Грехи Матери

Глава 31

Очень странно, но в полазийской пустыне никогда не бывает полностью темно. Как только солнце опускается за горизонт, в ней становится темнее, но свет наших лун сохраняет пустыню хорошо освещенной. Из великого разлома льется свет, что вдвойне странно, учитывая, что за ним ничего нет. Ни света, ни звезд, ни земли. Ничего, кроме существа, которое Ранд и Джинны называют Создателем. Обжигающий свет исходит из глаза, смотрящего на всех нас сверху вниз. Днем пустыня яркая, почти ослепляющая и бесконечно бежевая, таким может быть только песок. Но ночью свет окрашивает песок в изменчивые фиолетовые оттенки. Кажется, что дюны сделаны из пудры, подобной той, которую женщины наносят на свои лица. Очень странно. Нереально. Нервирует.

Приблизившись к оазису, мы увидели следы на песке. Маленькие долины и гребни, извивающиеся вверх и вниз по дюнам. Я смотрела на них, пока мы брели, увязая ногами в фиолетовых крупинках, и мой мозг медленно работал, пытаясь разгадать тайну этих следов. Что за существо их создало? Что за зверь мог выжить в пустыне? С воздуха мы не видели караванов, но потом я поняла, что они существуют. Торговля через пустыню была трудной, но необходимой. Это был самый прямой маршрут из Ирада в Дхарну и обратно, а за горами, за Дхарной, простиралась покрытая густыми джунглями Итексия, которую пахты называют своим домом. Это означало, что торговцы, готовые рискнуть и пересечь пустыню, доставляя товары из Итексии в Полазию, могли заработать много денег.

Локар и Лурса находились высоко в небе, в зените, и были почти скрыты за великим разломом, но их свет делал все вокруг ярким. Конечно, когда мы приблизились к оазису, стало достаточно светло, чтобы я сама поняла, как сильно ошибалась. Я думала, что оазис — это небольшая группа деревьев, окружающих пруд, может быть, несколько лошадей или птиц трей, которые пасутся на любых кустах, которые они могут вырвать из песчаной почвы. Он не был маленьким. Но он не был и каким-то крошечным райским уголком, приютившимся в центре пустыни. Это было сообщество, деревня, оживленный центр землян и пахтов. Он также был полон безумцев, но чего еще можно было ожидать от людей, которые живут под пристальным взглядом неземного бога?

Деревья вокруг оазиса были приземистыми, с широкими фиолетовыми листьями, на которых росли желтые мохнатые плоды, которые, если их разрезать, иногда содержали съедобную мякоть, а иногда — ржавые кинжалы, пауков или глаза. Однажды я услышала историю от полазийского торговца, который купил ящик с фруктами, открыл один из них и обнаружил внутри рот землянина с губами, зубами и языком. Рот спросил, который час, а затем умер, предполагая, что когда-то он был живым. Похоже, внутри этих причудливых плодов можно было найти почти все, что угодно.

Сам оазис образовался вокруг неглубокого озера, вода в котором была красной, как кровь. Я знаю из достоверных источников, что это всего лишь вода, и пить ее совершенно безопасно. С другой стороны, люди, которые живут в оазисе, довольно сумасшедшие, поэтому я бы не рекомендовала пить воду из этих источников в течение длительного периода времени. Тем не менее, был довольно эксклюзивный рынок сбыта воды из оазиса. Аристократы по всему миру, у которых денег больше, чем здравого смысла, платили непомерные суммы за перевозку бочонка с красной водой, как будто это что-то особенное. Дураки, у которых слишком много денег, всегда найдут, на что их потратить. Я давно заметила, что некоторые люди скорее сожгут свои деньги, чем отдадут их тому, у кого их нет.

По всему оазису были расставлены дюжины палаток. Основания некоторых погрузились глубоко в песок, они располагались под защитой деревьев, в то время как другие предпочитали суглинистую почву. Казалось, что здесь не было никакой организации. Жители просто разбивали свои палатки, где им заблагорассудится, не заботясь о том, насколько близко они находятся к другим. В некоторых местах между домиками из ткани было не меньше десяти шагов, а в других приходилось пробираться между веревками, которые их держали. Это напомнило мне о Райсоме, и я почувствовала укол грусти по маленькой сонной деревушке, которую оставила позади.

Единственная истинная организованность, которую я увидела в окружавшем оазис сборище, нашлась в тех местах, где содержали лошадей и тех, где содержали змей. На южной стороне, в тени деревьев, бродила дюжина лошадей, вырывая пучки фиолетовой травы и раздувая ноздри. Однако на северной стороне, на песке, лежали шесть огромных змей. Я говорю змей, потому что не знаю, как еще их назвать. Пахты, которые ездили на них верхом, называли их кшктерами, но, если и есть какой-то перевод этого слова, я его никогда не слышала. Ночью они сворачивались кольцами, как рептилии, и лежали очень тихо. В темноте они казались почти камнями, пока мы не подошли слишком близко, и одна из них не начала шипеть на нас. Каждая была выше меня и длиной в пять аббанов в ряд. Все их длинное тело было покрыто чешуей, но головы были короткими и волосатыми, с клювом, а не мордой. По-видимому, на каждом из них могло ездить до десяти пахтов, и они могли перевозить товары, которых хватило бы на целый караван. Они также передвигались по песку быстро, как птицы трей — по крайней мере, днем, — и им требовалось очень мало воды, чтобы выжить. Короче, идеальные вьючные животные для пустыни. Хотя я не уверена, что хочу знать, как пахтам, похожим на кошек, удалось приручить таких зверей.

К тому времени, как мы добрались до окраин поселения, мы все устали, у нас были стерты ноги, и нас так мучила жажда, что хотелось напиться воды, какого бы цвета она ни была. Я уже не могла сказать, было ли мне слишком жарко или слишком холодно, и каждый тяжелый шаг посылал волны мучительной боли, которые пробегали по моим мозолям и доходили до самого черепа, который пульсировал, как барабанный бой. Боль сделала меня раздражительной.

Первым нас приветствовал опухший старый землянин, выглядевший так, словно он искупался в песке, а не в воде. Он сидел возле маленькой палатки, мало чем отличавшейся от одеяла, накинутого на несколько палок. Он держал металлическую сковородку в толстой перчатке и размахивал ею над лагерным костром. Что бы ни было на сковородке, оно шипело, как зверь в клетке, обещая мучительное возмездие.

— Нужно быть особым дураком, чтобы пересечь пустыню пешком, — сказал он с ухмылкой, гордо демонстрируя свои два оставшихся зуба.

Я уставилась на него, надеясь напугать бурей в своих глазах, но он встретил мой взгляд и захихикал. Некоторые люди хихикают так, что сразу становится ясно, насколько они оторваны от реальности. Они могут поддерживать беседу, как и все остальные, но в их смехе всегда сквозит безумие, как будто в момент веселья они сбрасывают маску, которой прикрываются. Этот человек был чокнутым, и мы не ожидали от него ничего, кроме сумасшествия.

— Наш флаер разбился, — сказала Кенто. Из нас троих она держалась лучше всех, но все равно хромала и волочила ноги, ее спина устало горбилась.

Безумный смешок снова заиграл на двух оставшихся зубах дурака.

— Ну, конечно, так оно и должно было быть.

Я проигнорировала его и начала уходить, но Кенто остановилась перед ним. «Что ты имеешь в виду?» — спросила она.

С таким же успехом можно было бы спросить рыбу, каково это — ходить пешком, чтобы понять, что к чему. Дальше в поселении было оживленно, и я почти физически ощущала запах воды в воздухе. Ничего так сильно мне не хотелось, как пробираться, спотыкаясь, сквозь палатки и толпящихся людей, пока я не смогу окунуть голову в пруд оазиса и напоить свое поцарапанное песком горло.

— Летающие штуки, — сказал опухший дурак. — Магия Источников, а? — Он захихикал. — Здесь не работает. Не снаружи, по крайней мере. Работает внутри, но не снаружи. Неа. Неа. Только не снаружи. Никогда такого не видел, а ведь я здесь уже... — Он замолчал и огляделся, посмотрел на костер и свою сковороду, на песок под ногами, а затем на небо и огромный глаз, смотрящий на всех нас сквозь разлом.

— Он идиот, — сказала Имико. Она уже откинула с лица шаль и смотрела на многолюдное поселение, бегая глазами по лицам.

Я не то чтобы была с ней не согласна, но он упомянул магию Источников, и это всегда вызывало у меня интерес. Я считала себя достаточно сведущей в этом вопросе. На самом деле, я считала себя самым образованным Хранителем Источников в мире. Я ошибалась.

Я, прихрамывая, подошла ближе к безумцу-землянину, смотревшему на глаз над нами, остановилась рядом с Кенто. Она смотрела на сковородку, которую мужчина держал над костром. Шипение и плевки продолжались, и, опустив взгляд, я увидела на сковородке человека. Или, по крайней мере, что-то похожее на человека. Две ноги, две руки, голова, похожая на луковицу. Бледно-зеленая плоть, хотя и почерневшая с одной стороны от жара, с головы до ног покрытая красными шипами. Насколько я могла видеть, у существа не было ни глаз, ни рта, но оно корчилось и прыгало на сковородке, и, прислушавшись, я поняла, что звуки, которые я приняла за шипение, на самом деле были криками боли.

Кенто выбила сковородку из рук мужчины. Она ударилась о песок, и маленькое существо вывалилось наружу, с шипением покатилось и остановилось.

— Что? — Сумасшедший землянин оторвался от созерцания глаза и поспешно огляделся, остановив взгляд на маленьком существе. — ПРЕКРАТИТЕ! — закричал он. — Не дайте ему ускользнуть.

Маленькое существо поднялось на ноги и отпрыгнуло назад как раз в тот момент, когда старый землянин, спрыгнув со своего деревянного табурета на песок, потянулся за ним. Существо покружилось, а затем побежало в сторону поселения и оазиса. Оно отскочило в сторону, когда женщина-пахт, закутанная в зеленый шелк, ударила деревянной ложкой по земле рядом с ним. Маленькое существо пятилось, когда женщина снова и снова колотила по нему ложкой. Сумасшедший старик кричал, призывая других поймать эту штуку, и все больше жителей поселения бросали свои дела и присоединялись к погоне. Мы с Кенто молча наблюдали за происходящим, время от времени бросая друг на друга непонимающие взгляды. Было приятно осознавать, что не я одна была совершенно сбита с толку происходящим.

Они так не поймали существо. Оно прыгало, уворачивалось, пригибалось и убегало от дюжины людей, пытавшихся его поймать. В конце концов оно повернулось прочь от поселения и пронеслось мимо нас, пока мы наблюдали. Оно быстро исчезло в темно-фиолетовых дюнах.

Сумасшедший старый землянин понуро вернулся обратно в свою палатку под укоризненными взглядами и резкими выговорами всех, кто присоединился к погоне. Он поднял свой опрокинутый табурет и опустился на него.

— К счастью, они не поджарили меня на костре за то, что я его потерял. Красные шипы — это самое худшее, вы знаете? — Он кивнул нам. — Вы знаете.

— Раньше ты говорил, что магия Источников работает неправильно. Почему? — спросила Кенто.

Распухший землянин вытащил из своей палатки сумку, смахнул жука, который полз по пеньке, затем сунул руку внутрь, чтобы что-то найти.

— Так говорит Создатель.

Разлом был прямо над нами, и я не могла разглядеть вверху почти ничего, кроме обломка тела Лурсы.

— Заклинания не работают, оружие, питаемое от Источника, не работает. — Он ухмыльнулся Кенто. — Флаеры не работают. — Он вытащил руку из сумки и сжал в ней маленький серый непрозрачный камешек размером не больше виноградины. — Единственный способ определить, что у тебя есть Источник. — Он положил камешек в рот и с трудом проглотил. Затем он указал на Кенто, и порыв ветра хлестнул ее, сорвав шаль. Мужчина ухмыльнулся.

— Их нужно проглотить, иначе они выглядят как обычные камни.

Я отвернулась от него. Он только отвлекал внимание. Именно тогда я поняла, что Имико исчезла. Я, конечно, не была удивлена. Привычка Имико исчезать давно перестала меня удивлять. Однако я была обеспокоена. В последнее время она вела себя странно, и я уже могла сказать, что оазис, казалось, выявлял странности в людях.

Мы с Кенто стали пробираться между палатками к оазису в центре. Безумный старый землянин, безусловно, был не единственным сумасшедшим, которого мы заметили. Я заметила, что палатки делятся на две категории. Некоторые из них были ярко раскрашены, за ними хорошо ухаживали, веревки аккуратно вкопаны в песок. Другие были потрепанными и старыми, выгоревшими на солнце, залатанными бесцветными лоскутками, веревки старые и истрепанные. Жители тоже очень отличались. Те, кто сидел у неряшливых палаток, сами были неряшливыми, часто немытыми и неопрятными. Некоторые из них были пахтами, но большинство, похоже, землянами. Однако те, кто сидел вокруг новых палаток, были в основном пахтами и явно держались особняком. Это были караванщики, торговцы, те, кто пересекал пустыню, а не жил здесь, в оазисе.

— Странное место, — сказала Кенто, когда мы достигли первых деревьев, окаймлявших оазис. — Оно кажется... — Она покачала головой.

— Неправильным, — сказала я, тоже пытаясь подобрать подходящее слово. — Я как будто слышу постоянное жужжание, словно над ухом жужжит москит.

Кенто кивнула:

— И еще у меня по всему телу блуждает щекотка, которую я не могу найти. Зачем людям оставаться здесь?

Я отшатнулась в сторону, когда мимо пробежал обнаженный мужчина, с кожи которого стекала красная вода. Он подбежал к краю поселения и прыгнул в песок, а затем покатился по песку, как щенок, впервые попавший в грязь.

— Я бы предположила, что это Источники, — сказала я. — Здесь погибли сотни, а может, и тысячи Ранд и Джиннов. Здесь произошла крупнейшая битва Вечной войны. Вероятно, в мире нет лучшего места для поиска Источников.

— Да, — сказала Кенто, стиснув зубы. — Мне кажется, именно поэтому люди часто приходят сюда. Но, похоже, они остаются здесь по другой причине. — Она посмотрела на огромный глаз. Тогда я поняла, что другие люди иногда поступают так же. Безумный старик поднял голову и, казалось, был загипнотизирован, потерявшись в необъятности чужого взгляда. Остальные, в основном те, у кого были рваные палатки, тоже смотрели в разлом.

Все разумные люди испытывают странное влечение к силе. Притяжение к ней столь же непреодолимо, как и земное притяжение. Я и сама не лишена этого порока; я потратила половину своей жизни на поиски силы. Я многим пожертвовала, поддавшись чарам ее очарования. Я убивала ради нее. Я умирала, стремясь к ней. Но, когда силой обладает личность, это становится еще более странным. Люди проедут полмира, чтобы увидеть королеву, имеющую репутацию убийцы. Это похоже на желание приблизиться к пламени, даже зная, что оно может обжечь. Великий разлом был силой. Глядящий сквозь него Струп был силой. И люди, жившие в оазисе, застряли здесь, попав в ловушку притяжения Создателя, точно так же как Локар и Лурса не могли сбежать от Оваэриса.

Мы прошли под пурпурной листвой и, наконец, добрались до самого оазиса. Он был гораздо больше, чем я думала вначале, и противоположную сторону я видела лишь как смутное пятно в ночном мраке. На этой стороне берега были купальщики, мужчины и женщины, земляне и пахты, они стояли в красной воде и зачерпывали пригоршнями воду, чтобы выливать ее на головы друг другу, что очень походило на ритуал. Что ж, я полагаю, в этом был какой-то извращенный смысл. Они жили под дырой в мире, сквозь которую смотрело существо, которое наши боги называли Богом. Конечно, вокруг этого должна была возникнуть какая-нибудь безумная религия. Возможно, всем присутствующим, как и моей младшей дочери, Струп промыл мозги, заставив их попытаться впустить его в наш мир. Давай будем честны, религия — это просто слово для обозначения культа, который вырос из своих носков.

Я возненавидела это место. Его безумие. Огромный глаз, смотрящий на нас сверху вниз. Неправильно окрашенная вода. Причудливые деревья. Фрукт, который спрашивал, который, черт возьми, час. Маленькое существо с шипами, спасшееся от огня. И больше всего я возненавидела людей, возносящих глупые молитвы существу, которое даже не заметит, как наступит на них. Как ты думаешь, муравьи молятся землянам? Как ты думаешь, они поклоняются ботинку, который их давит? Нет. Они умнее этого, умнее, чем мы. Муравьи знают неумолимую правду о ситуации: большая штука с неба означает опасность, и нужно убираться к чертовой матери с его дороги.

Мне захотелось проглотить все свои Источники и уничтожить все, что там было. Сжечь деревья и вскипятить воду, снова вернуть сюда пустыню и прогнать тупых ублюдков, которые здесь застряли. Заставить их бежать обратно к цивилизации, где они могли бы немного прийти в себя вдали от чудовища, глядящего на них безумным глазом.

— Эска, — сказала Кенто, дотрагиваясь до моей руки. Она указала налево, где на берегу оазиса, сразу за линией воды, сидела одинокая фигура. Имико обхватила ноги руками, положив подбородок на колени, ее огненные волосы были распущены и развевались на легком ветру. Она смотрела на воду, и слезы беззвучно катились по ее лицу.

Я медленно приблизилась и остановилась прямо за ее спиной. Я не хотела садиться или устраиваться поудобнее рядом с ней. Притягательность этого места была неуловимой и вызывающей. Я думаю, что слишком многим людям здесь было комфортно, и они никогда не уходили. Если Имико и смотрела на что-то конкретное по ту сторону воды, я не могла этого разглядеть.

— Имико, — осторожно произнесла я.

Она слегка напряглась, услышав мой голос, но не пошевелилась.

— Мне кажется, я понимаю это место.

— Тогда ты будешь первой.

— Это рай, — сказала она почти блаженным голосом. — Такие места есть по всему миру. Места, где люди могут заблудиться и быть потерянными. Превратиться во что-то новое и оставить себя позади. Как бабочка.

— Да, переодеться во что-нибудь новое, — согласилась я. — Научиться пить отравленную воду из ботинка. — Я указала на мужчину, который как раз этим и занимался чуть дальше по берегу. Имико не посмотрела.

— У тебя получилось, — с горечью сказала Имико. — Ты сбежала. Спряталась в той дерьмовой деревушке и сменила имя. Стала кем-то другим.

— Ммм, до тех пор, пока моя прежняя жизнь не нашла меня и не притащила обратно. Вероятно, в процессе этого бедные жители Райсома обделались. Сомневаюсь, что они когда-нибудь снова будут доверять незнакомцам.

— Каково это? Быть кем-то другим.

Она заслуживала правды.

— Тяжело. Может показаться, что это должно быть легко, хороший способ избежать последствий всего, что ты натворила. Другие люди не знали ни о них, ни обо мне, но я-то уж точно знала. Я могла целыми днями не думать о прошлом, иногда даже неделями. Но в конце концов реальность настигала меня. Воспоминания. Боль, которую я причинила, люди, которых я убила. Люди, которых я... мы потеряли из-за выбора, который я сделала. Это всегда возвращалось, Имико, и, когда это случалось, мне не с кем было этим поделиться. Никто не знал об этом. Мне приходилось переносить все эти страдания в одиночестве, потому что никто в той деревне не знал, кто я такая.

Слезы защипали мне глаза, но я не позволила им пролиться. Я вытерла их моей шалью. «Я всегда ненавидела одиночество. Боялась этого больше... всего на свете. Я ушла в Райсом, чтобы не быть с собой, но на самом деле я нашла там только себя. Это была пытка, Имико. Я подвергла себя пытке, оставаясь там, потому что я верю...» — Я замолчала, чуть не прикусив язык. Это было то, о чем я никогда никому не рассказывала. То, чего не знал обо мне даже Сссеракис.

— Во что? — Имико встала, повернулась и уставилась на меня. Я отказалась дать волю слезам, но не она. Они текли по ее щекам, оставляя дорожки на песке и старой краске, обнажая веснушки. Она выглядела такой усталой. Взвинченной. Измотанной. Я думала — надеялась, — что наш разговор в Каратаане исправил то, что было сломано внутри Имико. Но надеяться на это было так глупо и упрощенно. Имико чувствовала себя разбитой изнутри, и потребовалось бы нечто большее, чем несколько горячих слов — проветривание грязного белья, — чтобы собрать ее воедино. Но сейчас она снова надела свою маску счастья, и я это приняла. Депрессия — бесконечная война, у нас нет другого выбора, кроме как сражаться, и самые страдающие из нас носят улыбки, как доспехи. — Во что ты веришь, Эска?

Я сжимала челюсти до тех пор, пока не почувствовала, что мои зубы вот-вот превратятся в пыль. Но это было бесполезно. Да и вообще, что толку было это скрывать?

— Я мучила себя, потому что заслужила это. — Слова упали между нами свинцовой тяжестью. — Я провела бо́льшую часть своей жизни, терпя мучения от других. Мой старший брат, наставники в академии, Железный легион, терреланцы, бригадиры в Шахте, снова Железный легион, император Террелана, гребаный Железный легион, с-но-ва. Должна быть причина. Не может быть случайностью, что все эти подонки потратили столько времени и сил, мучая меня. Значит, я это заслужила. И несмотря на то, что они все ушли, я делаю это сама. Я мучаю себя. Одиночество для меня — пытка. И я подумала... Я надеялась, что без меня вам жилось лучше.

Имико покачала головой, и слезы заблестели в воде, как кровь.

— Это не сработало, — тихо сказала она. — Ты убежала и все еще не обрела покоя. На самом деле, выхода нет.

— Никакого, кроме смерти, — сказала женщина у меня за спиной.

Имико резко подняла голову, и улыбка появилась на ее заплаканном лице. Затем она бросилась бежать и пронеслась мимо меня.

— Сири!