За что наказывают учеников

Глава 31 Дракон сгорает с фениксом

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон зерновых дождей

Воробьи начинают гнездиться. День тридцать первый от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*черной тушью*

Закончив ежедневный ритуал подробнейшего доклада о делах храма Затмившегося Солнца, Шеата на мгновение замялась, будто хотела добавить что-то.

— Мой господин… — Она наконец набралась духу. — Если позволите, есть кое-что еще, о чем вам следует знать.

Элиар поднял глаза от бумаг и внимательно посмотрел на Первого иерарха.

— Говори, — строгим тоном приказал он.

— Как я уже говорила, мой господин, во время штурма Белых Лун приближенная владетеля Севера была тяжело ранена…

— Белая Стрекоза? — Великий Иерофант припомнил миловидную и деликатную спутницу Яниэра, которая при недавнем визите в Ангу сопровождала его и Шеату в приготовленные для каждого из них покои. Действительно, что-то такое проскользнуло в одном из предыдущих докладов, но тогда он, занятый делами гораздо более насущными и важными, не придал значения этой незначительной мелочи.

— Да, совершенно точно. — Шеата поклонилась. — Память вашего высокопреосвященства как всегда безупречна.

— Так что с ней стряслось? — Элиар нетерпеливо повел плечом, не понимая, почему его занимают подобными вопросами. — Она умерла?

— Пока нет, мой господин. — Шеата отчего-то смутилась. — Но раны ее серьезны. Она потеряла много крови и много жизненной энергии. Белая Стрекоза очень слаба и собственных духовных сил ее недостает, чтобы исцелиться. Предполагаю, владетель Севера будет огорчен, если его приближенная погибнет в плену в Вечном городе. Это может оказать дурное влияние на будущие дипломатические отношения Ангу и Бенну. Во избежание возможных осложнений не позволит ли ваше высокопреосвященство оказать раненой посильную помощь?

Эти слова привели Элиара в крайнее недоумение, но он не подал виду. Впервые на его памяти Шеата проявляла такое повышенное внимание к какому-то человеку по собственной инициативе, без его прямого распоряжения. Тем более — осмеливалась беспокоить Великого Иерофанта, прося за этого человека и приплетая к тому же смехотворные политические мотивы. Элиар имел все основания сомневаться, что Белая Стрекоза настолько близка Яниэру, что тот из-за ее смерти осмелится рассориться с Вечным городом Бенну. Да и саму Шеату, несомненно, гипотетическое огорчение Яниэра заботило мало — если владетель Севера и вправду вдруг чрезмерно огорчится, он будет иметь дело с непобедимыми легионами жреца Черного Солнца, только и всего.

Должно быть, по какой-то скрытой причине судьба Белой Стрекозы значима для Первого иерарха.

— Ты очень предусмотрительна, — сухо отозвался Элиар, после некоторых раздумий решив все же удовлетворить просьбу. В целом, в ней не было ничего сложного или предосудительного, а приближенная заслуживала некоторого поощрения и права на маленькие вольности. Верную службу следовало вознаграждать. — Не будем понапрасну расстраивать нашего дорогого гостя и увеличивать скорбный список его потерь. И без того многие люди Яниэра погибли, отчаянно защищая Белые Луны в его отсутствие… Займись этим, Шеата. Сделай все необходимое.

— Слушаюсь, мой господин. — На сдержанном лице боевой жрице промелькнуло облегчение. — Будут ли еще распоряжения или позволите удалиться?

В этот миг до них донесся звук начала утренней службы: в большом храмовом зале громко запел гонг, по которому не били, а мягко водили руками. Гонг рождал странный протяжный гул, подобный глубинному пению китов. Этот гул вдруг напомнил Элиару о рокочущем океане, о стоявшем на его берегах Запретном городе Ром-Белиате, которого больше нет, и о безвозвратно ушедших годах ученичества.

Внутри что-то заныло, и в душу хлынула тоска, внезапная и отчаянно глубокая. В былые годы, полностью захваченный своим бунтом, одержимый непрекращающимся противоборством с Учителем, он совсем позабыл, сколь многое дал ему наставник и как глубока их духовная связь. Долгие годы после поединка в павильоне Красных Кленов Элиар искренне считал, будто эта связь оборвана, но в один из дней с удивлением осознал, что для наставника все еще остается место в его мятущемся сердце.

Смерть Красного Феникса неожиданно оказалась больше, чем просто смерть. Элиар часто ловил себя на мысли, что испытывает сильный гнев, думая о царящей в мире несправедливости: самые недостойные представители рода человеческого продолжали наслаждаться радостями земной жизни, в то время как Учитель, который более прочих заслуживал этого, был мертв.

От смерти Учителя Элиар пытался укрыться хоть где-нибудь, хоть в пучине, хоть в самой темной бездне. И в конечном итоге именно в нее он и сбежал.

Не было иного способа позабыть о своей тоске, кроме как с головой уйти в Черную магию, лелея надежду однажды освоить запретный ритуал призыва души. В процессе Элиар проникся к изучаемым техникам такой сильной страстью, почти одержимостью, что перестал замечать что-либо вокруг. Он продвигался вперед решительно и уже вскоре стал настоящим хозяином переродившегося Черного Солнца.

— Погоди…

Элиар знал Шеату с самого раннего детства. Немедленно выделив среди воспитанников Черного ордена щедро одаренную девочку, долгие годы он лично занимался ее обучением и научил многому из того, что умел. Шеата показывала большие успехи. По праву он мог считаться ее наставником, но сам не признавал себя таковым, не принимал особый статус Учителя и не дозволял называть себя так. Ничего не поделать: в глазах Элиара это обращение предназначалось только одному-единственному человеку, а потому Шеате оставалось только смириться и звать его «господином» или же использовать высокое титулование Великого Иерофанта.

В очередной раз судьба зло подшутила над Элиаром: всей душой он ненавидел диктаторские методы воспитания Красного Феникса, но, когда пришло его время, сам стал наставником еще более требовательным и грозным, еще более жестким и отстраненным.

За годы обучения и беспорочной службы Шеата стала правой рукой Великого Иерофанта и достаточно близким человеком, которому он мог доверять, к мнению которого прислушивался, когда возникала необходимость в совете и трезвом взгляде со стороны. За долгую жизнь Элиара из всех прислужников Шеата была единственной, кто удостаивался такой чести. Конечно, помимо верного Шандора, мягко наставлявшего самые первые его шаги в Тайной Страте Ром-Белиата…

Зная вспыльчивый характер своего господина, Первый иерарх храма Затмившегося Солнца всегда знала свое место и в советах предусмотрительно не переходила незримую черту. А потому, хорошенько поразмыслив накануне, Элиар принял решение кратко пересказать Шеате удивительную встречу с тенью, случившуюся с ним во сне.

— Возможно, мне стоит принять приглашение мессира, — предположил он, однако с большим сомнением в голосе. — Если все пройдет благополучно, это может стать хорошим началом мирных переговоров.

Шеата не шелохнулась и некоторое время молчала, тщательно обдумывая ответ.

— Ваше высокопреосвященство, если позволите высказаться, намерение явиться на встречу с Красным Фениксом выглядит несколько опрометчивым… и даже безрассудным… — опустив глаза, с легкой ноткой тревоги произнесла боевая жрица. — Все верно, это может быть хорошим началом мирных переговоров… но также это может быть и хитроумной ловушкой, из которой не выбраться. Пусть Красный Феникс пребывает теперь в слабом теле и память его пока не восстановлена полностью, но он опасен от этого ничуть не менее, а может, и более, чем прежде. Ни в коем случае не стоит недооценивать вашего достопочтенного наставника.

Разумом Элиар понимал, что в этих словах есть зерно истины. Но дух его упрямо продолжал цепляться за возможности и вероятности. А что, если в предложении Учителя все-таки не было двойного дна? Красный Феникс вряд ли решится напасть в открытую, после того как его тень не сумела добиться успеха и подчинить разум Второго ученика.

— Пока трансмутация не завершена, Красный Феникс, конечно, не справится с вашим высокопреосвященством в прямом противостоянии, — осторожно добавила Шеата, видя, что Великий Иерофант колеблется, — но ваш достопочтенный наставник вполне может успешно воздействовать каким-то другим, окольным способом. Нельзя преуменьшать колоссальный опыт и изворотливость ума его светлости мессира Элирия Лестера Лара. И нельзя забывать, что мессиру Лару нет равных в обманном искусстве иллюзий. Кроме того, он не оставил вам времени на размышления: чтобы успеть на встречу к назначенному им часу, нужно начинать собирать экспедицию уже сегодня.

Элиар тяжело вздохнул. Воистину, неприятный ответ плавал на поверхности, хоть видеть его совсем не хотелось. Мудрая здравомыслящая Шеата была, как всегда, права. Это приглашение на сомнительные мирные переговоры вполне может быть ловушкой… и, с очень высокой долей вероятности, ею и является. То, что Учитель не дожидается окончания трансмутации, может говорить о его добрых намерениях… или же о нарочной демонстрации таковых для большей правдоподобности. А может, по какой-то причине Красный Феникс просто очень торопится расправиться с ним и не желает ждать. Вариантов было много, и почти все говорили о том, что его собираются обмануть.

Но все же Элиар не мог быть уверен в этом абсолютно и безоговорочно… не мог не дать Учителю ни единого шанса, не мог заранее записать его во враги.

Ученик часто не понимает, какую ценность получает от Учителя. В былые времена Элиар часто злился на наставника из-за унизительного обращения, которому тот подвергал его — да и всех остальных в храме. Казалось, Красный Феникс Лианора совершенно помешался на собственном недосягаемом величии и стремился во что бы то ни стало упрочить свое самовластие. Но со временем Элиар осознал: невыносимое высокомерие его светлости мессира Элирия Лестера Лара, его сводящие с ума капризы, молчание и туманные намеки, которые без должного опыта и тренировки невозможно было истолковать верно, есть не что иное, как следствие высочайшего статуса и полученного соответствующего воспитания.

Нет нужды стремиться к власти тому, кто имеет ее по праву крови. Для такого человека, повелителя по рождению, власть становится естественна, как дыхание. Учитель вел себя сообразно своему происхождению и положению в обществе, не более. Он просто не мог быть другим: с сознательного возраста он хорошо знал иерархию этого мира и свое место в ней. Его окружал почти осязаемый ореол величия. Это было в природе вещей, но… также в природе вещей было и то, что подобные надменные манеры живого божества не могли не задевать вольнолюбивое сердце кочевника.

Красный Феникс нес себя слишком высоко, как и положено законному наместнику небожителей. Жалкий полукровка из Великих степей не мог и помыслить, чтобы однажды приблизиться к подобному непостижимому величию, стать достойным своего великого наставника, и это сильно ранило его самолюбие…

Элиар вдруг подумал, как хотелось бы ему хотя бы один раз поговорить с Учителем искренне, без экивоков. За годы обучения в храме они никогда не делали этого, за исключением, возможно, той роковой ссоры в павильоне Красных Кленов, когда все вышло из-под контроля и окончательно разрушило их отношения.

Так уж сложилось: в Ром-Белиате излагать свои мысли прямо и открыто было не принято. Это считалось грубостью, признаком дурного тона. Показать обществу что-то, кроме холодной учтивости, означало потерять лицо, и никто не делал этого, годами и десятилетиями скрывая от окружающих свои истинные эмоции и взгляды. Никто не говорил того, что на самом деле думал, — только то, что приличествовало ситуации. Ром-Белиат был городом тончайших намеков, нюансов и полутонов, трактовать которые было целым искусством.

Элиар не был рожден в Запретном городе и, увы, не впитал с молоком матери способность читать между строк. Хоть его мать и была Совершенной и, как припоминал он сейчас давние ее слова, происходила из одной из великих тысячелетних династий Лианора, влияние ее на сына было слишком непродолжительно и мало.

Несмотря на то, что мать всегда держала себя отстраненно, Элиара тянуло к ней: он горячо желал ее ласки. Сейчас Элиар понимал, что мать вела себя с ним сдержанно по той же причине, что и Учитель: въевшаяся в кости привычка держать лицо. И пусть Элиар почти наверняка был нежеланным ребенком, мать любила его… по крайней мере, ему бы хотелось так думать. По временам скорбное лицо ее прояснялось и озарялось тихою материнскою улыбкой. И что-то такое нежное и печальное видел он иногда в ее неземных глазах… что-то, похожее на любовь.

Элиару вдруг подумалось, что глаза Учителя напоминают ему глаза матери. Он помнил ее совсем смутно, совсем нечетко… сохранились лишь немногочисленные воспоминания из самого раннего детства. Но цвет ее глаз был столь же ярким и холодным, — священный цвет циан.

Воистину, такие глаза — редкость даже среди Совершенных. Такие глаза говорили о многих поколениях чистокровных: только кровь великих домов, века и века поколений, переплетающиеся династии высокорожденных предков создавали их удивительный цвет. Выходит, и сам он, хоть и был полукровкой и не унаследовал внешность воинственного народа мореходов, являлся отпрыском древней благородной династии. С другой стороны, возможно, именно наличие в его жилах не только крови небожителей, но и простой смертной крови степняков сделало его более сильным и восприимчивым, способным изменяться и приспосабливаться к окружающим изменениям… перенимать и впитывать новое. Учитель говорил: в первом поколении смешивание дает поразительный эффект — мощный всплеск силы, но далее начинается ослабевание и вырождение. Должно быть, именно этот эффект восприимчивости и позволил Элиару изменить цвет своей крови, впустив в нее черное солнце, которое убило бы любого чистокровного Совершенного.

Цвет глаз матери подспудно отпечатался в его памяти, так же, как и рассказы о неведомом далеком океане, которого тогда Элиар еще ни разу не видел. Рассказы эти были полны тоски, от которой мать в конце концов и умерла, зачахнув, словно прекрасный и хрупкий цветок, не способный выжить без тепличных условий.

Элиару вдруг захотелось на побережье. Первое знакомство с океаном в Ром-Белиате едва не закончилось трагедией, но уже вскоре с помощью Яниэра кочевник научился и полюбил плавать. А перебравшись в Бенну, часто купался подолгу в полном одиночестве, пока холодные волны цвета циан не вымывали из его сердца всю черноту, всю грязь, весь гнев и сожаления. Пока холодный соленый ветер не остужал его разгоряченную голову.

Но все это в прошлом… а что же ожидает в будущем? Мечты его — сплошь бесплодны. Желанное будущее — невозможный ускользающий призрак. В мир он несет только разрушение. Он убивал ради Учителя. Он был готов умереть ради Учителя. Несмотря на все это, несмотря на пережитое, между ним и Красным Фениксом — стена. Отныне и навсегда. Но стали ли они чужими настолько, чтобы вновь начинать войну, и начинать ее с коварства, лицемерия и лжи? Неужели это действительно так?

В прошлом Элиар наворотил немало дел и, вероятно, и вправду заслуживал гнева и даже презрения Учителя, но не подлости… подлости со стороны наставника Элиар не мог представить, не мог принять даже мысль, что подобное возможно. Красный Феникс не мог пасть так низко.

В конце концов, вовсе не исключено, что в предложении встречи и не было обмана… может быть, Учитель действительно желает поговорить с ним после личного общения с Яниэром, чтобы дать слово и другой стороне. Нельзя, чтобы Красный Феникс слушал голос одного только Первого ученика и ориентировался, как и всегда, только на Яниэра…

Воспоминания и мысли о прошлом нестройно теснились в голове. Учитель всегда недолюбливал Элиара, да и тот поначалу относился к наставнику дурно. Так почему же Учитель даровал ему имя, столь похожее на собственное, этим ритуалом накрепко связав их судьбы? Еще одна загадка.

В Ром-Белиате дарование имени считалось сакральной практикой, знаком власти: по своей воле определяя имя нового ученика, Красный Феникс утверждал свое верховенство, свое главенствующее положение. Такое положение вещей не могло не задевать за живое свободолюбивую натуру кочевника.

Но отчего-то Второму ученику нравилось, когда наставник обращался к нему не снисходительным прозвищем «волчонок» — и уж тем более не унизительным «звереныш», больше походившим на узаконенное оскорбление, — а называл Элиаром, хоть это и не было привычное имя, данное ему при рождении в Халдоре.

Со временем Элиар догадался: Красный Феникс нарочно использовал схожесть имен, формируя в сознании Второго ученика ассоциативную связь образа наставника с собственным «я». Учитель не без причин опасался, что преодолеть ярко вспыхнувшую ненависть кочевника, от природы своевольного и дерзкого, будет слишком сложно, что сулило множество трудностей в обучении и жизни в храме.

Удивительно, но это сработало: дарованное пышное пионовое имя помогло смириться с присутствием в его жизни ненавистного Элирия Лестера Лара, став постоянным напоминанием об этом могущественном, холодном и замкнутом человеке, последнем осколке легендарного прошлого… будто делая и Элиара сопричастным грандиозным событиям давно минувших дней. Точно так же и сам Учитель постепенно становился мягче, называя выходца из Великих степей практически своим именем.

Воистину, первое имя Учителя, которое они разделили на двоих, оказалось больше, чем просто имя. До сих пор возникшее в ту пору возвышенное чувство единения не покидало Элиара — и, несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, не давало воспринимать Красного Феникса как врага.

Подлостью будет со стороны Учителя обмануть его доверие и устроить западню. Подлостью будет с его стороны обмануть доверие Учителя и не прийти. Что ж… нужно выбирать.

Зачем вообще он взялся устраивать этот совет с Первым иерархом? Уж явно не для того, чтобы получить благословение идти на смерть. На подобный шаг благоразумная и осмотрительная Шеата никогда бы не согласилась и не позволила бы ему, если бы могла помешать. Элиар покачал головой. Приближенная слишком прочно стоит ногами на земле, и ее мнение было очевидно с самого начала. Но все же зревшее в глубине души решение волновало его и требовало обсуждения… точнее, проговаривания вслух, больше для того, чтобы убедиться, что он и вправду готов сделать это.

Почти наверняка Шеата права в своих опасениях. Но, разумеется, он не послушает правильных слов. Учитель зовет. Его зову Элиар не мог противиться. Возможно, потому, что, словно глупый доверчивый звереныш, до сих пор верил своему наставнику… возможно, потому, что вновь хотел увидеться с ним, несмотря на вероятную высокую цену этой встречи.

— Пусть лучше предадут меня, чем предам я, — помолчав немного, твердо сказал Элиар, давая понять, что разговор окончен. — Если Красный Феникс Лианора зовет, я обязан явиться на зов.

Он сделал знак рукой, отпуская приближенную. Шеата медленно поклонилась и вышла.

Если наставник и вправду желает взять его жизнь… что ж, он отдаст ее без боя. Он отдаст все, что потребуется. Если до этого и вправду дойдет, он позволит Красному Фениксу убить себя и даже будет рад оказанной чести — погибнуть от руки законного наместника небожителей на земле.

Более нет ничего, что он пожалел бы для Учителя — и ничего, что заставило бы его вновь отречься.