После инцидента с Хильдой пасека казалась ещё более хрупкой, но это только подстегнуло меня. Утро следующего дня выдалось ясным, с лёгким туманом над полями, где подсолнухи уже начинали пробиваться — семена, которые Ксавье принёс из своих запасов, взошли быстро благодаря щедрому орошению.
Я встала на рассвете и вышла к ульям. Обгорелая сторона того, что подожгла Хильда, была починена: Ксавье и Брад вчера вечером заменили доски, а я проверила пчёл — семья уцелела, матка жива, рой активен. Но потери были: несколько рамок сгорели, мёд пропал. Нужно было восстанавливать — и не просто, а лучше, чем было.
— Доброе утро, Медовая леди, — сказал Ксавье, подходя ближе. — Как спала?
— Нормально, — ответила я, беря у него одну из досок, которые он принёс с собой. — Думала о подсолнухах. Если пчёлы соберут нектар с них — мёд будет густым, золотым, с ореховым привкусом. Новый сорт.
Мы принялись за работу: сначала укрепили улей — я показывала, как вставить новые рамки, навощённые воском. Пчёлы зажужжали, облетая нас, но дымарь успокоил их. Крестьяне пришли к полудню: Эсмира с семенами, Ной с лопатой. Мы расширили поле подсолнухов — выкопали новые грядки, полили из канала.
— Вот так, — объясняла я, сажая семена в бороздки. — Подсолнухи любят солнце, почву рыхлую. Расстояние — в локоть, чтобы не теснились. Через месяц будут цветы, нектар для пчёл.
Ной кивнул, копая рядом.
— А мёд от них — целебный? Как от лаванды?
— Ещё лучше, — улыбнулась я. — Для сердца, для сил. В моём... эээ... в знаниях из книг — подсолнечный мёд лечит усталость, даёт энергию.
Восстановление заняло неделю: мы построили ещё два улья — для новых роёв, которые отделились от старых семей. Я учила крестьян делению: как найти матку, перенести рамки с расплодом, подкормить сиропом — сахаром с водой и травами. Пчёлы окрепли, поля зазеленели — клевер расцвёл розовым, лаванда фиолетовым, а подсолнухи тянулись вверх, обещая скорый урожай.
К концу месяца случился первый сбор: пчёлы принесли нектар с подсолнухов — я вынула рамки, откачала мёд в медогонке, которую смастерил Ксавье из дерева и металла. Мёд лился густой, янтарный, с лёгкой горчинкой — новый сорт, солнечный, как я и мечтала.
— Попробуй, — сказала я Шайне, макая палец в банку.
Она расплылась в улыбке, одобряя.
— Хорош… Очень хорош.
Ксавье смотрел на нас, улыбаясь.
— Мариса... ты чудо. Но... кажется, уже пора познакомить тебя с Элис. С моей сестрой.
— Хорошо... — прошептала я, немного растерявшись. — Но... с Линой и Шайной тоже следует познакомить. Договорились?
— Конечно, — легко подтвердил Ксавье. — Все вместе.
Мы поехали через день — на повозке, с банками мёда и саше Лины. Поместье Ксавье было красивым: каменный дом с башнями, сады с розами, конюшни. Элис встретила нас у ворот — высокая, стройная, в синем платье, волосы в высокой причёске, но глаза у не были холодные, как лёд.
— Брат, — сказала она сухо, целуя Ксавье в щёку. — И... это твои... гости?
Ксавье обнял меня.
— Сестра, это Мариса — почётная Медовая леди. А это — Шайна, её подруга. И Лина — наша девочка.
Элис приподняла бровь, оглядела меня с головы до ног.
— Медовая леди... Что ж... Похвально. Для простолюдинки. Проходите.
Мы разместились в гостиной, чай подали в фарфоровых чашках. Элис сидела прямо, губы у неё были надменно поджаты.
— Расскажи, брат, как вы... познакомились? Лесничий и пасечница. Так романтично.
Ксавье улыбнулся.
— Элис, не язви. Мариса спасла наши земли от засухи. Её мёд знают по всему герцогству.
Элис фыркнула.
— Мёд... Очень занимательно.
Лина, сидевшая тихо, вдруг встала, а потом протянула Элис саше — лавандовое, сшитое ею, с вышитой пчёлкой.
— Тётя Элис... Это для вас. Саше с лавандой. От моли, и для сна. Пахнет хорошо.
Элис замерла, взяла саше, затем поднесла к носу. Аромат лаванды разнёсся вокруг, свежий, успокаивающий.
— Ты... сшила? — спросила она, и голос её при этом смягчился.
Лина кивнула с гордой улыбкой.
— Да. С тётей Шайной. А лаванда — с нашей пасеки.
Элис улыбнулась — впервые настолько тепло и… по-человечески.
— Спасибо, милая. Красиво. Ты... умница.
Лина просияла, Элис потрепала её по волосам. И холод наконец немного растаял — мы проговорили час: о пасеке, о мёде, о Лине. Элис даже попробовала подсолнечный мёд.
— Вкусно... — признала она. — Мариса, ты... талантлива. Брат прав.
Поля тем временем процветали: подсолнухи расцвели жёлтыми головами, пчёлы носились, собирая нектар. Мёд мы отправляли в столицу — купцы приезжали еженедельно, забирая банки на повозках. Мёд от «Медовой леди» стал широко известен: целебный, от простуды, от усталости. Золото, в смысле настоящее золото, деньги, теперь прямо само текло мне в руки.
Лина тем временм училась шить усердно: Шайна показывала стежки, я — как набивать травами. Она мечтала о лавандовых товарах: саше, подушки, масла.
— Представь, Мариса! — говорила она. — У меня будет собственная мастерская. Буду продавать свои саше и свечи всюду!
— Так и будет, мила. Так и будет, — поддерживала я её от всей души. И, конечно, очень гордилась тем, как эта девочка из запуганной и стеснительной с каждым днём становилась всё более уверенной в себе и сильной маленькой леди.
Однажды вечером, у ручья, мы снова прогуливались вместе с Ксавье, болтая ни о чём. И вдруг он встал на колено, достал кольцо — серебряное, с пчелкой, и протянул мне.
— Мариса... — прошептал он, голос дрожал от волнения, глаза сияли в лучах заходящего солнца. — Я ждал так долго. Каждый день с тобой — как солнечный луч после долгой зимы. Ты вернула мне веру в счастье, в любовь. Будь моей женой. Давай переедем в поместье. Обещаю, пасека останется твоей навсегда. И мы тоже. Вместе — навсегда. Я обещаю быть твоим щитом, твоей опорой, твоим верным мужем.
Сердце забилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Страх, который так долго сжимал душу — страх потери, зависимости, повторения прошлого, — ушёл, растворился в теплом потоке любви, что разливался по всему телу.
Слёзы навернулись на глаза, но это были слёзы радости, облегчения, нежности. Я смотрела на него — на этого сильного, доброго мужчину, который стал моей опорой, моим светом в этом новом мире, — и чувствовала, как душа расцветает, точно цветы на моих полях.
— Да... — выдохнула я, голос прервался от эмоций. — Я… я тоже люблю тебя, Ксавье. Ты — моя сила, моя радость. Я согласна. Вместе... навсегда.
Он надел кольцо на мой палец — медленно, осторожно, как будто это был самый хрупкий цветок. Металл был тёплым от его рук, пчелка на нём блестела, символизируя нашу общую жизнь — пасеку, мёд, нашу любовь.
А потом он встал, притянул меня к себе, и наши губы встретились в поцелуе — нежном, страстном, полном невысказанных обещаний. Его губы были мягкими, тёплыми, с лёгким вкусом леса и мёда, который мы пробовали днём. Я почувствовала, как его руки обвили мою талию, крепко и ласково, защищая от всего мира. Слёзы радости скатились по щекам, смешавшись с нашим дыханием, а моё сердце билось в унисон с его — ритм любви, ритм будущего.
В этом мгновении не было больше страхов, только мы — двое под шелест ручья и шёпот ветра в листве. Время остановилось, и я знала: это и есть начало нашей вечной весны.