За что наказывают учеников

Глава 15 Прикоснувшийся к солнцуЧасть 2

Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон холодной воды

Родники оттаивают Ангу. Журавлиная Высота

*черной тушью*

В почтительном молчании Элиар внимал речам наставника, не сводя с того внимательного взгляда.

Учитывая новые впечатляющие сведения о Призрачном жреце, выходит, он придал опрометчиво мало значения инциденту с поиском артефакта. Судя по всему, личный амулет Призрачного жреца, бережно передаваемый из поколения в поколение, представлял собою огромную ценность не только в качестве антиквариата и фамильной безделицы… страшно представить его подлинное могущество.

Так вот почему отыскать амулет в сокровищнице не удалось. Теперь становилось ясно: владетель Севера, должно быть, не расставался с ним ни на миг: никакому тайнику не доверить такую драгоценность.

— Где же сейчас амулет Призрачного жреца? — неожиданно для самого себя вслух произнес Элиар занимавший его вопрос.

— Полагаю, им завладел убийца, — в холодном голосе Учителя прозвучала и тут же угасла одинокая нотка насмешки. — Он снял амулет с тела Яргала.

— Но это должно означать… — Элиар помрачнел от пронзившей его догадки. — Это должно означать, что убийца с похищенным амулетом находится во дворце, среди нас.

— Во всяком случае, прошлой ночью он точно был здесь. — Учитель пожал плечами. — Вряд ли он остался дольше, достигнув своих целей.

Чтобы вплотную подобраться к Яргалу, которого надежно защищал амулет, изобретательный убийца воспользовался окольным путем: расправился с владетелем Севера через того, кто был к нему ближе всех. Рядом с кем он мог позволить себе уснуть без опасений… и на сей раз — навеки. Как коварно и жестоко… кажется, Учитель прав, не позволяя себе иметь привязанностей и, как следствие, слабостей. Быть рядом со столь могущественным заклинателем достоин только тот, кто не уступит ему в силе, только тот, кто не станет обузой и в конечном счете — погибелью.

А потому, хоть Красный Феникс Лианора нередко искал в чужих объятиях спасение от скуки или одиночества, сердце его оставалось закрыто.

— Правильно ли я понимаю, мессир, что воспользоваться артефактом сможет лишь прямой потомок Призрачного жреца? — осмелился уточнить Красный Волк. — Таким образом, убийцу Яргала следует искать среди его ближайших родственников?

Элиару не нравился ход собственных рассуждений. Если следовать этой логике и дальше, можно прийти только к одному-единственному подходящему подозреваемому — Яниэру, а это было совершенной бессмыслицей.

— Не совсем так. — Учитель успокаивающе качнул головой, кажется, проследив ход его мыслей. — При верной тактике не обязательно быть родственником, чтобы активировать родовой амулет: для обряда инициации потребуется лишь нужная кровь. Не недооценивай силу крови, волчонок: с ее помощью можно открыть многие запирающие печати.

Элиар с готовностью поклонился, благодаря за науку. Словно губка, с великой жадностью он впитывал все, что говорил Учитель, каждое слово, порой случайно срывающееся с уст Совершенного, каждую незначительную деталь, которой наставник соблаговолил поделиться. Драгоценные крупицы знаний откладывались в его цепкой памяти, срастались воедино, точно крупицы чистейшего золота. Так самородки постепенно растут в земле, вытягивая из пролегающих поблизости грунтовых вод и рудных жил мельчайшие частички благородного металла.

Учитель лениво повел глазами.

— Здесь, в ледниках и холодных снегах Ангу, Яниэр щедро почерпнул из своего природного источника, — негромко проронил он. — Опьянев от мощного прилива духовной энергии, он не смог должным образом ее контролировать. Рожденный в самом сердце зимы, Яниэр способен заимствовать ее силы, но для этого редкостного умения также требуется тренировка. Не все сразу. Ты должен простить своему старшему брату это мгновение слабости.

— Слушаюсь, мессир. — Элиар упрятал удивление в еще одном коротком поклоне. Каким непривычно мягким и терпеливым голосом Учитель просит его о снисхождении к своему любимцу! Неслыханное дело. Как будто чувства Элиара не были наставнику совершенно безразличны. — Я понимаю трудности Первого ученика и не держу обид.

Он хотел бы заметить, что Яниэр опьянел не только от нешуточного прилива энергии, но еще и от дрянной полынной настойки, разочарования и одиночества, но, разумеется, предусмотрительно смолчал. Учитель сказал свое слово. Дело ученика — внимать и повиноваться, а не сыпать в ответ колкостями. К тому же после объяснений наставника Элиар в полной мере осознал, насколько малой кровью они отделались. Если бы мастерства самоконтроля Яниэра оказалось недостаточно, от переизбытка энергии его могло бы настигнуть духовное искажение. Суровым испытанием было послать Яниэра на север одного, без покровительства и страховки старшего.

Несмотря на то, что Учитель всегда возвышал и опекал Первого ученика, в нужный час он без колебаний заставил его пройти трудным путем: преодолеть обрывы и заснеженные горные тропы Ангу, напитываясь их энергией, а затем в одиночку сражаться с природой своей северной силы. Учитывая открывшиеся обстоятельства, надо отдать Яниэру должное: он держался неплохо и доказал, что не зря все эти годы учился у Великого Иерофанта.

— Если мне позволительно будет высказаться, мессир, предположу, что организатора, а может быть, и непосредственного исполнителя убийства следует искать в Вечном городе Бенну.

По неизменно спокойному выражению лица Красного Феникса не было заметно, что тот удивлен или обеспокоен сказанным. Однако четко очерченные губы, сложившиеся в единую тонкую линию, немедленно сообщили Элиару, что настроение наставника очень далеко от безоблачного.

— Я склонен предполагать так же. — Учитель нехорошо сощурился, и расползшиеся было по зеркалу струйки иллюзорного алого пламени немедленно пропали. — Да… именно «предполагать», потому что никаких доказательств у нас нет, не так ли?

— Все верно, ваша светлость. — Элиар низко опустил голову. — Я виноват. Прощу прощения, ваша светлость.

— Мне не нужны твои извинения, — сердито отрезал Учитель. — От извинений нет проку. Впредь о каждом шаге Игнация мне должно быть своевременно донесено. Уж постарайся обходиться без глупых ошибок. Я начинаю задумываться, соответствует ли твоя подготовка и способности высокой должности главы Тайной Страты?

Поймав еще один отраженный зеркалом выразительный циановый взгляд, Элиар смешался: он прекрасно знал, что главы Тайной Страты не уходят на заслуженный покой. Что ждет их после ухода от дел, оставалось загадкой, разгадывать которую до поры совершенно не хотелось. Честно говоря, Элиар понятия не имел, куда в один прекрасный день исчез его предшественник. Предположения он старательно гнал прочь.

— Слушаюсь, мессир. Будут ли другие распоряжения? Может быть, какие-либо сведения нуждаются в более подробной расшифровке?

— Мне все ясно и так. — Учитель раздраженно отмахнулся, один за другим стягивая с пальцев массивные перстни с рубинами, изящные двойные кольца и причудливо соединенные цепочками узкие кольца на фаланги. Наконец освободившись от драгоценностей, он ссыпал все разом в открытую серебряную шкатулку и сердито захлопнул крышку. На время почти позабыв об обрушившихся на них невзгодах сегодняшнего дня, Элиар завороженно следил за этим медитативным процессом. Вид колец на длинных пальцах Учителя отчего-то очень нравился ему. Нравилось, как Учитель споласкивает руки розовой водой и промокает их тончайшим шелковым платком. То были руки не воина — но человека, способного убить одним движением мизинца. — И прежде простого доклада было бы достаточно. Но так как вы с Яниэром запятнали себя и лишились доверия в моих глазах, придется получить неоспоримое подтверждение твоим словам.

Красный Волк, собравшийся было просить об окончании аудиенции, напряженно замер. Разговор приобретал нежелательный и очень, очень тревожный оборот. Неоспоримое подтверждение? Насколько было известно Элиару, для этого в арсенале жрецов существовал только один способ.

— Учитель желает… — слова становились острыми и непроизвольно застревали в горле, — провести дознание?

— Пустая формальность. — Красный Феникс вдруг обернулся и посмотрел ему в лицо, ласково улыбаясь самыми уголками губ. В медовом голосе прорезалась опасная тяжесть. — Ты ведь ничего не утаил от своего Учителя?

Элиар неосознанно передернул плечами. Он никак не ожидал, что утомленный дурными известиями наставник задумает провести дознание: эта сложная процедура требовала виртуозного мастерства и отнимала много сил. К ней прибегали в исключительном случае, когда в преступлении подозревался высокопоставленный чиновник, великий жрец или аристократ крови одной из древних династий. Таких людей нельзя наказывать без однозначного подтверждения вины, если остается хоть малейшая возможность непричастности. Любые доказательства могли оказаться поддельными, а потому, чтобы избежать обмана, дознаватель заглядывал человеку прямо в голову. Властью проводить дознание обладали только сам Великий Иерофант и глава Тайной Страты.

Но разве он преступник, чтобы подвергаться подобным унизительным проверкам? Разве ему предъявлены серьезные обвинения? И разве сняты с него полномочия главы Тайной Страты, который считается неподсудным? В дознании нет никакой необходимости! Зачем, ведь он и так предан своему наставнику…

— Не бойся, волчонок. Я позволю тебе открыться добровольно, если захочешь, — поправив упавшую на глаза серебряную прядь, спокойно пообещал Учитель.

С лукавством двуликого божества он предоставил Элиару выбор, подобный выбору между плетью и палкой, любезно предоставленному жертве грядущих пыток.

Традиционный способ проведения дознания заключался в том, что дознаватель вторгался в сознание и методично, один за другим, перебирал свитки памяти, разыскивая необходимое. Но прежде требовалось преодолеть естественное сопротивление разума, подавить ментальную защиту, что превращало процедуру в полноценную ментальную атаку. Остающийся в сознании преступник испытывал ужасные мучения и мог вовсе лишиться рассудка, если дознаватель был неумел или излишне жесток.

Конечно, можно обойтись и без насилия: вверив себя воле дознавателя, добровольно открыть свитки памяти. Такое самоотречение не сопровождалось болезненными ощущениями, но в каком-то смысле было гораздо страшнее, поскольку означало временную утрату личности или, в каком-то смысле, временную смерть. Подобное требовало большой смелости.

Элиар с досадой понял, что недопустимо долго замешкался с ответом. Пристально наблюдая за его сомнениями, Учитель улыбался безжалостно-сладко. Эта улыбка — словно хищный высверк клинка, который лучше не видеть, если хочешь остаться в живых. Реакция Красного Волка лучше всякого дознания говорила о том, что на душе его нечисто: преданный ученик, которому нечего скрывать, не мог иметь ничего против желания наставника проверить искренность его слов.

Более не колеблясь, Элиар приблизился и припал к лотосным стопам наставника. Затем, оставаясь на коленях, сложил руки в жесте ученичества — открытая ладонь накрывает кулак, символ покорности и смирения. Учитель чуть заметно кивнул, принимая его выбор. Сделал ответный жест — сжатый кулак поверх ладони, знак абсолютной власти Учителя.

Склонив голову и молитвенно прикрыв глаза, Элиар начал ритуальный призыв отречения:

— Взываю к достопочтенному мастеру…

Заученные еще в отрочестве формальные слова давались тяжело. Никогда прежде Элиару не доводилось произносить их. В этих словах была смерть.

Внезапно стало страшно. Безотчетно захотелось вскочить, убежать куда-то… куда угодно… спрятаться от всего мира, как беззащитному ребенку.

Но, как и всегда, бежать было некуда, а потому губы безнадежно продолжали произносить слова, которых ждал Учитель:

— …осознанно отказываюсь от свободы воли…

Постепенно тревожность уходила, уступив место апатии. Переживать не о чем: уже скоро все кончится, останется позади, и он даже ничего не почувствует. Скорее всего. Как бы то ни было, это лучше бессмысленной ментальной пытки.

— …всецело предаю себя в руки мастера…

А вдруг он больше никогда и ничего не почувствует? Кто знает, чем завершится опасный ритуал. Придет ли он в сознание, сможет ли оправиться от давления чужого разума? Вернет ли ему Учитель свободу воли? Быть может, сейчас он осознает себя в последний раз, и слова отречения — его последние осмысленные слова?

— …чтобы мастер избавил меня от всего наносного: от суетности моих мыслей, от пустой шелухи моих сомнений, и стал для меня единственным господином…

Незаметно для Элиара напряженные мышцы его полностью расслабились, став как вода. Поток размышлений замедлился, обмелел. Последней просочилась ленивая флегматичная мысль, что это тело уже не принадлежит ему и он не падает на пол только благодаря вмешательству кого-то другого. Невероятно. Прежде Элиар не мог и помыслить о такой глубине контроля. Но это было еще не все: чтобы познать подлинную глубину этой бездны, нужно завершить призыв.

Губы бесстрастно шептали слова. Глаза оставались закрытыми: Учитель будет смотреть прямо в душу. Рассудок наблюдал за происходящим будто со стороны, отстраненно и равнодушно. Он стал не собою — только наблюдателем. Он был вне.

— … молю мастера снизойти и принять предложенное…

Недавние мрачные опасения показались вдруг постыдными и мелкими. Принести себя в дар Учителю — лучшее, что можно сделать. То подлинное, то прекрасное, ради чего стоит жить. В сердце затеплился восторг, с каждым сказанным словом перерастающий в новое, незнакомое чувство — сладкую и горькую эйфорию. Волна ее прокатилась по телу и оставила его совершенно пустым. Возможно, эта звенящая пустота и есть — счастье.

— …пусть мастер распорядится по собственному усмотрению…

Реальность растворялась. Постепенно наставник стал центром мироздания, а потом и самим мирозданием. А потом…

— …ибо Учитель благ, и служить целям его и умереть для него есть величайшая награда и милость…

Голос угасал, затихал, и последние слова Элиар, поднеся сложенные ладони ко лбу, произносил уже только в своем сознании. Впрочем, этого было достаточно: призыв был закончен.

Полностью погрузив себя в медитативный транс, он вдруг почувствовал, что руки Учителя легли поверх его ладоней, бережно, словно бы обнимая. Ощутив это легчайшее прикосновение, подобное прикосновению крыла бабочки, Элиар испытал чистое, ничем не замутненное блаженство, превышающее даже блаженство жреца, воочию увидевшего свое божество. В тот же миг духовная сила Учителя заполнила его, затопила величественным прибоем. Медленно, даже не пытаясь спастись, Элиар тонул сам в себе, в огненном и ледяном океане, в почти религиозном экстазе сливаясь с ним в единое целое — или растворяясь в нем без остатка. Разницы не было: противоположности стали одним. Мгновение растянулось, а может, бесконечно зациклилось. И вновь и вновь он уходил под воду и бесследно исчезал в величественной бездне, которую сам, добровольно впустил в себя, и в этой непрекращающейся гибели крылось запредельное, невыносимое, непостижимое блаженство. Мир перевернулся вверх дном, но страха не было — теперь нет.

Больше не было ничего: чужое солнце поднялось по духовным меридианам и взошло у него в груди, выжигая все, что таилось в сердце. Разум захлестнуло алым сиянием — и опрокинуло в пучину безмыслия.

И он падал, бесконечно долго падал в это огромное красное солнце и никак не мог достигнуть его. Но достигнуть хотелось, хотелось мучительно — и если не утонуть в нем, то хотя бы благоговейно коснуться самыми кончиками пальцев… Это желание стало единственным смыслом, единственной целью его существования.

Поглощение произошло. Человек даже не отследил тот момент, после которого личность его перестала существовать.