Жена мертвеца

Глава 17

Лодочник ничуть не удивился, что высадил в Университет он двоих, а вышел ещё и третий, вихрастый русоволосый пацан лет тринадцати. Спокойно перевёз через реку прямо в заречную слободу, поинтересовался:

– Вас ждать? Али как?

– Подожди недолго.

– Хорошо.

Получив монетку, лодочник закурил трубку да послал крутившегося на берегу мальчишку – пока возле дома оказался и время есть, пусть кто-то из домашних горячего принесёт. Григорий же повёл Варвару и Петра за собой к сьезжей избе. Там попросил обождать на улице, он недолго – и зашёл. Писарь сидел на месте, всё тот же – не высокий, не низкий, не молодой, не старый, пальцы в чернилах, борода клином, а глаза профессиональные, с хитрецой. Увидев Григория, равнодушно, но с капелькой беспокойства поинтересовался:

– Доброго дня, господин пристав. Случилось чего? Мы не звали, у нас всё тихо вроде.

– Доброго дня, как надеюсь. Да нет, пока не случилось, а чтобы не случилось, помощи прошу. Вчера из университета на лодке забрали и перевезли четверых, два парня и две девушки. В общем, пока ещё не беда, но может запросто. «Умыкание» дурни решили устроить, а там пару ночей проведут вместе – к родителям уже почти мужем и женой вернутся. Пусть дают своё согласие на брак, и чтобы без скандала.

– Вот дурни-то, – взмахнул руками писарь. – А это там на улице кто?

– А это кузина одной и младший брат другой. Меня давно знают, вот ко мне за помощью и пришли. Потому что вдвойне дурни, я и родителей знаю. Не будет там «умыкания», а родители пойдут в приказ и к епископу с жалобой не на «умыкание», а на «пошибание». Вот и прошу помощи. Найду дурней, пока наблудить не успели, да уговорю родителям в ноги поклониться, честь по чести и принять их решение.

– Добро, – согласился писарь. – Тебя, пристав, знаю, человек добрый. Тех же татей, что Трифиллия погубили, быстро нашёл. А правда, что их там по Слову и делу…

– Правда, – Григория аж передёрнуло, вчерашний дом, полный убитых людей вдруг встал перед глазами. – Не надо нам в это лезть. Страшное там дело и гнилое оказалось. Сковородка адская Жиряте погорячее, а рабу Божьему Триффиллию уже только за то, что такой гнойник нашёл да вскрыл – все грехи отпустятся вольные и невольные.

– Понял. Вы это, погуляйте пока с полчаса. А я поспрошаю, кто и куда кого возил вчера.

На улице Григорий пересказал остальным «версию». Они предупредили лодочника их ещё подождать. А дальше двинулись в сторону рынка, чтобы не подпирать в слободах забор, пока писарь ищет. И вроде радоваться надо – распогодилось немного, небо очистилось и сияло почти безоблачное. Вокруг шумит-гудит базар, Варвара рядом и уплетает душистый калач – радоваться бы. Вон пацан вообще счастливый, лузгает семечки, крутит головой по сторонам – вроде и не баклуши бьёт, а делать ничего не надо. Григорий же никак не мог отделаться от ощущения, что как песок минуты утекают сквозь пальцы.

К оговорённому сроку к съезжей избе возвращались чуть ли не бегом.

– Нашёл я, как раз отдыхает сегодня тот, кто их вчера вёз. Прав ты пристав, он говорит – тоже вчера удивлялся, чего это девки всё время капюшоном плаща лицо прикрывают, да и не так холодно вроде вчера было на душегрею ещё и плащ надевать. Сказал – отвёз вниз по реке за город, в Рогожки. Там сарай такой в стороне от остальных дворов стоит приметный, так они в него пошли, сказал. А дальше он не знает.

– Спасибо. Найдём, чай, не лес глухой, где один леший, а добрые люди везде есть.

И опять лодка резала серебристо-свинцовую осеннюю гладь реки, несла вниз по течению, пассажиров. Не быстро, приходилось держаться вдали от фарватера, на котором медленно проплывали далёкие силуэты громадных барж – то как из чёрной бумаги вырезанные на фоне выцветающего осеннего неба, то исчезающие в тумане непонятно откуда налетевшего снежного заряда. И как призрачные тени колебались едва заметные отражения осенних облаков на тёмной воде, а Григорий снова всё сильнее ощущал время, утекающее сквозь пальцы как песок.

Рогожки оказались небольшой и довольно неряшливого вида деревенькой, ещё не слобода из пригорода, но и несамостоятельная деревня, а непонятно что при реке и между рекой и городом. Мужиков видно не было – видно на заработках, по огородам копались одни бедновато одетые женщины и дети. Зато по улицам бегало много худых собак, которые проплывавшую близко к берегу лодку провожали тоскливыми взглядами да беспорядочным лаем. Лодочник высадил их напротив сарая, старого, кривого, покрытого уже начавшими подгнивать снопами соломы. Поинтересовался:

– Ждать?

Варвара и Григорий переглянулись. У девушки явно тоже было нехорошее предчувствие, так как она сказала:

– Давай чуть в стороне вон там, у мыска подождёшь. Если что – возможно, малец один прибежит, отвезёшь его в Университет весточку передать.

– Понял.

И было заметно, что мужик рад. Не только лёгким деньгам, но и вусмерть любопытно, чем всё закончится. Наверняка ему версию Григория уже рассказали.

Внутри сарай был пустым и грязным – если летом здесь чего и хранили, давно унесли. Пока остальные растерянно топтались на пороге, Григорий прошёлся, подобрал валявшиеся в углу рваные сапоги и сказал:

– Идём спрашивать, где сейчас тот, кто наших студентов встречал?

– Так тебе сразу и ответили, – фыркнула Варвара. – Не знаю – кто, но скажите – где.

– Ну почему не знаю «кто»? Мужик примерно на полголовы ниже меня, плотник. Хороший плотник. Но пристрастился ходить в кабак, однако ещё не до конца испился. Не думаю, что в селе таких много.

– Откуда ты знаешь? Или ты разыгрываешь меня, да?

Варвара спрашивала так растерянно, Петя смотрел таким восхищённым взглядом, а ещё так захотелось перед девушкой покрасоваться, что Григорий не удержался и слегка равнодушным тоном, мол, для меня это пара пустяков была, принялся объяснять:

– Просто так деньгами соблазнить местных трудно, гордые, да и откуда у студентов достаточно денег рот замазать, чтобы вопросов не задавали? Это не приятелям на лапу сунуть пятаков в кабак сходить. Мол, прикрой, пока мы с девками блудить втихую от родителей сходим. Потому бакшиш платить какими-то вещами станут, своими. У студентов вещи добротные – вот мужику сапоги и дали. Он сразу старые бросил и в хорошие переоделся.

– Ну… вроде верно. А остальное? Откуда про плотника и что он пьёт? И рост?

– Он сел на пол переодеваться, следы остались. Отсюда и понятно, какого примерно роста, а ещё отпечаток руки, на которую он опирался. Когда долго с топором работаешь, чуть пальцы меняются – мне про это табибы в Университете рассказывали. Была у меня… знакомый был из лекарей. Он и рассказал, что они для каких-то своих учений целую коллекцию отпечатков рук собрали, от разных ремёсел. Я тогда ещё подумал – полезное дело, не поленился сходить и посмотреть да запомнить. Вот тут точно плотник. И хороший, деревенька небогатая, а он когда-то смог купить себе дорогие сапоги. Но дальше пить начал, на старых сапогах отметки стоят чернилами, кабатчики такие ставят, если вещь в заклад принимают. Чтобы сразу понятно было – у кого взяли. Много пометок, закладывал не раз и не два, но каждый раз выкупал. Значит, пока не совсем пропащая душа, временами за ум берётся и работает.

– Какой вы умный, дяденька пристав, – восхищённо сказал Пётр.

– В моём деле, парень, ум – это только треть дела. Вторая треть – глаза и уши держать открытыми, смотреть внимательно. А вот третья – понимать, чего видишь. Потому как если нет знаний, то смотреть бесполезно. Понял?

– Понял.

– Ну а раз мы всё поняли, – улыбнулась Варвара, – пошли искать этого плотника, куда он наших студентов отвёл?

И поцеловала Григория… в щёку, в последней момент смутившись Петра. Хотя поначалу, кажется, собиралась чмокнуть в губы.

Дальше они прошли мимо нескольких огородов, прежде чем Григорий выбрал, у кого спросить – тётка, которой помогали две дочки.

– Уважаемая, а подскажите, пожалуйста…

– Чё вам надо? – прозвучало грубо, но тётке явно стало любопытно.

– А вот плотника мне бы, говорят, у вас хороший мастер в деревне живёт…

– Иш-шо один, – тётка мгновенно разъярилась. – Опять нашего Пафнутития спаивать будешь? За чарку чтобы делал? Иди отседова! Хватит с вас, бедовые…

– Да нет, уважаемая. Наоборот, нужен он мне, чтобы беды не случилось.

– Это как это? – от такого тётка растерялась. – А вы кто такие?

– Да так. Брат мой меньший и невеста. А средний у нас – бедовый. Девка ему приглянулась, а у нас батюшка сказал – сначала как по завету положено старшой свадьбу играет, а только потом сватов засылай. Вот он да родителей не спросясь и уговорил бежать. Пафнутитий у них на огородии сарай новый ставил, вот его и уговорили помочь. Он им и сказал по жалости: дескать, место есть, туда девку умыкнёшь, а потом родителям ничего и не останется, как согласие дать. Хорошо младой узнал да мне сказал. Я вот невесту свою позвал. Пусть девку по-женски уговорит, а я братца вразумлю, пока блуда не случилось. Поклонятся родителям в ноги, и всё сладится. Крест готов целовать, что наливать я этому Пафнутию не буду, а вот если не успею – быть беде большой.

«Ну и брешешь, – раздался в ушах весёлый хохот призрака. – Тебе хоть счас книжки иди сочиняй. А Варвара, видел, как посмотрела, когда ты её невестой назвал? А, ты же спиной стоял. Короче, если ты чарку свадебную ей не поднесёшь, ты распоследний мокшанский дурак».

Насчёт чарки и дурака Григорий спорить и не собирался. А ещё лицо на слова призрака всё-таки дрогнуло, но тётку это наоборот, похоже, убедило. Она всплеснула руками и ахнула:

– Ну Пафнутий, ну дурень жалостливый. Мало ты раз уже бока мятые получал? Короче, видите, вон там через поля дуб приметный стоит, молнией разбитый? Там тропинка начинается, по ней пойдёте – у Пафнутия там в лесу домишко есть, он там дерево по плотницкой части сушит. Там они и сидят, уверена. Вы на дуб смотрите. Тогда и через поля тропку найдёте.

– Спасибо.

Осенние ветры и дожди превратили поля в чёрные пласты грязи, обведённые лужами, но совет глядеть на дуб оказался кстати – на него от деревни к лесу и впрямь шла натоптанная тропка, обходя все ямы и скользкие места. Так что пересекли пустое пространство быстро, ёжась от холода и пронзительного ветра. Солнце пропало, небо опять стало серое и мутное, вместо утреннего снега полил мелкий и противный дождь. В лесу теплее не стало. Сырой осенний ветер шумел между деревьев, срывая последние листья и швыряя их куда попало, как никому не нужное тряпьё.

«Гриша, там впереди... Там чего-то странное. Сейчас... Ой...» – призрак внезапно исчез, выкрикнув-прозвенев напоследок что-то вовсе нечленораздельное.

«Катя!» – подумал, резко, как крикнул Григорий.

Звоном – истерический крик-плач в голове: «Гриша, как найдёшь – жги там всё. Не буду смотреть. Прости, но мне душа дороже».

«Ну да, вот так сразу жги. Не разобравшись», – поёжившись, подумал Григорий.

И страшно – Катька явно знает, о чём говорит, а встречаться с тем, кто напугал бестелесного призрака до вполне осязаемого, звенящего ужаса – зубы невольно, но тоже вполне осязаемо лязгнули. Но и палить, не разобравшись не дело, тем более – там впереди люди, вполне живые и даже свои. Мать их православные и правоверные.

Встряхнулся, заметил, что Варвара как раз достала дудку, собираясь наколдовать хоть какую-то защиту от непогоды. Жестом придержал девушку:

– Не надо пока. Лучше будь наготове. Не нравится мне чего-то, а твои чары заметить могут. Давай так, – он достал нож. – Ты идёшь за моей спиной, если что – я встречаю, ты бьёшь магией. Пётр, держишься в нескольких шагах сзади, без геройства. Замятня случится – смотришь издали, и если что – бегом к деревне и в Университет.

– Поняла.

– Понял.

Непонятно откуда, день, а не утро или вечер – пополз седой осенний туман, клубился между стволами, путался в ветвях, бугрился над вершинами. Пахло сыростью, мокрой травой и ещё чем-то сладким, дурманящим, кружащий голову ароматом. Люди сразу бы потеряли тропу, если бы Катерина не собралась, да не подсказала дорогу: туман не мешал ей ощущать странное место, куда она боялась войти.

По лесной тропинке шагали довольно долго, пока лесная чаща не стала редеть, не завиднелась опушка. А там на большой прогалине посреди леса за невысоким забором из жердей – старая изба, из тех ещё, что по-чёрному топятся и в окружении сараев. Причём остальные постройки явно делал неплохой плотник и были они куда моложе избы. А ещё изба была четырёхстенка, изначально рассчитанная лишь на лето и осень, потому сени к основному срубу пристраивали тоже позднее. И в избе кто-то точно был, так как из не заткнутого оконца под крышей шёл дым от печи.

– Странное чувство, – шепнула Варвара. – Ощущается... В воздухе дух плывёт, воняет, как у еретиков на капище… Нет, точно... Берегись, Гриша, чую. Я такое пару раз ощущала, на форпостах взятых или у еретиков в городах. И всякий раз следом шла большая беда. Но это там, а здесь-то она с чего?

– Не знаем – лишний повод бояться, – также шёпотом ответил Григорий. – Пётр, как сказал: ждать на опушке, смотреть в оба глаза, пока мы к дому подбираемся.

Недолго думая, Варвара достала свой нож – хороший, боевой, отменного дымчатого булата и дала парнишке:

– Держи пока. Надеюсь не пригодиться, но если придётся убегать, то он тебе больше понадобится. Я всё равно драться буду магией, при мне Григорий.

– Добро. Ну пошли?

– Пошли.

И краем глаза бросил взгляд в сторону леса. Увы, Катерина опять перепугалась, не решилась перешагнуть невидимую границу по опушке леса. Плохо, они лишились самого важного в бою – разведки. Зато хорошо, что с ним Варвара. Даже если ты маг на мамонте, бывает всякое и учишься на войне всякому. Потому лишнего ничего объяснять не пришлось. Перебрались через забор. Затаились за поленницей. Дальше Григорий короткой перебежкой к ближнему сараю – Варвара смотрит, готовая в любой момент ударить заклинанием. Следом Григорий смотрит и прикрывает, пока девушка перебирается к нему. И дальше – от постройки и укрытия к следующему укрытию, прикрывая друг друга, пока не добрались к дому. И так, чтобы оказаться в мёртвой зоне видимости из окошек. Дальше жестами Григорий показал: сможет девушка снести дверь? А лучше и следующую, из сеней в дом. Варвара подтвердила, мол, рухлядь хлипкая. И сразу как Григорий с ножом приготовился к броску – взвыл ветер, разнося в щепу не только входную дверь – но и пристроенные к избе отдельно сени.

Григорий метнулся в чёрный провал входа в дом… и замер на пороге:

– В-бога-в-душу-мать, это что такое?

Внутри стоял пьянящий, стойкий аромат прокисших духов, разврата, будоражащий, словно весенний воздух, чарующий, настоенный на оживающих после зимы степных травах и запахах цветов. Пахло возбуждением, переходящим в дикую похоть, а ещё следами, которые извергаются из мужчины и женщины и остаются, когда они достигают высшей точки наслаждения во время блуда. И к этому примешивался терпкий, сладковато-гнилостный аромат, который разом заставил кровь и жидкости прилить к низу живота, взамен заполняя голову сладостным туманом. Ибо вся эта смесь пьянила не хуже крепкой водки, но была намного слаще, её просто невозможно было надышаться. Особенно потому, что напротив на лавке возле стола, сдвинутого в угол между печью и стеной, спиной к окну и потому особенно хорошо заметная – сидела тоненькая, хрупкая девушка, черноволосая и смуглая. Абсолютно голая, развратно и бесстыдно раздвинув ноги. Как специально, чтобы гостю было видно срамное место? Не зря она хихикнула и поставила ступни на лавку, раздвинула при этом ноги ещё шире. Заодно Григорий заметил у неё пушистый хвост, а ещё два кошачьих уха на голове, особенно хорошо видных, так как чёрные волосы были криво обрезаны всего-то на уровне плеча.

– Что такое? – раздался за спиной голос Варвары.

Сообразив, что опасности вроде бы нет, но внутри чего-то странное, она подвинула Григория с дверного проёма, тоже зашла. В этот момент в другом углу избы и не там, где сидела развратная девушка-кошка, раздался шум, движение тел и полный сладострастного наслаждения стон. Глаза как раз привыкли к полумраку, но Григорий не поверил тому, чего видит. На полу валялся тюфяк, на котором лежал абсолютно голый парень. Оседлав его мужской орган и страстно постанывая, на парне прыгала… Кара – тоже абсолютно голая и тоже с кошачьими хвостом и ушами. Видимо, когда снесло дверь, Кара ненадолго остановилась. Но поскольку гость вроде бы не мешал – продолжила предаваться блуду.

– Гришенька…

Он почувствовала, как дыхание девушки рядом стало каким-то неровным и глубоким. Глаза у Варвары затянуло какой-то сладкой истомой, дрожащей рукой Варвара сорвала платок, другой одновременно пытались расстегнуть душегрею. И одновременно Григорий сообразил, что если девушка у окна – видимо, это и была Марджана – смотрит вполне разумно, то в глазах Кары – только пустота и похоть, ничего человеческого.

Резко, с силой Григорий толкнул Варвару на улицу, пока в голове у самого не помутилось. А там, обхватив за талию, отволок к сараю. На улице холодный ветер ударил с маха, мгновенно выдул из головы дурман. Чёрные птицы взлетели тучей с еловых ветвей, закричали, захлопали крыльями. Варвара с ужасом посмотрела на провал двери и торопливо застёгиваясь сказала:

– Господи, спаси и сохрани. Это как же шибануло, что я же как они обе готова была… Мозги напрочь и будто демон вселился в меня. «Та, что жаждет», сука старая, мамонтом топтанная... Хотя нет, не дам я моему Лиху топтать что ни попадя. Не знаю, как и зачем – но это её сила. Блуд и разврат, это одна из четырёх старших демонов, которая питается всякой похотью. И две жертвы, которые ей скормили.

В этот момент в избе что-то грохнулось. Мгновение спустя из дверного проёма кубарем выскочило нечто чёрное и грязное, оказавшееся средних лет начавшим лысеть мужичком, перемазанным копотью и сажей с головы до ног. Мужик сначала побежал за сарай, откуда послышалось негромкое журчание. А потом выскочил обратно и бухнулся в ноги Григорию и Варваре:

– Спасите люди добрые, Христа раде спасите от этих. С ночи там на балках прятался, чихнуть боялся…

По быстрому и сбивчивому рассказу мужика, оказавшемуся тем самым плотником Пафнутием – отыскал его некоторое время назад в городе один из парней. Договорился подыскать им укромное место за городом, предоставить дом, и проследить, чтобы пару дней их никто не беспокоил. Пафнутий согласился, не задавая лишних вопросов. Мало ли чего этим городским да особливо университетским в голову взбредёт? Студенты приехали вчера. Расплатились с ним честь по чести – сапоги новые, кушак да зипун. К зиме-то да вовремя. Студенты весь вчерашний день готовились. К ночи провели ритуал. А потом началась бесовщина. У девок внезапно отросли кошачьи уши и хвосты. После чего девки скинули платье да в чём мать родила буквально кинулись на парней. И такое, сказал, вытворяли сразу вчетвером – что насколько он разное видел, но пересказывать такой срам категорически не желает. Причём одна, которая сейчас возле окна сидела, она как-то поспокойнее оказалась. В самом начале в блядстве на четверых поучаствовала, да разика два потом по очереди с одним парнем и со вторым. Вторая же точно как бешеная собака: беспрерывно то с одним кувыркалась, то с другим. То сразу с обоими. Одного парня так совсем заездила так, что на печи лежит: жив или нет – не понять. Второй вроде шевелится пока. Сам же Пафнутий спасся чудом да божьим провидением. Как началось – сам не помнит, каким образом на балку залез. Только и небесной помощью. Оттуда смотрел, да дым нюхал. Дым он не только глаза, как известно, ест, но и всякие хвори да нечистую силу отгоняет. А как дверь снесли, он и почуял – бежать надо.

– Так, – сказал Григорий. – Надо помощь звать. Петя, тут безопасно. Давай сюда.

Когда паренёк перемахнул через забор и встал рядом, Григорий приказал:

– Стрелой в Университет. Сначала к майстеру Паулю. Скажешь, у нас тут две ушастые Юлькины проблемы, причём в состоянии полного помрачения ума. И это те самые, про кого мы говорили. Он поймёт. Дальше пусть идёт к профессору Александру Вишневскому сыну Васильеву с коллегии целителей. Ему скажешь слова про две ушастые Юлькины проблемы, и ничего больше. Понял?

– Да.

– Тогда одна нога здесь, другая там.

Варвара проводила взглядом убежавшего паренька, дальше немного растеряно:

– А ты Юльку знаешь? Она… Она у нас в полку...

– Жива? Как она? – обрадовавшись, спросил Григорий.

Сумев одновременно и улыбнутся, и замереть – за последний год слишком часто вслед за «у нас в полку» шло безжалостное «накрыло химерой на линии».

– Замуж выходить собралась. После войны. А пока служит, но она про тебя никогда даже не упоминала. Вы с ней…

– У неё очень симпатичные… ушки, – сам не ожидая, улыбнулся воспоминаниям Григорий. – Мне нравятся. Гуляли с ней ещё до войны. Ничего не сладилось, а потом она кружку получила, выпустилась... Тоже ещё до войны. А познакомились – стою я как-то в карауле, гляжу – везут. Под присмотром, в покрывале, а из-под покрывала хвост и ушки торчат. Не утерпел, когда в следующий раз встретил, полез разок эти ушки... погладить. Руки распустил – да и огрёб в ухо. Зато с тех пор мы стали просто хорошими друзьями. Из тех, про которых обычно в последнюю очередь говорят, да первыми вспоминают. Меня сейчас волнует, как этих оболтусов спасать, если живы ещё. Пока Петя доберётся, пока профессора Вишневского найдут. Он тогда Юльку лечил, присматривал за ней и разрабатывал способы, как если что демона внутри удерживать.

Варвара убедилась, что плотник Пафнутий далеко и не слышит. И тихонько уточнила:

– Ты знаешь про демонов… внутри?

– Ты тоже ведь знаешь, как Юлька стала… такой? С ушами и хвостом. Но она молодец, раз могла эту пакость внутри крепко удержать.

– Да. Знаю. Но знаешь, на что зло берёт? Тот, кто это устроил, он ведь даже не особо прячется. Пользуется, гад тем, что в Вольных городах все уже знают, а тут – нет ещё. Юлька не говорила?

– Нет. Для неё это было неприятно, потому я и не спрашивал.

– Молодых и глупеньких девочек заманивают обещаниями силы и возможностью стать магами. А на самом деле – эта сила «Той, что жаждет» во время ритуала вызывает суккубу и подселяет в тело девушки. Получается вот такая, с хвостиком и ушками девочка-кошка. Нет, магия у неё будет, только вот будет ещё и безудержная похоть, а вся магия из-за этого станет уходить не на то, чего хочешь, а чтобы тело оставалось крепкое, привлекательное, да с ума мужиков сводить. И сдают таких в сады возвышения. Юлька наша крепкая душой оказалась, демона подселённого внутри переломила и командовать ему не дала. Только она такая – одна на сотню. А остальные как в тумане, мужик за мужиком. Разве что если отобьют да обряд изгнания демона проведут. И знаешь, что самое страшное?

Варвара внезапно зарылась лицом в грудь Григорию. Тот девушку обнял и нежно провёл рукой по волосам:

– Что?

– Когда демона изгоняют, телом вроде ты не постарела, разве что ушки и хвост остаются навсегда. И дикое желание к блуду пропадает. Зато и память возвращается, как жила все эти годы, зверушкой, по приказу того, у кого управляющий амулет в руках. На кого указали – того ублажать с восторгом и побежишь. От такого руки на себя многие наложить пытаются или в монастырь уходят. Я на ленте не смерти боюсь, а что вот так – в плен возьмут да силой ритуал проведут. Я ведь сейчас ощутила, как «Та что жаждет» меня зовёт, уговаривает…

Григорий прижал Варвару к себе. И сколько они так простояли, оба не заметили. Только высоко в небе бежали серые облака, ледяной ветер завывал в верхушках деревьев, а из открытого дверного проёма избы приглушённо доносились сладострастные стоны. А им было плевать и тепло, потому что рыжее солнышко в объятиях грело обоих. Наконец, Григорий разомкнул объятия, но напоследок не удержался и чмокнул Варвару в нос. Заодно сообразил, как не выдавая призрак Катерины рассказать про магию вокруг.

– Всё равно надо чего-то делать, пока помощь идёт. Вот следи за моими мыслями. Эта «Та, что жадет» питается похотью и блудом. Причём в избе она настолько сильна уже, что тебе морок смогла навести. Так? И если она кормится, то сила её понемногу будет расти.

– Ну… наверное.

– Но пока её хватает всего-то на одного. Тебе как магу она голову задурила, но я и Пафнутий не поддались. Пафнутия она на балках вообще не заметила, дым укрыл. Значит, силёнок у неё пока маловато. И если мы Кару остановим, и потом всех вытащим подальше от избы да хоть в сарай, а избу спалим – оно уйдёт.

– Ну… наверное. Я в этом не специалист, но у нас на ленте говорят – нет капища, нет проблемы. Но как? Кара эта хотя и дура, раз на обещание дармовщины и дармового исполнения желаний повелась, но убивать её не хочется. Не виновата она. И Марджана не виновата.

– Жгите, жгите господа хорошие, – оказалось, Пафнутий подошёл и всё слышал. Сейчас крестился и повторял: – Если жив останусь – да никогда больше на лёгкую деньгу не соблазнюсь и на кресте в церкви поклянусь кабак стороной обходить. В кабаке, в кабаке проклятом меня и соблазнили. Надо спалить – всё тут палите. Лишь бы эту нечисть тоже.

– Тогда так. Есть способ. Пафнутий. Самогон в сарае найдётся?

Тот смущённо отвёл глаза, перекрестился, сплюнул и сказал:

– Есть. Вылью это бесовское зелье немедля.

– Ты его сюда неси. Клин клином вышибают. Есть одно средство, мне его Юлька показала на крайний случай. Мы тогда за город за грибами ходили, Тайку, сестрёнку мою брали с собой. Далеко, с ночевой ходили, и если её скрутит, Юлька мне показала одно подручное средство. Если силой даже хоть глоток-другой влить, то сознание проясняется на какое-то время. Пафнутий, слышь? Полынь ещё тащи сушёную. Мы мимо сараев когда шли, из какого-то у тебя воняло.

– Пыльная и с весны ещё. Сгодится?

– Пойдёт. И горшок или кружку какую принеси.

Дальше Пафнутий притащил флягу самогона и деревянную кружку. Всё-таки действительно мастер был, явно сам точил, и ладно получилось. Григорий плеснул в кружку самогона. Из кисета накрошил табаку, потом покрошил полыни и настрогал немного серебряной стружки с монеты. Дальше тщательно взболтал и скомандовал:

– Значит так. Варвара, твоя задача – как мы ворвёмся, хоть пол дома снеси, но Марджану ветром к стене прижми. Она вроде не до конца разум потеряла, но когда мы Кару поить начнём, кто знает, чего ей эта «Та что жаждет» приказать может. Дальше. Я хватаю Кару, кручу и разжимаю ей рот. Она какой бы демон ни была, а я вдвое, если не втрое тяжелее. И не ожидает она. Пафнутий, у тебя будет немного времени, чтобы хоть глоток влить. Как хоть один вольём, она силу потеряет. Дальше спокойно мы напоим сначала её, потом Марджану и вытащим обоих из дома и свяжем. Потом вытаскиваем парней и спалим капище вместе с домом.

– С Богом! – воодушевлённо перекрестился Пафнутий.

– Хорошо, – согласилась Варвара.

Получилось всё очень даже просто, никто не ожидал. В проём двери влетел поток ледяного ветра, завизжавшую от неожиданности Марджану буквально прилепило к брёвнам стены. Кара же, увлечённая своим любовником, и как он выплёскивает в неё семя, отреагировать не успела, прижатая Григорием к полу, а Пафнутий разом влил в неё чуть ли не треть кружки. Взор у девушки разом прояснился – и она тут же рухнула в обморок. Григорий накинул ей верёвку на запястья и только собрался повторить то же самое с Марджаной, но та неожиданно спокойно сказала:

– Не надо. Сама пойду. Эдерли возьмите. Он на печи валяется. А Наумов не зря маг, жилистый. Одеться дадите? Холодно на улице так-то.

Григорий и Варвара переглянулись с усмешкой. А голос-то у Марджаны дрогнул, и взгляд ненадолго она отвела. Она сейчас больше из бравады играет. Мол, ну голая стою и что – а на самом деле внутри дрожит и ей действительно стыдно. Значит и в самом деле человека в ней сейчас больше, чем демона или чего там. Марджана показала, где одёжка валяется и не мешала остальных одевать и выносить. Парни при этом выглядели измождёнными, как неделю не ели. Дальше всех троих по-прежнему без сознания дотащили и уложили в дальний сарай, после чего в соседнем заперли Марджану, оставили под присмотром Варвары. Григорий и Пафнутий же раскидали вокруг избы солому, облили самогоном – тот был хорош, солома занялась сразу.

И горела изба жарко, куда сильнее, чем по идее должна. А ещё как начали рушиться стропила, так словно купол над двором лопнул. Ощутил это даже не способный к магии Пафнутий. Варвару так вообще ударило, что она аж прижала ладони к голове – уши заложило. Птица взлетела – чёрная, точкой на фоне рыжего свирепого огня. По ушам, вихрем – истошный, пронзительный крик. Марджана в сарае истошно заорала. Когда её вытащили – забилась в судорогах.

И сразу раздался голос Катерины:

«Вовремя я. Так что у нас тут? Оригинально. Быстро, разожмите ей зубы и вливай эту свою штуку. Быстро, связь с «Той, что жаждет» уходит. И она тянет силу из той, что отдана ей. Вторая без сознания, с неё взять нечего. А эту если не выпьет, так в сумасшедшее заведение угодит, а то и помрёт».

Григорий не раздумывая крикнул:

– Пафнутий, помоги, держать со мной будешь. Варвара. Средство. То же из кружки – вливай в неё. Эта, демонша уходит, и хочет утянуть за собой Марджану, которую ей как жертву отдали.

Только потом сообразил: неоткуда ему это знать по идее, что Варвара подумает? Но видимо она решила, что просто в своё время Юлька поделилась с ним больше, чем с ней. Средство помогло, судороги прекратились. Дальше Марджана самым натуральным образом уснула. Григорий вытер пот со лба: вырывалась девочка-кошка с такой силой, что два мужика еле удержали. Варвара же с жалостью сказала:

– Бедная. И Юлька бедная, она ведь тоже через такое наверняка проходила, когда сбежала. А там она одна через всё прошла.

Катерина же ругалась в голос, хорошо один Григорий слышал:

«Какой, ну какой урод всё это придумал? Возвышение, оно же, ой, оно когда – и сады волшебные там должны быть, и жрецы с песнопениями. И вообще – всё красиво до умопомрачения».

Пользуясь тем, что рядом никого – Пафнутий куда-то ушёл, Варвара осматривала Кару заодно, еле слышно шепча губами Григорий спросил:

– Вот это у вас возвышением называется, Кать? Вот эта блудливая кошка мартовская, в которую Кару превратили? Нормальную девушку – вот в это?

«Ну да. Из просто людей в сверх- и любимцы божественные, способных доставить неземную радость мужчине и даже женщине без остановки сутками... Ой, господи прости, я по привычке, Гриша. Но тут – не удивляюсь, что «Та что жаждет» так быстро ушла. И срач вокруг, и капище сожгли, и две суккубы, да без жрецов и ограничителей? И всего два мужика рядом после перехода? Да пусть бараны молятся, что живы чудом остались да вторая эта ваша, Марджана, своего демона усмирить смогла. А так бы выпили этих двух баранов досуха».

Остаток времени до прибытия помощи прошли спокойно. Университет по возможности захотел оставить всё внутренним делом. Так что пострадавших доставили в коллегию целителей… И начался сумасшедший дом.

Из посторонних присутствовал один Григорий. И то потому что был важным свидетелем, в том числе и в связи с появлением вчера ликтора. Сначала усад Алаутдинов ругался, что как это вообще могло случиться. Костерил бардак и всеобщую безответственность, пообещал, что все стоявшие на страже и за взятку выпустившее студентов без проверки не просто вылетят из Университета, а с позором и волчьим билетом. Дальше скандалили с профессором Вишневским. У Кары, едва она очнулась, сначала случилась истерика, потом новый приступ похоти и безумия. Так что она чуть не изнасиловала ассистента профессора, и срочно пришлось проводить обряд экзорцизма. Но в результате у Кары появились провалы в памяти за последнюю неделю. То из одного дня час выпадет, то из другого два или три. Кто ей дал чертёж – она попросту забыла. Усад ругал на это профессора, мол, сначала надо было допросить. Вишневский огрызался, что он приносил клятву целителя, ему жизнь и здоровье девушки дороже, а каждая минута промедления могла погубить ей рассудок.

Только закончили ссориться по поводу Кары, как примчался вызванный в Университет Юнус-абый… И все предыдущие скандалы показались детским лепетом. Дядя проклинал племянницу, велел каяться, очищаться и смывать грехи, особенно грех непослушания. Марджана на это ругала дядю так, что уши у всех в трубочку свернулись. Дескать, она и без того шестнадцать лет хоронила себя заживо, слушаясь дядю во всём. И даже пошла на целительский, хотя лечить ненавидит – но лишь бы хоть ненадолго вырваться из-под его пригляда. А теперь ей дядя не указ, замуж и дальше хоронить себя второй женой уже в доме навязанного мужа не собирается тем более. Изгонять демона Марджана тоже не собирается – она его сразу усмирила, так что выползать со своими желаниями тот будет отныне ровно тогда и насколько хозяйка разрешит. И если её оставят в Университете – то с удовольствием пойдёт на физический факультет, изучать физику и математику.

Юнус-абый в итоге при всех племянницу проклял, отказав в родстве. Дальше поклонился Григорию и хмуро сказал:

– Спасибо, пристав. Выполнил слово, нашёл мою пропажу. И вдвое спасибо – открыл мне глаза, а семью мою избавил от несмываемого позора, как если бы выдали замуж, а она продалась демонам и греху. Должен тебе буду. Долгом чести.

Сплюнул и ушёл.

Дальше Григорий самым наглым образом умыкнул Варвару, мол, время уже позднее, незамужней девушке домой пора, хотя и причина быть в Университете уважительная. Варвара подыграла, как бы случайно устроив, что провожать до дому её будет Григорий.

Вечер уж догорел короткой осенней свечой и растекался тёмным воском сумерек, а потом и ночи. Они шли вдоль реки, укутанной серебристой туманной дымкой, холод прохватил, остудили воду, осадил на дно всякий плавающий мусор, отчего поверхность напоминала большое зеркало, отражавшее свет луны и городских огней. И они стояли и целовались, и снова шли…

– О чём задумался, Гришенька?

– Не ругай меня, ладно? Рядом с тобой надо думать только о тебе, но вот не могу выгнать из головы мысль: странно всё это сегодня. Зачем? Нет у нас садов волшебных, чтобы получившихся девочек-кошек держать. И закрытых гаремов, как у османов принято, никто не держит. Да и просто так из университета две студентки пропасть не могут. Это не кого-то в дальней деревне снасильничали да тело спрятали, вокруг закон – тайга, да боярин – медведь. Будут искать и найдут.

– Как зачем? Сам же слышал, как Марджана со своим дядей ругалась, и как он проклинал её, дескать, опозорила его. И ты говорил. Этот Юнус-абый человек тёмный, и врагов у него много.

– Вот потому и не сходится. Кара забыла, но Наумов, как в себя пришёл, подтвердил, что Кара посвятила в тайну Марджану, потому что в полученном чертеже и пояснениях разобраться не смогла одна. Понимаешь? Соображай Кара чуть лучше в точных науках – справилась бы сама, одна превратилась в суккубу. Хорошо, мы с тобой с Юлькой знакомы, знаем – чего делать, смогли остановить, не дали умереть. А там профессор Вишневский подоспел. А если бы нет? Убили бы Кару, и всё. Понимаешь? Одна жертва, даже Наумов и Эдерли не пострадали бы, на их участии Марджана настояла. Но Кара – у неё ни родни родовитой, ни родителей богатых. Зачем тогда всё это?

– Не знаю…

А дальше они просто шли и целовались… И все сегодняшние события стали мелкими и неинтересными.