции будет так же и вашим. Ваша доля прописана в Уставе программы, и вы, подписывая отказ от претензий, автоматически соглашаетесь на её получение. Это аванс, точную сумму рассчитает бухгалтерия через квартал после выхода передачи.

- …Нет, сеньор, здесь можете положиться на мой опыт и моё слово. Вы вели себя замечательно, многим пример. Не представляете, какое количество материала нам иногда приходится вырезать, чтобы не ронять достоинства своих героев!.........

- Сеньор, ваш пистолет, - произнёс сидящий на первом сидении Хуан, когда он, борясь с усталостью и эмоциональной аппатией, влез в салон такси. Тот самый «друг», мурыживший их сегодня своим самомнением долгих шесть часов. – Извините, если что, но нам пришлось изъять его на время. Во избежание. Чтоб предотвратить возможную травму… Актёров.

- Я уже понял это, - устало произнёс сеньор, беря оружие, убирая его в кобуру, вытащив предварительно оттуда стальной цилиндр. Откинулся на спинку кресла. – Хотите чего-то ещё?

Сил ругаться не было. Хотелось домой и спать. Всё, что сегодня произошло, ещё только предстоит обдумать… Завтра.

- Нет, этого достаточно. – Мерзавец ехидно ему улыбнулся. – ПОКА достаточно. Просто знайте, что в следующий раз всё то же самое можно будет провернуть и без сеньора Ибаньеса. Он тут статист, для мебели, но ПОКА он нужен.

Эта драная сволочь отсалютовала ему, вылезла из машины, после чего та тронулась по направлению к его дому.

Хотелось выть. Но сил не было. Ибо сукин выродок не фарсил, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был уверен, что может… Без сеньора Ибаньеса. И по-свойски его об этом предупреждал. Сеньор закрыл глаза и провалился в искусственно наведённую спасительную дрёму.

* * *

Его коллеге из императорской гвардии повезло меньше. Возможно, нелюбовь Хуана к «политическому» управлению сыграла роль, а может настроение правой пятки в момент принятия решения… Кто знает. Одно известно досконально, восстановлено с точностью до секунды – это путь сеньора к машине.

Сеньор задержался. Долго разговаривал с кем-то в холле через сети. Отчитывался? Получал указания? Тут снова провал. Но к моменту окончания разговора все его коллеги по комиссии отдела цензуры ушли. Умчались, убежали, свалили, «сдристнули» – кто как. Ибо благодаря Хуану, у всех них скопилось много дел, причём у некоторых членов комиссии - незапланированных.

- Да, я понял. Сейчас подъеду, - закончил речь гэбэшник, эта фраза осталась запечатлённой в памяти системы внутреннего наблюдения школы, попавшая в материалы открытого на него дела, после чего сеньор вышел наружу. На крыльце не останавливался, не курил (сеньор вообще не курил после армии, несмотря на приличный багаж в тридцать прожитых после неё лет), сразу спустился на пешеходную дорогу и пошёл к парковке. Пройти ему надо было двести метров. Двести метров до спасительного зева люка паркинга, укрывшись в котором с ним не могло произойти ничего криминального. Просто потому, что скройся он с общих глаз, мир вокруг перестал бы быть зрителем, а Хуан, этот продуманный сукин сын, умеет в этой жизни только одно – играть на публику. Без публики его таланты оказываются не востребованными, бессмысленными; без публики он не может придумать ни одного по-настоящему большого дела. Это его ахиллесова пята, и взрослые вокруг уже начали понимать это (в отличие от него самого). Впрочем, он и сам интуитивно догадывается о сём прискорбном феномене, интуиция у этого сукиного сына, по отчётам множества наблюдателей, работает превосходно.

Сеньор знал про Хуана всё, что было в базе данных пятого управления. Знал про ангар в Северном Боливаресе. Знал про фонтан в школе генерала Хуареса. Знал, наконец, про бойню школяров там же чуть позже, в конце учебного года. Как и о других его выходках, вроде бомбы на концерте русской радиостанции или букета голубых роз дочери известнейшего криминального барона (за которыми, розами, фоном, никем не замеченным осталось нападение на охрану барона и её феноменальную нейтраллизацию). Сеньор был аналитиком, матёрым волком, волчищей!..

…Но проморгал простейший выпад из всех, какие существуют. Более того, из тех, которые уже были испробованы заинтересовавшей его персоной. Сеньор позволил троим скейтерам приблизиться к себе на опасное расстояние столкновения… Которое не замедлило произойти.

- С-стоять! Куда, сучок!

Но не на того напали! Сеньор при всех разовых промахах был тем ещё волком, и поняв, что происходит, сумел блокировать руку одного из напавших, сбив его с доски на землю. Прыжок на второго – и тот также слетел со скейта. Теперь вывернуть руку и ему. Третий, видя, что происходит что-то не то, не по плану, вскочил на доску и дал дёру с места нападения…

…Но дальше история покатилась по непредвиденному сценарию. Отъехав метров на сто, мелкий сучок неожиданно остановился и заорал во всё горло:

- Помогите! Убивают! Спасите!

Ровно через секунду парни с вывернутыми сеньором руками влились эти причитания своими голосами, образовав хор убиваемых несовершеннолетних:

- А-а-а-а-а! Пустите! Помогите!

- Убивают! Грабят!..

Был вечер, в районе пяти по Каракасу. Школа искусств крёстного королевы по определению не могла располагаться в бедном районе, а значит, вокруг простирался Центр, одна из его окраин. А Центр – это офисы, магазины, и главное, люди. Люди шли по пешеходной дороге не толпами, как работяги на окраинах, иначе бы и скейтерам проехать тут не было бы возможно, но достаточно плотно, чтобы быстро создать массовку.

- Сеньор, что вы делаете? – подошёл к госбезопаснику высокий стройный сеньор в галстуке и с чемоданом для бумаг. – Немедленно отпустите детей!

- Он говорит, что мы украли у него пистолет, но мы не кра-а-а-ли! – заголосил один из пойманных, пуская насквозь фальшивую, но профессиональную, очень красивую слезу. О её фальшивости собирающаяся массовка не имела ни малейшего понятия, а вот красоту люди оценили моментально:

- Что он делает?

- Скажите, пусть отпустит детей!

- Изверг!

- Уважаемый! Всё в порядке?..

Сеньор из органов похолодел. Спина его покрылась мурашками от осознания, в какое только что влип дерьмо. Но причиной этого стали не причитания массовки – бывал он в передрягах и покруче. Он вдруг понял, что уже минут десять не чувствует своего табельного оружия! Несмотря на то, что то расположено не где-нибудь, а в наплечной кобуре!

Он прикрыл глаза, отрешаясь от мира, и восстановил картину. Это была девочка. Гитаристка. Она и ещё трое ребят её возраста шли по коридору, что-то оживлённо обсуждая. Настолько оживлённо, что девочка развернулась к мальчишкам, и, жестикулируя руками, что-то доказывала. И так и идя спиной вперёд, врезалась в него. После чего с разворота заехала ему в бок футляром с гитарой, висевшим за плечом на лямке.

- Сеньор, простите!

- Извините!

- Это мы виноваты! – тут же подлетела эта саранча, мальчишки, и начали извиняться за спутницу. В руках у них также были гитары, говорили они с противоположных сторон одновременно, и на миг вокруг воцарился хаос». Бла-бла-бла» парней и извиняющейся и даже покрасневшей девчонки, четыре гитарных футляра перед глазами, и…

- Пустите! Пустите нас, сеньор! Мы ничего не сделали! Мы не виноваты! – изо всех сил дёргались малолетние преступники у него в руках.

Багровея от злости в том числе и на себя, что позволил себе расслабиться настолько, что допустил пропажу оружия из наплечника, он отпустил одного из мальчишек и запустил освободившуюся руку под пиджак. Кобура была не пустая, но вскрытая. И вместо табельного огнестрела в ней покоился металлический цилиндр-утяжелитель, не давший ему вовремя забить тревогу.

Сеньор как можно сильнее выкрутил руку оставшемуся в его захвате мальчишке, который от этого зарвался не профессионально-наигранным, а вполне реальным плачем, и зло закричал:

- Где! Моё! Оружие!

- Уважаемый, вам ПОМОЧЬ? – В среде останавливающихся поглазеть объявился человек брутальной наружности, явно имеющий за плечами хороший армейский контракт, глаза которого блестели гневом от вида попранной справедливости. – А ну быстро отпустите ребёнка!

Этот был готов драться. Ударить. И бить сильно, ибо чувствовал за собой правоту. Начало пахнуть жареным, что в планы сеньора из госбезопасности не входило.

- Этот… Ребёнок!.. – еле сдержался он, чтобы не скатиться до нецензурщины. – …Он и его дружки… Украли у меня одну вещь!

- Мы ничего не крали! Врёт он всё! – пискнул обливающийся слезами пацан

- Не они! Их сообщники! Другие малолетки! – закричал сеньор, но теперь кричал для толпы, чтоб действительно не разорвали.

- Что за вещь? – хмурился мужик, оценивая, кто больше заслуживает его доверия, мужчина или мальчик. На Венере любят, боготворят детей, но в то же время понимают, кто такие беспризорники и что творят при показной невнимательности гвардии.

- Пистолет. Табельный. Я сотрудник силового ведомства, - нехотя произнёс сеньор. - А эти паршивцы его у меня украли!

- Мы ничего не крали! А-а-ай! – Гэбэшник снова выкрутил руку мальчишке.

- Эй ты, отпусти его! – Второй, только что отпущенный пацанёнок, подбежал к сеньору члену комиссии и пнул его ногой в голень.

- Ты-ы-ы! – Багровый от ярости сеньор двинулся в его сторону, но бросить того, что держал в руках, не смог. – Это воры! Карманники! Мелкие карманники! – в отчаянии закричал он. - И орудуют бандой! Вызовите кто-нибудь гвардию, у меня заняты руки!

Гвардия приехала через пять минут, потраченных сеньором на препирательства с молодняком, и не думавшим укатывать прочь на своих досках (в отличие от подобных им малолетних бандитов в любых других точках города) и собравшейся толпой, выросшей до размеров не менее сотни человек. Пацанята всем ответственно заявляли, что «не при чём», клялись и божились, что сеньор на них наговаривает, и учитывая, что они не сбежали, народ им верил больше, чем непонятному мужику скользкого вида (гэбэшники и должны иметь скользкий вид, это сродни униформе). То есть сеньору повезло, что гвардия приехала быстро, и в толпе не успело оформиться желание «начистить рыло этому хмырю, терроризирующему детей».

С приездом гвардии его проблемы не закончились, а, неожиданно, только начались.

- …Значит, утверждаете, что вот эти трое украли у вас табельное оружие? – записывал в электронный блокнот усатый коренастый страж порядка. Два других, с оружием за плечами, стояли за его спиной так, чтобы отсечь от толпы, которая, увидев золото-голубую форму, и сама вспомнила, что куда-то шла.

- Не они. – Сеньор из госбезопасности нахмурился. – Сеньоры, это банда. Пистолет украли их «коллеги по цеху». А эти только имитировали нападение, чтобы...

- Ничего мы не имитировали! Мы просто ехали!

- И просто хотели меня протаранить?

- Да я с управлением не справился! – воскликнул тот, кто врезался в него первый.

- Минутку… - Гвардеец нахмурился, электронное перо его замерло. – Если пистолет у вас УЖЕ украли, какой смысл этим мальчишкам, если они из одной банды, в вас врезаться?

- Так ведь чтобы… - Сеньор прикусил губу, ибо только сейчас в полной мере осознал не просто проблему, а глубину задницы в которой очутился. В черепной коробке его злым эхом зазвучали слова этого сукиного сына: «А вас, сеньор, уволят. За служебное несоответствие…»

- Простите! Простите, сеньоры! Я свидетель! Я видел, как всё произошло и могу показать! У меня был включен виртуальный навигатор, и я записал этот момент! – приблизился к ним мужчина в лёгком плаще и шляпе. И то и то на Венере с её тридцатиградусной жарой под куполом элемент декора, понтов, признак принадлежности к определённому цеху. Такому, что сеньор госбезопасник скривился, как от зубной боли.

- Сеньор?.. – сощурился в его сторону усатый гвардеец. Его коллега вначале заблокировал новоприбывшего, не дав подойти ближе, но после пропустил.

- Лопес. Августо Лопес, адвокат. – Из рук сеньора гвардейцу перекочевала визитка, а данные личности уж несколько сотен лет считываются по сетчатке. - Я шёл мимо и видел, как этот упырь ни с того ни с сего схватил и начал терроризировать проезжавших мальчишек! – глаза сеньора в шляпе запылали праведным гневом. Тоже насквозь фальшивым, но фальшь такая штука, что её сначала надо доказать. – Знаете, я сам отец, и ОЧЕНЬ не люблю, когда обижает детей!..

При этих словах усатый одобрительно хмыкнул. Тоже был отцом, как и любой добропорядочный мужчина в его возрасте.

- Я готов предоставить вам записи со своего навигационного прибора, - продолжал сеньор Лопес, - …а также готов представлять интересы этих юных чад. – Кивок на мальчишек. - Совершенно бесплатно!

Последний комментарий был дан для усатого и его напарников, мальчишкам появление нового действующего лица и его расценки были фиолетовы.

- М-м-мать! – вырвалось вслух у сеньора гэбэшника, правда, тихо, чтоб не услышали те, кто вдалеке.

Два часа спустя, выйдя из здания управления гвардии района, бредя к машине, так и оставленной на школьной парковке (там недалеко, управление в том же куполе, что и школа), сеньор думал. Долго и напряжённо. Но придумать ничего не мог. Увидел в палатке у остановки витрину с сигаретами, не выдержал, подошёл и купил пачку самых забористых. Когда-то давно он употреблял табак. Когда был в армии, во время первого своего контракта. Там все балуются. Но после первой дозы никотина с непривычки закашлялся. После второй тоже – из глаз полились слёзы. Но третья пошла лучше. И всего через минуту бьющая его нервная дрожь отпустила. Табак мог скрасить реальность, расслабить нервную систему, но за что сеньор не любил его – изменить саму реальность не мог. Мир вокруг остался таким же паршивым, каким и был до этого.

Итак, он потерял табельное оружие. Профукал. Прокакал. Про…любил. Синонимов много, смысл один. Более того, точно также про…какал служебное удостоверение. Как и когда? Тогда же, вместе с пистолетом, или раньше? Здесь ответа не было, но не зря же сукин сын так ему скалился, когда всем угрожал? Возможно, его обшмонали и раньше, перед входом в собственно школу, а то и у родного подъезда – с них станется.

Итак, вывод грустен. Выродок изначально знал, что они будут его прессинговать, что будут топить каждую песню. Но даже не пытался скрыть своего знания, как и своего приготовления к контрмерам. Он разыграл спектакль, где они, такие плохие, его обижают, и всячески провоцировал на ещё бОльшие обиды. Чтоб ответка, которая потом прилетит от него, не выглядела излишне мощной. Он не собирался договариваться, не собирался отстаивать своего мнения в реальности, он просто провоцировал комиссию назаранее подготовленный конфликт. Представление разыграл как по нотам, и они, комиссия, такие взрослые, мудрые и опытные, были лишь статистами в ЕГО постановке.

Что по другим членам комиссии, сеньор не знал. Пока не знал, но они его, если честно, и не интересовали. Сам же он согласно изуверских византийских планов мальчишки «напал» на несовершеннолетних. Напал-напал! Данные с навигатора сеньора Лопеса ему это явно продемонстрировали! Со стороны, для всего мира, это смотрелось так… А без удостоверения и пистолета кто ему поверит, что он ждал подобного нападения, и только потому реагировал так жёстко?

Пистолет, к слову, стал мотивом преступления в деле, заведённом уже против него. Адвокат Лопес выдвинул версию, что он, дескать, когда-то, не так давно, потерял его, и теперь напал на детей, первых попавшихся проезжающих мимо беспризорников, чтобы обвинить их и оправдаться перед начальством за потерю. Версия слабая, но сеньор понимал, что СЕЙЧАС она выгорит. Дети же оказались представителями местного районного приюта, сбежали покататься на досках – приют ведь не тюрьма, вечером к отбою вернуться, все дела. Не первый раз. Законов они катанием никих не нарушили, доски в списке украденых не значатся (не факт что не украдены, но ведь не значатся же). Работники приюта их забрали через полчаса, после прибытия их компании в управление и очень ругались на него, плохого и нехорошего ненавистника детей. И обрадовались, что «сеньор адвокат будет помогать их чадам бесплатно».

Версия с «потерей» пистолета в школе искусств не выгорела, хотя данные камер внутреннего контроля появились у гвардии минут через десять после ухода детей. На камерах был отчётливо виден момент столкновения его с той компашкой юных гитаристов, но вот момента кражи оружия…

- Ракурс! Очень плохой ракурс! – возмущался от отчаяния в голос он. – Здесь не видно её правую руку! А она залезла ко мне под пиджак именно ею. Да и левая… Эти чехлы от гитар…

Ему хотелось выть. А лучше задушить сукиного сына Шимановского вместе со всей этой несовершеннолетней воровской шелупонью.

- Сеньор, сожалею, но мы ничем не можем помочь, - покачал головой комиссар, которого «обрадовали» этим делом, понимая, какие у кого в нём перспективы и заранее ставя крест на «проигравшей стороне». – Нет подтверждения – нет факта. Нет факта – значит, это ваши домыслы. Вы сами из органов, знаете, как работает эта система.

Да, сеньор знал. Варился в оной системе не один десяток лет. Но оканчивать карьеру ТАК???

Резюме. Итогом сегодняшнего прослушивания стало то, что с подачи полностью краплёного (а это пойди докажи) адвоката Лопеса, уважаемого в адвокатском сообществе человека, против него завели дело о нападении на несовершеннолетних, которое не факт, что руководство захочет гасить. Ибо он и без него фактически списан. Ибо ПОТЕРЯ личного оружия, когда по пьяни, по невнимательности, ещё по какой причине, а не под угрозой жизни/пистолетом бандита у виска – самый страшный грех в органах. Свидетельства похищения нет, а значит, действительно, потерял и пытается списать на кражу. Таких редко «отмывают». Обычно списывают задним числом, если нет особых заслуг перед государством. А у него их нет.

- М-мать! – Хотелось ругаться. Но сил не было.

* * *

Тремя днями ранее

- Говорят, Омега – самая красивая провинция. – произнёс я, улыбаясь, выходя из здания вокзала. Площадь перед глазами поражала воображение блеском и сиянием прозрачных конструкций а-ля стекло и хрусталь, статуями и колоннами по периметру и большим монументом основателям колонии в самом центре в пятачке круглой лужайки. Встретивший меня инспектор на это весело улыбнулся.

- Не скажу за всю провинцию, сеньор Ши…Ма…

И этому польская фамилия давалась с трудом. Я помог:

- Хуан, просто Хуан.

- Тогда просто Диего. – Он протянул руку для пожатия. – Очень приятно.

А ведь ляхи гордятся, кулаками в грудь бьют, что они – католики, как и латинос. Считают стержневую нацию «своими», в отличие от «пёсьей крови» русских секторов. А сами амигосы даже не в курсе, что у них есть «свои» на планете кроме них самих. И Полонию чморят поболее Сектора. У того хотя бы автономия, видимость самоуправления, а Новая Варшава – всего лишь генерал-капитанство с прямым управлением из Альфы. Хорошо, наверное, что мама воспитывала его с упором на «русскость» и корни бабушки. Он ведь даже польского не знает.

- Диего, у меня через полтора часа поезд обратно в Альфу. Дел много. – Я извиняясь пожал плечами. – Давай сядем где-нибудь, обсудим, не теряя времени?

- А как же красоты Омегаполиса? – сощурился встречающий меня налоговик.

- Честно, хочу посмотреть. Но – в другой раз.

- Хммм… Тогда здесь недалеко, метров сто от площади Основателей, есть замечательный итальянский ресторан. Как синьор относится к итальянской кухне?

Я томно улыбнулся.

- У меня напарница итальянка. Макаронники знают толк в искусстве пожрать!..

- …Ведь Альфа, она… Слишком большая, - распинался мой собеседник, мужичок лет тридцати с погонами королевской налоговой службы, которого я вчера вечером пригласил на «свидание». Парни долго отбирали кандидатов, просматривали разные досье и остановились на нём. Почему – не в курсе, но я их выбору доверял. Самому копаться в досье кандидатов было некогда. – Как может быть красивым город, вмещающий в себя половину планеты? Пятьдесят миллионов, это ОЧЕНЬ много, Хуан! Для нашей провинциальной дыры – непредставимое количество!

- Это с гастерами и туристами, - улыбнулся я, уминая вилкой спагетти с чем-то там. В вакуумном электромагнитном скоростном поезде на противоположный конец планеты ехать всего три часа, там не кормят, проголодался. Из всего ассортимента продуктов в тарелке разобрал лишь томат. – Ну, и с марсианами, куда без них. Да с провинций понаезжало, живут в съёмном жилье, без регистрации. Таких тоже фиг учтёшь. Без всех них вроде всего тридцать, а это уже сносная для понимания цифра.

- Возможно, - не стал спорить он. – А у нас всего десять. С русскими, марсианами и гастерами, на территории, что заняла бы на Земле всю Южную Америку. И после Дельты по населению мы самая большая провинция. Вот наши деды сидели, думали и подумали: а давайте сделаем Омегу раем? Чтобы при этом слове у говорящего и слушающего всплывали ассоциации с кущами, бассейнами, деревьями и ангелами. – Что такое? – неуверенно спросил он, когда я после слова «ангелы» нечаянно прыснул.

- Про ангелов вспомнил. Сеньор, имею честь быть знакомым с ними. Поверьте, лучше представлять кущи без них. Затрахают и тебя, и твой мозг в этих кущах так, что… - Покачал головой, отгоняя мысли о голых девочках в душевой.

Собеседник пожал плечами и приложился к напитку – совсем даже не итальянскому местному пиву.

- Ну, тебе виднее. – Помолчал. Продолжил. – Вот так мы и построили самый красивый город на Венере. Альфа – суетная и многолюдная. Есть красивые места, не спорю, и может даже поболее наших числом. Но вот в общем количестве куполов города они теряются, тонут. Дельта – большая фабрика, пытающаяся догнать соседнюю столицу хотя бы по уровню жизни. Понтов много, но вот денег на них не так, чтобы хватало. Некрасиво смотрится. Наши три святые, Санта Роза, Санта Мария и Санта Катарина – промышленные площадки. Добыча и переработка. До красоты ли там? Что-то строят, какие-то парки и рекреации, но монументально ничего ваять не хотят. Хотя деньги есть. А Флора, Аврора и остальные – мелкие захолустные деревни даже в сравнении с нами, не то, что с вами. Вот так и получилось, что мы единственные, кто построил на Венере по-настоящему красивый город. Которым по праву гордимся.

- Вы далеко от столицы, - заметил я. – Были б как Дельта, может и у вас были бы понты без денег.

Сеньор пожал плечами.

- Всё возможно. Может всё же пройдёшься по городу? Покатаемся, расскажу, покажу что и как? У нас и правда красивый город, говорю не только как местный. Особенно выгодно он смотрится после многолюдной Альфы.

Я тяжело вздохнул и покачал головой.

- Сам бы хотел, но нет, дела. Я и так не знал, чем занять себя эти три часа в поезде. Сети там не ловят, тоннель не позволяет, а мне нужно удалённо решать кучу вопросов. Выпал я с этой поездкой на восемь часов. Непростительно.

- Хорошо, Хуан. Я слушаю, - перешёл он к делу, резко посерьёзнев.

- Для начала почему выбрали тебя, - начал я. - Потому, что моим людям ты понравился. Молодой, хваткий, делаешь карьеру, но не лезешь по трупам. Это хорошие качества. Значит, тебе должно понравится вот это. – Я вытащил из наплечной сумки, с которой и уехал в Омегу налегке, папку с раскопанными парнями данными. Протянул ему.

- Так, это у нас значит… - погрузился он в чтение.

Минут через пятнадцать, не просто проанализировав дело, а полностью поняв все его подводные камни, бегло, с одного взгляда, Диего положил её обратно на стол.

- Десять тысяч. Хуан, всего десять тысяч! При этом указана фамилия одного из местных баронов, из тех, кто всегда остаётся на плаву.

- Ну, барон мне не интересен, - оскалился я и пожал плечами. – Пусть живёт. А вот эта наглая сеньорита заслуживает розгов, не считаешь?

- За десять тысяч? – усмехнулся он и отпил большой глоток пива. Я повторил его жест – а вот пиво, в отличие от архитектуры, в Омеге хреновое. Не умеют варить.

- Диего, где десять тысяч, там могут найтись и двадцать. А где двадцать – там и сто. Она из обедневшего, но знатного рода, сто лет назад её предки стояли на бастионах войны за Независимость бок о бок с первой королевой. Главное начать копать, а там что-то да всплывёт. Тебе ли это рассказывать?

- Десять тысяч… - повторился он, но уже не так уверенно. Конечно, чел миллионы империалов находит и возвращает в казну. А я его мелочью заниматься прошу.

- Диего, скажи, сколько стоит доверие начальства? – сузил я глаза и зашёл с козырей.

На это он не знал, что ответить.

- Второй вопрос. Сколько стоит засветиться в громком деле, чтоб о тебе узнали те, для кого ты в данный момент пустое место? Я не говорю о суммах, я говорю именно о засветах. О славе, громкости имени.

И снова молчание.

- Я предлагаю тебе участие не просто в деле на десять тысяч. Я предлагаю тебе дело в ОЧЕНЬ громком процессе.

- И кого будут топить? – загорелись его глаза огоньком интереса. Вот с чего надо было начинать.

- Комитет по цензуре министерства культуры. ВЕСЬ комитет. Журналисты пройдутся по костям всех, кого можно достать. В Альфе будут греметь баталии, но ты правильно сказал, Альфа слишком большая и суетливая, вас это коснуться не должно.

Но тут ты, принц на белом коне, ВДРУГ находишь корни, ведущие в столицу. Один из авторитетных инспекторов комиссии, подпись которого стоит под песнями и ролями сотен певцов и актёров, оказывается, ВОРОВАЛ У ГОСУДАРСТВА!!! Плевать на суммы, на них никто и не посмотрит, главное сам факт мошенничества, а его никто не отменял! И даже больше, плевать на срок давности! Важен сам факт, что уважаемый человек сделал ЭТО! И что это сделал УВАЖАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК! И след из Омеги потянется в Альфу, не просто вливаясь в тамошнюю какофонию, но подливая масла в огонь бушующего пожара.

- Допустим. А если не выгорит? Если у ВАС, в Альфе, не получится? – снова сузил он гв напряжении глаза.

- Ты играл в казино? – усмехнулся я, вспоминая нашу королеву и обзорную площадку шпиля дворца, а после её кабинет после выходки на Плацу. – Я тоже не играл, но только потому, что играю в него на более высоком уровне. Делаю ставки куда более значимые, чем какие-то деньги, - пояснил в ответ на его непонимающий взгляд. – Так вот, принцип казино гласит, что не поставив, ты не выиграешь. Не выиграешь в принципе. И чем выше ставка, тем больший унесёшь выигрыш в случае чего.

- И ты предлагаешь мне сделать ставку этим делом.

- А почему нет? – Я картинно пожал плечами. – Тем более, что ты не уйдёшь без штанов, если ставка не сыграет. Ты ничем не рискуешь, Диего. Тебе надо просто в один момент сделать то, что и так входит в твою работу. В нужный момент, особый, по моей команде, но только и всего. А дальше получится у меня – ты в шоколаде перед начальством. Нет? Ну, так и будешь какое-то время в текущем звании и должности. Пока естественным путём не подрастёшь. Ну как тебе такое предложение?

Диего забарабанил костяшками пальцев по столу. Затем махом допил пиво и кивнул.

- Хорошо, я в деле. Досье у тебя интересное, имена тоже… Почему б не поиграть?

По его озорным глазам я понял, что ребята не прогадали с кандидатурой.

- Единственное условие, начинать надо сразу, но только по моей команде. Дня через три, я скажу тебе точнее ближе к началу акции.

- Идёт! – Мы пожали руки.

- А теперь ты не против, если я попрошу проводить меня назад к вокзалу? Скоро поезд, мне ещё три часа пилять в Альфу, гори она огнём! – Я про себя выругался.

- Если признаешь, что Омега красивее Альфы – с удовольствием!

* * *

- Что это? – спросил сеньор Васкес, он же Пикассо, главред пятого канала, одного из ведущих сетевых агентств новостей на планете.

Женщина, сидящая перед ним в призывной позе, поджав одну ногу под себя (с юбкой такой длины, как у неё, поза будоражит воображение даже в его возрасте), улыбнулась.

- Досье. На некую Розу Розенберг по прозвищу Толстожопая РоРо. Последнее только для своих. Инспектор комиссии по цензуре департамента культуры. Отличилась тем, что «засыпала» много хороших коллективов, в том числе именитых продюсеров. Врагов – не меряно! Но берёт за работу не просто много, а неприлично много.

- И что на неё есть? – постучал сеньор подушечками пальцев по столу.

- Мало что. – Женщина пожала плечами. – Воспитала дочь, пошедшую не тем путём. Дочь решила попытать счастья на ниве розовых отношений, и только что выложила красивые порнографические снимки себя и подружек во ВСЕХ социальных сетях.

- ТОЛЬКО ЧТО? – уточнил Пикассо.

Кивок женщины. И обезоруживающая улыбка.

- Конечно. Эти люди знают, что делают. Если сказали выложила – значит выложила.

- М-да, даже если не собиралась, - забарабанил сеньор ещё сильнее. Ну, не собиралась, а выложила – бывает, это не его проблемы. Но дело не тянуло на сенсацию от слова «никак», и это проблема.

- Это ПРОСЬБА моего контакта в окружении Веласкесов, - сверкнула глазами женщина. - Того самого. Раскрутить маховик с Розенберг, попытаться дискредитировать комиссию.

- Инесс, - вздохнул Пикассо, - ты же понимаешь, мы не занимаемся ерундой. А это – фигня. Полная.

- А ангар с горящими трупами – не фигря? – пригвоздила любовница его взглядом. – Драка в школе? Ведь классная волна же тогда получилась! Сервантес в истерике билась!

Уела.

- Это его условие?

- Да. Теперь мы должны показать, что обладаем достаточным профессионализмом для сотрудничества с ними. Раскрутить бомбу любой дурак сможет, а как раскрутить дело с такими жалкими входными данными, как здесь? Но мы же специалисты, пупсик, да?

Мужчина почувствовал, что во рту пересыхает, а галстук безбожно давит. Чертовка тем временем вытащила ногу из под задницы, засветив на мгновение белые кружевные трусики. Которые он будет сегодня вечером с неё снимать…

Боже, о чём он думает!

Сеньор Васкес покачал головой, отгоняя наваждение.

- Я могу поднять волну. Но в ней нет смысла, если не «пришить» к делу что-то по-настоящему серьёзное.

- Пабло, не держи меня за дуру, никогда не поверю, что у тебя нет материала на наших доблестных цензоров. Они зажрались, это понятно уже давно. А ещё там край непуганого зверья. Если начать шуметь, они как бараны сбегутся поглазеть и сами потопчутся по своей же репутации. Считаю, нам надо рискнуть.

Она встала, обошла его кресло и положила руки на плечи. После чего начала медленно спускаться вниз, к груди.

- Инесс! Инесс! – одёрнул её руки он. – Прекрати. Подожди, мне надо подумать.

Она села на место, но больше не использовала женских чар, держась в рамках. Даже нога, закинутая за ногу, была закинута без намёков, почти скромно.

- Знаешь, я давно думал над этим вопросом, - начал он. – Там и правда край непуганого зверья. Но! У меня нет железного материала о коррупции в комитете. Просто нет и всё. Не прямо сейчас. Завтра – да, завалю им, но не сегодня.

- В чём проблема? Займи на денёк? Не хочешь делить славу?

В точку. Сеньор улыбнулся.

- Пабло, я не хочу терять контакт потому, что ты забыл, с какого места начинаются новости! – вдруг зло сверкнули глаза женщины. – Включай голову и думай. А если начнёшь терять память, вспомни о вендетте корпуса ангелов. Это ТОЧНО не последний хороший от них репортаж.

Она встала, собралась выйти. Он остановил:

- Инесс, зачем тебе «Цитадель»? Ты понимаешь, что не просто освещаешь изнутри, но работаешь на них?

Он знал больше, чем она предполагала. Инесс понимающе улыбнулась.

- Чтобы правильно освещать тренды, надо быть внутри системы. Да, Пабло, раз ты в курсе, прошу дать мне больше пространства для маневра. Дай мне это направление.

Сеньор Васкес покачал головой.

- Перейдёшь дорогу слишком многим, кто пасётся на этой теме. Нет. Но как насчёт собственной авторской программы, посвящённой «Цитадели» и национальному вопросу?

- Договорились.

Женщина улыбнулась. Добавила:

- И ещё, Пабло, просто поверь. Тренды в нашем мире скоро несколько поменяются. Как национальные, так и музыкальные, так и несколько иные. Мне НАДО быть там, чтоб успеть. Не мешай работать, пупсик. Договорились?

Он вздохнул и махнул ей рукой. Она довольно хлопнула ресницами и вышла, оставив в кабинете стойкий сладкий запах духов.

Главред открыл папку и ещё раз вчитался в написанное. Хмыкнул. Включил селектор:

- Сара, ближайшие полчаса меня нет.

- Да, сеньор, - ответила секретарша.

После чего сеньор главный редактор набрал по памяти номер и завихрил изображение на всю стену напротив себя.

«Трубку» сняли быстро. Перед ним стоял почти такой же стол, заваленный распечатками, за которым сидел сеньор лет сорока пяти и пил кофе. Видно выкроил минутку на перерыв.

- О, Пикассо! Здравствуй, дорогой друг! Думаю, что это не звонишь? Совсем забросил старых приятелей! Или боишься как в прошлый раз продуть в трёх сетах?

- Эх, Мигель! Твоими молитвами! – показно вздохнул сеньор Васкес. – Дела, куда от них деться, негодных!

Пауза.

- Мигель, помнишь ты говорил, у тебя есть пара интересных материалов по поводу коррупции в комиссии по цензуре?

- Ну? – скорчил выжидательную мину собеседник.

- У меня есть материал о низких морально-волевых качествах сотрудников этой непростой организации. У тебя – об экономических просчётах. Понимаешь намёки старого друга?

- Если составишь компанию на выходных – пойму! – усмехнулся Мигель, такой же, как и сеньор Васкес, руководитель крупной медийной империи. – Спорим, я тебя снова в трёх сетах уделаю?

- Может лучше в гольф? – скривился сеньор Васкес.

- Эх, только из уважения к твоим сединам!

Пауза. Лицо собеседника посерьёзнело.

- Продолжай.

И сеньор Васкес начал делиться пришедшеми мыслями.

- Смотри, эти люди говорят нам, что мы можем слушать, что нет. Что можем смотреть, а что для нас вредно и противопоказано. Театр. Кино. Музыка. Они контролируют всё. Разве что аллеи в Малой Гаване пока не под ними, тамошние криминальные бароны их туда тупо не пускают. А кто эти люди, что за нас решают? Хапуги? Воры? Взяточники? Серые наёмники, за взятки «убивающие» проекты конкурентов заплативших им продюсеров? Разве люди с такими моральными императивами имеют право судить НАС, ибо цензурируя кино и музыку они косвенно судят?

Нет!

Но это полбеды. Кто укажет мне в этой стране не-взяточника, пусть кинет в меня камень, уворачиваться не буду. Мы простим их, если они – достойные люди, с высокими морально-волевыми. Но что если мы все ошибаемся? Если они забронзовели настолько, что опустились на моральное дно? Например, одна из инспекторов воспитала дочь преступницу, в порыве юношеского протеста нарушающую закон о порнографии. Гомосексуальные отношения, друг Мигель, их пропаганда! Разве достойный человек может воспитать ребёнка, опустившегося до такого? А вот другой случай, эксперт комиссии «нагревает» государство на продаже дома. Человек, который говорит тебе и мне, что такое хорошо, что плохо, не просто топит конкурентов бизнесменов от шоу-бизнеса, он «кидает» кормящее всех нас государство! Нашего главного защитника и дойную корову! Не преступление ли это?

- Да, Пабло, с фантазией у тебя, несмотря на маразм, всё в порядке, - выдавил собеседник, почёсывая подбородок. – Знаешь, скользко, но, чёрт возьми, мне нравится!

Но давай сделаем не так. Давай…

* * *

Жанке снова «повезло» больше всех. И чего она такая «везучая»?

Клиент припарковал машину на личной парковке под домом, в котором жил. Минус семнадцатый ярус, если что. Из минус тридцати. Дом тоже немаленький, сорок этажей, и очень богатый. Ну, тут она преувеличивает, оценивая богатство с колокольни бывшей бродяжки из Новой Астрахани, но люди в нём живут не самые бедные. Хотя ещё более богатые предпочитают небольшие уютные домики этим огромным человейникам, но тут уж кто на что учился.

Сеньор медленно шёл по галерее к лифту. Далее он зайдёт в лифт, из которого выйдет в фойе/холле, как он там этот вестибюль называется. Пересядет в лифт до своего этажа. И минут через десять будет дома.

Но десяти минут она давать ему не собиралась. И даже пяти. И даже двух. Минута, шестьдесят секунд, что разделят жизнь сеньора на «до» и «после». Разделят потому, что убивать его она не собиралась.

Тридцать секунд.

Двадцать.

- Слон - Принцессе. Я готова. Точно всё путём?

- Обижаешь, Принцесса! – оскалился взломщик на том конце. – Ещё полчаса барахлить будет.

- А как же вы скорую вызовете?

- Так включим же! Как только свалишь. Охрана увидит тело и вызовет.

- А если нет?

- Значит, сеньору не повезло. – Слону сеньора было совсем не жаль. Что ж, они тоже прошли школу жизни, тюрьму. Не долго, но поварились в ней. Знакомо.

Десять секунд.

Пять.

Жанка дала по газам. Человек услышал звук трущихся о бетоноплатик шин и обернулся. Но отпрыгнуть в сторону уже не успевал.

БУМ!!!

Передний капот снёс его. Пролетев метров десять, его бренная тушка шмякнулась на всё тот же бетонопластик. Мягкое покрытие, не чета натуральному бетону, который используют для жёстких конструкций.

Жанка вышла из машины, подошла. Осмотрела его, проверила пульс, дыхание. Человек дышал. От удара о землю сознание потерял, но был жив. Удар не сильный, она старалась подобать нужный пробег, чтоб скорость была ни больше, ни меньше, просто очень резкий. Активация связи:

- Я Принцесса. Клиент готов. Диагностирую несколько переломов, но вроде ничего эдакого. Давай скорую.

- Но…

- Потом включишь. Когда уеду. А пока просто вызови сюда скорую, мать твою! Быстро!

После чего вернулась, села в машину и дала по газам задним ходом. Развернувшись, быстро поехала на ведущий вверх серпантин.

Вот и вся работа. Скукота! Может побить Хуана, чтоб по пустякам не беспокоил?

Сеньор очнулся в больнице. Множественные переломы, лёгкое сотрясение, но больше ничего серьёзного врачи у него не обнаружили. И всё бы ничего, всякое в жизни бывает, ДТП на Венере не редкость, если бы не найденная гвардией у него в кармане записка: «В следующий раз будет по-настоящему», смысл которой он понял, посмотрев в больничной палате ближайший выпуск новостей, в котором журнашлюхи остервенело месили с грязью комитет по цензуре департамента культуры правительства Венеры. Он понял, что пора менять работу. И его не огорчало, что такую непыльную хлебную должность он в жизни вновь вряд ли найдёт. Прорвётся, жизнь дороже.