Хозяйка медовых угодий

Глава 45.

После слушания у герцога мы вернулись на пасеку — теперь мою пасеку, по праву и закону. Солнце сияло ярко, как будто радовалось нашей победе. Однако, когда мы подъехали ближе, сердце у меня сжалось от боли.

Погром, устроенный разбойника, и пожар, который они разожгли в ульях, оставили после себя руины: чёрные обгорелые доски, где раньше стояли улья, вытоптанные поля медоносов, где клевер и лаванда были раздавлены. Пчёлы, те, что выжили, кружили беспокойно, их гудение звучало как плач.

Шайна ахнула, прикрыв рот рукой, Лина прижалась ко мне, а Ксавье сжал челюсти, его глаза потемнели от злости.

— Боги... — прошептала Шайна. — Всё... всё уничтожено. Как же так...

Я спустилась, ступая по чёрной земле, где всё ещё витал запах гари. Вспомнила, как совсем недавно сажала здесь первые семена, как ухаживала за ульями, добавляя травяные настои, чтобы пчёлы окрепли. Всё это — моя новая жизнь — теперь лежало в руинах…

— Не всё, — сказала я твёрдо, хотя в глазах уже стояли слёзы. — Улья можно построить заново. Поля засеять. Пчёлы... они сильные. Мы восстановим медовые угодья.

Ксавье кивнул, обнимая меня за плечи.

— Ты права. И мы не одни. Деревня поможет.

И правда, к вечеру того же дня крестьяне пришли — целая толпа: Брад с лопатой на плече, Эсмира с корзиной семян, Ной и другие молодые парни с инструментами. Они принесли еду — хлеб, сыр, мёд из своих запасов — и слова поддержки.

— Мариса, мы с тобой! — сказал Брад, хлопая меня по плечу. — Барон пал, пасека твоя. Теперь — за работу!

Восстановление началось на следующий день с рассвета. Сначала мы расчистили обгорелые остатки: мужчины ломали доски, выносили мусор, женщины собирали уцелевшие ульи. Я показывала, как осторожно обращаться с рамками, где ещё теплилась жизнь — несколько семей пчёл выжили, притаившись в дальних углах.

— Вот, смотрите, — говорила я, надевая защитную сетку, которую Ксавье смастерил из старой ткани. — Пчёлы не агрессивны, если не тревожить их резко. Дымом успокаиваем — вот так, из дымаря. А рамки вынимаем медленно, проверяем матку.

Крестьяне слушали внимательно, некоторые пробовали сами. Ной быстро освоил, но сперва обжёгся — пчела ужалила его в руку.

— Ай! — вскрикнул он, тряся кистью.

— Ничего, — улыбнулась я. — Пчелиный укус может быть даже полезен. Но в следующий раз будь осторожней.

Лина помогала, как могла: носила воду, собирала травы для настоев. Она была счастлива — больше не нужно было прятаться, опасаясь Хильды или барона.

К полудню мы построили первые новые улья — из свежих досок, которые принесли из деревни. Ксавье рубил деревья в лесу, Брад строгал, я собирала. Процесс был кропотливым: рамки нужно было сколачивать ровно, чтобы пчёлы могли строить соты, дно — с вентиляцией, крышка — герметичной.

— Вот так, — объясняла я, вбивая гвоздь. — Улей должен быть сухим, тёплым. Зимой — утеплять соломой.

Шайна варила настои: ромашку, мяту, для подкормки пчёл.

— Эйла любила травы, — прошептала она мне, помешивая котелок. — Теперь... зная правду о Лине, я... я буду сильнее. Для неё.

Я обняла её.

— Мы все теперь стали сильнее.

Расширение пасеки пошло само собой: крестьяне, видя, как я учу, захотели свои улья. Я начала уроки — собирала группу по вечерам у костра.

— Пчеловодство — не магия, — говорила я. — Это в первую очередь — знания. В них вся сила. Высаживайте медоносы: клевер для весны, лаванду для лета, подсолнухи для осени. Ухаживайте: проверяйте на болезни, кормите сиропом. Мёд — целебный сам по себе...

Эсмира кивала, записывая на клочке пергамента.

— Я посажу лаванду у дома. А мёд — продавать на рынке?

— Да, — подтвердила я. — Вместе — больше урожая. Делимся роями.

Лина, тем временем, нашла своё дело. Она видела, как я сушу лаванду для настоев, и попросила ткань.

— Можно я сошью саше? — спросила она, глаза сияли. — С лавандой внутри, для запаха. И с другими травами — мятой, ромашкой. Будут от моли, или для сна.

Шайна научила её шить: простые мешочки из льна, с завязками. Лина сидела часами, набивая их сухими цветами, которые мы собирали на полях.

— Смотри, Мариса! — показывала она готовое саше, ароматное, с вышитым пчелкой. — Это для тебя. Чтобы спала спокойно.

Я целовала её в макушку.

— Спасибо, милая. Ты — умница.

Дни летели, пасека оживала: новые улья гудели, поля зеленели — мы засеяли свежие семена, поливали из восстановленного канала. Ксавье помогал везде: рубил, строил, даже учил Лину плести корзины для мёда.

Однажды вечером, когда солнце садилось, окрашивая небо в розовое, мы с Ксавье ушли в лес — проверить источник. Вода текла чисто, орошая земли. Мы сели у ручья, он взял мою руку.

— Мариса... — начал он тихо, голос дрогнул. — Эти дни... с тобой, с Линой, Шайной... Я понял для себя, многое решил. Я люблю тебя. Не как друга, не как союзника. Как женщину, которая вернула мне жизнь.

Сердце забилось, тепло разлилось по телу. Я вспомнила Антона, Соню — боль утраты, страх потерять снова. И свою независимость — пасеку, которую построила сама.

— Ксавье... — прошептала я, отводя взгляд. — Я... ценю всё, что ты делаешь. Ты дорог мне. Но... дай время. Я боюсь утратить себя — стать зависимой. Помню прошлое... утраты. Не хочу спешить.

Он кивнул, поцеловал руку.

— Хорошо. Я понимаю. И жду. Сколько нужно.

Мы вернулись, обнявшись.

Дни шли чудесные: урожай мёда первый после пожара — сладкий, целебный. Крестьяне радовались, Лина шила саше.

Но однажды, в один из таких дней, когда воздух пах лавандой, а пчёлы танцевали в небе, я увидела тень у края пасеки. Хильда — худая, в рваном плаще, глаза полные злобы. Она подкралась к улью, чиркнула огнивом...

— Нет! — закричала я, но было уже поздно — пламя уже вспыхнуло.