Грехи Матери

Глава 5

Мои дети вдохнули радость в мой старый мрачный дворец. Возможно, ты помнишь, что я вытащила его из земли, подняв часть разрушенного города Джиннов. В то время, задолго до того, как Йенхельм получил свое название, эта часть служила и дворцом, и молодым городом. Залы были полны людей и оживленной деятельности. Все время было темно, нигде не было окон, и поэтому все освещалось фонарями и факелами. Независимо от того, сколько из них мы зажигали, тени всегда находили себе укрытие в укромных уголках. Это во многом напоминало мне Яму, и я находила это странным образом успокаивающим, что странно признавать, потому что Яма была отвратительной тюрьмой, и я чертовски ее ненавидела. Но в моем дворце всегда были слышны шаги, звуки отдаленной болтовни, эхом разносящиеся по коридорам, люди, с которыми можно было остановиться и поговорить, домашний скот, которого водили туда-сюда. Я помню, какой-то старик разводил кошек, маленьких, каждая из которых была меньше младенца. Они охотились на паразитов, путались под ногами и имели раздражающую привычку усаживаться на мой трон в тот момент, когда я вставала. Тем не менее, они вдохнули жизнь в обветшалые залы.

Однако вскоре все изменилось. Когда я вернулась из Красных камер, перемены были уже в самом разгаре. Люди покидали дворец, чтобы основать вокруг него город. Деревянные дома и мастерские появлялись повсюду, распространяясь от дворца. Йенхельм... становился городом. К тому времени, когда родилась Сирилет, залы моего дворца больше не были наполнены звуками жизни. Он стал еще более печальным. Более пустынным, более одиноким, более опустошенным. Я погрузилась в заботу и любовь своей дочери и уделяла всему этому очень мало внимания. Но пустота моих залов была правдой, от которой я не могла убежать. Я чувствовала себя... покинутой.

Однако Трис и Ви изменили это, как и маленькая Сирилет. Когда я забрала своих приемных детей из клеток Железного легиона, я понятия не имела, кто они такие и кем могут вырасти. Я просто увидела в них себя. Джозефа и себя. И я надеялась, что, вместо страданий и лишений, подарю им утешение и любовь. Поэтому я привезла их домой и сделала своими. Хардту это понравилось. Я помню, как он улыбался мне, когда я сидела на своем Троне-трупе с Сирилет на коленях, Ви примостилась рядом на моем сиденье, а Трис устроился у моих ног, обнимая одну из них. Все мои дети спали. Хардт посмотрел на нас, улыбнулся и сказал: Ты хорошая мать, Эска. Я всегда знал, что ты будешь такой.

Что ж, я доказала, что Хардт лгун.

Трис и Ви вернули жизнь в мои сухие, пыльные залы. Трис всегда был более предприимчивым, более тихим, но прирожденным лидером. Он собирал группы искателей приключений, чтобы исследовать глубины их нового дома. Не волнуйся, я уже давно очистила подземные катакомбы от затаившихся монстров и Про́клятых. Он завербовал и других детей из Йенхельма. Тех из растущего города, кто либо никогда не бывал во дворце, либо был слишком мал, чтобы помнить об этом. Благодаря Трису и тому, как легко он заводил новых друзей, мой дворец часто оглашался шагами прыгающих детей и их пронзительными криками, когда они прыгали из теней.

Однако он был не просто лидером маленьких искателей приключений. Трис был храбрым. Я спасла его из клеток Железного легиона, его и Ви, но, в отличие от Ви, Трис помнил свою жизнь до клеток. Я видела, как он мрачнел и поспешно вытирал слезы всякий раз, когда я спрашивала его об этом. Он никогда не рассказывал о своей старой семье, первоначальной семье. И о том, что Железный легион сделал с ним и Ви. Всякий раз, когда я спрашивала, у него появлялся тот самый взгляд, полный решимости и огня, который так странно видеть у ребенка пяти-шести лет. Он просто говорил: Это не имеет значения. Теперь мы дома. И все. Я не думаю, что он похоронил эти знания, этот опыт и боль не ради себя. Он сделал это ради своей сестры. Ви ничего не помнила ни о клетках, ни о своей жизни до них. Она отгородилась от всего, что было до ее спасения, а Трис... что ж, Трис был достаточно храбрым, чтобы страдать в одиночестве, если это давало покой ей.

Что касается Ви, то она всегда была такой... ну, Ви. Клянусь, эта маленькая девочка никогда не переставала болтать, бесконечный шквал вопросов и бессмысленной болтовни. Однажды я застала ее одну, она разглядывала растение, которое кто-то принес, чтобы придать красок моим комнатам. Вокруг никого не было, но малышка Ви была там, болтала, делала замечания о растении: о его цветах, листьях, о том, как оно пахнет. Всегда разговаривала, даже сама с собой. Я некоторое время наблюдала за ней, слушая и удивляясь тому, какая шумная маленькая злодейка ворвалась в мою жизнь. Она отлично ладила с Тамурой; наблюдать за ними вдвоем было одно удовольствие. Ви спрашивала, например, почему небо голубое, а Тамура отвечал что-то не менее глупое, например, почему камень твердый. Они могли заниматься этим часами, забрасывая друг друга вопросами и так и не находя ответов. По мере продолжения конкурса вопросы становились все более и более нелепыми, пока Ви не спросила старого Аспекта, почему ногти продолжают расти, а зубы — нет, и Тамура в ответ спросил, кто придумал коз и почему они выбрали такое замечательное слово. Ви еще ребенком наполняла мой дворец шумом, и я любила ее за это.

Если Трис был мужественным, то Ви была его безграничной опорой. Она всегда поддерживала своего брата. Не думаю, что когда-либо видела, чтобы она с ним спорила. Когда Трис говорил, что они отправляются в приключение, Ви всегда первой выстраивалась в очередь за ним, претендуя на роль летописца вечеринки. Она никогда не носила с собой блокнот, но делала наблюдения на каждом шагу, и ее память об этих приключениях была безупречной. Я спрашивала себя, не было ли это побочным эффектом, компенсацией. Какая-то часть Ви отключилась во время ее пребывания в клетках Железного легиона. Она ничего не помнила ни из этого, ни из того, что было до этого, но ее память обо всем, что было после, была безупречной. После их приключений она в мельчайших подробностях рассказывала о каждом шаге их путешествия и обо всем, с чем они сталкивались, — от лиц, вырезанных на стенах, до коридоров, заполненных просачивающейся снизу водой.

Иногда мне кажется, что они оба взяли на себя эту роль, чтобы помочь друг другу. Трис был прирожденным лидером, да, но я всегда спрашивала себя, не организовывал ли он эти приключения в катакомбах, чтобы дать Ви новые впечатления, которых она так жаждала. Чтобы заменить печальные воспоминания, которые она потеряла, счастливыми, в которых они были вместе. В то же время, я думаю, Ви наполняла мир болтовней, шумом и вопросами отчасти для того, чтобы не дать тьме и тишине поглотить Триса. С раннего детства он был склонен к задумчивости, но никто не мог оставаться угрюмым ворчуном, когда рядом была Ви. Каждый раз, когда я видела их вместе, мое сердце наполнялось радостью, и в то же время, мне становилось больно от того, что я потеряла. Больно за другую часть себя. Я надеялась, что Трис и Ви никогда не предадут и не причинят друг другу боль, как это сделали мы с Джозефом.

А потом появилась Сирилет. Моя настоящая дочь, которую я создала, выносила и родила. Такая тихая, даже в таком раннем возрасте. Всегда отчужденная, но в то же время всегда рядом. Когда она не ходила за мной по пятам, что случалось редко, она следовала за Трис и Ви, участвуя в их маленьких приключениях, но в то же время и нет. Скорее, как наблюдатель, отстраненный и ненавязчивый. Сначала я думала, что она боялась. Была слишком робкой, чтобы присоединиться к своим более шумным брату и сестре.

Я видела их время от времени. Трис возглавлял небольшую группу детей, каждый из которых нес палку, фонарь или, как в случае с Ви, мел, чтобы она могла отмечать стены, и они всегда находили дорогу домой, из глубин. Сирилет следовала за ними, отставая на несколько шагов, ее маленькие ножки напрягались изо всех сил, чтобы не отставать от старших детей. Она ничего не говорила им, только молча следовала за ними и наблюдала, как играют остальные.

Я помню, как однажды я ненадолго остановила их, отвела Сирилет в сторону и опустилась перед ней на колени. Она смотрела на меня без улыбки на лице. Она так редко улыбалась. Ее темные глаза горели ярко, как солнце во мраке. Прядь волос упала ей на лицо, и я попыталась заправить ее за ухо, но она увернулась от моей руки. Я сказала ей, что она может присоединиться к другим детям, что ей не обязательно оставаться в стороне от них всех. Трис, который всегда был маленьким лидером, с радостью примет ее. Трис услышал меня и согласился, сказав, что, конечно, Сирилет может стать частью этого приключения. Сирилет в то время было всего четыре года, но она все поняла. Она покачала головой и сказала мне, что она там, где должна быть.

Я не поняла. Я думала, она была слишком напугана, чтобы присоединиться к ним, может быть, потому что они были старше ее, или, может быть, потому что считала, будто не нравится им. Но теперь, когда я смотрю на это в перспективе, я думаю, что дело было совсем не в этом. Я думаю, что Сирилет считала себя частью группы. Именно так она и участвовала.

Я махнула Трису, чтобы они продолжали, и он зашагал в темноту, высоко подняв палку и ведя своих бесстрашных исследователей вперед. Ви отделилась от группы, подбежала ко мне и бросилась в мои объятия, чуть не сбив меня с ног. Она крепко обняла меня и сказала, что любит. Назвала меня мамой. Вспоминая, я понимаю, что это был первый раз, когда Ви назвала меня так, и мое сморщенное я распухло. Высохшая река внезапно снова потекла, выходя из берегов.

Она убежала, чтобы присоединиться к Трису. Сирилет подождала несколько мгновений, не двигаясь, наблюдая за мной своими горящими глазами. Затем она повернулась и пошла прочь, следуя за маленькой группой. Часть их, но в то же время и отдельно от них.

Ночью город ожил. Завывания, я знала, принадлежат гулям. Они отвратительные пожиратели трупов, хотя и не гнушаются охотой. У них две ноги и две руки, как у землян, но они крадутся по земле, а не ходят. Они носят на теле полоски ткани, снятые с трупов, у них зубы, похожие на зазубренные ножи, и пахнут они, как на скотобойне в жаркий летний день. Самое неприятное, гули никогда не перестают расти. Самые древние из них — гигантские существа, во много раз превосходящие размерами самого крупного землянина. Я несколько раз слышала, как мимо нашего каменного убежища протопал кто-то крупный, и каждый шаг сулил смерть.

Но завывания были не самыми страшным из звуков. Я изучила Другой Мир и многих монстров и ужасов, которые называют его своим домом. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз была в Севоари, но мой экземпляр энциклопедии Отерия, который я оставила в Йенхельме был самым полным изданием в мире. Я знала звуки, которые разносились по затонувшему городу. Скребущие когти принадлежали харкским гончим, огромным волкоподобным зверям, покрытым бронированными шипами. В те дни, когда я воевала, я любила их призывать, поскольку ими легко управлять, и они довольно смертоносны. Стонущие на ветру деревья были скрипунами, гигантскими скелетообразными руками, которые ползали по ночам и стояли прямо, как деревья, днем; смертельно опасные хищники, они нападали из засады.

Но были и звуки, которые я не узнала, и это меня напугало по-настоящему. Влажное хлюпанье чего-то, что катилось по илу. Резкий, настойчивый стук — это монстр, которому я не могла дать названия, прополз по крыше над нами. Это было все, что мне было нужно. На озере Лорн побывали демономанты. Я понятия не имела, как они осушили озеро, но они вызвали множество монстров из Другого Мира.

В ту ночь никто из нас так и не смог уснуть. Полазийка и Крючконосый забились в угол, куря сигары и разговаривая приглушенным шепотом. Толстер так часто ходил взад-вперед, что мне захотелось сломать ему ногу, чтобы дать нам всем несколько минут покоя. Джуйи уткнулась лицом в грудь Блеск, и, судя по тому, как женщина дрожала, я могла предположить, что она плакала. Хуже всех из моих спутников был маршал. Он смотрел на меня почти всю ночь, его глаза были прищурены, и пламя от его пиромантии играло на его пальцах. Даже я не спала, сжимая в руках свою маленькую сумку с Источниками и уставившись на дверной проем и каменные ступени за ним. Каждый раз, когда я слышала шум, я ожидала увидеть нечто из наших ночных кошмаров, взбирающееся по ступенькам, чтобы напасть на нас. Когда я успела стать такой кроткой и трусливой? Было время, когда я бы вышла в ночь и встретила все ужасы, которые могли бы на меня обрушиться, с высоко поднятой головой и дугоштормом в глазах. Я бы запугала монстров и заставила бы их служить мне или умереть. Я бы действовала, когда ужас набросился на полазийца, и остановила бы его, вместо того чтобы бездействовать, наблюдая, как он убивает мужчину.

Я не знаю, что сделало меня такой слабой — возраст или комфорт. Самоуспокоенность рождается из легкой жизни и мирных времен. Я не создана для мира. И я чертовски уверена, что меня растили не для него. И вот я была там, дрожащая старая женщина, съежившаяся в темноте и молящая о том, чтобы пришел свет и спас меня. Что ж, молитвы — это не что иное, как ложные обещания, абсолютно пустые, которые не стоят даже того, чтобы их произносить.

К счастью для нас, нападения не последовало. Пока, по крайней мере.

На следующее утро, когда первые лучи солнца осветили затонувший город, мы выбрались из своей норы и обнаружили, что мало что изменилось. В грязи были новые следы, на каменных стенах зияла пара выбоин, а возле нашего здания, словно подарок, лежал мертвый гуль. Коты часто дарят другим мертвых животных, преподнося их с беззастенчивой гордостью: Посмотрите на меня, я убил кого-то, кто во много раз меньше и слабее меня, и требую признания своей свирепости. Я спросила себя, не имеем ли мы тот самый случай. Огромный ужас из Другого Мира, предлагает нам совершить убийство, чтобы доказать свою доблесть. Остальные восприняли это как угрозу.

— Нам пора уходить, — сказала одна из солдат Толстера. У нее была квадратная челюсть, и казалось, что она всегда что-то жует. Это была раздражающая привычка, из-за которой мне хотелось ударить ее в квадратную челюсть. Ее гнусавый голос только разжигал это желание. — Давайте уйдем, пока можем. — Под глазами у нее были темные мешки, хотя мы все могли ими похвастаться.

— Нет, пока мы не выясним, чем это вызвано, — драматично произнес маршал Аракнар. Он снова принял ту же задумчивую позу, согнув одну руку в локте, а другой поглаживая свою уже не такую безупречную бородку. — Нам нужно знать, что осушило озеро и откуда взялись эти монстры.

— Мы должны убраться ко всем чертям и вернуться с армией, — сказала Квадратный Подбородок.

— Армией? — Маршал покачал головой. — Где мы ее найдем?

— Пошлем сообщение в Фол, — отрезала Квадратная Челюсть. — Они помогут.

Маршал Аракнар одарил женщину лукавым взглядом, как будто она была маленьким ребенком, который только что спросил рыбу, почему у нее просто не вырастут ноги, и она не сможет ходить по суше.

— У Фола полно хлопот с этими дикарями из Йенхельма. Кроме того, у нас здесь три Хранителя Источников, включая меня.

— Чертовски много хорошего сделали Деса и тот, другой!

— Пруто, — тихо произнесла полазийка. Ее челюсть была сжата, а взгляд тверд. — Его звали Пруто. Он любил рисовать и занимался любовью, как голодающий поглощает еду. — В наступившей тишине она двинулась дальше по тропинке, по которой мы шли днем ранее. Я пристроилась рядом с ней, потирая ноющие ноги и желая, чтобы у нее был более короткий шаг.

Джуйи шла следующей, а рядом с ней, как всегда, ее охранница Блеск.

— Я думаю, тебе нужны солдаты более высокого класса, капитан Толстер, — сказала она с улыбкой. — Пока у тебя есть только раненая иностранка и маленькая старая леди.

Я зло посмотрела на нее. Мне не нравилось, когда меня называли маленькой, независимо от того, насколько это было правдой. Я никогда не была высокой, а возраст имеет раздражающую особенность уменьшать нас в размерах. Это чертовски несправедливо.

Мы вышли на небольшую площадь, с трех сторон окруженную полуразрушенными зданиями. Я могла себе представить, что когда-то здесь был прекрасный сад. С одной стороны стояла каменная скамья, увитая гниющими виноградными лозами. Вся та красота, которую я себе представляла, исчезла, сменившись жуткой пародией на то, чем она могла бы быть когда-то. Здесь поселилась стая скрипунов. Шесть скелетообразных рук с кожей, похожей на старую высохшую кору, и пальцами, тянущимися к небу. Они стояли неподвижно и казались мертвыми, но я знала, что это не так. Я слышала, как они скрипят. И, конечно же, вставал вопрос о мертвой харкской гончей. Самый дальний скрипун держал одну из гончих, его пальцы сжались, пронзая тело пса в четырех разных местах. Из ран сочилась кровь, стекая по серой коже скрипуна.

Все остановились, чтобы поглазеть на это жуткое зрелище. Все, кроме меня. Я видела все это раньше и гораздо хуже. Сссеракис показал мне многие ужасы Другого Мира. Скрипуны были наименьшей из наших забот.

— Нам лучше двигаться дальше и не подходить слишком близко, — бросила я через плечо. — Они не побеспокоят нас, если мы не побеспокоим их. — В основном это было правдой, днем, по крайней мере.

Когда, наконец, мы наткнулись на шрам, который осушил озеро Лорн, мы все поняли, что нашли причину исчезновения озера. Через пару улиц мы увидели дуги молний, которые пронзали близлежащие здания и достигали неба. Дугомантия. Шторм, который я сдерживала внутри, жаждал ощутить электрическое прикосновение этого, поглотить его. Чтобы вновь разгореться во мне. Это была тупая пульсация, одновременно болезненная и соблазнительная; я могла бы потеряться в этом ощущении, если бы просто закрыла глаза и погрузилась в него.

Шрам, осушивший озеро, достигал пятидесяти футов в поперечнике и поглотил половину здания. Это был зазубренный разлом в земле, и молнии потрескивали изнутри, ударяя наугад вверх и наружу. Я уже видела подобное раньше и знала, что ее вызвала магия Источников. Точнее, отторжение Источников. Катастрофическое отторжение Хранителя Источников, у которого в желудке было более одного Источника. Именно так Джозеф, Коби и я уничтожили Железный легион. На месте взрыва осталась дыра в земле, разрушение реальности, истончение барьера между мирами. Невозможно было понять, насколько глубоко она простиралась. Она грызла меня, эта прореха в мире. Как зуд, который я иногда испытывала между пальцами своей отсутствующей руки, такой слабый, что переходил в сводящую с ума острую боль.

— Я видел такое раньше, — сказал маршал Аракнар, когда мы собрались в дюжине футов от шрама. Из дыры вырвалась молния, прочертив дымящуюся огненную линию через разделенное пополам здание.

Я кивнула.

— В старом Пикарре, где погиб Железный легион. — Краем глаза я заметила, как он повернулся и посмотрел на меня.

Крючконосый сделал несколько шагов вперед и сплюнул. Он сделал приличный плевок, его слюна перелетела через край шрама и исчезла в глубине.

— Теперь мы знаем, чем это вызвано. Давайте убираться отсюда на хрен.

Маршал Аракнар встал рядом со мной и откашлялся. Я взглянула на его голень, и он отступил на шаг.

— Ты думаешь, здесь умер Хранитель Источников. Это то, что создало шрам?

— Отторжение Источников единственное, что может нанести такую рану миру, — сказала я. — Но я не понимаю, почему Хранитель Источников оказался здесь, в центре того, что было чертовски громадным озером, проглотив достаточно Источников, чтобы это сделать. И я также не понимаю, почему здесь так много существ из Другого Мира.

— Может быть, их привлек шрам? — спросила Джуйи. Мы трое, Хранители Источников, собрались вместе. Я была уверена, что мои знания превосходят их обоих в сотни раз, но иногда дело не в знаниях, а в точке зрения. Мы существа привычки, и наш разум любит шаблоны. Мы работаем и думаем в соответствии с этими шаблонами. Мы ограничены, находимся в плену этих шаблонов. К счастью для нас, не все следуют одним и тем же привычкам. Люди, которые учились по-разному, будут подходить к проблеме с разных сторон. Сотрудничество становится сутью открытий, многие умы бросают вызов друг другу, вырывая друг друга из устоявшихся стереотипов.

— Почему их должен привлекать шрам? — спросила я.

Джуйи пожала плечами.

— Я не знаю, но это место изобилует дикой магией Источников. Возможно, им это нравится. Я не демономант.

— Очевидно.

Маршал снова принял свою задумчивую позу, поглаживая бороду.

— Отторжение дугомантии приводит к неконтролируемому дугошторму. Отторжение хрономантии приводит к старению Хранителя Источника. Геомантия превращает его в камень. Возможно ли, чтобы демономант, страдающий от отторжения Источника, вызвал наугад множество монстров?

Это была интересная мысль. Я должна была признать, что, возможно, недооценила этого человека. Возможно, он был не так глуп, как я думала. Но все равно казалось, что мы чего-то упускаем. Насколько я знала, на озере Лорн ничего не было. Нет причин для того, чтобы кто-то искал Источники, не говоря уже о том, чтобы отвергать их. И почему они не принесли спайстраву, которая помогла бы им вырвать Источники?

Земля содрогнулась под нами. Это было настолько жестоко, что Квадратная Челюсть упала в грязь и издала пронзительный крик, когда Крючконосый попытался помочь ей подняться.

— Это была ты? — спросила Джуйи.

Я покачала головой. Моя врожденная геомантия и в лучшие времена была слаба, и уж точно не могла так потрясти землю.

Толстер медленно приблизился к шраму, вытягивая шею, чтобы заглянуть в пропасть. «Там внизу что-то есть» — сказал он, вытаскивая меч.

Мясистое щупальце высунулось из-за края шрама и на мгновение повисло в воздухе, прежде чем шлепнуться на илистую землю, где и забилось, разбрызгивая повсюду густую жижу. Существо было нездорового серовато-розового цвета и сморщенное, как бритая свинья. Через каждые несколько дюймов на коже виднелись узелки и пучки черных волосков. Из шрама высунулось второе щупальце, и Толстер нырнул под него. Третье, а затем и четвертое выползли из ямы и зарылись в землю. Будь проклята моя медлительность, но мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что происходит.

Я оттолкнула Джуйи в сторону и крикнула Толстеру, чтобы тот возвращался. Он повернулся и в замешательстве уставился на меня. Мгновение спустя из шрама вылезла отвратительная туша Мерзости.