Жена мертвеца

Глава 12

Когда Григорий вернулся домой, сёстры уже давно посапывали на печи, а вот мать с чего-то не спала. Вышивала красной ниткой полотенца при тусклом свете свечи, щуря ослабевающие глаза на тонкую сверкающую паутинкой в ладони иголку. Увидев сына, как-то просветлела лицом и сказала:

– Вернулся? А мне не спиться чего-то. Поздновато ты…

Сердце у Григория ёкнуло и сжалось. Вот также мать отца с такфиритских походов ждала, и бабушка – деда из-под Колывани. Спросит сейчас чего, как ей в глаза врать, что чудом да помощью Кати и мыша-демона жив остался? Придумать, чего и как соврать, Григорий не успел. Огненный мышь то ли оголодал, то ли ещё чего. Но стоило Григорию скинуть кафтан, как он, не дожидаясь разрешения, вылез из рукава рубахи, пустил в воздух рыжую яркую искорку, фыркнул и стремглав кинулся в печь. Как пловец в реку с обрыва, так и он нырнул в тлеющие багровым жаром угли. По избе прокатилось сухое, приятное коже тепло – волна самого настоящего блаженства.

– Ох, – вскрикнула и вскочила мать. – Это ещё что такое?

– Ну… – смутился Григорий. – Вот. Зверушку домашнюю в дом решил новую взять.

– Я вижу. Что. Это. Такое?

– Ну… мышь огненный. Демон, трофейный, можно сказать. Но он хороший. Ты не переживай, их и лазоревые, и в церкви проверяли, всё нормально. А так он мне сегодня помогал, вот и решил – пусть живёт. Угольками питается и щепками, только не перекармливать сказали.

– Ну раз не перекармливать, то посмотрим, кого вы тут подобрали на этот раз, – хмыкнула мать.

Григорий в ответ тоже заулыбался.

Начались их «находки» с голодного щенка, которого Григорий подобрал на улице. Понравился ему смышлёный малыш необычной рыже-белой раскраски. Так и осталось неизвестным, откуда в жилецкой слободе взялся щенок сторожевых пастушьих собак из аллеманских земель Шотландии. Он быстро вымахал в серьёзного пса с длинной жёсткой шерстью, размером пусть и не самым крупным в слободе – но быстро всем собакам доказавший, кто отныне в округе самый главный. Назвали его Молчун: и по хозяину, и потому что, в отличие от соседских пустобрёхов, лаять пёс не любил. Зато если уж нападал, то молча и насмерть. Что когда на загородное огородие попробовала было сунуться стая помесей волка и собаки – Григорий тогда даже пальнуть не успел, как Молчун с негромким рыком перегрыз горло обоим чужакам. И когда разок уже на подворье в отсутствие хозяина попытался сунуться вор: Молчун сначала прокусил мужичку обе ноги, а уже потом позвал людей.

Вторым стал подобранный сёстрами непонятно где облезлый котёнок. В итоге откормленный и вымахавший в трёхцветного, очень пушистого и наглого кота по кличке Падла. Кличку котяра получил за наглость и принципиальную вороватость – таскал всякую всячину кот исключительно из любви к искусству, впрочем, никогда не переступая черты, за которой влетит серьёзно. Но при этом оказался потрясающим охотником на мышей, напрочь выведя грызунов не только у себя дома, но и у соседей. За что и получал всегда прощение после очередной выходки.

Ну а теперь вот добавился огненный мышь. То ли демон, то ли зверушка, а тоже с пониманием. Ночью сидела тихо. Зато когда хозяйка с рассветом начала шебуршить вчерашние угли и разжигать дрова, мышь высунулась наружу, дыхнула на бересту. Дальше ей не понравилось, что дрова немного отсырели и занимались плохо, нырнула вглубь под свод печи. Несколько раз там чего-то чихнула и фыркнула, поплёвываясь искрами – и дрова занялись. Огненный мышь высунул мордочку и с вопросом посмотрел: нормально, хозяйка? Получив в ответ: «Ох ты, какая умница-то», – самым настоящим образом заулыбался во всю морду и нырнул обратно в огонь. Там ему явно нравилось больше, чем в приостывшей за ночь избе. За приблудного демона можно было не беспокоиться, так что, оставив его со спокойной душой дома, Григорий отправился к дому Колычевых. Хотя и ранний час – с Варварой надо поговорить чем быстрее, тем лучше.

С этой мыслью и с улыбкой Григорий и шагал по улицам. Хотя мокрые дома и заборы казались унылыми и неприютными, порывистый ветер нёс промозглую сырость и стужу. Погода и в самом деле испортилась, поздний осенний рассвет с трудом пробивался сквозь застоявшийся мрак долгой ночи и затянутое серою мглой небо, густо набитое набежавшими откуда-то с западной стороны облаками. Остатки пожухлых листьев отчаянно трепетали в чёрных скрюченных сучьях деревьев, выглядывавших из-за заборов, мокрая листва за ночь густо устлала дорогу, пересыпала где мостовую, а где натоптанную глину, налипла на брёвна строений.

И всё равно настроение у Григория было хорошее… Наверное, потому, что именно сейчас наконец-то и до самой глубины души проняло, насколько близко он вчера был к тому, чтобы погибнуть – всё равно и всем демонам и чертям назло живой. Заодно плескались в крови азарт и молодецкая удаль. Можно было бы, наверное, дозваться и сообщить Варваре как-то иначе, мол, пришёл как договаривались. Но вместо этого, пользуясь, что холопам из тёплого гнёздушка идти на сырой и холодный осенний воздух, на самом рассвете, когда особенно сладко спится – лень, а собак на боярском подворье не держали, Григорий огляделся. И пока на улице никто не видит – перемахнул через забор. Заныкался за толстой яблоней, пересчитал взглядом ставни на окнах, нашёл одно памятное, резное с милыми птицами, на третьем… Или четвёртом, если подклет считать – этаже. Раскрутил камешек на ременной петле и закинул, попав точно между крыльями резной птицы сирин. Ставни приоткрылись. За ними мелькнула рыжая волна волос и солнечная улыбка, холодный осенний ветер взвыл и закрутился вдруг – свистнул в уши ехидно, весёлым смехом. Наклонил, скрутил ветку, сдвинул Григорию шапку на голове. Он тоже заулыбался, махнул рукой, мол, жду. И демонстративно перемахнул через забор обратно на улицу.

Ждать Варвару пришлось не так чтобы долго. Попутно Григорий порадовался – вот что значит человек умный и бывалый. Девушка всё сообразила верно, сарафан надела с красивой вышивкой, но без золотых или серебряных нитей и без боярских фениксов, к тому же из обычного холста, а не шёлка. На голове тоже красивый, но простой платок, так же как и душегрея – никакого бобрового или соболиного меха, тёплая овчина и заяц. Разве что извечные шаровары мамонтовых полков и сапоги всё те же, любимые, но это только если знаешь, куда смотреть. А так девушка из семьи зажиточной, но совсем не боярского рода, а из жилецких али приказных. Сестра, невеста – увидит кто рядом с Григорием, то и сразу забудет, таких тут пол столицы гуляет. Особенно там, куда Григорий и хотел Варвару пригласить, чтобы спокойно обсудить вчерашнее.

– Здравствуйте, Григорий. Ну и чего такого случилось, что мне пришлось так второпях бежать? Нашу ключницу Лукерью и успела предупредить, чтобы в доме не поднялся гевалт. А позавтракать – уже нет, не успела.

Где-то по краю сознания Григорий удивился: Варвара сказала «предупредить» не Павла, вроде бы старшего мужчину семьи в доме пока, а ключницу. Впрочем, семейные отношения Колычевых не его дело.

– Кажется, мы вчера договорились на «ты», пока без чинов? Но и в самом деле. Я вроде бы вчера задолжал тебе обед. То есть пока завтрак. И дело тоже неотложное.

– Именно вот так? Сначала завтрак, а потом дело? Тогда я согласна. И куда?

– Именно так, а куда… сама увидишь.

Взял Варвару под руку и решительно повёл за собой.

Хотя Юнус-абыя и мечталось посадить за содействие всяким татям, его заведение по части сходить пообедать или прилично пригласить девушку оставалось вне конкуренции. И даже самый ярый поборник морали ничего бы не смог никогда предъявить, потому что, вернувшись из своего последнего походя, бывший разбойник по части веры и семейной морали стал донельзя истовым правоверным. Так что не просто комнаток для всякого блуда или угодливых стреляющих глазками служаночек в его заведении не имелось, но и во всей округе никто для тайных встреч места не сдавал в найм. А как уж этого Юнус-абый добился, спрашивать не хотелось. Главное, что несмотря на ранний час, поток посетителей, причём именно парами уже был, и Григорий с Варварой в глаза не бросались.

Но вот реакция девушки немного удивила. Сообразив, куда её пригласили, она весёлым тоном, но с тенью тревоги в голосе поинтересовалась:

– И что такого вчера произошло серьёзного, что нам говорить надо аж здесь?

– В смысле? – растерялся Григорий.

– Ну… Я как-то от Павла слышала, дескать, хозяин тут держит особые комнаты, где можно говорить про что угодно, он гарантирует – никто ничего не узнает. Вроде купцы при особо важных сделках этим пользуются.

Знакомые у Павла явно были интересные, если он в курсе про «купцов», но с его сестрой это явно обсуждать не стоило. Какие бы ни были отношения, и то, что явно Варвара про брата не особо высокого мнения, они всё равно семья. Да и Варвару в дела приставов мешать не стоило. Поэтому Григорий высказался более дипломатично:

– Купцы в том числе. Вот только Юнус-абый комнатки эти вообще всем сдаёт. И куда чаще купцов их используют разные тати. Я бы за это… Но формально перед законом царёвым хозяин чист, потому не выйдет.

– Я сразу представила, – хихикнула Варвара, – как в одной комнатке купцы обсуждают сделку, а в соседней тати – как их после этого обокрасть, – и уже серьёзным голосом закончила: – А мы-то сюда тогда зачем?

– А вот не удивляйся, выполнять моё обещание. Завтрак, обед и всё, чего пожелаешь. Комнатки для разговоров нам без надобности, мы за тем пришли, зачем и всё остальные, – Григорий махнул рукой на входивших и выходивших на подворье людей. – Есть. Кормят тут и в самом деле лучше в столице не найдёшь. Ну и поговорить можно тоже спокойно, не спорю. К посетителям тут лезть не приято. Какую еду предпочитаешь? Нашу, чинскую, аллеманскую?

– А пошли тогда в чинскую. Нашу я и дома могу, аллеманской в Вольных городах не удивишь, а у нас в полку полно народу оттуда. Вот чинской и впрямь редко пробовала.

– Пошли в чинскую трапезную.

Войдя на подворье, Григорий машинально бросил взгляд в тот угол, откуда начиналась тропка к внутренней части и тайной избе. Там стояли сегодня всё те же парни, что и в прошлый раз. Заметили Григория, перехватили его взгляд и напряглись, но поняв – он девушку поесть ведёт, явно расслабились. Григорий на это негромко хмыкнул. Причём от Варвары, похоже, не укрылось ни то, как парни с дубинками смотрели, ни реакция её спутника.

Внутри трапезной, несмотря на вроде бы заметный поток посетителей, оказалось почти пусто. Видимо, чинская кухня у ранних утренних гостей популярностью не пользовалась. Так что Григорий и Варвара легко устроились в уголке, к ним сразу подбежал подавальщик… дальше сумев их удивить:

– Чего изволите? – неожиданно он сунул посетителям лист, на котором были записаны блюда и цены. – Это называется меню. Если вы не очень знакомы с чинскими блюдами, готов вам рассказать всё, чего пожелаете, – и поклонился.

Прочитать список не предложил: даже если Варвара сейчас не похожа на университетского мага, то уж пристав обязательно читать умеет. И всё равно Варвара и Григорий переглянулись удивлённо, дальше он спросил:

– А что посоветуете для начала? На голодный живот?

– Я советую вам начать с малой порции лапши, а после неё вам принесут гань хуанцзю и к нему свинину, тушёную в бань гань хуанцзю или же цыплёнка шаосин…

Дальше Григорий и Варвара посмотрели на подавальщика настолько ошалелым взглядом, что тот запнулся и поспешил объяснить:

– Гань хуанцзю – это жёлтое сухое некрепкое рисовое вино. Одни чинцы и умеют делать, никто больше. А к нему свинину, тушёную в полусухом рисовом вине или цыплёнка, замаринованного в полусладком рисовом вине.

– Ты пригласил, тебе и выбирать, – сразу сказала Варвара.

И улыбнулась. И словно кусочек солнышка в трапезную заглянул.

– Хорошо. Тогда давайте действительно лапшу, а после него это ваше жёлтое вино и к нему цыплёнка. Свинину мы и сами, а вот слышал я, как вы тут цыплёнка или утку готовите… Давайте цыплёнка.

– Лапшу принесу прямо сейчас, пока вы едите, будет готово остальное, – поклонился подавальщик. И негромко добавил: – Вам господин, сегодня всё за половину цены. Хозяин просил передать, мол, не откажите в благодарность.

– Хорошо… – растерялся Григорий.

А когда паренёк ушёл, Григорий аж вздрогнул, настолько знакомые нотки прозвучали в насмешливых словах Варвары:

– Кафтан – зелёный, жилецкий. Пристав – голос царский. Хозяина всё татем называл. А он тебе благодарность. И за что?

– Даже сам удивлён. Хотя и представляю, за что. Нашлась залётная шайка татей, которая много крови и местным лихим людишкам попортила, и честным людям. Так получилось, что я их на днях поймал, да на дыбу всех и отправил.

Взгляд Варвары продолжил смеяться, мол, недоговариваешь. Но тут как раз принесли горячей лапши, поэтому разговоры были ненадолго отложены. Слишком уж аппетитно пахло, а они пришли голодные.

Но вот тарелки опустели. Цыплёнка попросили ещё «чуть обождать» – дело такое, заранее время готовки не угадаешь. Зато принесли жёлтое вино с мудрёным названием, разлили по пиалам. И Варвара, пригубив из своей пиалы, спросила:

– Так что вчера случилось? Или сначала мне рассказать? С мамонтом – с ним весь звериный коллегиум головы изломал, насилу с моей помощью разговорили… Кстати, он тебя выдал, что ты ему краюшки хлеба таскал, когда его за хулиганства лакомства лишили. – На этом оба, не сговариваясь, негромко засмеялись. – А в ту ночь – видел он чего-то той ночью, яркое и красивое, а что именно – непонятно, описать такое у людей в голове и слов этаких нет. Видел-видел, да и заснул. Похоже, его усыпили. Причём он сам не понимает, чем, только помнит – красивое. И запах был. Какой-то гнилой и сладкий одновременно. По опыту – так порой на капищах у еретиков воняет, но откуда они тут в Кременьгарде?

То, что девушке рассказали пара знакомых из университета про Григория, Варвара упоминать не стала. Так как и сама ещё не определилась, чему больше верить: своим глазам, или слухам, как кое-то из жилецкой слободы в общежитие к студенткам лазил да хвосты им крутил.

– А теперь вторая новость, от меня. Вчера вечером меня пытались убить с помощью цветочков, которые вырастали из противных лиловых огоньков. Тонкие такие ножки, мясистые, горящие огнём лепестки. И кривой, острый клык-кинжал вместо соцветия. Бегают не быстро, зато тянутся, кидаются на все, что увидят. Мерзкая тварь. Причём, похоже, что тварь, а не растение.

– Роза Азура! Здесь? – ахнула Варвара.

Видно было, что сейчас ей очень хочется повторить все те словечки матерные, которыми щеголяли студенты. И были бы эти слова очень к месту. А Григорию с чего-то стало приятно, что Варвара за него действительно переживала.

– Здесь. Ждали именно меня. Напали сразу, как я на наш берег с Университета вернулся, да чуть оплошали. Поторопились, вот и смог отбиться. И сразу скажу, что в мухбарат я пока не говорил.

Дальше принесли цыплёнка, и разговор пришлось ненадолго приостановить. Очень уж тот аппетитно пах, кусочки мяса отделялись, будто и не мясо вовсе – а из пшеничного хлеба всё пекли. И во рту мясо буквально таяло. Так что остановиться смогли, лишь когда от цыплёнка едва половина осталась.

– В мухбарат не сказал, сначала меня решил предупредить. Понятно. А ещё почему? Я смотрю, ты просто так мало чего делаешь.

– Не верю, что они кого-то действительно серьёзного поймают. Им быстрее наверх доложить да награду за это получить. Было так уже… недавно. Да и с чем идти? Я там рядом одного заметил, Сенька Дуров. Тот самый, которого мы в Университете видели. Целовальник из Заречной слободы. Он-то и навёл на меня, точно он. А кто еретическую волшбу наводил? Сенька к магии не способен, это в Университете проверяли, и раз у себя не оставили…

– То это ничего не значит, – вздохнула Варвара. – Демоны у еретиков на этом глупые души и ловят часто. Магия демонов любому даётся, точнее – они любого могут наделить. Только от Единого – это дар, а уж как человек им воспользуется… А вот демоны всегда берут плату, и какую – ты слишком поздно поймёшь. Некоторые всё равно как понимают, продолжают. В общем, вызвать лозу Азура мог и этот Сенька. Вот кто его научил – это вопрос. При этом, если продался Сенька ещё недавно, отметок на теле пока ещё нет. От всего отопрётся, навет, поклёп.

– Я поставил присмотреть за ним. Есть пара мыслей – поймаем, не уйдёт. Но это не раньше ночи, а пока?

– Что пока?

Вопрос прозвучал… игриво как-то? Отсюда Григорий решил, что, даже если ему послышалось – всё равно:

– Пока раз ты же не торопишься? Вот и предлагаю по городу пройтись. На ходу и думается лучше, и может ещё в голову придёт мысль. Не просто так же в Заречной слободе и про финского колдуна слухи ходят, и с розой тоже именно там напали. В самой слободе точно ничего нет, иначе бы местные сами его выловили. Они очень искали эти дни, после убийства-то. Но может, придёт в голову по дороге, где его поискать можно?

– А пошли.

И они пошли. Как раз пока сидели за едой, тучи разогнало. Солнце светило бледным и жёлтым осенним светом, небо голубело, прозрачное и высокое. Сначала просто ходили просто по городу. Дальше ноги занесли их на Зареченский рынок. Громко кричали вокруг торговки, слободские кумушки в цветастых пуховых платочках с продавцами степенно переговаривались или пронзительно ругались скрипучими уверенными голосами. Пела шарманка, раешник у деревянного райка сыпал прибаутками, зазывая «обчество». И Варвару потянуло посмотреть на «Честного таможенника из Гуаньчжоу». Сюжет детский, конечно и рисовка грубая, но Григорий тоже неожиданно для себя увлёкся, глядя в окошко на лихое мельтешение подсвеченных фонарями картин. Под речитатив и весёлые прибаутки раешника, смеясь, засмотрели и «Аль-вахид в небесех», и еле сбежали от его совсем уж развесёлого продолжения.

За угол, на площадь, под тень раскидистого и могучего тёмного дуба. Златая цепь висела на нем и черный, лохматый кот ходил там, заклятый чарами древней «благодатной» царицы. Глухо мявкал, потом встряхнулся, оскалив пасть, закричал по волшебному, человеческим – но дурным до ужаса голосом:

«В последний час. Во славу божию и пресветлой Ай-Кайзерин полк индрик-датка Мамаджан совместно с ополчением Вольных городов одержали победу над форпостостом еретиков, овладев селением Большие Камни».

– Вчера Камни, сегодня Камни – тьфу. Вот при Федоре-то царе – мамонтов в Рейне купали, – выругался глухо какой-то смутный, потрёпанного вида мужик.

Григорий внезапно поймал в пальцах тяжёлую, тоскливую дрожь. Протолкался, стукнул мужика по шее, сверкнул в морду – свирепо – царской золочёной пайцзой. Прошипел:

– Ты, парень, хоть малые, для начала, возьми.

Варвара дёрнула его за рукав. Мужик, охнув, растворился в толпе, пока его не прихватили за хулу на войско Ай-Кайзерин, а то и на царицу. Григорий лишь хмыкнул вслед, сам встряхнулся и взял Варвару под руку, повёл прочь. По набережной, мимо аккуратных, весёлых и ярких фахтверковых домиков аллеманской слободы. Толпа крутилась, перекликаясь разом на сто голосов. Григорий стряхнул с рук дрожь, шепнул Варваре тихое:

– Извини.

– Спасибо, наоборот. Чёртовы Камни, их там, на том направлении в самом деле десяток штук. Хоть один еле-еле разгрызли.

Повисло неловкое молчание было, но музыка разогнала и его. Шум толпы взвихрился, пропела под ухом скрипка, унося дурные воспоминания прочь. Григорий кинул монету, длинноволосый скрипач-ромей кивнул с достоинством, принимая плату. Заиграл снова что-то весёлое, быстрое – прекрасной даме, как он сказал. Варвара подняла ветер музыке в такт, закрутила в танце жёлтые листья и расплылась в улыбке.

Посреди буйной толпы расположилась толстая торговка с ручной тележкой, нагруженной пузатым, медноблестящим и уютно дымящимся самоваром, стопкой чашек, подносами с румяной и яркой выпечкой и превращённой в прилавок резной дубовой доской. Григорий улыбнулся, проходя мимо. Как бы воспользовался суетой и тем, что тётка вроде бы смотрит в другую сторону, утянул для Варвары ароматный пирожок – на самом деле специально делал это медленно, предварительно подмигнув хозяйке и сунув той в руку монетку в оплату. Тётка смотрела укоризненно, мол, «все вы молодые одинаковы». Но подыграла, «не мешая перед девушкой показать удаль». Варвара за это Григория легонько поругала, но пирожок взяла и съела, заодно взяв у тётки ещё и чаю. Причём, судя по тому, как она переглядывалась с тёткой, хитрость раскусила сразу. Но выдавать, что заметила – не стала.

А дальше пошли на берег реки. Осенний перелёт уже кончился, и на заливах, реках и отмелях уже не стало огромных стай водяных птиц. Зато пестрели на воде жёлтые и красные осенние листья, сверкая яркими пятнами среди тёмной воды Суры-реки. Вздохнёшь полною грудью сырой, но душистый осенний воздух и сразу на душе благодать. И можно просто молча сидеть рядом на обрубке кем-то срубленной берёзы, невесть с чего брошенной. И хорошо. И не надо никаких слов.

На церквах зазвонили к вечере, и глашатаи с башен прокричали протяжно, вплетая свой голос в звон колоколов. Холодный ветер хлестнул их обоих, взвыл в ушах горькое – пора домой. И в догорающем закате листья срывались им вслед и догоняли ветер, кружились, не касаясь земли. Большие алые звёзды поднимались уже, вспыхивали одна за другой – яркие над тёмной, зубчатой линией горизонта.

Вернувшись домой и уже ложась спать, Григорий подумал, что сегодня вышел замечательный день. Горчила разве что самую капельку мысль: было ведь что-то задумано важное, о чём он хотел сегодня Варвару спросить. Катькин голос прозвенел нежно между ушей. Посоветовал в следующий раз брать сразу и целовать, ну или хотя бы потом, на прощание.