Грехи Матери

Глава 36

Сколько я себя помню, Сирилет спала беспокойно. Даже в младенчестве она часто металась в своей кроватке и внезапно просыпалась. Это продолжалось в ее детстве и, насколько я знаю, после него. Долгое время я не понимала, почему. Время от времени я наблюдала за ней, пытаясь определить причину. Она дергалась, потом вздрагивала, потом билась в конвульсиях. С ее губ не слетало ни звука, кроме прерывистого дыхания.

Однако я всегда могла сказать, когда она просыпалась. Ее метания прекращались, дыхание выравнивалось. Она открывала глаза, и даже в самой темной комнате, без моего ночного зрения я могла сказать, когда Сирилет их открыла. Ее темный свет освещал комнату так же ярко, как и мой собственный.

Как-то раз я спросила Сирилет, снятся ли ей сны, и она долго обдумывала ответ, прежде чем просто сказать мне. Не то, что я могу вспомнить. Даже в детстве она умела четко выражать свои мысли, хотя иногда ей было трудно подобрать нужные слова. Интересно, от кого она этому научилась; уж точно не от меня.

Ее беспокойные ночи продолжались, и, не зная, что делать, я рассказала об этом Хардту. Он понаблюдал, как она металась и просыпалась, только один раз. Затем он присел на край ее кровати и стал гладить ее по волосам, пока Сирилет снова не заснула. Его мягкий характер внушал Сирилет доверие. Или, может быть, она просто подражала моему безоговорочному доверию к этому большому человеку.

Хардт отвел меня в сторону, как только Сирилет снова отключилась. Ты правда не помнишь? спросил он. Я не помнила. Ну, не совсем так. Я все прекрасно помнила, но не понимала. Это ночные кошмары, Эска. Ты тоже когда-то страдала от них. Хардт остановился и усмехнулся. Мы все страдали от твоих кошмаров, Эска. Сразу после того, как мы сбежали из Ямы. Это началось в Лесу Десяти, но и после этого ты страдала долгие годы. Ты металась, поднимая бурю вокруг себя. Пару раз ударила меня кулаком в челюсть. Потом ты просыпалась с таким криком, словно харкская гончая отгрызла тебе ногу.

О да, я помнила. Те кошмары, от которых я страдала, были неестественными. Их насылал на меня Сссеракис. Прежде чем мы по-настоящему сблизились, научились полагаться друг на друга — и даже полюбили друг друга, — Сссеракис мучил меня во сне видениями из Другого Мира. Но моя маленькая дочь — это не я. Сирилет не была одержима Сссеракисом.

Родители так много передают своим детям. Часто мы этого не хотим, и так же часто жалеем о том, что передали. Мы хотим, чтобы наши дети были сильнее, лучше, умнее, чтобы им жилось легче, чем нам. Что ж, Сирилет попала, по крайней мере, в две из этих четырех. Но, несмотря на весь комфорт, который я пыталась ей обеспечить, и всю любовь, которую, как мне казалось, я ей дарила, ей было не легче, чем мне. Сирилет, моя младшая дочь, моя дорогая малышка, унаследовала мой ужас.

Имико вскочила на ноги. Она наклонилась и потянула Сирилет за собой. Обе женщины выглядели взволнованными, но Имико улыбалась. Не той резкой улыбкой, которую я привыкла видеть на ней, а какой-то более мягкой и искренней. Как будто она всегда носила маску, но теперь ее сорвали, обнажив уязвимость, которую она скрывала всю свою жизнь. Сильва как-то сказала мне, что Имико вечно бежит, вечно в погоне за духом приключений, ее имя написано на горизонте. Я не понимала. Мы все не понимали. Всю свою жизнь Имико убегала от хищника, от которого она никогда не могла убежать — от самой себя. Ее собственные темные, сумбурные мысли, которые подкрадывались к ней каждый раз, когда она останавливалась. Какое-то время я думала, что заставила ее перестать бежать. Но у меня никогда не было такой власти над ней. Нет. Именно Сирилет, сама того не желая, заставила Имико взглянуть в лицо этой части себя, остановиться и противостоять ей. Именно Сирилет дала Имико повод. Цель.

Они обнялись. Это было что-то личное. Имико была матерью для Сирилет в мое отсутствие. Возможно, лучшей матерью, чем я когда-либо была. Мне пришлось с этим смириться. Сирилет всегда относилась к Имико именно так. Сирилет обхватила Имико руками, металл завизжал, плоть под ним начала сочиться, когда она применила ингомантию к своим конечностям. Одно из двух последних колец на ее левой руке мягко светилось мутно-оранжевым цветом, борясь с отторжением, которое даже сейчас грозило погубить мою младшую дочь.

Я не знаю, как долго Имико и Сирилет стояли обнявшись. Я наблюдала за ними, борясь с ревностью, которая клокотала во мне. Я никогда не была из тех, кто скрывает свои эмоции или бежит от них, но ревность может быть отвратительной вещью, поэтому я подавила ее, сказав себе, что не имеет значения, насколько они близки, потому что я мать Сирилет, а не Имико. Я действительно неблагодарная сука.

Когда, наконец, они оторвались друг от друга, Сирилет протянула руку, обхватила Имико за голову и снова притянула к себе, пока их лбы не соприкоснулись. «Ты уверена?» Слова были едва слышнее шепота. Они должны были утонуть в шторме, но я их поймала. Или, может быть, я просто вообразила их в своей тщетной надежде, что моя дочь не такая, какой ее все считают.

Имико кивнула. Они отстранились друг от друга, на мгновение взявшись за руки. Снова и снова прижимались друг к другу, словно не желая расставаться. Имико закрыла глаза и улыбнулась той пронзительной улыбкой, которую я привыкла видеть на ней. Маска вернулась на место. По ее лицу текли тихие слезы. Она рассмеялась, громко и маниакально. Я заметила, как между ее пальцами покатился маленький Источник. Затем она сунула его в рот и с трудом сглотнула.

Почему, черт возьми, я этого не предвидела? Я была так поглощена своими проблемами, что закрывала глаза на проблемы Имико. Я видела, что ее саморазрушительная часть подняла голову еще в Ланфолле, но у меня не было времени поговорить с ней об этом, по правде говоря. Однажды мы поссорились, а потом еще раз... Время всегда было неподходящее. Еще одно оправдание.

Зов пустоты, этот коварный голосок в моей голове, который советовал мне покончить с собой и обрести покой в забвении, всегда был моим постоянным спутником. С тех пор, как Лесрей Алдерсон посеяла в моей душе семя самоубийства, а, может быть, и раньше. Я всегда его чувствовала. Я всегда балансировала на грани, всегда думала о пустоте. Однажды я даже прыгнула за грань. Мне нравится говорить, что все это было для того, чтобы отправить Сссеракиса домой, но мы все знаем, что это только часть правды. И я не единственная, кто слышит зов пустоты.

Для некоторых из нас жизнь — это боль, мир — агония, и мы тонем в ней каждый гребаный день. И мы можем только держаться на плаву и держать голову над волнами. Мы можем скрывать этот зов от других и от самих себя, но он всегда с нами, независимо от того, сколько улыбок мы напялим на него. В какие-то дни нам легче, в другие — очень, очень тяжело. Иногда мы погружаемся под воду, и всегда есть соблазн просто позволить этому увлечь нас. Несколько мучительных мгновений паники и боли, а затем, к счастью, ничего. И больше никогда ничего. Я всю мою жизнь держусь на плаву и устала от этого. Но это не оправдание. Я не видела, насколько сильно страдала Имико. Я не уловила ее намерения, желания. Честно говоря, я никогда не думала, что она чувствует зов пустоты.

Я попыталась подняться на ноги, но мои конечности словно сковало. Моя старая плоть и кости болели и не двигались, как раньше. Кенто наблюдала за происходящим, хмурясь и не понимая.

Сирилет стояла позади Имико, слезы застилали ее глаза, разбрасывая осколки темного света во все стороны, но не останавливая Имико. Я увидела, как Сирилет полезла в свою сумку с Источниками, надеясь, что она достанет спайстраву, чтобы сунуть ее в рот Имико, но Сирилет вытащила другой Источник и сжала его в кулаке.

Имико повернулась ко мне, открыла рот, чтобы что-то сказать, затем скорчила гримасу и согнулась пополам, схватившись за живот. Отторжение Источника настигло ее очень быстро. Она не была Хранителем Источником и не смогла пережить магию. Она ахнула, и я увидела, как по ее лицу течет кровь, быстро впитываемая жаждущей почвой.

— Слезы Лурсы, — сказала она дрожащим голосом. — Это действительно больно.

Я с трудом поднялась на ноги, достала из сумки щепотку спайстравы. «Имико, возьми это». Я протянула руку. Мои дурацкие ноги были деревянными и негнущимися. Она долго не протянет. Отторжению потребуется меньше минуты, чтобы ее убить. Оно уже убивало ее, даже сейчас. Прямо на моих глазах.

Имико выпрямилась, все еще держась за живот. Из ее глаз, носа и ушей текла кровь. Когда она заговорила, я увидел, что кровь размазалась по ее зубам.

— Скажи Хардту... — Имико замолчала, покачала головой и пожала плечами.

Пошатываясь, я направилась к ней, сокращая дистанцию. Я бы с удовольствием запихнула спайстраву ей в рот, если бы мне удалось ее схватить. На мгновение ее кожа стала почти прозрачной, и я увидела в ней отражение чего-то другого. Я увидела Севоари, Другой Мир. Тогда я поняла, что она проглотила Источник демономантии, и, если она не выдержит и вырвет его, то вызовет неизвестно кого из того мира. Я не могла этого допустить. Я не могла понять, почему это происходит, что она делает. Почему она покончила с собой?

Сирилет, стоявшая позади Имико, положила в рот новый источник и проглотила. Ее лицо было мрачным, морщины стали глубже, чем раньше, на щеках блестели слезы. Она на мгновение закрыла глаза, стиснула зубы и указала на землю под ногами Имико. Раздался звук, похожий на треск рвущейся бумаги, когда под Имико открылся портал, и она провалилась в него.

Пошатываясь, я двинулась вперед, волоча левую ногу, которую свело судорогой. Сирилет захлопнула портал и обратила лицо к небу, глядя на великий разлом. Я добралась до своей младшей дочери и повисла на ней, отчасти чтобы не упасть, а отчасти для того, чтобы... Я не знаю. Чтобы убедиться, что она все еще реальна? Чтобы привести ее в чувство? Чтобы встряхнуть ее, пока она не начнет соображать? Я ничего этого не сделала. Я просто вцепилась в Сирилет и зарычала на нее:

— Что ты наделала?

Сирилет снова принялась теребить свою косу большим и указательным пальцами, слезы капали с ее подбородка. «Это был ее выбор», — тихо сказала она.

Я подняла глаза как раз в тот момент, когда разлом запульсировал, вспыхнул и выпустил ударную волну такой силы, что она сбила всех с ног. Всех, кроме Сирилет. Моя младшая дочь использовала свою геомантию, чтобы не упасть, и стояла как вкопанная, ни на мгновение не отрывая взгляда от жертвы Имико.

— Это был ее выбор, — повторила Сирилет очень тихо, больше для себя, я думаю.

Великий разлом вспыхнул снова и выпустил еще одну ударную волну, которая прижала нас всех к земле, подняла пыль и рассеяла облака над головой, превратив их в плавающие бронзовые кусочки. Великий разлом слегка изменился, стал другого цвета. Сквозь него я увидела безликое небо.

— Черт! — Я снова закрыла лицо руками и зарыдала.

— Что произошло? — Голос Кенто, приближающийся. — Что ты натворила на этот раз?

— Я? — спросила Сирилет странно отстраненным, почти мечтательным голосом. — Ничего. Не совсем. Она сама выбрала это, я просто... Я имею в виду, я придала значение смерти тети Имико.

— Ты убила ее? — спросил Кенто, снова приходя в ярость. У меня не было сил снова это остановить. Я знала, что, если две мои дочери попытаются убить друг друга сейчас, я ничего не могу сделать, кроме как встать у них на пути.

— Она покончила с собой, — сказала Сирилет. Она застонала от боли, я открыла глаза и увидела, как она согнулась пополам, а Кенто стояла над ней. Сирилет опустилась на землю рядом со мной. Оба оставшихся обруча, пронзивших ее левую руку, теперь светились. Кожа вокруг них была красной и воспаленной. Сирилет достала из сумки щепотку спайстравы. Она очень долго избегала отторжения, но даже она была на пределе своих сил из-за двух Источников в своем животе — ингомантии и порталомантии, — к которым у нее не было настройки. — Я только придала смысл ее жертве. — На этих словах ее голос сорвался.

Она отправила в рот спайстраву. Несколько мгновений спустя она наклонилась вперед, и ее вырвало, коса болталась перед ней. Я протянула руку, чтобы косу убрать назад, но Сирилет оттолкнула мою руку.

— Я не понимаю, — сказала Кенто. — Где Имико?

— Ушла, — тихо сказала я. Мир стал казаться холоднее. Нет. Я чувствовала себя холоднее. Мне хотелось ненавидеть, бушевать, горевать, кричать, плакать, сжечь все дотла. Вместо этого я оцепенела. Мучительно, ужасно оцепенела. — Она мертва. Пострадала от отторжения источника. Сломана. — Я покачала головой, все еще не до конца веря в это. Это не могло быть правдой. Только не Имико.

— Она выбрала это, — сказала Сирилет между приступами рвоты. — Я имею в виду, она этого хотела.

Я покачала головой, глядя на свою младшую дочь.

— Ты дала ей Источник, Сирилет. Ты... — Я изо всех сил пыталась выдавить слова из своего сдавленного горла. Изо всех сил пыталась сформулировать их. Даже зная, что они правдивы, зная, что они реальны, каким-то образом, произнеся их, озвучив их, я делала все это неоспоримым. — Ты убила ее. Ты убила Имико.

На этот раз Сирилет не стала спорить.

— Почему? — спросила Кенто. Она опустилась на колени рядом с нами. Мы сидели рядом, я и две мои дочери. Странное, болезненное бодрствование. Сирилет открыла рот, чтобы что-то сказать, снова закрыла его и покачала головой. — Почему?

— Чтобы перенаправить разлом, — сказала я. Сирилет кивнула, все еще пытаясь вырвать свои Источники. — Когда Сирилет провела луну через разлом, это привело к тому, что он никуда не привел. — Я запустила руку в рыхлую песчаную почву, зачерпнула пригоршню и сжала ее в кулаке. Не знаю почему, но мне было приятно что-то раздавить. — Но, пока он никуда не вел, Создатель мог снова найти его и ухватиться за него. Все, что делала Сирилет, экспериментируя, заставляя людей отвергать Источники и ломаться, создавая небольшие, стабильные разломы, было направлено на то, чтобы найти способ перенаправить этот разлом.

Сирилет снова кивнула, вытерла рот о плечо и села. Ее руки неуклюже повисли. Не имея возможности согнуть металл, который вплавился в ее кожу, она больше не могла двигать руками, не разрывая плоть заново. Так она и застряла.

— Это сработало, Мама. Я имею в виду, я это сделала. Мы это сделали. Имико...

— Не смей, черт возьми, Сирилет, — рявкнула я на нее.

— Смею. — Голос Сирилет дрогнул на этих словах. — Она значила для меня больше, чем когда-либо значила для тебя. — Я бросила на нее презрительный взгляд, и лицо Сирилет сморщилось. Она отвернулась и зарыдала. Нет более ужасного отражения, чем видеть себя в глазах тех, кого ты любишь.

Сирилет прерывисто вздохнула.

— Она всегда говорила о том, что собирается пойти за тобой, Мама. Имико, я имею в виду. Я пыталась давить на нее снова и снова. Говорила ей, что она должна пойти. Что она должна тебя найти. — Сирилет сжала челюсти, ее голос стал напряженным. — Ей было так больно, и я ничем не могла ей помочь. Я не могла... Я имею в виду, я не знала, как ее вылечить. В ней что-то было сломано. Я надеялась, что ты сможешь помочь. Она скучала по тебе. — Сирилет запнулась и снова зарыдала.

Я не знала, что с этим делать. Я не знала, как справиться с чувством вины, которое сквозило в словах Сирилет. Поэтому я отбросила его, как всегда поступаю со своим горем.

— Источник, который Сирилет дала Имико, был Источником демономантии, — сказала я Кенто. — Когда внутри разлома произошло отторжение, это изменило место назначения разлома с никуда на Севоари. — Я посмотрела на огромный разлом и серое небо внутри него, каким-то образом светлое без света. — Разлом теперь является первым в истории стабильным порталом в Другой Мир.

— Замкнутый круг, — тихо сказала Сирилет. — То есть... Я имею в виду, что Создатель не сможет его найти. — Она была права. Конечно, она была чертовски права, она все это спланировала. Каким-то образом моя дочь спланировала все до мельчайших деталей, и это сработало. Севоари и Оваэрис были единым миром, занимавшим одно и то же пространство. Мир внутри мира. Теперь разлом был скорее воротами между этими двумя мирами. Это было гениально. Это было чудовищно. Это было за пределами всего, что я могла себе представить, и Сирилет это спроектировала.

Некоторое время мы сидели в тишине, шторм продолжал бушевать вокруг нас, глухой рев был близко и в то же время далеко. Мы сидели в самом центре его неподвижного ока. Вокруг нас ничего не было. В результате столкновения с Лурсой ударная волна расчистила пустыню, превратив ее в твердую землю под нами. Я знала, что скоро взойдет солнце, и от его яркого света негде будет укрыться. Мы все зажаримся, здесь, в эпицентре шторма. Но сейчас мы все были слишком измучены, чтобы куда-то идти.

В конце концов Сирилет повалилась набок, с криком ударилась о землю и затихла. Кенто, шаркая ногами, подошла к ней, поднесла руку к ее лицу и объявила, что она жива, но спит. Я чувствовала онемение, кожу саднило, словно ее слишком сильно терли. У меня просто болело все, но больше всего внутри. Там, где нет ни кожи, ни мышц, ни костей. Мне просто было гребано больно, и я знала, что эту боль ничто не облегчит. Ничто не поможет. Только время может стереть острые углы и сделать боль далекой.

Я скучаю по Имико. Я до сих пор скучаю по ней каждый день, по моей младшей сестре, по моей лучшей подруге. Ей было так больно, а я не замечала этого, пока не стало слишком поздно. Пока ее не стало. Она забрала собственную жизнь, чтобы покончить с этим, чтобы стать свободной, и, хотя я была рядом с ней в конце... Меня не было рядом с ней, когда она нуждалась во мне.

Я так сильно по ней скучаю.