После завтрака мы вышли из хижины, прихватив ведро, и направились к ручью. Утро было ясным. Роса блестела на сухой траве, лес дышал тишиной. Прихрамывая, я старалась двигаться с максимальной осторожностью, но боль в лодыжке уже не так донимала. Лина шла впереди, напевая что-то невнятное, её косички подпрыгивали в такт шагам. Я смотрела на неё и чувствовала, как сердце теплеет, несмотря на утренний холод и мысли о Ксавье.
Почему он ушёл? Обиделся? Или у него были срочные дела?..
Впрочем, не всё ли равно? В конце концов, ничего дурного я не сделала. Этот несостоявшийся поцелуй был лишь кратким мигом… Который, тем не менее, засел в моей памяти, словно заноза. Но ведь мужчины воспринимают такие вещи иначе, правда?..
Я вспомнила своего мужа, Антона: мы хорошо ладили, хотя, бывало, и ссорились, не без этого. Иногда он говорил мне, что я всё не так воспринимаю, что я слишком впечатлительная, что слишком много читаю и путаю реальную жизнь с книгами, а в жизни всё совсем не так. Что я слишком придаю значение мелочам, а он вообще не замечает каких-то моментов.
«Ты слишком чувствительная, Маринка», — любил повторять он.
И я соглашалась. Да, наверное. Слишком чувствительная, слишком «заморачиваюсь без повода», слишком много размышляю над тем, что для других кажется пустяками. Как о вчерашнем эпизоде у костра.
Мне пора повзрослеть. Может, в этом мире я помолодела телом, но в душе я помнила, сколько мне лет, какой у меня опыт за плечами, и как порой сурова бывает жизнь. Я юная только снаружи, а внутри должна быть сильной, мудрой женщиной.
Ксавье предпочёл ретироваться? Ну, и прекрасно. Какая мне разница, что у него на уме? Может, ему хотелось «лёгкого развлечения», а я отвергла его, вот он и сбежал. А мне не до лёгкости. Мне пасеку надо поднять да Лине обеспечить нормальное будущее, где ей не придётся прятаться и жить в страхе…
— Мариса, смотри! — крикнула Лина.
И я очнулась от своих размышлений. А потом увидела, куда она показывает. Отчего тотчас замерла.
Впереди, почти у самого ручья, стоял Ксавье. Его рубаха была закатана до локтей, волосы растрепались из хвоста и висели влажными прядями, обрамляя его точёное лицо. В руках он держал лопату, которой рыл траншею. Выкопанная земля с обломками корней и камнями лежала кучей рядом, а траншея уже тянулась на несколько метров, аккуратная и глубокая. Он работал молча, сосредоточенно, не замечая нас.
Я почувствовала, как щёки снова вспыхнули. Он не сбежал…
— Ксавье! — окликнула Лина, бросаясь к нему. — Ты что делаешь?
Он поднял голову, вытер пот со лба тыльной стороной ладони и слегка улыбнулся, увидев её.
— Канаву, — ответил он, воткнув лопату в землю. — Чтобы ваши грядки стало легче поливать. Меньше бегать придётся.
Я подошла ближе, стараясь не смотреть ему в глаза. Вчерашняя неловкость всё ещё висела между нами.
— Ты… уже давно тут? — спросила я как бы непринуждённо.
— С рассвета, — ответил он, пожав плечами, и снова взялся за лопату. — Думал, начну пораньше, пока вы спите.
Я кивнула, чувствуя себя ещё глупее. Вот же дура… И правда, надумала себе… А на самом деле Ксавье работал. Ради нас.
— Мы поможем! — заявила Лина. — Правда, Мариса?
— Конечно, — сказала я, улыбнувшись ей, хотя внутри всё ещё боролись противоречия. — Обязательно поможем.
Ксавье посмотрел на меня, его взгляд был спокойным, но в нём мелькнула тень той же тревоги, что я видела вчера.
— Не перетруждайтесь, — сказал он. — Я справлюсь.
— Нет уж, мы не можем свалить всю работу на тебя, — запротестовала я. — Мы будем помогать по мере сил. Договорились?
Он улыбнулся:
— Договорились.
Мы с Линой принялись расчищать выкопанное углубление, а затем выкладывать дно камнями. Ксавье искоса наблюдал за нами. Я видела, потому что сама то и дело поглядывала на него.
Потом мне пришло на ум чем-нибудь промазать щели между камушками. Пошла к ручью и нашла там место, показавшееся наиболее податливым. Начала раскапывать, и вскоре мои ожидания оправдались: на глубине в десяток сантиметров начинались залежи красной глины. Я объяснила Лине, как мы будем действовать. Сложили в ведро несколько крупных кусков, а затем принялись с помощью глины укреплять стенки нашего будущего канала.
Работа двигалась быстрее, чем я предполагала. Помощь Ксавье оказалась практически бесценной в текущих условиях. За весь день он умудрился проделать столько, сколько мы с Линой ковыряли бы неделю.
Я дважды ходила в хижину, чтобы принести еды. Мы ели все вместе. Болтала в основном Лина, которая непривычно оживилась. А вот я всё больше помалкивала. Лишь изредка обменивалась с Ксавье короткими взглядами, но старалась не придавать им особого значения.
Затем мы снова брались за работу, и так — до самого заката. Я украдкой наблюдала за Ксавье, за тем, как напрягаются мышцы под рубахой, как пот блестит на его шее. И снова ловила себя на мысли, что он притягивает меня, несмотря на все мои страхи.
В самом конце, когда канал уже был полностью сформирован, мы вернулись к истоку. Лесничий перерубил лопатой последнюю преграду, отделявшую ложе ручья от получившейся канавы, и вода свободно потекла по ложбине.
Она текла медленно, блестя в сумеречном свете, и я представила, как она оживит нашу сухую землю, как зацветут посаженные нами растения, как пчёлы загудят над лугами. И всё это произойдёт очень скоро. В том числе благодаря тому, что Ксавье почему-то не остался безучастен.
— Спасибо, — тихо сказала я, не глядя на него. — Без тебя бы мы не справились.
Он воткнул лопату в землю и посмотрел на меня. Я не удержалась и повернула лицо. Его глаза, тёмные, глубокие, снова поймали мой взгляд, и я почувствовала, как сердце пропустило удар.
— Не за что, Мариса, — сказал он мягко. — Это меньшее, что я могу сделать.
Лина, услышав это, подбежала к нему и обняла, прижавшись к его боку.
— Ты самый лучший, дядя Ксавье! — выпалила она.
А я отвернулась, потому что эта картина была такой трогательной и такой одновременно щемящей, что буквально разрывала мне душу, а слёзы опять подступили к ресницам. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и я боялась поверить, что всё это происходит на самом деле.