За что наказывают учеников

Глава 8 Река приходит в прежнее руслоЧасть 2

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Солнце становится ярче. День двадцать четвертый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

Лучи поднимающегося солнца приятно золотили цветы вишни. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар потер ладонями виски и, отвлекаясь от тягостных воспоминаний о былом, перевел взгляд на собеседника.

Игнаций был одет неброско, в удобные дорожные одежды без каких-либо гербовых рисунков, символов статуса или опознавательных знаков различия. Конечно, птицу узнают по полету, а не по перу, и не жреческая мантия делает жреца жрецом, но все же видеть бывшего могущественного хозяина Бенну не в традиционных гардениевых цветах оказалось непривычно и даже немного печально. Элирий вздохнул. Верхние одежды гостя были бледнее обычного: скромного, но приятного глазу оттенка спелого зерна или полной осенней луны.

— В прежние дни здесь было так много светлячков, — не отвечая прямо на повисший в воздухе вопрос, вдруг проговорил Игнаций, уткнувшись лицом в розоватый камень дорожки. — Помнишь?

О, Элирий прекрасно помнил это. Он любил поздние вечерние прогулки по внутреннему саду, когда тысячи светлячков парили в темноте, как маленькие звезды, а легкие наполнял ароматный и густо-соленый воздух Ром-Белиата. Они прогуливались по саду с Игнацием и пили белое грушевое вино, совершая ночное любование цветами. Влажная летняя ночь текла вокруг и пьянила обоих, звучал оглушительный хор цикад, а тонкие черты Игнация заливало призрачное лунное сияние. Возможно, Элирию хотелось бы вновь насладиться прохладой той давней ночи, но в славное прошлое не было возврата.

— Не вспоминай с печалью о прежних днях, — заметил Красный Феникс, невольно смягчившись. — Будущее будет не менее отрадным: свет Ром-Белиата вскоре озарит весь Материк. Поднимись.

Игнаций повиновался. Несмотря на вынужденную скромность дорожных одежд, никуда не исчезла его безупречно уверенная осанка, а в глазах мерцало до боли знакомое высокомерное презрение Первородных ко всему миру. Впрочем, это неудивительно: в крови повелителей людей и должно быть высокомерие.

Когда заклятый друг встал на ноги, Элирий заметил, что в волосах его блестит простой серебряный обруч, а сами волосы собраны в длинную тугую косицу, какие обыкновенно носили в военных походах. Только серебряные пряди, главный символ чистоты крови, оставались распущены и горделиво обрамляли скулы, придавая лицу строгости и величавости.

А золотой глаз, который в прежние дни, бывало, напоминал Красному Фениксу о безвременно ушедшей возлюбленной, в этот миг вдруг напомнил о Втором ученике.

— Вижу, благодаря дивному искусству Яниэра ты не остался изуродованным, — холодно улыбнулся Элирий.

Игнаций оставил подпущенную шпильку без внимания.

— Оставим прошлое в прошлом, Лестер, — примирительно протянул он. — Я совершил много ошибок и ищу конца вражды. Разве не помнишь ты, как после гибели Лианора мы вместе собирали Совершенных, рассеявшихся по всему Материку, и строили новые города? Как пили драгоценное густое вино из церемониальных кубков, в знак верности данным клятвам связанных торжественной красной лентой? Как наслаждались долгими золотыми осенями в Бенну — Вечном городе, который ты подарил мне в знак своей милости?

— На твоем месте странно желать, чтобы я это помнил. — Элирий покачал головой. — Но я помню. Я подарил тебе великий город, а ты в благодарность предал меня.

— Друзья всегда предают, Лестер. Иначе они не были бы друзьями. Надо было подчинить меня так же жестоко, как бедолагу Аверия, лишив всяких страстей и желаний, раз уж хотел рабской покорности.

— Ты прав, — внешне спокойно согласился Элирий. — Надо было. Надо было сделать так со всеми вами.

— Ну, тогда бы ты быстро заскучал. — Игнаций рассмеялся приятным рассыпчатым смехом. — А я знаю, как ты не любишь скучать…

— Память моя не восстановилась полностью, Лермон, — сухо прервал его Элирий. — А потому, как ты и сказал, вернее всего будет оставить прошлое в прошлом и начать новую жизнь.

— Означает ли это, что ты простишь меня? — с отчетливой надеждой в голосе спросил Игнаций. — В конце концов, кому же служить, как не тем, кого предал однажды…

Элирий усмехнулся. О небожители, после возрождения он только и слышит мольбы о прощении. Насколько они искренни — вот в чем вопрос. В новом мире Красный Феникс не верил никому из тех, кто отрекся от него в старом. Даже если бы хотел, он не сумел бы себя заставить. Доверие — одна из самых дорогих вещей на свете, и его светлость мессир Элирий Лестер Лар не собирался раздавать ее просто так.

— Ты слышал, что я сказал, — процедил он. — Убирайся подобру-поздорову, пока я не передумал и не позабыл, что ты Первородный, в чьих жилах течет священный цвет солнца.

— Как скажешь, — покладистым тоном заметил Игнаций и поклонился. — Могу я на прощание передать тебе послание от твоего Первого ученика?

Чувствуя медленно закипающий гнев, Элирий молча протянул руку. Вот как? Выходит, гнусные предатели спелись за его спиной. Он принял из рук Игнация запечатанный конверт и не торопясь, с подчеркнутым удовольствием разорвал его на мелкие кусочки.

Но Золотая Саламандра, кажется, не огорчился.

— Твой Первый ученик хорошо знает тебя, — лукаво улыбнулся он, — а потому написал два письма. Думаю, Яниэр написал бы и больше, если бы имел достаточно времени. Но, увы, сейчас он находится под постоянным надзором в Бенну. Кроме этого, и днем и ночью Яниэр занят трудной и безнадежной работой: он должен исцелять больных и поддерживать целостность защитной белой пелены, укрывающей Вечный город от смертоносных лучей черного солнца. После резни на Фор-Вираме Ангу перешел под контроль Элиара, и у Яниэра нет возможности отказать ему. Пожалуйста, смилуйся и не рви второе и последнее письмо.

— Ты все-таки решил поторговаться со мною? — Красный Феникс чуть приподнял бровь. — И выступить в защиту еще одного изменника?

— Чтобы родился новый мир, старый должен сгореть дотла, — негромко проговорил Игнаций, на сей раз решив приступить издалека. — После того, как на острове, где мы сейчас находимся, бушевал священный красный огонь, земля еще несколько десятков лет хранила в себе его жар. Ничто не могло расти в окрестностях Красной цитадели. Настоящее чудо, что вишневое дерево сумело укорениться здесь, окрепнуть и расцвести к твоему возвращению, источая тончайший аромат, которым я наслаждался, ожидая тебя. Что это, как не свидетельство благосклонности высших небожителей?

Игнаций вновь преклонил колено и смиренно опустил глаза долу, опасные глаза разного цвета. Каков лицемер! И каков хитрец. Но отчего-то Элирий молчал и продолжал слушать его медоточивые речи.

— Под нашими ногами земля, в которую легли и твои, и мои люди… Пусть эта священная земля Ром-Белиата примирит нас. Жизнь цветка так коротка, а в долгой жизни человека много трудностей и ошибок. Все, что было, оставим в прошлом.

Яркие бутоны сплошь усеивали ветви — скоро наступит пик цветения. Элирий взял в руки второе письмо, точь-в-точь такое же, как первое, и повертел в раздумьях и сомнениях. Сперва он хотел было так же демонстративно разорвать его, не читая, или же вернуть нераспечатанным, бросить на землю в алые вишневые лепестки и уйти. Однако любопытство взяло верх, и Красный Феникс про себя решил, что не будет большого вреда, если он все-таки прочитает послание от Первого ученика. К тому же каллиграфия Яниэра всегда была такой безупречной, такой красивой — хотелось полюбоваться ею вновь, хотя бы еще раз. Аккуратно разломив надвое печати с журавлем и двойной охранной руной Яниэра, Элирий распечатал письмо.

Это было горячее и нежное послание. В нем кратко, в хронологическом порядке излагались основные события, произошедшие на Материке после смерти Красного Феникса, а также все извинения и оправдания, которые в раскаянии своем смог измыслить его Первый ученик.

Элирий молча прочитал задушевные строки, которые сдержанный северянин, должно быть, никогда не решился бы произнести вслух. Страдающая душа Яниэра, конечно, не могла не искать сочувствия и утешения, однако ученик полностью и безоговорочно признавал вину, удержавшись от малодушных попыток оправдать себя и свои ошибки.

Удивительное дело, он уже называет преступления Яниэра ошибками? Элирий поджал губы. Нужно пресечь эти неоправданно великодушные порывы, на которые его так ловко попытались сподвигнуть. Если Яниэр действительно раскаивается и чувствует потребность к примирению, значит, свою искренность придется доказывать, и не изысканными словами, а поступками.

Однако гнев Красного Феникса понемногу таял. Едва ли не против собственного желания Элирий мягко улыбнулся: он и не предполагал, с какой силой отзовется в сердце это мучительное письмо. Вдруг вспомнились ясные голубые глаза, в глубине и прозрачности которых самозабвенно тонул он когда-то, как тонет огненнокрылая птица феникс в бездонном небесном океане.

— Так, значит, в конечном итоге Ишерхэ погибла от руки Яниэра, — мрачно подытожил Элирий. — А ты помог ему избежать расплаты за клятвопреступление.

— Верно.

Ненарушаемая клятва верности, которую Ишерхэ заставляла приносить всех, кто находился в ее ближайшем окружении, была сурова: в случае отступления неминуемо настигала расплата. Физическая оболочка клятвопреступника быстро разрушалась, а дух был обречен до скончания вечности скитаться по земле, жадно стремясь за ее пределы, но не в состоянии уйти. Элирий вздрогнул, представив бесконечные муки, у которых нет ни единого шанса прерваться: не жизнь и не смерть. Неужели оба его ученика, связанных ненарушаемой клятвой, готовы были пойти на это, лишиться вечности и посмертия, только чтобы расправиться с тиранией и самодурством Ишерхэ?

Яниэр подробнейшим образом расписал памятный бой двух драконов в небесах Бенну, и Элирий словно увидел его своими глазами.

…Когда пелена призыва спала с глаз, изящный серебряный дракон увидел соперника: под блестящей чешуей черного собрата мышцы перекатывались лениво и даже вальяжно, словно волны в океане, а узкая хищная голова чуть покачивалась в такт ритмичному дыханию. Разъяренный брошенным ему вызовом, серебряный дракон без промедления ринулся в бой, однако в последний момент черный сумел увернуться: текуче взмыв над облаками, он на время пропал из виду. Появившись в небе над восьмивратным Вечным городом, нынешней ставкой Триумфатора, и инициировав этот поединок, черный дракон отчего-то не торопился в него вступать, будто нарочно тянул время.

Бросившись вдогонку, серебряный быстро настиг врага: будучи крупнее, черный дракон заметно уступал ему в скорости. Однако поражающие воображение размеры могучего тела не помешали провести грациозный маневр: черный ловко развернулся в полете и, обдав преследователя пламенем смертоносного дыхания, всеми когтями вцепился в спину, принявшись раздирать ее в лохмотья. Встряхнувшись гладким змеиным телом, серебряный сумел сбросить противника, но из широко разошедшихся ран, заливая небо и землю, потек священный цвет циан.

Первая неудача только больше разъярила серебряного. Резким рывком устремляясь ввысь, за расчетливым черным врагом, вновь ускользнувшим в укрытие облаков, он заревел утробно и зло:

— Тебе не сбежать! Мы связаны неразрывной нитью: я кукловод, а ты — марионетка.

Уже через несколько мгновений серебряный дракон поравнялся с соперником. Хищно ощерив пасть, обнажив длинные серповидные клыки, он предпринял новую атаку. Черный дракон дышал огнем и продолжал избегать прямого противостояния, очевидно, понимая, что сила не на его стороне. Уклонившись, он взвился еще выше и опять исхитрился ударить в спину. Вероломный удар достиг цели: серебряный протяжно взвыл от боли. Словно холодная морская вода, щедро лился из его ран яркий цвет циан, чистая магия небожителей. Собираясь в мириады крохотных капель, похожих на брызги приливной волны, разбивающейся о камень, священный цвет оставался парить в невесомости.

Сильные и гибкие тела духовных зверей сплелись, как две виноградные лозы, в роковых объятьях. Это была битва насмерть: клыки и когти обоих остервенело и безжалостно терзали чужую плоть. Черный дракон также был ранен, и ранен серьезно: изогнутые серебряные когти проникли глубоко и почти добрались до сердца. Они нанесли ощутимый ущерб: из множества рваных ран вырывалось черно-алое пламя. Сгустками нечистой крови пламя растекалось по небосклону, сливаясь с божественной кровью цвета циан.

Жестоко страдая от опалявшего его огня, серебряный дракон продолжал крепко сжимать черного, оплетая кольцами своего тела. Черный терял силы: он еще боролся, раз за разом пытаясь освободиться, но тщетно: ледяная вода из пропоротых боков соперника уже попала в его раны, хлынула в его плоть, заливая духовный жар зверя души.

Это была победа, бесспорная победа. Похоже, это понимали оба: черный дракон как будто опал, обмяк в удушающем захвате. Он почти прекратил сопротивление, сохраняя за собой ровно столько пространства, чтобы просто иметь возможность дышать. Непонятный отказ от борьбы и неожиданное смирение настораживали серебряного куда больше, чем если бы враг ожесточенно сражался до конца или вновь попытался бежать. Серебряный дракон остро чуял подвох, чуял смертельную ловушку. Двуликая природа смертных была не до конца ясна ему, оставляя возможность для непредсказуемого удара.

И серебряный дракон не ошибся: главная опасность подстерегала его не здесь, в вошедшей в историю великой битве над городом Бенну, а в покоях собственного дворца, где, тратя колоссальные силы на астральную проекцию души, пребывало практически без защиты слабое человеческое тело прекраснейшей владычицы Ишерхэ…

Элирий задумчиво повертел в руках письмо. Да, несмотря на впечатляющее сражение двух драконов в небесах Вечного города, выходит, смертельный удар Триумфатору нанес другой его ученик.

— Ты спрятал частичку души Яниэра в амулете Призрачного жреца? — полуутвердительно предположил Красный Феникс. — И, конечно, оставил артефакт себе, дабы иметь рычаг воздействия на моего ученика?

— И тем самым спас его от проклятия. — Игнаций развел руками, не собираясь спорить и отрицать очевидное.

Что ж, то было великое и, скорее всего, благое дело. Хоть Ишерхэ обладала могуществом полубога, но, увы, природа ее разума и духовной энергии цвета были искажены с рождения. Такова цена запретного ныне союза бога и человека. Не из пустой прихоти дочь падшего бога десятилетиями держали в заключении в Городе-Солнце. Совершенно зря в круговерти Последних Дней Лианора Элирий освободил ее, понадеявшись взять под контроль. В результате милосердие Красного Феникса обернулось против него же: он полностью подпал под влияние непостижимой духовной сущности дочери темного бога.

— Не питай понапрасну надежд, — холодно отозвался Элирий. — Мне это безразлично. Ваши дела с Яниэром меня не касаются. Я уже сказал и ему, и тебе, что моего прощения вы не получите. Это не изменится.

— А что насчет Элиара? — вкрадчиво поинтересовался Игнаций. — Будут ли прощены кровавые преступления жреца Черного Солнца?

— К чему эти вопросы? Конечно нет.

— Выходит, оба ученика навсегда лишены благословения своего Учителя?

— Именно так. Этот грех не простится им никогда.

Элирий припомнил, как во время последнего свидания, когда они остались вдвоем на территории Белой конгрегации, Первый ученик заварил ему чай с хризантемой. Вряд ли этот выбор был просто совпадением. Хризантема не только символизировала вечную молодость, даруя активное долголетие даже обычным людям. На языке цветов белая хризантема означала доверие. Несомненно, прекрасно разбирающийся в подобных тонкостях и скрытых смыслах Яниэр не просто так избрал ее для совместной трапезы.

Когда кто-то кого-то предает — в конечном итоге проигрывают оба, а выигрыш нередко забирает себе некто третий. Похоже, хитроумный названый брат как раз намеревается им стать.

— Прошу тебя, не упорствуй из гордости, перемени гнев на милость, — вновь смиренно обратился к нему Игнаций. — Обстоятельства таковы, что мы трое должны объединить усилия в борьбе с общим врагом, из-за действий которого солнце переродилось и стало черным. Неужели ты веришь, что черный мор действительно удастся остановить, не пролив кровь? Нет, этому не бывать: покуда Материком владеет твой Второй ученик, мы бессильны противостоять ему. Ты снова воздвиг стены храма, но стены эти хрупки, как хрусталь. Если только пожелает, твой ученик вновь разобьет их…

— Чего ты хочешь? — резко бросил Элирий, повторив вопрос, ответа на который так и не получил.

Игнаций, кажется, понял, что тянуть дальше нельзя, и приступил к главному:

— Возможно, великий Красный Феникс позволит нам с Яниэром помочь ему в противоборстве с поклонниками черного солнца? У меня есть кое-какой план, но он может сработать, только если все мы будем заодно. Силы лишь кого-то одного недостаточно: нам нужно собраться в единый кулак и ударить сообща. Вражда не для таких, как ты и я. Умоляю, Лестер, прислушайся ко мне и помешай своему невоздержанному в страстях ученику погубить Материк. Он присвоил себе город, который ты подарил мне! Но мы можем объединиться и все начать сначала. Видят боги, как хотелось бы мне еще раз почувствовать дуновение сладко-соленого ветра Лианора… Но раз уж это невозможно, попробуем спасти от гибели хотя бы Ром-Белиат.

— Ты сам сказал, что Яниэр — пленник в Бенну. — Элирий пожал плечами. — Что я могу с этим поделать?

— Призови Яниэра в Ром-Белиат. Элиар не посмеет противиться твоей воле и задерживать его, если ты используешь призыв Учителя.

Игнаций не ошибался. Хоть большая печать контроля Запертого Солнца и утратила силу после смерти Элирия, духовная связь Учителя и ученика в случае с Яниэром оставалась нерушима. После того как вервие бесцветия было снято и сила цвета в крови постепенно прибывала, Красный Феникс мог воспользоваться по-прежнему натянутой меж ними нитью священной связи, и призвать Первого ученика… правда, теперь тому ничего не стоило воспротивиться призыву.

Как в прежние дни, он мог позвать своего ученика властным голосом Учителя, но в этом новом мире Яниэр был свободен не явиться на зов — безо всяких последствий для себя.

Кроме того, Элиар мог запретить ему откликаться, но почему-то, безо всяких на то причин, Элирию казалось, что волчонок не станет делать этого. В конце концов, Второй ученик не препятствовал ни одному его желанию и ради их свидания с Первым учеником даже организовал грандиозную экспедицию в Ангу с участием большого количества кораблей…

— Я призову его сегодня же. — Поразмыслив, Элирий кивнул. — Но не затем, чтобы угодить тебе. Яниэр нужен мне самому для визита в Леса Колыбели, к Потерянным и моим Совершенным, которых я должен вернуть домой.

Тонкие линии губ Игнация чуть изломила удовлетворенная улыбка.

— Как пожелает великий Красный Феникс Лианора.