Солнце пробилось сквозь щели в покосившейся крыше хижины, и его лучи, тонкие и дрожащие, словно пальцы, коснулись моего лица, вырывая из тяжёлого сна. Я открыла глаза, чувствуя, как веки цепляются друг за друга, будто склеенные смолой. Тело ныло, суставы хрустели при каждом движении, а горло саднило, напоминая о недавней лихорадке.
Я повернула голову. Лина спала, свернувшись калачиком на лавке. Её русые косички, которые я вчера переплела, выбились из-под ткани, а щёки, чуть розовые во сне, казались такими беззащитными, что у меня защемило в груди. Она дышала ровно, и каждый её вздох был как обещание — обещание, что я должна сделать всё, чтобы этот мир не сломал её, как пытался сломать меня.
Я осторожно поднялась, стараясь не скрипеть досками. Лина пошевелилась, но не проснулась, и я облегчённо выдохнула. Пусть спит. Ей нужно набраться сил, а мне… мне нужно понять, с чего начать.
Подошла к окну, треснувшему и мутному, и выглянула наружу. Луг, окружавший пасеку, лежал передо мной, как выцветший гобелен: сухая, потрескавшаяся земля, редкие клочки бурьяна, торчащие, словно обломки костей, и покосившиеся улья, молчаливые свидетели былого. Где-то вдалеке, за холмом, темнел лес, его густая кромка казалась стеной, отделяющей нас от остального мира. Солнце поднималось медленно, лениво, окрашивая небо в бледно-розовый цвет, но тепла в его лучах не было. Холодный ветер гулял по лугу, поднимая облачка пыли, и я поёжилась, плотнее запахнув платье, которое всё ещё пахло потом и сыростью сарая.
«Это наш дом», — сказала я вчера Лине, и теперь эти слова звучали как вызов.
Дом? Эта развалина с дырявой крышей и безжизненным лугом? Но я знала: если я не сделаю из этого места дом, у нас с Линой не будет ничего. Ни безопасности, ни надежды. А я не могла позволить себе отчаяние. Не теперь, когда Лина смотрела на меня, как на старшую сестру, а Шайна рисковала всем, чтобы дать нам шанс.
Вернулась к лавке, взяла узелоки развязала его. Хлеб уже зачерствел ещё больше за ночь, но сушёная рыба и фляга с водой всё ещё были на месте. А под ними, завёрнутые в кусок грубой ткани, лежали семена — маленькие, сухие, как надежда, которую я пыталась сохранить в своём сердце. Клевер, горчица… Я провела пальцами по крошечным зёрнышкам, чувствуя их шершавую поверхность. Они были моим оружием против этой пустыни. Но без воды они так и останутся мёртвыми.
Я вздохнула, завязала узелок и положила его обратно. Прежде чем что-то сеять, нужно найти воду. Без неё всё бесполезно. Пчёлы, если они ещё живы в этих развалинах ульев, тоже не выживут без цветов. А цветы не вырастут на этой сухой, как кость, земле.
Я посмотрела на Лину, всё ещё спящую, и решила не будить её. Пусть отдыхает. Я справлюсь сама.
Первым делом направилась к печи. Она стояла в углу хижины, заваленная обугленным кирпичом и покрытая сажей, как старуха, забытая всеми. Я присела на корточки, отодвинув несколько камней, и осмотрела её. Печь была в плачевном состоянии: дверца очага заржавела и перекосилась, внутри зияли трещины, а дымохода не было в помине. Я попыталась открыть дверцу, но она скрипнула так жалобно, что я оставила эту затею. Готовить на этой печи было невозможно — она развалилась бы при первой же попытке развести огонь. Придётся искать другой способ.
Я вышла из хижины, огляделась. У стены, под кучей сухих веток, я заметила несколько обломков досок и пару камней, которые могли бы послужить основой для кострища. Я перетащила их на открытое место, подальше от хижины, чтобы искры не попали на сухую солому или брёвна. Камни были тяжёлыми, и мои руки, всё ещё слабые после болезни, дрожали от усилия, но я стиснула зубы и продолжила. Упрямство — это всё, что у меня было.
Сложив камни в круг, я собрала немного сухой травы и веток, которые нашла неподалёку. Огнива в хижине не было, но я вспомнила, как Антон однажды учил меня разводить огонь с помощью кремня и куска железа. Я обыскала хижину и нашла ржавый обломок ножа, завалявшийся в углу, и гладкий камень, который, возможно, когда-то использовали для заточки. Это было неидеально, но лучше, чем ничего.
Вернулась к кострищу, села на корточки и начала чиркать камнем по железу, надеясь высечь искру. Первые попытки были тщетными — руки дрожали, а искры либо не появлялись, либо тут же гасли, не успев коснуться травы. Я выругалась про себя, чувствуя, как раздражение нарастает. В моём прошлом мире всё было проще: спички, газовая плита, электрический чайник… А здесь — камни, сырость и упрямство.
Наконец, после десятка попыток, искра попала в сухую траву, и тонкая струйка дыма поднялась вверх. Я наклонилась, осторожно раздувая пламя, и через несколько минут маленький костёр затрещал, пожирая ветки. Я выдохнула, чувствуя, как пот стекает по вискам. Это была маленькая победа, но она придала мне сил.