Грибификация: Легенды Ледовласого

Хрулеев: Простить вождя

10 октября 1996 года

Балтикштадтская губерния

Все разговоры сразу же смолкли, а Хрулеев понял, что он ошибался все это время, что на флагах и эмблемах германцев изображен совсем не Достоевский.

Но эта ошибка была простительна, Герман действительно был похож на Федора Михайловича, хотя это сходство и было чисто косметическим и поверхностным. По крайней мере, борода у Германа была такая же, как у Достоевского, неаккуратная и курчавая, но густая, типичная русская борода консерватора и почвенника. Прическа тоже была похожей, как и цвет волос, разве что Достоевский был несколько плешивее Германа.

Но в лице настоящего, а не нарисованного на флагах и эмблемах, Германа никакого сходства с Достоевским не было. У Достоевского, как всегда казалось Хрулееву при взгляде на его портреты, в лице было что-то монгольское, уголовное и дикое. Физиономия Германа была полной противоположностью, в ней не было ни капли чувственности или дикости. У Германа было лицо английского лорда или профессора Оксфорда, умные глаза стального цвета смотрели через овальные очки холодно и спокойно.

Роста и телосложения Герман был самого обычного, зато примечательным был его наряд. На Германе был очень старый и потертый макинтош цвета мочи почечного больного, и как раз этот макинтош действительно делал его похожим на Достоевского со знаменитого портрета кисти Перова. Еще на Германе были серые штаны, подпоясанные куском бечевки и стоптанные в хлам ботинки. Под макинтошем у Германа не было ничего, только исключительно волосатая впалая грудь и тощий живот. Но густой черный волос, которым заросла грудь Германа, все же позволял прочесть набитую на всей площади груди татуировку, извещавшую, что ДЕТИ — ЗЛО.

Герман кивнул ордынцу и пожал руку Блинкрошеву, стоявших на трибуне блондинку и Любу он проигнорировал. Хрулеев заметил, что пожимая руку Блинкрошеву, Герман чуть поморщился, вероятно, от начальника бухгалтерии несло алкоголем. Потом Герман решительно прошел к самому краю железной трибуны, и Люба подала ему маленькую черную коробочку, на которой горела красная лампочка.

Хрулеев знал, что это за коробочка, она называлась УДП. Проще говоря, Утреннее Дыхание Президента. Устройство встраивалось в шлемы Президентских штурмовиков и усиливало голос штурмовика в десятки раз, таким образом штурмовик мог одним своим оглушительным криком разгонять демонстрации коммунистов, фашистов и прочих врагов Президента. При этом сам штурмовик не страдал от громкого звука, поскольку шлем в форме маски Дарта Вейдера автоматически звукоизолировал уши штурмовика во время активации боевого режима УДП.

Действие устройства по своему эффекту, оказываемому на окружающих, напоминало Утреннее Дыхание Президента после хорошо проведенного вечером накануне совещания, поэтому прибор и получил такое название. Герман наверняка выковырял эту штуковину из трофейного шлема штурмовика. У устройства был и второй режим работы, предназначавшийся не для разгона демонстраций, а для отдачи команд своим.

В этом режиме голос усиливался не десятикратно, а всего лишь в два-три раза, и он не рвал окружающим барабанные перепонки, как в основном режиме работы УДП.

Сейчас Герман нажал на УДП кнопку и активировал именно этот второй режим. На приборе загорелась зеленая лампочка, сообщавшая, что можно говорить, не опасаясь за уши окружающих. И Герман действительно заговорил:

— Встаньте, братья и сестры!

Хрулеев почему-то полагал, что голос у Германа должен быть истеричным и визгливым, или с атипичными интонациями, как это обычно бывает у шизофреников. Но ничего подобного не было. Герман говорил твердо, быстро и спокойно очень красивым густым баритоном. Это был голос профессионала, голос директора крупной и уважаемой корпорации. Слова Германа, усиленные УДП, экранировали от металлических силосных баков элеватора, и это придавало им стальные нотки.

Все наконец встали, за время стояния на коленях ноги у Хрулеева совсем затекли. Блинкрошев и Люба стояли теперь по краям трибуны и по бокам от Германа, как почетный караул. Ордынец и блондинка забились в самый угол трибуны, одной рукой ордынец обнимал девушку за плечи, как будто хотел защитить от опасности, возможно в этом был смысл, блондинка действительно выглядела испуганной. В другой руке ордынец все еще сжимал мешок, из которого пыталось вырваться наружу нечто.

Любины головорезы из личной охраны Германа рассредоточились вокруг трибуны, недвусмысленно направив дула калашей в сторону окружающих трибуну обитателей элеватора.

— Сегодня наша встреча будет не совсем обычной, — продолжал тем временем Герман, — Дело в том, что я хочу попросить у каждого из вас, у всех, прощения. Обычно вы встаете передо мною на колени, но сегодня все будет иначе. Я попрошу у вас прощения, на коленях.

И Герман действительно опустился на колени, собравшиеся ахнули, но шептаться на этот раз никто не рискнул. Люба стыдливо потупила взор, Блинкрошев внимательно рассматривал толпу, заглядывая своим немигающими глазами каждому в душу.

Герман выждал несколько секунд и только затем, стоя на коленях, спокойно, но искренне продолжил:

— Простите меня, пожалуйста, если сможете. Я считал вас глупыми и маленькими, я считал вас неготовыми. Но это все неправда, многие из вас лучше меня, каждый из вас хоть в чем-то превосходит меня. Вы все очень разные на самом деле, мы все очень разные. Но у каждого есть свои таланты и достоинства, в каждом есть что-то хорошее. Я скрывал от вас истину, полагая вас недостойными. Я многое скрывал от вас, многое, что я знаю про детей, про Гриб, многое о себе самом. Но вы все мне братья и сестры, и скрывать что-то от близких нельзя. Это подлость, я был подлецом. И я прошу вас — простите меня.

Герман замолчал, и на несколько секунд повисло напряженное молчание.

Затем Блинкрошев подошел к стоявшему на коленях Герману и потрепал его огромной ручищей по плечу:

— Без проблем, Герман.

У Хрулеева возникло то самое ощущение, которое чувствуешь, когда скребут вилкой по стеклу. Дело было не в смысле слов, а в самом голосе Блинкрошева. Столь омерзительных и нечеловеческих голосов Хрулееву еще слышать не приходилось. Глотка Блинкрошева издавала совершенно невозможные звуки, напоминавшие бульканье, лай и чавканье одновременно. То, что эти ужасные звуки складывались в осмысленные слова, казалось издевательством над человеческой природой.

Люба тем временем заплакала. Хрулеев не знал, спектакль это или нет, но глаза у Любы увлажнились по-настоящему. Она смотрела на Германа, как смотрит мама на любимого ребенка.

— Да, да, мы прощаем тебя, Герман. Я... Мы тебя очень любим. Как можно не простить любимого человека... — всхлипнув, произнесла Люба.

— Ты наше все, Герман. Мы прощаем тебя, прощаем, — заорала из первых рядов Шаваточева, четвертый градус и начальник Центральной зоны элеватора.

— Не ты подлец, Герман. Тот, кто не простит тебя, вот кто настоящий подлец. Но я лично тебя всегда готов простить, — поддержал ее Зибура, десятый градус и начальник псарни.

Через несколько секунд вокруг началось безумие. Все разом заорали о своем желании простить Германа, люди пытались перекричать друг друга. Кто-то воздел руки, какой-то пятнадцатый градус даже запрыгал на месте от возбуждения.

— Я прощаю тебя, Герман, — закричал шестнадцатый градус начальник сортиров Нелапкин.

— Мы все прощаем тебя и любим, — заорал шестнадцатый градус помощник мастера-оружейника Хрулеев.

Герман поднялся на ноги и все крики немедленно стихли.

— Спасибо. Я знал, что вы сможете простить, я ведь тоже люблю вас. Но прощение без исправления это ничто. Тот, кто был прощен, должен исправиться и впредь не повторять своих ошибок. Поэтому больше никаких секретов, отныне я больше не буду скрывать истину от низших градусов. Никаких больше тайн.

Я раскрою вам все, и не завтра, а прямо здесь и сейчас. Мне известно, что вас волнует больше всего, с этого и начну. Все вы хотите знать, что же такое Гриб, зачем и как он контролирует детей, откуда он взялся, чего он хочет. И самое главное — что делать, как выжить, как продолжить человеческий род, когда Гриб забрал всех наших детей. Я знаю ответы, и я расскажу вам, ведь истина открылась мне.

Но вы должны понять для себя совершенно ясно, что катастрофа началась не вчера, даже не в мае этого года, когда дети стали убивать взрослых. И не в марте, когда возникли первые проблемы с детьми. И не в 1993, когда старый алкаш расстрелял из танков Грибных Мятежников и начал проект «Грибификация». И не в 1986 году, когда Гриб был впервые то ли случайно обнаружен, то ли выведен в лабораториях КГБ. Все началось не тогда, а гораздо раньше, намного раньше.

Кстати, мы ведь до сих пор достоверно не знаем, откуда взялся Гриб. Некоторые утверждают, что его сделали спецслужбы. Другие говорят, что Гриб вылез из банки с солеными огурцами. Просто задумайтесь, какой бред несут люди, в какую чушь они готовы поверить. Не будьте такими, верьте только истине, сердце подскажет вам верный путь.

Нам врали все это время. Старый алкаш, пропивший нашу страну, отдавший наших детей Грибу, врал нам. Журналисты и спецслужбы врали нам. Всюду ложь, это не вчера началось, нет. Раньше, гораздо раньше.

Просто задумайтесь: откуда берутся дети? Дети убивают нас, да. Дети несут смерть, да. Дети продались Грибу, но откуда они берутся, откуда появляются дети? Каждый из вас знает ответ, я уверен. Детей рожают женщины. А дети убивают нас взрослых, и женщин и мужчин. Но как же человечество жило раньше, если женщины рожают детей, а дети убивают женщин? Как же человечество могло жить в таких условиях?

Это явное логическое противоречие, и никто, ни один ученый-колдун не может на него ответить. Вам ведь известно, что все ученые — колдуны, давно вступившие в сговор с Грибом? Это ученые вывели Гриб, все ученые — агенты и эмиссары Гриба, колдуны. Президенты и спецслужбы — лишь марионетки в лапах ученых, они жертвы.

Ученые — вот настоящие агрессоры. Я сам не убил ни одного ученого, дети опередили меня, это моя ошибка, и за это я тоже прошу у вас всех прощения. Но прошлого теперь не вернешь, что сделано, то сделано. Итак, колдуны-ученые вывели Гриб, но это был уже последний, крайний этап их спецоперации. До этого они вывели детей, а еще раньше женщин, которые этих детей рожают. Я уже рассказал вам, что женщины рожают детей, а дети убивают нас, вы и сами это отлично знаете. И никто не может объяснить мне, как же человечество жило все эти тысячелетия, как оно не вымерло в такой ситуации?

Только сейчас я открою вам эту тайну. Ответ очевиден, но принять его будет нелегко.

Слушайте.