Жена мертвеца

Глава 22

Луна то появлялась, то исчезала, взбаламученный корабельными магами «Аметиста» и «Ракша» ветер налетал разом со всех сторон, трепал и рвал тяжёлые, тёмные тучи. Полил дождь. Мелкий дождь, он не только принёс промозглую сырость, но и стало почти ничего не видно. Григорий на это раз десять помянул свою идею плыть на лодке самым что ни на есть трёхэтажным загибом. Мало того что грести, так ещё и смотреть во все стороны, иначе или мимо нужного места проскочишь, или тебя в ночной темноте баржей снесёт. И тут его взгляд упал на морену, которая так и летела вслед. Табачок ей, что ли, понравился?

– Эй, Кать. Говорить эта зверушка демонская не может, но хоть слова понимает?

«Сам ты зверушка, – огрызнулась Катька в голове звенящим, обиженным голосом, – Разум у неё дикий, искалеченный и совсем не наш, но... И не называй её зверушкой, если горла лишнего нет – она порой совсем как мы обижается».

– Ага. Живёт в ночи, тело себе вьёт из холода, молится... – Григорий хмыкнул, до того безумная пришла ему сейчас в голову мысль.

Будто в подтверждение – на реке мелькнул огонёк, с борта невидимой в тумане дровяной баржи долетел протяжный раскатистый клич. Просто клич, предупреждение, чтобы держались подальше от медленно плывущего по речной воде исполина. В таком случае всё равно, что кричать – но вперёдсмотрящий на барже орал южный, раскатистый символ веры:

«Господь един!»

Морена замерцала в ночи, свила себе тело из тумана и замерла, подняв острый, прямой коготь вверх. Один, луч случайной звезды скользнул, льдисто сверкая, по лезвию.

«Ну, да, – подумал Григорий, не к месту и вдруг, – троеперстие такой лапой хрен сложишь».

Встряхнулся, укладывая в голове безумную мысль. Свистнул, показав морене тот же, у заречного отца Акакия подсмотренный жест – ладонь сжата, один палец вытянут вертикально вверх. Тот же «Господь един», только южным, в халифате принятым манером.

– Так, давай, создание Божье, лети сюда. Говорить будем. Да не тушуйся ты, все мы созданы волей единого Бога.

Дело в итоге затянулось на четверть часа, но по результатам Григорий остался доволен. Морена повернулась, откликнувшись, и попытка общаться с маху била по темечку, скручивала, обжигая то холодом, то свирепой адской жарой, такой это был обугленный и перекрученный разум. Григорий поёжился вдруг, сообразив, кого ему напомнила: каторжника, сдёрнувшего на белый свет из мрака темницы. И судорожно вспоминающего, на что похожа свобода и как на ней жить. Но, с Божьей и Катькиной помощью разговор как-то сподобился. Если вежливо и по-доброму подойти, да вдобавок не дёргаться и не нервничать, а как ребёнку всё объяснить, простыми словами, иногда повторяя по три-четыре раза, то вполне можно достучаться. И даже придумали, как без Катькиной помощи морене показывать в ответ, когда она поняла – а когда ещё нет. Дальше всё пошло как по маслу. Уяснив задачу, морена как маяк полетела перед лодкой, обходя баржи, препятствия и опасные места. Так что вскоре Григорий уже стоял на твёрдой земле и задумчиво смотрел на лодку, лежавшую на песке, и размышлял вслух:

– И чего мне с тобой делать? Топить – она, наверно ворованная, ну их к лешему, ещё как пристава, дернут на кражу потом. Так дно пробить нечем. Сжечь?

Огненный мышь на слове «сжечь» встрепенулся. Прыгнул на лодку, и та мгновенно вспыхнула, а огненный зверёк довольно нырнул в пламя.

– Ты чего творишь, негодник?! – растерялся Григорий. – Сейчас вся округа сбежится.

Морена сообразила мгновенно. Лодку тут же окутал пар и холод. Мышь недовольно взвизгнул, выскочил из ледяного облака, громко принялся свистеть-ругаться как самая настоящая мышь-пищуха. Потом осоловевший и толстый, похожий на обычную обожравшуюся мышь – лапки из-за округлившегося пузика еле до земли достают – огненный демон-зверь забрался на плечо Григорию. Морена же тем временем не только затушила огонь, но и разрубила обгорелую лодку на куски, причём деревяшки наколоты были любо-дорого смотреть, словно свежезаточенным топором. Дальше обломки Григорий скинул в воду. Вынесет куски на берег в разных местах, вдобавок всё сильно обгорело – лодку Сеньки Дурова никто не опознает.

А вот дальше Григорий задумался, что делать с мореной. Домой вести, мол, ещё одну зверушку подобрал? Не оценят, мать к огненному мышу-то с трудом привыкла. Да и репутация у морен плохая. Поди объясни, что эта – хорошая, и вообще с ними тоже можно договориться? «С Варварой надо посоветоваться»… – И тут же ехидный внутренний голос добавил, что на самом деле Григорий просто ищет повод с ней увидеться. – «Ну и хочу», – согласился Григорий. – «Ну и иди», – подначивал внутренний голос. – «И пойду».

И пошёл. Взбаламученный странным прилетом «Ракша» ветер выл в крышах, метался, срывал флаги джихада на площади, вертел во все стороны медные петухи флюгеров. Издеваясь, гулко, протяжно выл в печных трубах страшное: «Царёв граду быть пусту!..»

– А хрен тебе! – рявкнул Григорий, по-волчьи, всем корпусом развернувшись куда-то к небу.

Бешено, до звона в ушах, наливаясь дикой и алой яростью. Где-то хлопнули ставни, кто-то невидимый сверху обматерил ночного гуляку, послал по дальнему адресу тяжёлым, заспанным голосом. Григорий встряхнулся, кошачьим скоком – отпрыгнул в тень. Потёр в затылке, стряхивая с себя непонятный, ниоткуда пришедший морок.

«С ума я что-ли уже сошёл? С ночным ветром уже ругаюсь. Или это как его, тело и голова так шуткуют, после встречи с Сенькиным демоном? – растерянно подумал, с чего-то на слове «демон» вспомнилось загадочно улыбавшаяся при расставании Мэй.

Огляделся вокруг, заметил, что ноги уже донесли его за площадь, в великий боярский квартал. Над башней Лесли горел жёлтый трепещущий огонь, под деревьями где-то далеко, в глубине серебристой неверной тенью мелькнуло как будто облако.

«Опять что ли морена шалит?» – подумал Григорий, тут же немного удивившись с себя. Всего несколько дней назад бродящий по ночному городу демон ещё не был таким привычным.

Точно, морена, видно, как она замерцала в ночи и исчезла, чёрные липы закрыли её ветвями. Табачок ей что ли так понравился, решила не отставать? Или беспокоится за Григория? Дожил… еретический демон ходит и охраняет, как рында знатного княжича.

«Кстати, надо будет ей спасибо как-то сказать. Ведь она тогда навела меня к Варваре, на дом Колычевых. И хорошо, что Варвара её тогда не добила, а морена сбежать успела».

Пока добирался – распогодилось, вышла луна, а облака и дождь сдуло куда-то вниз по реке. Боярский терем, дом Колычевых, ноги вынесли Григория к нему точно. Освещённый на этот раз, лунная лампа, треща, горела над входом, по галереям первого этажа мелькали огоньки свечей, за закрытыми ставнями шла суета, на вид непонятная.

«Холопам и дворовым дали по шее, чтобы усилить бдительность? Украли что ли чего-то?» – Григорий осматривал подворье, сам невидимый, укрытый как пологом ночной тьмою, и густыми ветвями садовых яблонь и лип. – Или...

По спине холодом пробила мысль, что он всё-таки не успел и вести, что привёз «Рахш» успели к дому Варвары раньше.

Неизвестно какие, но явно страшные, за ради добрых никто не стал бы тяжёлый корабль впустую гонять. Утром кот на дубу мявкнет, объявит… Дальше мысль заткнулась, потеряв ход... Повернулась вхолостую в дурной голове, как колесо на колдобине, зацепилась – зайти и поговорить всё равно надо... Ага, в прошлый раз он зашёл в дом, махая царёвой пайцзой, а теперь… А теперь карман пуст, сам же и отдал её Варваре потехи ради. Почему нельзя вернуться, повинится боярину Зубову с утра, да спокойно в приказе взять новую? От одной мысли с чего-то стало неуютно, зато в крови чем дальше, тем сильнее вскипел дурной, словно пьяный азарт.

Впереди, в луче света мелькнула серебристая лента, пробежали искры, сияние лампы оборвалось, она замигала и погасла. Морена на дальнем конце подворья сделала вид, что кто-то туда пытается влезть – но при этом оставалась незаметна, пошумит, пошевелит куст или оставит след. Невидимый в темноте человек в доме хрипло, тяжёлым голосом обматерил непонятного лиходея многоэтажным загибом. И пока растерянные холопы громко ругались на чертовщину, пытаясь понять – Дворовый с Овинником зло шутят или в самом деле кто лезть пытался – Григорий, уже не думая – перемахнул через забор и пригнувшись, рванул вперёд, через сад. От тени к тени, зигзагом добежал до дома, запрыгнул с маху, зацепился за резную балясину на галерее первого этажа.

Весь подобрался, замер, услышав скрип дерева под сапогом. На крыльце мелькнул неяркий свет обычного масляного фонаря, голос – Григорий узнал его. Тот самый старый, как из морёного дуба рубленный дядька, в прошлый визит сам приставу кланялся, но и заставил держать пайцзу наотлёт. Похоже, дядька был опытный – замер, чего-то услышав или просто почувствовал? Развернулся и начал осматриваться, внимательно шаря лучом фонаря по тёмным углам. Втянул воздух – угол дома пока прятал его в тени, но Григорий видел, как рука старика упала на рукоять кривой сабли. Лунная лампа щёлкнула и загорелась, её лучи выхватили неясную тень во дворе. И шевеление веток, словно кто-то пытается от испуга вылезти со двора через забор обратно. Старик ругнулся, перекрестившись, и опрометью бросился туда. Григорию оставалось сказать морене спасибо, донельзя она вовремя.

Дорога через первый этаж оказалась свободной. Ещё один рывок по балясинам, вверх. Галерея второго, боярского этажа. Здесь всё тихо, только витражное окно в кабинете Павла Колычева дрожит, мерцает странным радужным светом. Не утерпев, подобрался, заглянул одним глазом туда – в знакомом кабинете горел свет, боярич сидел за столом, то ли писал, то ли вычерчивал какую-то схему.

«И леший с ним», – подумал Григорий, залезая ещё на этаж наверх.

Вот мезонин, узкая девичья светлица под самой крышей, знакомое окошко, ставни с милыми фениксами. Дёрнул – само собой заперто, осторожно, тихо постучал. Раз и другой. Замер, на миг сомневаясь – собственная отвага показалась на миг нелепой и сумасшедшей дуростью. Наслушался ветра... а ведь Варвара уже давно спит. Но тут в глубине комнаты раздался еле слышный, но такой милый голос. И Григорий, не сомневаясь уже, выхватил из-за сапога нож, одним движением подцепил щеколду замка, откинул и залез внутрь.

Варвара уже явно собиралась ложиться спать, переоделась в ночную рубаху. Но она точно ждала его, верила – он придёт! Потому что задремала, сидя за столом, накинув на плечи платок для тепла и уронив голову на руки, а рядом оплыла догоревшая свеча. Григорий осторожно поцеловал девушку в висок. Ещё в полусне она радостно пробормотала:

– Всё-таки пришёл… – дальше проснулась, вскочила, упёрла руки в бока и попыталась было грозно продолжить: – Явился!..

Вышло так мило, что Григорий скинул холодный кафтан, чтобы уличным холодом не застудить, сгрёб милую в охапку, намотал прядь её волос на палец и прошептал прямо в ухо:

– Ага, явился. Больше нам никто не помешает, и я весь только твой.

Варвара попыталась высвободить свои волосы, но Григорий не дал, склонился, коснулся легонько её пока ещё сомкнутым губ... с нежной и мягкой настойчивостью они сводили его с ума. Платок сполз с плеч под ноги, а ладонь погладила девушку по рыжей гриве, скользнула ниже, бережно провела по лопаткам и замерла на пояснице. Варвара встряхнулась, по-кошачьи ловко – вывернулась из его рук. Но не отстранилась, качнувшись – сама его схватила за плечи. Притянула к себе. Лунный свет пробежал, вспыхнул на волосах огненной, рыжей короной, глаза сверкнули, став голубыми и, вдруг бездонными. «Эй, ты чего...» – хотел шепнуть было оторопевший Григорий – и не смог… Или не захотел? Да и поздно уже стало. Варвара крепко притянула его, прижала к себе. Держать вот так в руках любимую девушку, обнимая через тонкую ткань ночной рубахи пьянило не хуже доброго сурожского вина. И не понять, что первое полетело на пол – ночная рубашка Варвары или рубаха и штаны. И сколько оба стояли обнявшись, глядя друг другу в глаза. Григорий накрыл её губы своими, поцеловал, крепко, оторвавшись лишь на короткий, показавшийся вечностью миг. Поднял на руки, качая, бережно положил на кровать.

– Просто не останавливайся, – Варвара сказала очень тихо, её голос задрожал.

За окном орали холопы – бегали, ловили морену. Варвара с Гришкой не слышали их. Кроме друг друга – вообще ничего, даже если бы архангел Джабраил сейчас затрубил над миром в свой рог – здесь, в комнате на третьем этаже, спрятавшейся за резными фениксами его бы не услышали.

Некоторое время после всего оба лежали неподвижно, разгорячённые и полные приятной истомы. Григорий залюбовался, как девушка раскраснелась, её мокрые от пота волосы прилипли ко лбу. Вроде бы ещё недавно прохладная, сейчас комната казалась раскалённой и душной. Варвара чуть поёрзала головой, поудобнее остаться лежать головой у него на груди. И как-то мгновенно провалилась в сон, счастливо посапывая, уткнувшись в плечо. А Григорий лежал, обнимал и улыбался, сам не понимая чему, так было хорошо…

Сколько они так пролежали, кто считает? Затих шум во дворе, спряталась за облако луна. Внезапно к девушке пришёл другой сон, и нехороший. Варвара задрожала, что-то дикое, страшное её посетило, тело дрожало, губы шевелились, невнятно выкрикивая сквозь сон:

– Юлька, картинку дай... Картинку, быстро, во имя Единого. Нет... Стой, это же... Нарина, стой, рви танец, пожалуйста...

Григорий подобрался, повернулся, склоняясь над Варварой, по наитию легонько встряхнул её за плечо и поцеловал. Варвара проснулась, села на кровати дрожа. Cверкнули её глаза: жутко распахнутые, большие глаза, как на иконах в церкви – зрачок точно посреди, все видят насквозь и ничего в то же время.

– Что с тобой, солнце моё? – осторожно прошептал Григорий, сел рядом.

Обнял, до того страшно её била крупная дрожь. Варвара ойкнула, всем телом прижалась, уткнулась ему в грудь, замерла, отогреваясь.

– Прости, – встряхнувшись, сказала она наконец. – Просто старые дела. Старые, страшные... нет уже ничего из этого, быльём поросло.

Она проморгалась милым, забавным жестом, по-детски протёрла глаза. Легла головой на колени и посмотрела снизу вверх, улыбнулась – и Григорий улыбнулся в ответ, увидев, что глаза у неё оттаяли, став нормальными уже, человеческими.

– Прости, – тихо повторила она. – Помнишь знак лилии у убитой девочки на плече? Я уже видела такой... На линии, где-то... а не помню, сколько месяцев уже прошло... Дети, ни хрена не умеющие, ускоренный выпуск этой ихней долбанной школум адептус майор. Они так гордо отказались сдаться, мы ударили, не разобравшись, с маха. Их ученический щит треснул и разлетелся, как скорлупа. Осталась каша. Чёрная каша на последнем, очень белом снегу... И эта долбанная лилия поверх. Эх...

– Ну, не ты же их послала туда...

– Да... только вот... Не хочу. Не хочу с тобой расставаться. Но Лихо уже здоров и…

«И «Ракш» уже привёз смерть, и царёв зверь Песец принял её на спину. Сейчас она провернётся, примет облик приказной бумаги и... И хрен ей, а не Варвара, пока. Во всяком случае не сегодня».

Мысль хлестнула по голове, холодная и злая, как коготь морены. Провернулась, проскрежетав железом по черепу, бухнула в сердце, вышла, обернувшись в беззаботное:

– И не надо расставаться. Ещё день и ночь я тебе подарю.

– А как? – хихикнула Варвара, так как он легонько пощекотал ей грудь. – Сгребёшь в охапку и устроишь, как это ты там рассказывал этим, в Рогожкино? Умыкание? Ага, тебе потом…

– Вот ещё глупости, – Григорий не удержался, чмокнул в ухо, потом в шею и ключицу, так что Варвара замурлыкала как большая кошка. – Не умыкание, а похищение невесты, как горцы наши говорят.

– И в чём разница?

– В том, что на похищение невеста обычно согласная. Ты же согласна, да? Тогда сейчас собираешься и отправляешься на последнюю проверку твоего Лихо. Как он, совсем здоров уж или ещё нет? На пару дней, учебный марш-бросок…

– В сопровождении, и который закончится… Ага, – Она в ответ поцеловала в губы. – Рано или поздно, а закончится ведь всё равно. Но, Гришенька, ты у меня умница. И ещё надо сообразить, какими словами предупредить дядьку Кондрата. Чтобы если что срочное придёт, меня в нети не записали. Спорить он не посмеет и не станет, но понимаешь… Это доверенный человек отца, ещё на такфиритов с ним ходил, спина к спине рубились. А в этот раз рана старая дала о себе знать, ходить тяжело, вот и оставил отец его за домом присматривать.

Григорий заулыбался и понял, что сердце вдруг радостно забухало. Не только потому, что Варвара согласилась отправиться с ним. Вслух пока не сказано, рано ещё, но свататься придёт – Варвара уже сказала: «Да». Иначе сейчас не думала бы, как сейчас произвести хорошее впечатление на человека, чьё мнение для её отца много весит.

– А у меня... – протянул, улыбнувшись, Григорий. На мгновение даже с себя удивившись, почему вместо естественного «есть чем в морду дать» вырвалось ласковое: – Для него подарок будет.

Не удержался, встал со спины, положив руки девушке на груди, и поцеловал сначала в шею, потом между лопаток.

– М-р-р, Гриша, ты что делаешь? Ещё немного и ещё раз так сделаешь – и мы же никуда не уедем… А что за подарок?

– А сейчас.

Григорий с неохотой, но отстранился, подошёл к окну. Достал из кафтана трубку с табаком, хотел было найти огниво, но тихо сидевший всё время огненный мышь выбрался и пыхнул искрой. А дальше немедленно оказался в руках Варвары, которая умело, как хомячку, начала чесать тому пузико.

– Ой откуда эта прелесть? Я в Вольных городах их видела, от еретиков бегут из их боевых амулетов. А в Кременьгарде у нас первый раз.

– Да так… Трофей. Прибился ко мне и прижился.

Рассказывать про Павла и как попала к нему зверушка, Григорий пока точно не собирался. Вместо этого как к призраку – потянулся, подзывая морену, и дохнул в сторону окна табачным дымом. А дальше еле успел перехватить руки Варвары раньше, чем девушка схватила дудку. Показал знак Единого и морена ответила, подняв ледяной коготь вверх.

– Не надо, она хорошая. Она мне два раза от Сенькиной лозы отбиться помогла. И вообще, считай тоже как трофей.

– Она? Тебе? Помогла? – Варвара посмотрела такими большими от удивления глазами, сразу ставшими в пол лица, что упади сейчас небо на землю – не заметит. – Ты знаешь, чего они на линии творят?

– Слышал, – вздохнул Григорий. – Но вот ты представь, что какая бы ни была собака добрая, ласковая, если её не кормить неделю и на цепи держать, а потом спустить… Да она кого хочешь загрызёт. А ту не собака вовсе, а тварь Божья и вполне разумная. Потому, думаю, как получилось, она к нам и сбежала. Тут её не морят, не бьют, ни на кого не натравливают. Вот, думаю твоему Кондрату её предложить на довольствие, какое-нибудь загородное подворие охранять.

В этот момент морена осторожно вплыла в окно, причём Григорий ощущал одновременно любопытство и опаску, Варвара демона беспокоила, но Григорию она доверяла. Хороший знак. Девушка же растерянно, но и внимательно осмотрела морену со всех сторон и со вздохом сказала:

– Первый раз так близко вижу. Эх. Нам бы так на ленте. Пусть не за нас воевать, пусть убедить просто уйти да где-то в наших лесах жить, как та же чудь зауральская… Столько жизней спасло бы… Ладно, помоги одеться.

За окном прозвенели копыта, обернувшись – Григорий увидел, как рыжим пламенем встаёт за окном рассвет. Звон копыт, какая-то возня у ворот, голоса – по голове молотом ударила мысль «опоздали»... Инстинкты столкнулись, по волчьи рыча друг на друга, один в голос требовал хватать Варвару в охапку и уходить крышами в сторону конюшни Лихо, другой так же свирепо спрашивал, какого лешего великой боярыне надо уходить по-воровски из собственного дома...

– И пошли к дядьке Кондрату, поставим её на довольствие, – договорила Варвара, по счастью не заметив его смятения.

Улыбнулась, и первый луч солнца скользнул по её лицу. Красиво -так, что все инстинкты дружно оскалились вмиг. Ну уж нет, великой боярыне уходить из дому по-воровски невместно.

Повезло, что было раннее утро, а слуги и холопы умаялись ночью, выискивая «непонятного татя, пытавшегося забраться на подворье». Вокруг была тишина и пустота. А вот в комнатке, где проживал старый Кондрат, горела свеча. Видно, старикам, как это часто бывает у пожилых, всё равно под утро не спалось. Первой вошла Варвара, статью и видом – настоящая боярышня сейчас, Григорий даже заробел немного. Он за ней… и заготовленные слова разом как-то пропали из головы. За столом действительно расположился тот самый старик, который встречал его в первый визит к Колычевым, а вчера чуть не поймал на крыльце. Вот только вместе с ним на соседнем месте сидел отец Акакий из Зареченской слободы! Хотя мог бы догадаться. Священник говорил, что на такфиритов ходил, а Варвара упоминала – дядько Кондратий с её отцом там начинал. И не так много в столице ветеранов той войны живёт.

– Говори, Григорий, – нет, всё-таки сейчас рядом стояла не милая Варвара, а боярышня Колычева.

Собравшись с духом, он вежливо поклонился и сказал:

– Доброго вам здравия, уважаемый Кондрат, отец Акакий. Я к вам с просьбой, уважаемый Кондрат. Вот, привёл тварь Божию, – и чуть сдвинулся, чтобы стало видно парящего в коридоре демона. – Мореной зовётся. От еретиков к нам сбежала. Они там с ними хуже, чем с собаками обращаются. Помыкалась она у нас, да ко мне прибилась. А поскольку каждому в царстве дом и место нужно, хочу вас попросить. Может, отыщите ей место на каком дальнем подвории? – и по наитию добавил: – А вы окрестите её, отец Акакий?

Неожиданно первым ответил священник:

– Знаю, знаю её. У вдовы Тулунбековой жила, помогала ей по хозяйству. Ко мне заглядывала, я ей понемногу слово Божие объяснял, а то новички вечно в такфиритский уклон слоняется...

– Добро, – кивнул старик Кондрат. – Что-то ещё, боярышня? Слушаю.

– Да. Уеду на сегодня, завтра или послезавтра вернусь. Надо проверить, как там Лихо. Вроде здоров, но одно дело, что целители наговорят, и другое – на деле проверить по лесу.

Судя по тому, как с усмешками переглянулись старик Кондрат и отец Акакий, оба всё поняли. У Григория же на сердце отлегло: старик, судя по всему, отнёсся хорошо.

– Добро, понял, боярышня. Приказные искать будут – так и передам, боярышня Варвара по служебной надобности мамонта здоровье проверять отправилась.

И снова неожиданно заговорил отец Акакий:

– Григорий, не в службу, а в дружбу. Ты, смотрю, с этой, как ты сказал мореной, хорошо поладил?

– Да. Она не говорит, но отвечать может.

– Вот и хорошо. Я тут смотрю, она больше к правоверным тяготеет. Есть тут недалеко село одно, Кудеснеры. Как из города выходишь, оно по Южному шляху, вёрст пятнадцать. Там живёт друг мой старый, имам Мухаммад-хаджи Гали ибн Мирхуджа. Он за Уралом долгое время слово Божие нёс, потом вернулся. В Университет звали. Да отказался, сказал – к тишине привык, будет в Кудеснерах жить, труды по увиденному да услышанному писать. Но и возраст уже, помощь не помешает, и места глухие, хотя и большое село, а всяко может случиться. Проводи эту морену к Мухаммад-хаджи, он хорошо умеет объяснять тем, кто к слову Божию приобщиться хочет. И приют найдёт. Пойдёшь к нему жить? Я ему записку напишу. Не в службу, а в дружбу помогите туда морену эту доставить. А имам Мухаммад-хаджи человек добрый, добро не забывает.

Морена взмахнула крыльями, снова – подняла прямой коготь вверх. Ветераны такфиритских войн узнали знак, переглянулись и дружно кивнули.

– Да, она согласна, – перевёл Григорий.

А у самого сердце опять ухнуло непонятно куда. Потому что вот уж точно та лисица хитрая, Мэй из поющего дома чего-то нагадала. Это что же, доверенный человек боярина, и священник чуть ли не открыто ему устраивают «умыкание» Варвары, да ещё не только покрывают, но и чуть ли не сами участвуют? Судя по растерянности, мелькнувшей на лице Варвары, девушка тоже была удивлена. Старый Кондрат смерил их глазами – на мгновение, его взгляд дрогнул, задержавшись у Варвары на счастливом лице. Загородился от неё, украдкой показал Григорию клок бумаги из-под рукава. Лиловую с алым печать. Разрядный приказ. Показал пальцами – два дня и не больше – и тут же быстро, мол, валите отсюда.

Варвара встрепенулась было, увидев край их безмолвного обмена жестами. Взглянула в глаза Григорию и тут же выбросила из головы. Переглянувшись, оба увидели в глазах друг друга мысль: что бы там ни было, а грех удачей не пользоваться.