Хозяйка медовых угодий

Глава 34.

Солнце стояло высоко, разливая мягкое тепло по полям, где фацелия наконец-то раскрыла свои голубые цветы, точно звёзды, упавшие на землю. Их тонкий медовый аромат смешивался с запахом влажной почвы, и я не могла отвести глаз от этого чуда.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как мы с Линой любовались первыми бутонами, а теперь поле расцвело в полную силу. Пчёлы, окрепшие благодаря нашим настоям, вились над цветами, собирая нектар. Их жужжание было как песня, и я на секунду закрыла глаза, впитывая этот миг радости.

Сегодня был особенный день. Утром я решилась проверить улья — не просто осмотреть рамки, а собрать первый мёд. Лина, как всегда, крутилась рядом, её глаза блестели от нетерпения, пока она помогала мне разводить дым в курительнице. Я научила её, как осторожно подносить тлеющую траву к летку, чтобы пчёлы успокоились, но не пострадали. Она старалась, хмуря брови от сосредоточенности, и я не могла не улыбнуться её серьёзности.

— Готово, Мариса! — гордо объявила она, отступая от улья. Дым вился тонкими струйками, и пчёлы, словно поддавшись его чарам, затихли.

Я надела старую холщовую рубаху, которую мы с Линой превратили в подобие защитного костюма, натянув рукава на ладони и завязав верёвкой вокруг шеи. Маски у нас не было, но я привыкла работать с пчёлами без лишней суеты. Они чувствовали страх, а я за эти недели научилась быть спокойной. Осторожно сняла крышку улья, вынимая первую рамку. Она была тяжёлой, тёплой на ощупь, и я затаила дыхание, увидев, как соты блестят, полные золотистого мёда. Он был густым, янтарным, с лёгким голубоватым отливом — следствием нектара фацелии, напитанного магией этого мира.

— Лина, смотри! — выдохнула я, поднимая рамку к свету. Мёд переливался, будто жидкое солнце, и я почувствовала, как сердце сжалось от радости. — Мы сделали это!

Лина захлопала в ладоши, её лицо озарилось улыбкой.

— Это наш мёд, Мариса! Наш! Можно попробовать?

Я засмеялась, аккуратно срезав ножом кусочек сота и протянув ей. Она взяла его, словно драгоценность, и осторожно лизнула. Её глаза расширились.

— Он… такой сладкий! — воскликнула она, облизывая пальцы. — Это самое вкусное, что я ела!

Я тоже отломила кусочек, положила в рот. Мёд был с тонкой горчинкой фацелии и лёгкой пряностью местных трав. Он таял на языке, оставляя тепло, и я подумала, что Антон наверняка гордился бы мной... Этот мёд был нашим первым шагом к свободе — для меня, для Лины, для нашей новой жизни.

Мы работали до полудня, вынимая рамки, срезая соты и складывая их в глиняные горшки. Я следила за тем, чтобы не повредить улей, оставляя пчёлам достаточно мёда, чтобы они не голодали.

К обеду у нас было три полных горшка — не так много, но для первого сбора это было чудом. Я смотрела на них, стоящие в тени у хижины, и чувствовала, как в груди разливается надежда. Это был наш мёд, наш труд, наша победа.

Когда солнце перевалило за полдень, я услышала шаги по тропинке. Лина, сидевшая на корточках и выковыривавшая травинку из земли, вскочила на ноги.

— Эсмира! — крикнула она, увидев знакомую фигуру.

Эсмира, как всегда, шла медленно, опираясь на узловатую палку. Её серая шаль сползала с плеч, а в руках она несла корзинку, прикрытую полотном. Я улыбнулась, вытирая руки о передник.

Эсмира стала частой гостьей после той ночи, когда мы искали Лину в лесу. Одиночество тянуло её к нам — у Эсмиры не было ни детей, ни мужа, а Лина привязалась к ней, как к бабушке, которой у неё никогда не было. Каждый раз добрая женщина приносила что-то для девочки — то пирог с яблоками, то горсть самодельных леденцов, завёрнутых в тряпицу.

— Здравствуй, Мариса, — сказала она с теплотой. — Здравствуй, Лина, моя радость.

Лина бросилась к ней, обнимая так, что Эсмира чуть не уронила корзинку.

— Эсмира, у нас мёд! — выпалила Лина, таща её к горшкам. — Наш собственный! Попробуй, он лучше твоих леденцов!

Эсмира засмеялась, её морщинистое лицо смягчилось.

— Ну, это мы ещё посмотрим, чьи сладости лучше, — подмигнула она, но всё же взяла ложку, которую Лина сунула ей в руку, и зачерпнула мёд из горшка. Попробовала, закрыв глаза, и кивнула. — Ох, девочка, это ж чистое золото! Такой мёд на ярмарке вмиг раскупят.

Я подошла и улыбнулась.

— Думаешь, получится за него выручить деньги? — спросила я, присаживаясь на скамью у хижины.

Лина тем временем вытащила из корзинки Эсмиры пирог, пахнущий яблоками и корицей, и уже отламывала кусок.

Эсмира опустилась рядом со мной.

— Получится ли? Да ты что, Мариса! Такой мёд — редкость. В деревне ярмарка через три дня, туда съезжаются купцы даже из соседних земель. Такой товар с руками оторвут!

Я кивнула, задумавшись. Ярмарка — это шанс. Если мёд хорошо продастся, мы сможем накопить на выкуп Лины, а может, и на что-то большее. Но мысль о том, чтобы выйти к людям, пугала. Мы с Линой были беглянками, и барон наверняка не забыл о нас.

— Наверное, мы попробуем…

Эсмира нахмурилась:

— Ты ещё сомневаешься?

Я вздохнула, чувствуя, как тревога шевелится в груди. Но Эсмира была права. Я решила, что пойду на ярмарку, но буду держать ухо востро.

— Нет, не сомневаюсь. Так и поступлю, Эсмира. Спасибо, — сказала я, улыбнувшись. — Пойдём, Лина, угостим гостью похлёбкой. Не всё же ей нас кормить.

Лина, с набитым ртом, закивала, и мы втроём зашли в хижину.

Эсмира рассказывала деревенские сплетни, Лина хихикала, а я слушала, стараясь не думать о том, как сильно мне хотелось поделиться радостью первого мёда с Ксавье. Но он не появлялся уже несколько дней, и я не знала, где его искать.

Его хижина где-то в лесу, но он никогда не говорил, где именно, а я не решалась спросить. Его отсутствие тревожило меня. А вдруг что-то случилось?.. Я отгоняла эти мысли, но они возвращались, не давая мне покоя.

Эсмира ушла, когда солнце начало клониться к закату. Я проводила её до тропинки, глядя, как её сгорбленная фигура исчезает за деревьями. Лина уже возилась у очага, напевая и пробуя мёд ложкой, пока я не отобрала у неё горшок, смеясь.

— Хватит, сластёна, — сказала я, убирая мёд в угол. — Оставим для ярмарки. Надо будет найти, во что его перелить, чтобы не пролился по дороге.

Лина надулась, но тут же заулыбалась, начав рассказывать, как она хочет сделать корзинку для мёда, чтобы продавать его красиво. Я слушала, кивая, но мысли мои были далеко.

Где Ксавье? Почему он пропал?

Я хотела показать ему мёд, увидеть его улыбку, услышать, что он скажет. Его молчаливость, его помощь, его тёмные глаза — всё это засело в моём сердце, и я не могла притворяться, что мне всё равно.

Вышла на крыльцо, глядя на поля, где фацелия покачивалась под лёгким ветром. Может, Ксавье просто занят?.. Он ведь лесничий, у него свои дела. Но тревога не отпускала. Я вспомнила его руки, тёплые, сильные, когда он спас меня от огня, и сердце сжалось.

Где ты, Ксавье?..

Звук шагов заставил меня обернуться. Я тотчас понадеялась, что это Ксавье. Но…

На тропинке стояла Шайна. Её лицо было бледным, тёмные круги под глазами казались ещё глубже, чем я помнила, а седина в её волосах блестела в свете заката. Она держала узелок, словно собралась в дорогу, и её взгляд был тяжёлым, полным тревоги.

— Шайна! — воскликнула я, бросаясь к ней. — Где ты была? Я так волновалась!

Она слабо улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными.

— Прости, Мариса, — сказала она тихо, оглядываясь, словно боялась, что кто-то следит. — Я не могла прийти раньше. Слишком опасно.

Я почувствовала, как холод пробежал по спине. Лина, услышав голос Шайны, выскочила из хижины и бросилась к ней, обнимая. Шайна погладила её по голове, но её взгляд был прикован ко мне.

— Что случилось? — спросила я, понижая голос. — Ты выглядишь… напуганной.

Шайна сглотнула, её пальцы сжали узелок.

— Плохие новости, — сказала она. — Хильда… она рвёт и мечет. После того, как вы сбежали, меня допрашивали. Долго допрашивали, — её голос дрогнул, и я заметила, как она отвела взгляд, словно скрывая что-то.

Я кивнула, чувствуя, как сердце сжимается. Я подозревала, что Шайна умалчивает о самых жестоких подробностях — синяки на её запястьях, которые она пыталась спрятать под рукавами, говорили сами за себя. Хильда, а может, и сам барон, не церемонились с ней.

— Почему ты пришла теперь? — спросила я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё кипело от гнева и страха.

Шайна посмотрела на Лину, которая всё ещё обнимала её, и мягко отстранила девочку, присела на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Лина, милая, принеси-ка мне воды, — сказала она ласково. — Жажда замучила, пока добралась к вам.

— Ага! Я сейчас! — с радостью согласилась малышка.

Он тут же убежала исполнять просьбу. Я проводила её взглядом, а затем повернулась к Шайне.

— Что-то случилось? — сросила я, чувствуя, как горло сжимается.

Шайна выпрямилась, её лицо стало ещё мрачнее.

— Вчера я слышала, как Хильда шепталась с бароном, — начала она почти шёпотом. — Ему доложили, что вы с Линой всё ещё на его землях. Кто-то видел вас, Мариса. Не знаю, кто, но барон знает, что вы где-то рядом. Он сказал Хильде, что назначит цену за вашу поимку. За вас обеих. Они хотят вернуть вас, чтобы… — она замялась, её глаза потемнели. — Чтобы наказать. Или даже хуже того.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Цена за нашу поимку? Кто-то донёс? Но кто?..

— Кто мог донести? — прошептала я, больше самой себе, чем Шайне.

Она покачала головой.

— Не знаю. Кто-то мог проболтаться не со зла, просто за монету или за кусок хлеба. Барон платит за такие вести. Вы должны быть осторожны, Мариса. Очень осторожны.

Я кивнула, чувствуя, как страх стискивает грудь.

— Спасибо, что предупредила, — сказала я, сжимая руку Шайны. — Ты рискуешь, приходя сюда.

Шайна горько усмехнулась.

— Я не могла иначе. Лина — всё, что у меня осталось от Эйлы. А ты… ты дала ей надежду. Я не дам Хильде вас уничтожить. А теперь мне нужно идти. Если Хильда узнает, что я здесь, будет хуже. Прячьтесь, Мариса. И не доверяй никому.

Она ушла так же быстро, как появилась, её фигура растворилась в сумерках. Я осталась стоять, глядя на тропинку, где ещё миг назад была Шайна. Лина вернулась с чашкой воды, её лицо было серьёзным, словно она почувствовала мою тревогу.

— Мариса, что случилось? — тихо спросила она.

Я заставила себя улыбнуться, хотя сердце было тяжёлым, как камень.

— Ничего, милая, — солгала я, притягивая её к себе. — Просто Шайна беспокоится за нас. Но мы справимся. Мы всегда справляемся, правда?

Она кивнула, но её глаза были полны сомнений. Я обняла её крепче, глядя на поля, где фацелия беззаботно качалась под ветром, не зная о нашей беде. Первый мёд, наша победа, теперь казался таким хрупким. Кто-то предал нас. Кто-то следил. И барон был ближе, чем я думала.