Кабальеро плаща и гитары. Том 3, 4, 5

Глава 24. Всеночный концерт (часть 1)

Глава 24. Всеночный концерт (часть 1)

Добрая традиция – будить меня звонками. Свои это быть не могли – знают, что я отсыпаюсь и буду рад видеть любого, кто посмеет потревожить. Остаются уважаемые сеньорины, но и тут всё схвачено. Вроде. Мне дали карт-бланш, у меня есть куратор (тётушка), есть спонсор (его превосходительство), с ними все ключевые моменты согласованы, и значит претензии должны быть к ним, а только после уже поинтересуются моим мнением…

…Либо это кто-то совсем чужой. Потому, что назвякивала обычная линия, не экстренная – фиг бы я гадал кто, будь звонок по экстренной. Ноги в руки и отвечать! Устав превыше всего!

Сегодня, да-да, это было сегодня, уже под утро, я снял браслет и оставил на тумбочке. А потому пришлось открывать глаза и тянуться. Хорошо ещё что сил не было на любовные подвиги, иначе понятия не имею где бы он мог находиться.

- Что, опять? – приоткрыла глаза Изабелла.

- Угу, - буркнул я и активировал линию, не глядя, кто там. - Слушаю.

- Доброе утро, сеньор Шимановский, - на чистом местном венерианском русском произнёс абонент. – Я не отвлекаю вас?

Не отвлекает ли меня он! Хм-м-м.

Но я сдержался. Не стоит окрысиваться на первого встречного, раз взял трубку. Мог бы не брать.

- А вы кто? – сделал я над собой усилие чтобы собрать мысли в кучу.

- Меня зовут Роман Полпольский, - представился абонент. - Вы могли слышать это имя, но не обязательно.

- Что, прямо такая вот фамилия? Полпольский? – Он меня развеселил. Пожалуй, не буду обрывать связь, выслушаю.

- Как бы это ни казалось смешно, но да, - совершенно серьёзно ответил он. – И это не псевдоним.

- То есть вы вращаетесь в кругах, где псевдонимы привычное дело, - сделал вывод я из его оговорки.

- Вы проницательны!

Пауза.

– Сеньор Шимановский, я являюсь главным редактором «Радио Романтика», город Самара. Вещаем на всю Обратную Сторону, плюс столица.

- И столица тоже? – переспросил я. Никогда такой радиостанции не слышал.

- Конечно. Почти половина нашей аудитории именно у вас, в Альфе и прилегающих посёлках. Правда на другие имперские провинции эфир мы не выкупали, только округ Альфа-Аделина.

- Это разумно, - отметил я. Трансляции стоят денег, а зачем вкладываться, если слушателей там всего-ничего? – И что вы от меня хотите?

- Хотим предложить вам прямой эфир. – Он помолчал, набивая вес своим словам. Мимо, я не проникся. - Я лично веду в эфире рубрику «Вечерние посиделки», куда приглашаются русскоязычные исполнители Венеры, и не только Венеры. Трёхчасовые передачи, с шести до девяти. Интимная доверительная обстановка. Разговоры о всяком разном. Плюс музыка. Ваша, естественно.

- Всяком разном? – зацепился за слова. «Всякое разное» иногда довольно специфическим бывает.

- Ну, где-то о личном, - пояснил он. - Где-то о социально-политических или философских взглядах исполнителей. Где-то истории из жизни или биография гостей. Ну и, само собой, история их личной жизни/великой/единственной любви. Это «Радио Романтика», любовь – наша специализация. Мы в принципе не политизированы, потому стараемся узнать именно внутренний мир приглашённого гостя. Или гостей, если это группа. В перерывах между темами гости исполняют свои произведения.

- Творческий вечер.

- Да. Люди любят творческие вечера. Съём картинки идёт с трёх камер в студии, люди слушают и смотрят в прямом эфире. Ну, и каждые полчаса короткие вставки на рекламу, но это святое.

- Да, конечно, реклама - это деньги, а деньги превыше всего. Сколько?

- Сколько что? – судя по голосу, собеседник всё понял, но отчего-то ломал комедию.

- Сколько вы нам предлагаете? За эфир? – мне не сложно, я и прямым текстом спрошу.

- А вам нужны деньги? – Наигранное удивление. – С вашими-то связями?

Он что, вообще с Марсианского Олимпа рухнул?

- Конечно. Деньги всем нужны.

- У меня предложение получше, - абонент довольно оскалился. - Я предлагаю то, что важнее любых денег. Я предлагаю аудиторию. А уже после того, как вы её себе приобретёте, здесь, на Обратной Стороне, вы сможете монетизировать это приобретение… Ну, скажем, в организацию концертного тура. Тут уже я не могу советы давать, так как занимаюсь несколько иным бизнесом.

- Не думаю, что нам это интересно, - отрезал я и рассоединился.

- Кто там? – не открывая глаз засопел бельчонок

- Хрен один. Моржовый. Предлагает бесплатный эфир. Бесплатный для нас.

- Угу. – Она провалилась в сон. Мы вчера в «Натюрморте» знатно погудели, до самого утра. Она в том числе. Нам теперь до обеда отсыпаться. А тут… Моржовые всякие, Полпольские. Кстати да, краем уха имя слышал. Проснусь – посмотрю, кто это.

…Это был первый мой гудёж, на котором присутствовало сразу пять принцесс. А также первый и единственный подобный в истории русско-армянского ресторана «Натюрморт». Даже со скидкой на то, что одна из принцесс не юридическая а фактическая, всё равно круто. Бедный дядя Ваге, как его удар не хватил!

Бельчонок и Мерседес подъехали сразу, минут через двадцать после нас, организовав три кольца охраны заведения. Третье составляли наши мальчики, первое – ангелы, второе - смешанное. Простых людей пропускали в зал, но только после досмотра такого уровня, что мышь не проскочит, не то, что террорист с оружием. Кстати, видели бы вы как на меня смотрели наши ребята! Я был для них… Не знаю, как это описать. Не героем, нет, герой – это нечто иное. Благодарны они были! Очень благодарны! Не ждали от руководства (меня) такого шага, такого восхваления их тушек и их дела. Обычно в нашей стране исполнители нафиг никому после выполнения работы не нужны, а я их героями-борцунами на весь Сектор выставил. Они теперь об этом внукам рассказывать будут, кто доживёт.

После подъехала Сильвия. В этот день у неё было единственное желание – наклюкаться, чтобы отпустило. Нервная неделька выдалась у девочки, я её понимал.

Когда подъехала Гортензия – не помню. Помню Фрейю. Мы танцевали с нею медленный танец, она смотрела на меня как-то и жалостливо и восхищённо одновременно, но после испарилась.

Затем я пошёл по рукам, и был достаточно пьяным и вымотанным, чтобы не следить за ситуацией и не помнить, что и за чем было.

Отдельным стопкадром, выпадающим из любой хронологии, воспоминание, как я имел Гортензию в туалете. Зачем – не помню, кажется, речь шла о том, что она наш инвестор, предоставила деньги и инструменты, всё такое, и имеет право на дивиденды, то есть вознаграждение. Бельчонок об этом не узнала, была тоже хороша, и дай бог – пронесёт. И скорее всего пронесёт, так как домой мы поехали втроём с Мерседес. Правда ничего такого не было, по приезду я отрубился, а с отрубленным мною как-то спать втроём… Неинтересно. Сейчас же на кровати я тушку Мерседес не наблюдал, из чего вывод: она, скорее всего, отдилдошила Изабеллу (или та её, не суть важно), после чего гордо удалилась продолжать веселье… Да куда угодно! Пьяная сеньорита её статуса может многое придумать. Но звонить ей до обеда не стоит.

…А это хорошо, что девочки пытаются найти общий язык. Умные девочки. А мне немного жаль, что ничего из себя не представлял к моменту возвращения. Зло берёт, как хочется сразу с обеими… Но, кто не успел – тот опоздал.

В «Натюрморте» мы были не одни, в смысле не только я с ребятами и принцессы. Там дофига народу привалило, кабак чуть по швам не затрещал. Павел был с группой. Дима с женой (как понял, пока только гражданской, но женой). Его друзья, их друзья, друзья Крена, Хана и Фудзи… О, вспомнил! Кажется, меня знакомили с узкоглазой няшей, двоюродной или троюродной сестрой Наото, надо будет поспрашивать, что за принцесса. И я вроде как собирался с нею в туалете целоваться, пока не пришла Гортензия и её не выгнала. Лишила экзотической японской клубнички – где я такую ещё на Венере найду?

В общем, хороший выдался вечер. И сегодня, в воскресение, наш законный отдых ото всего. От всего в принципе. Заслужили.

Я уже начал снова проваливаться в сон, когда в ушах опять раздался противный звон.

- Да? – Браслет восседал на моём запястье, так что ответить было не проблема.

- Доброе утро, Хуан, - произнёс на том конце грубый и совсем не музыкальный баритон. На испанском. Если у Полупольского голос был как у… Диктора слащавой радиостанции, то сейчас, чувствовалось, я говорил с прирождённым барыгой или солдафоном, и ни разу не артистом.

- Здравствуйте, если не шутите, - не стал отшивать я.

- Предпочитаю на «ты», - произнёс голос. – Меня зовут Маркус. Маркус Манчини. Я – владелец радиостанции «Радио Романтика». Уделишь пару минут?

- Если только пару, - обречённо вздохнул я и перевернулся на спину. Зря ответил. Жалею.

- Хуан, мы деловые занятые люди, - начал он, - потому не хочу юлить и отнимать твоё время. Предпочитаю называть вещи своими именами, как кабальеро-кабальеро. Ты готов поговорить как кабальеро с кабальеро?

- Вы меня заинтриговали, - ответил я. Интересное вступление.

- Хуан, вы вчера давали концерт, - понял он мои слова как одобрямс. - На котором не собрали даже половины самого маленького стадиона города. Города, дающего мне, находящемуся в Самаре, в самом центре Обратной Стороны, сорок процентов аудитории! Весь Сектор, вся обратная сторона дают всего-то в полтора раза больше, чем одна столица. Это плохой показатель, согласись?

Сеньор пошёл с козырей? Глупо это? Или у него ещё козыря есть?

- Продолжайте, - воздержался я от оправданий, что всё не совсем так.

- Также у тебя огромные проблемы с властью, - продолжил он. - Властью не в смысле с государством, законом, или с конкретными власть предержащими – тут у тебя как раз всё лучше некуда. Но ты плюёшь против системы, а любая система стремится себя защитить. Даже твои друзья с полномочиями, хорошо общаясь с тобой, не пойдут против неё. А система будет всячески давить тебя и вставлять палки в колёса! Просто потому, что иначе она не умеет.

Ты вчера расписался в связях с радикалами, националистами и террористами, - перешёл он к сути. - А ещё – с иностранной разведкой. Ты поймал хайп, но это не очень хорошо для твоего имиджа в перспективе, пусть и позволило стать самой яркой звездой неба на час. Однако завтра тебя будут отфутболивать все радиоканалы, все развлекательные и информационные передачи, все сети и серьёзные информагентства – потому, что им не нужны проблемы. Завтра дирекции стадионов и концертных залов будут находить сотни причин чтобы отказать тебе – они не хотят связываться с террористами. Завтра «трёшка» найдёт повод и прикроет твой уж чересчур радикальный портал, несмотря на нечеловеческие потуги твоих адвокатов. А заодно и ваш сайт с горой исторических дискредитирующих систему материалов. А в процессе всего этого пятое управление будет делать всё возможное, чтобы ставить тебе «ежа» под колёса на каждом метре движения. Не то, что запрещая, нет, у тебя же связи, но ты и сам не захочешь ничего продвигать. Они так могут. И это я не говорю о цензорах – эти ребята тоже будут спать и видеть, как бы прижать тебя, отомстив за своего человека, которого ты подставил, и нанесённые обиды. И помяни моё слово, они дождутся момента, когда ты будешь беззащитен! Все мы бываем когда-то беззащитны.

Возможно всё будет не так мрачно, как я расписываю, - продолжил он, добавив иронии в голос. - И я сильно недооцениваю твои связи в кругах правящей династии. Но, Хуан, между нами, тебе всё равно придётся несладко.

- И вы хотите забрать себе часть пойманной мною волны популярности, загнав её через творческий вечер с нами на своей радиостанции. Пока ажиотаж вокруг нас не пошёл на спад. Да?

- Разумеется, молодой человек! – задорно воскликнул он. Нет, всё же обожаю прямолинейных людей. Особенно прямолинейных барыг. Весёлые они. - Я хочу заработать на тебе, причём совсем даже не деньги. Я хочу, чтобы ты поделился со мной частью твоей взрывной популярности. В обмен на аудиторию, которую вряд ли ты где-то получишь ещё, разве у каких-либо маргиналов или полных отморозков.

- А вы, значит…

- Мы – уважаемая радиостанция! – уважительно парировал он. - Маленькая, с небольшой аудиторией, но совершенно прозрачная. И, это самое главное, аполитичная!

- После вчерашнего циркового представления «пятёрка» всё равно не оставит это просто так, - возразил я. – Аполитичны вы или нет, вы попадёте им под раздачу уже тем, что посмели пригласить парий. Тем более, вы находитесь на Обратной Стороне, где у неё несказанно больше власти, чем тут.

- Хуан, меня зовут МАРКУС! – повысил сеньор голос, объясняя маленькому и глупому мне очевидное. - Маркус Манчини! Я – потомственный латинос, ни разу даже не полукровка! И я бизнесмен, а не политик; я делаю деньги, а не протестные настроения. И тем более не имею дел с радикалами – только музыка!

Но я больше скажу, если ты подойдёшь к зеркалу, ты также увидишь там латиноса, моего собрата. Именно потому я и говорю с тобой так, как говорю, напрямую, без недосказанностей. Нам незачем ломать комедию друг перед другом.

- С меня – аудитория, - подытожил он, закончив выволочку. - Куда мы вещаем – Роман должен был тебе рассказать. С тебя – присутствие в моей студии. Когда вам удобно?

- А когда можно?

Заминка. Сеньор не ждал быстрого ответа.

- Да когда угодно, хоть послезавтра. В четверг есть окно. Или в субботу, как раз выходной. Или скажи когда сможете, в любой день, и мы перенесём плановые творческие вечера на другое время. Это мои проблемы, я их решу.

- Тогда давайте послезавтра, на вторник. Чего тянуть, правда? - Я открыл глаза, чувствуя, как по телу проходит адреналиновая волна. Спать резко расхотелось. – Вы убедили меня, это будет взаимовыгодный обмен. Но мне придётся ехать к вам на поезде. И везти кое-что из оборудования…

- У нас в студии есть гитары, клавиши, оркестрон, виолончель, скрипка и ударные. Кое-что из духовых, но вам, кажется, духовые не нужны. Этот вопрос решите с Романом. Я готов оплатить вам билеты, сколько скажете, и перевозку оборудования, которое потребуется. Это тоже не проблема.

- Тогда мы договорились, Маркус. – Я победно улыбнулся.

- Хорошо. Я скажу Роману, он позвонит чуть позже по поводу технических вопросов. Рад иметь дело с умным и грамотным человеком! Спасибо, Хуан!

- Да не за что. И тебе спасибо, Маркус!

- Чего ты так сияешь? – спросила проснувшаяся и слушающая мой монолог Бэль. – И куда опять собрался?

- Проводить экспансию. Бесплатно предоставляемую одним барыгой из Самары, который будет свято уверен, что «поимел» меня, бесплатно присосавшись к моей славе.

- Хуан, но… - подняла голову от подушки Бельчонок.

- Некогда! Целую! – Я чмокнул её в макушку, вскочил с кровати и побежал в душ и умываться.

* * *

- Ну, что нарыли по Маркусу? – Морщась от болей в голове, сел я в кресло третьего терминала. За первыми двумя сидели Слон и Дэн. Дэн заступил, а Слон пока не ушёл, доделывал какую-то халтурку, потому оперативно отозвался на мою просьбу «пробить кое-кого».

Взломщик развернулся в кресле ко мне лицом. Развалился полулёжа.

- Ничего сверхъестественного. – Задумчиво покачал головой. – Тип скользкий, но в меру. Мы копали не так давно таких, рядом с которыми он - агнец божий.

- Но всё же что-то по нему есть, занимается чем-то эдаким, - перевёл его реплику на испанский я.

- Можно сказать и так. – Кивок. – Но это, Хуан, если бы были факты, он бы сидел в тюрьме, сам понимаешь. У нас на него только домыслы. Яркие, красноречивые, но домыслы.

- Тогда давай сразу к сути, - махнул я рукой. Я уже привык, что у нас только домыслы. Но мы и не оперативники силовых структур, мы именно что робингуды.

Слон запустил на терминале картинки – виды этого самого Маркуса, некие таблицы отчётностей, ещё всякая лабуда – сейчас мне не хотелось разбираться.

- Суть такая, что сеньор Манчини – ни разу не аристократ, - начал он. - Не является далёким потомком кого бы то ни было в десятом колене – даже представителей второй сотни. Чистокровный плебей, выходец из низов.

С криминалом не связан, или связан не сильно, эта связь не сказывается на его имидже и бизнесе. А занимается сеньор тем, что… Отмывает деньги для небольших не особо богатых и известных кланов.

- Очередная «прачечная»? - улыбнулся я. – Почему-то именно в эту сторону я и думал.

- А чего тут думать? – презрительно скривился сидящий рядом и слушающий Дэн. – ВСЕ радиостанции, Хуан, убыточны. Это общеизвестно. Любая радиоволна – это либо политический проект, либо резервный канал сброса информации, либо «прачечная».

«Радио Романтика» с политикой не связана? Нет. Ни общегосударственного уровня – откуда он в маленькой провинциальной Самаре, ни с национальной. Тут сеньор тебе не соврал – его контора шарахается от любых намёков на национальные вопросы. Только песни про любовь и ничего больше!

- Ну да, зачем человеку с именем Маркус Манчини лезть в это дерьмо, - понимающе усмехнулся я.

- Резервный канал связи… - Слон поморщился. – Не похоже эта контора на такую фигню.

- А что за фигня? – нахмурился я – и правда впервые слышал термин. – Просветите?

- Ну, это когда вот ты ведёшь какую-то политическую борьбу, - начал объяснять Дэн. - Дрязги, грязь, всё такое. Или хочешь слить/прикупить акции какого-то проекта на бирже. Или ещё что замутить эдакое. А для этого надо «слить» какую-либо информацию, инфоповод, чтоб началась движуха. Но все твои каналы под контролем, и если что – любой дурак скажет: «Эй, да эта же станция/этот канал принадлежит самому сеньору Икс! Не ведитесь, это развод!»

И тут подставная контора, оформленная на кого-то «левого» выдаёт в эфир нечто, что с тобой связать конечно могут, но это долго – не хватит времени. А ты, уже ссылаясь на данные «независимого источника», начинаешь совершенно искренне и почти честно поднимать собственную информационную волну.

- И это стоит недешёвого в общем содержания целой радиостанции на плаву долгие годы? – не поверил я.

- Ну, не так и дорого, если учесть собственный менеджмент станции и рекламу, - наморщился Слон. - Реальную рекламу – ты ж не думаешь, что и реклама на радио подставная?

- Нет, конечно же, - покачал я головой.

- А с другой стороны… Хуан, ты знаешь какие сделки ежедневно заключаются на одних только товарных биржах на одной только Венере? Сколько там нулей перед запятой? То-то же! Одна удачная сделка может покрыть расходы на жалкую радиоточку на долгие десятилетия вперёд.

Но мне, повторюсь, - вернулся Слон к теме беседы, - не показалось, что это оно. Мне кажется, что это «прачечная» и ничего кроме.

- В Самаре? – придирался я, играя роль обвинителя дьявола. – В этой глуши?

- Так самое то! – поддержал Слона Дэн. – От властей далеко. С местными квесторами проще договориться, над ними контроль тоже меньше. А значит и расценки у него пониже будут, чем в столице – за риск надо доплачивать, а риска тут как раз и нет, а значит что? Правильно, значит клиенты у него будут! Сто пудов!

- Но не топовые кланы, и не первой сотни, - понял я, - а мелочь второй-третьей сотни. Которым каждый центаво на счету, и они готовы ехать хоть в Самару, хоть на Меркурий лететь, лишь бы сэкономить.

- Вот! – махнул рукой Слон и снова развалился в кресле. – К тому же у сеньора Манчини это не единственный бизнес. Есть ещё несколько компаний, но все «месят воздух». То есть реального производства, материального, нет. Только услуги. И если честно, они и приносят ему основной доход.

- То есть «Радио Романтика» для него… Побочный бизнес, - нахмурился я. А это мне уже не нравилось.

- Хуан, - понимающе улыбнулся Дэн, - станция приносит ему деньги. Небольшие, у неё сами по себе объёмы маленькие, но приносит. А теперь представь, что аудитория станции с двухсот-трёхсот тысяч поднимется до пары миллионов?

- Двести тысяч? – Я снова нахмурился. Фи, да это же ни о чём! Я на Атлетико бы больше собрал!

- Это заходы на сайт посмотреть видео, - пояснил Даниель. – Сам понимаешь, туда один из десяти заходит. Так что миллион-два человек на Венере их может и слушает.

- А может и триста-пятьсот тысяч. Счётчики же тоже можно прикрутить, - парировал я.

Дэн скривился. Но Слон согласился.

- Хуан, тебе никто и не говорил, что это легко. Наоборот, это сложно. И станция – реально маленькая. Потому на тебя и вышли – для такой никчёмной по аудитории станции это реальный шанс за раз вылезти в дамки. Одним единственным гадским творческим вечером с парией, которого никто тупо больше не пригласит! Понимаешь? И именно сейчас, пока ты после концерта наиболее одиозен, все-все вокруг ещё долго будут по сторонам смотреть, приглашает тебя кто-то, и есть ли ему за это что-то. Чтоб ни дай бог не быть первым и не попасть в случае чего под раздачу.

- А Маркус, получается... Не боится, - произнёс я вслух.

- Так чего ему бояться с его-то фамилией? – развеселился Дэн. – Чел верно сказал, бро. Ничего ему не будет. Топовую радиостанцию примерно, чтоб все видели, «нагнут» – к бабке не ходи, а с его взять нечего. Он в эфире на грани погрешности, станция его в безубыточность согласно отчётам еле-еле входит несмотря на стиральную машину… Да не нужен он там никому!

- А если попрёт, если поднимешь за вечер им аудиторию, - улыбаясь, закончил слон, - то можно будет и за «белую» рекламу расценки поднять, а это средства, которые идут прямо в карман. И с покровителей больше потребовать. Не процент отстёга – тут он вряд ли решится быковать, но на повышении объёма прокачиваемой «стирки» своё возьмёт. Нет, я не вижу подвоха, командор. Всё чики, чел бизнес делает.

- Ничего личного, только деньги! – поддержал улыбающийся Дэн.

- И именно сейчас! – отрезал Слон. – Если завтра тебя пригласит какая-нибудь «Полярная звезда» интервью дать, так просто ты уже не согласишься. А если после этого нарасхват станешь – он просто упустит свою птицу счастья. Ему нужно спешить, как можно быстрее, пока маза и у тебя непонятный статус. Я тоже не вижу подвоха.

- Хорошо. – Я принял решение и глубоко вздохнул. – Через полчаса-час мне досье на него, досье на его главреда Полпольского, и выжимку по репертуару в целом и по этому… Творческому вечеру, авторской программе - отдельно. Кто бывает, о чём трындят, всё такое.

- Да, шеф! – отсалютовал Слон.

- Есть, командор! – вторил ему Дэн. Я же поднялся, и, борясь в болями в голове от резкой ходьбы, пошёл к выходу, думая, как сообщить о нашем скором сборе Карену и не быть при этом обложенным благим матом с рассоединением линии.

* * *

Ребята встретили новость о творческом вечере без понимания.

- Вань, на хрена нам это надо! – мерил шагами Карен сцену нашей маленькой репетиционной в школе. – Сразу после такого громового концерта так подставляться?

- Потому, что Маркус чертовски прав, - спокойно убеждал я, - Все будут смотреть друг на друга, кто же решится первый? А тут решается он. Маленькая никому не интересная радиостанция, никаким боком не относящаяся к большим медийным империям планеты. Они никто, и вдруг срывают самый большой куш – наши имена долго будут ассоциироваться с ними. И главный фактор, ты правильно назвал наш концерт громовым. Сейчас хайп, нас обсуждают и обсасывают с разных сторон, мы на пике волны. А если он пригласит позже… Да хотя бы если мы поедем туда в субботу, эмоции у большинства успеют улечься. Это будет выстрел, но не взрыв. Он поймает свою славу, но она не будет такой всеобъемлющей.

То же касается и нас. Дав новый мини-концерт на станции сейчас, мы сразу и навечно разорвём кольцо блокады и покажем всем, что срать хотели на мнения и происки врагов. И будем спокойно набирать новую аудиторию на волне вчерашней бомбы. Послезавтра среднестатистически житель Обратной Стороны будет с придыханием внимать: «Вау, эти горячие брутальные перцы посмели бросить вызов системе латиносов, надо всё бросить и послушать, что напоют!» Но уже в субботу он скажет: «А, это те самые ребята, что не так давно выпендрились? Да, помню, кто ж их не помнит. Но у меня вечером дела – футбол, и девушку надо в ресторан сводить». Понимаете?

- Куй железо, пока горячо, – выдал афоризм Фудзи. Явно не японский.

- Меня убедили, - произнёс Хан. На него было страшно смотреть, из всех нас похмелье по нему ударило больнее всего. – Что от нас требуется?

- А моё мнение уже ничего не значит? – не успокаивалась армянская диаспора нашей команды.

- Ну Каренушка, ну заинька! Пупсик! – со смешинками в глазах заканючил Фудзи, подражая чьему-то явно недавно услышанному тону с небольшим провинциальным акцентом. – Ну пожа-алуйста! Ну не ломай кайф своим друзья-а-ам!

- Я не пупсик! – сжал кулаки Карен, но после этого опал и сел на стул.

- Я чего-то пропустил? – перевёл я глаза на Фудзи.

- Да ты очень много пропустил. – Японец усмехнулся. – Впрочем, тебе тоже весело было.

- Их было трое, – пояснил Хан, морщась от боли приподняв голову и кивая на Карена. – Трое, м-мать, понимаешь! У нашего романтичного женатика!

- Ничего я не женатик, – буркнул объект наших коллективных подколов.

- Ну, верность своим девушкам до сей поры блюл.

- Пока никто не видит – да. Блюл, - согласился он.

- То есть наоборот, пока видят, - поправил я, не в силах сдерживать улыбку.

- Это три сестры, - пояснил Карен. - Две родные, одна двоюродная. Хуану, значит, можно сразу с несколькими сёстрами, а мне нельзя? Ты вон, сам вчера с двумя ушёл. И тоже с сёстрами. Да ещё и близнецами.

Хан опустил голову и, кажется, покраснел.

- Мия и Роза? – догадался я.

- Угу. А после добавились Патрисия и Пенелопа.

- Прям таки Пенелопа? – весело усмехнулся я, вспоминая встречу в супермаркете, где я впервые лицезрел ангельскую технику метания ножей.

- Ну, она просила называть её так. А как её на самом деле зовут… Не выговорю, Вань.

Пауза, и с жаром в голосе, наболевшее:

- Блин, Ванюша, я до вчерашнего дня считал себя если не асом, то хотя бы профи в деле умения потреблять горячительное! А, оказывается, сосунок я, молоко не обсохло!

Самокритично он, но в точку. Пить с ангелами нетренированным людям не стоит. Особенно грустно с ними пить, если не если знать (а знают единицы), что детоксин на базе в свободном доступе, бесплатно. Идёшь в город – можешь взять сколько нужно. Без героизма, конечно, если берёшь часто и много - на примету попадёшь. Но детоксин в целом для наших девочек не проблема. Это нужно на случай усиления и тревоги – мало ли где и в каком состоянии тебя сигнал застанет. О, сколько ему открытий чудных в общении с ангелами ещё предстоит!

- Так они тебя что, даже не изнасиловали? – обалдел я и кажется выпучил глаза.

- Не в том я был состоянии… - признался наш гитарист и уже совершенно точно опустил голову, краснея.

* * *

Венера, Русская автономия, округ Новая Самара, посёлок Рудный

Рудный оказался… Маленькой жилой клоакой на отшибе, на горном плато, в ста километрах от магнитки, примерно на середине пути между Самарой и Вознесенском. Рядом располагался перерабатывающий комплекс, вокруг по плато было раскидано несколько десятков шахт. Согласно данным из сетей, не особо богатые руды, но попадались и редкозёмы, и лантаноиды, и сопутствующие им уран с торием, так что содержание городишки было оправданным, хоть и не особо рентабельным. Потому всё в посёлке было выполнено в минималистском стиле - над ним было даже купола.

Подземный посёлок, полностью в толще земли, со всей вытекающей теснотой и экономией места. На весь жилой фонд один супермаркет (правда большой, и работающий допоздна), одна больница с тремя с половиной врачами, без разделения на отделения, только палаты, одна католическая и одна православная церкви… Ну и так по мелочи. Улицы – только-только проедут две машины. Пешеходные дорожки – отдельно, уровнем выше. Лабиринты таких вот улочек, ярусов и локальных несколькоэтажных кварталов – и весь город, никаких рекреаций и парков. Общее население – десять тысяч человек. Ах да, школа, парикмахерская и детский садик тоже в единичном экземпляре.

Весь этот городок принадлежал горнодобывающей компании, и разрабатывающей плато. Тут, конечно, есть свой мэр, полиция и пожарная инспекция с почтой, но весь жилой фонд принадлежит компании и сдаётся в режиме социального найма, только сотрудникам. Или бывшим сотрудникам. Или кому захочет компания. Именно это я объяснял Розе, Мии и Кассандре, пока мы шли по лабиринтам кварталосплетений, пытаясь найти в них нужное направление.

- То есть когда бабушка умерла, мама не могла даже дом свой продать. Это был не её дом. У неё не было ничего за душой. Компания получила от неё отказное письмо, что она не будет проживать по данному адресу, и вселило туда других жильцов. А вещи перевозить не было смысла – дороже, чем новые купить. Потому забрала только самое ценное.

- Вселили чужих людей в дом, в котором она выросла. Да-а-а! – Роза тяжко вздохнула. – На её глазах. Мне было бы грустно.

Мы вышли на площадку, где играли дети. Это была футбольная площадка с разметкой, но никаких сеток не наблюдалось. Зачем. Вокруг – бетонные стены строений с двумя арками сквозного прохода, никуда мяч не улетит. Через одну арку мы вошли, и, пройдя по краю площадки, выйдем в другую – вот и весь спорткомплекс.

- А вы заметили, как здесь душно и влажно? – поёжилась Патрисия.

- Да, - кивнула любопытно зыркающая по сторонам Мия, – не заметишь тут! Хладагент экономят, сволочи!

- И поглотитель, - добавила Роза. – Углекислота тоже явно выше нормы – тяжеловато дышится.

Действительно, дышалось в посёлке тяжело. Но возле въезда и на центральной (единственной) улице, где мы припарковали машину с Маркизой внутри, дышалось полегче. И чем выше поднимаемся, тем тяжелее и тяжелее.

- Но дышать можно, - парировал я. – Вот пусть рабочие и дышат. Люди подневольные, всё стерпят. А нет – до свидания.

- Сурово! – констатировала Роза.

- Реальность шахтёрских посёлков. Компания тут единственный налогоплательщик, а значит мэр сделает всё, что она скажет. Если же жильё и фонды для малого бизнеса отдать людям на выкуп, то компания может со спокойной совестью завтра уйти в другое место, километров на двести-триста северо-западнее, и все, кто живёт сейчас хоть и тесно, но сносно, окажутся запертыми тут без перспектив. Кому будет нужен город с магазинами, барами, массажными салонами и парикмахерскими, если другой работы нет? Кто будет в них ходить и оставлять деньги? Разве что сами друг к другу. Много они наработают? А содержание инфраструктуры денег стоит, за холод и энергию надо будет платить из своего кармана, а не компании. А государство такие бесперспективные посёлки принципиально не поддерживает, если в них нет ценности для военных. Так что…

- Теперь понимаю, почему Стефания перебралась в Альфу, - произнесла Роза.

- Вначале в Самару, - поправил я.

- Вначале в Самару, - согласилась она. – А там куда глаза глядят. Я бы тоже свалила.

Рядом с нами ударил в стену мяч, сделал несколько подскоков, после чего я перехватил его и отправил обратно ребятам. Поле для мини-футбола маленькое, очень маленькое, а мы были под прицелом ребятни, потому попросил:

- Девочки, пойдём быстрее?

Спортплощадку прошли. Вышли на пешеходную улицу с какими-то лавками. Одежда для юношей и девушек, игрушки, ломбард, магазин конфет. Местные частники. Но они – обслуга, погоды не делают. Так, скрашивают серый быт местных. Люди, пешеходы, на улице были, в основном женщины (мужчины на вахте на шахтах, не так далеко, но иногда проще несколько дней не возвращаться, чем переться ежедневно туда-сюда через пару сотен километров раскалённой атмосферы) и маленькие дети. Большие ещё в школе. Кстати, а кто тогда футбол гонял? Прогульщики что ли?

На нас все смотрели, как на… Чужих. И это правильно, мы и были чужими. Все здесь друг друга знали, большинство приходилось друг другу родственниками, а если нет, то хотя бы кумовьями/сватами.

…Я неправильно выразился. Мы были не чужими, а ЧУЖДЫМИ. Из СОВСЕМ другого мира. Самарские тут были бы чужими – Самара большой город, иной биоритм и менталитет. А мы – столичные хлыщи. Не сказать, что сильно выделялись от местных как латинос – более тёмных, чем статистическое большинство Сектора, тут было навалом. Выделялись мы именно как щёголи. Иначе одетые, иначе голову держим, походка другая. Уверенность в себе, какой нет у местных. А ещё на нас давил этот влажный спёртый горячий воздух, а они привыкли к нему и не знали другого. И это тоже чувствовалось.

Так, глазея по сторонам, но практически в молчании, мы добрались до нужного дома, спустились на нужный уровень. Тут не купол, наземных и подземных ярусов в принципе не существует, только ярусы выше и ниже. Я, сдерживая готовое выпрыгнуть из груди сердце, позвонил.

Через минуту мне открыли. Женщина, мягкой латинской внешности, похоже, полукровка. В свободном халате и в переднике. Халат был настолько свободен, что когда она поднимала руки, через рукава была видна грудь. И халат и передник были засалены, но не сказать что грязные. Обычная квочка лет тридцати пяти ждущая мужа с работы. Наверное, по дому и дети бегают.

- Вам чем-то помочь? – нарушила она молчание, а я отчего-то молчал, ничего не спрашивая. Она перевела несколько раз взгляд с меня на девочек за спиной и обратно. – Вы ко мне?

- Не совсем, но скорее да, - сформулировал я. Разговор шёл на местном русском – стандартном в автономии языке общения. После столицы для меня это было непривычно. – Понимаете, тут такое дело… В этом доме жила моя мать. Она тут выросла. А потом уехала, родила меня и осталась в столице. А когда умерла бабушка, её мама…

- Компания забрала квартиру, понимаю, - кивнула женщина.

- Я могу… Посмотреть интерьер? Понимаю, теперь это всё ваше, и квартира, и вещи внутри… Но…

- Хотите посмотреть, как она жила? – поняла женщина и улыбнулась. – Проникнуться духом места?

- Да, если это не сложно, - облегчённо улыбнулся я.

- А девочки? – кивок мне за спину.

- Это мои подруги. Мы… Работаем вместе.

Квартирка оказалась не такой и маленькой, как я ожидал. И отлично кондиционированной. При убогости внешней части города, улиц, переходов и перекрытий, внутренняя была достаточно уютной, чтобы работяги пришли к мысли смириться с неудобствами. Нас ждала небольшая, но аж трёхкомнатная квартирка – две маленькие отдельные спальни с откидными кроватями и общая игровая комната. Общая потому, что в центре её стоял большой живой цветок, какая-то пальма, вдоль стен диван и три кресла, а игровая потому, что в углу возвышалась куча игрушек, которые на день не убрали, а лишь сдвинули в угол, дабы не наступить и не поранить ноги. Вечером дети придут и продолжат играть.

- Дети в садике? – указал я на игрушки.

- Один в садике, - кивнула женщина. – Двое в школе. Школа у нас маленькая, их классы учатся во вторую смену.

- Вы хорошо выглядите для матери троих детей! – сделал я комплимент.

Её лицо расплылось в улыбке.

- Чай будете?

- Да, конечно. – Нельзя отказываться, когда предлагают от чистого сердца.

Никаких окон в квартире не было. В нашей текущей комнатке были, выходили на улицу. В квартире Санчес было одно, в кухне, тоже выходило на улицу. Где-то выходят во внутренние дворики с игровыми площадками, а кому совсем везёт, на мини-сады и парки, во многих дворах такие есть «для своих». Тут – нет совсем. Хотя тут и улиц как таковых нет. Я в первый раз в подобном городишке как всё дико!

- Интересно… Книги! – Это Мия обнаружила на полке детские книжки. Не спросясь, достала и принялась жадно читать. Ах да, при входе мы разулись. Для девчонок, прошедших подготовку у мамы, это не стало сюрпризом.

Я бродил по квартире, смотрел. Комнаты. Интересно. Что-то есть в такой обстановке. Когда у тебя ни гроша за душой, когда ты – ссыльный националист другой страны и тебе некуда возвращаться, когда у тебя не особо с образованием, тут можно жить. И зарабатывать неплохо – шахтёры хорошо получают, как бы ни плакались на свою тяжкую долю. Да, инфраструктура таких посёлков так себе, развлечений почти нет, воздух горяч и влажен, но, блин, получают они всё равно неплохо! И кстати, это видно по достатку – все вещи и мебель в квартире были отличного качества и не самого дешёвого ценового сегмента.

- Всё, посмотрели? – подошла сзади женщина. Она не парилась и-за откровенного наряда, Венера к ним добралась и сюда, в медвежий русский угол.

- Да, спасибо. Теперь понимаю, как они жили. У нас квартирка меньше, но зато снаружи… Больше. Всё больше, - честно признался я. – И развлечения есть кроме футбола на площадке между коробками домов.

Женщина пожала плечами.

- Каждому своё. Мне здесь нравится. Но дети, когда вырастут, скорее всего уедут. Правда это будет ещё не скоро.

- Это жизнь, - задумчиво улыбнулась Роза.

Потом мы пили вкусный чай с малиной. Не настоящей, конечно, вкусовая добавка, но сам чай был из листьев, заварной, а не химия. Говорили о том о сём, трепались о разном. Друг другу понравились. И когда уже собрались уходить, её вдруг осенило:

- Стойте! Стойте-стойте, погодите! – Она побежала в дальнюю спальню. – Не уходите! Идите сюда!

Мы подошли. Она раскрыла створки-купе на стене и копалась в немаленькой кладовке, которую я сразу и не заметил. В основном там было постельное бельё, какие-то тюки с одеждой, инструменты в чемоданчике от дрели…

- Вот! Нашла! В самом низу лежит! – женщина наклонилась до самого пола, ища что-то под дальней полкой, а под конец, вытаскивая, даже встала на коленки. Попка у неё ничего, конечно, но трусы какие-то несексуальные. Не мой фасон эта сеньора.

- Что это? – Я взял из рук довольно сияющей женщины небольшую пластиковую коробку. Вес также небольшой, но внутри что-то твёрдое билось о пластиковые стенки.

- Это осталось нам от предыдущих хозяев, - пояснила она. – То есть от твоей бабушки. Мы смотрели что, когда-то давно, ничего ценного и опасного. Ну, что может потечь, или отравить, если герметичность нарушится, - пояснила она, хотя я её не осуждал. И не осуждал бы даже если б было что-то ценное, и они его забрали.

- А мама? Не взяла эту коробку?

Она пожала плечами.

- Я не помню. Но знаешь, мне кажется, если она похоронила мать, да была с двухлетним ребёнком на руках… Ей могло быть не до каких-то коробок. Забрала документы, ценности, всё, что не захотела оставлять компании, и уехала. Не делая тщательного перебора, того, что осталось. А почему мы не отдали – не скажу. Я тогда ещё в школу ходила. Многое понимала, была уже немаленькая, но и недостаточно взрослая, чтобы отвечать за такие вещи.

- Хорошо, я вас понял, - я благодарно склонил голову. – И никаких обид нет, ни дай бог. Спасибо вам за гостеприимство!

- Да не за что. Приходите ещё. Развлечёте. Тут знаете как скучно? – Расплылась в довольной кошачьей улыбке. - А у вас новые и к тому же весёлые лица.

Что ж здесь за скука, если постные стандартные лица кадровых ангелов при исполнении, а при исполнении они молчаливые сеньориты, ей весёлыми показались?

Коробку я вскрыл только в машине. Маркиза, бессовестно дрыхнувшая, пока мы шлялись по Рудному, завела агрегат и выставила автопилот, и наш, местный, взятый на время у Самарского филиала УДС, «Мустанг», выезжал на междугородний тоннель до магнитки. Мы приехали в Самару рано утром, на ночном поезде, перехватили машину у местных подчинённых сеньоры Морган и рванули в Рудный – повидать места, где я теоретически мог родиться и жить, не останься мама в Альфе. Теперь же нам осталось впритык времени вернуться, перехватить парней на вокзале, которые как раз к вечеру прибудут, и вместе поедем в студию на эфир. Дима кстати приехал с нами и сейчас в студии вовсю шаманит с местными, отзвонился, сказал, всё в порядке, к эфиру готово.

В коробке было несколько личных вещей, пара бумажных распечаток с выцветшей краской и коробочка… С колечком. Обручальным. Значит нашли ценное, но не тронули. Уважаю таких людей.

Первая из записок гласила:

«Дорогой Хуан. Я пишу тебе это письмо, зная, что умираю. У меня опухоль, и врачи сказали, что смогут лишь продлить мне жизнь, и эта жизнь превратится в ад. Я решила не делать себе ада раньше времени, ведь если всевышний решит, я туда попаду вне зависимости от желаний, и поэтому выбрала жить сколько отмеряно, как человек.

Я попросила маму отдать тебе эту коробку на шестнадцатилетие.

Почему только сейчас? Потому, что теперь ты вырос, начал понимать многие вещи и думать, и лишь теперь, надеюсь, сможешь осознать мои слова в полной мере, думая сердцем, а не эмоциями.

Да, я прошу тебя именно об этом – прошу простить твою мать. Она не праведница, и совсем не героиня, преодолевающая любые трудности и невзгоды, каких показывают в фильмах. Она – всего лишь обычная женщина со своими слабостями. Больше скажу, такие как в фильмах встречаются редко, почти никогда, в основном все мы обычные, просто кому-то повезло чуть больше, кому-то чуть меньше. Мне повезло, я вовремя встретила своего Стефана и не наделала глупостей. Ей – чуть меньше.

Но она образумилась. И взялась за ум. И покончила с тем, за что ты наверняка в детстве не раз краснел. Это тоже многого стоит, дорогой внук. Каждый может ошибиться и пасть, но не у каждого хватит духу подняться. И за это ты должен уважать мать, именно это делает её героем, почище киношных. Почему-то я думаю, что сейчас, спустя четырнадцать лет, которые вы живёте без меня, она не изменилась и не сорвалась вновь, и тебе не нужно краснеть за эти долгие годы.

Теперь хочу поговорить о тебе. Наверное это как-то странно звучит, давно мёртвая бабушка разговаривает с тобой, но пойми и меня, я сейчас разговариваю со своим взрослым внуком, которому всего два и который бегает под стол пешком. Я хочу, внучок, чтобы ты вырос ХОРОШИМ человеком. – Слово «хорошим» было несколько раз выделено и подчёркнуто. – Достойным. Смелым. Чтобы никого не боялся и защищал маму – это единственный близкий человек, который у тебя остался. Не обижал слабых – только сильный может себе позволить не обижать слабого. Хочу, чтобы ты был уверен в себе и своих силах. Не переоценивал, но и не недооценивал их.

Уважай людей, Хуан, и люди будут отвечать взаимностью. Будь достойным человеком, достойным своего деда.

А ещё хочу сказать тебе, что в твоей крови намешано много всех рас и национальностей. И я хочу, чтобы ты никогда не забывал этого, и ко всем относился, как к родным. Если тебе говорят, что кто-то лучше, кто-то хуже – не верь. Я, русская, прожила всю жизнь с поляком-католиком, знаю, что говорю. Уважай и люби всех одинаково, мой внучок, не делай ошибок, на которые нас толкают.

А ещё я хочу передать тебе своё обручальное кольцо. Кольцо Стефана осталось с ним и хранится в его урне, но я пока ещё жива, и передаю тебе, потому, что не хочу, чтобы его снимали с покойницы. Не хочу, чтобы оно хранилось в моей ячейке кладбища. Кольцо должно работать и приносить счастье. Мне оно принесло, и теперь очередь за тобой. Подари это кольцо той, кого хочешь видеть рядом с собой всегда, что бы ни случилось в этой жизни. В ком будешь уверен до конца. Той, кто станет твоей половинкой, опорой, надеждой и продолжением тебя. Надеюсь, внук, ты распорядишься им правильно.

С любовью,

твоя бабушка…»

И дата. Восемнадцать лет назад.

Следующая записка была такого содержания:

«Дорогая Стефания. Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить за это решение. Но ты уже взрослая девочка. И ты сделала главное, чего я ждала от тебя долгие годы. То, после чего ты стала настоящей женщиной. Родила мне внука. И теперь думаешь головой, а не чем придётся. Я горда за тебя, моя девочка…

Там была целая страница, но я, читая буквы, не мог уловить сути. А по глазам текли непрошенные слёзы.

«…Также прошу тебя передать эту коробку с посланием Хуану на день его шестнадцатилетия. Это моя последняя просьба, надеюсь, ты не откажешь мне в ней.

П.С. Письма не запечатываю, чтобы ты могла видеть – я честна с тобой и не желаю говорить внуку о своей дочери то, чего бы ты не хотела услышать.

Да пребудет с тобой всевышний…»

- Что там? Машина мерно покачивалась – мы набрали скорость, через четверть часа будем у магнитного тоннеля. Роза потянулась и взяла у меня из рук вначале письма, а затем и всю коробку. – Последнюю перехватила Мия.

– О, колечко! – Младшая Сестрёнка достала коробочку с ювелиркой, открыла. – Простое. Но прикольное. Обручальное.

- Девочки, не наглейте, - осадила их Кассандра, но не слишком давила. Так, рыкнула для порядка.

- Mierda! – выдала вслух начавшая читать послания Роза и подняла на меня ошарашенные глаза. – Хуан, это же!..

- Я хочу, чтобы вы были со мной, когда я буду отдавать это маме, - гробовым голосом произнёс я. - А колечко… - Я протянул руку. Мия инстинктивно её убрала, но потом вернула и вложила мне в руку. – А колечко подарю той, кто станет моей половинкой, опорой, надеждой и продолжением себя. Без вариантов.

Когда Роза дочитала оба письма, задумчиво покачала головой.

- Хуан, я бы забрала кольцо, потому, что ты точно совершишь ошибку. И отдала б его тебе попозже, через время. Но оно к сожалению не моё, не могу так поступить. Потому пожалуйста, прошу тебя. Не ошибись! Могу даже на колени встать.

- Не надо, - понимающе покачал я головой. – Спасибо, Роза. За предупреждение. Нет, не ошибусь. Выбор уже сделан.

- А это что? – Мия вытащила с самого дна коробки небольшую, но толстую, милиметров пять толщиной, пластину.

- Картинка какая-то? – нахмурилась Роза.

- Дайте гляну, - перехватила руку Патрисия и опустила, чтобы мы все могли видеть объект внимания.

- Это иконка, - понял я. – Гравировка. На станке такой можно выточить. Делаешь трёхмерный слепок с оригинала, программа переводит в три-дэ картинку, а станок по ней выполняет гравировку.

- Хуан, это титан! – подняла на меня глаза Патрисия. – Самопальная гравировка на станке на титановой пластине! Да ещё религиозный символ.

- Наверное это дедушка сделал. – Я взял образ в руки. – Мама говорила, он мастером был. Для бабушки – она же православной всю жизнь оставалась. Спрошу у мамы. – Я сунул титановую пластину во внутренний карман пиджака. Лёгкая бело-серая пластинка имела объём и ощущалась в кармане, но почти ничего не весила. Не то, что золото. На пластинке был выгравирован Николай Чудотворец, один из главных православных святых, покровитель воинов. Учитывая, что на мне, католике, висел православный крест марсианина Макса, не вижу ничего зазорного, чтобы владеть ещё и иконкой… И ждать от неё собственного чуда. Бог один, и судит по делам, а не вере.