За что наказывают учеников

Глава 7 Река приходит в прежнее руслоЧасть 1

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Солнце становится ярче. День двадцать четвертый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

Это было удивительное утро.

Впервые с полузабытой прошлой жизни его светлость мессир Элирий Лестер Лар чувствовал себя в безопасности, даже более того — чувствовал себя не бесправным пленником, покорным прихотям чужой воли, а полновластным хозяином положения. Он был дома. Жизнь возвращалась в свою колею.

С первыми лучами солнца двери в парадную опочивальню верховного жреца аккуратно отворились, и внутрь торжественно ступили приближенные. По старинному обычаю они должны были подготовить спальную комнату для приятного пробуждения наместника небожителей: украсить свежими цветами алого пиона, символа высшей власти, и возжечь утренние благовония, проясняющие ум.

В прежние дни пробуждение верховного жреца также сопровождалось негромкой духовной музыкой и пением гимнов, но сейчас Элирий был готов примириться с их временным отсутствием. Подходящих случаю тысячелепестковых пионов также пока еще не успели вырастить для него, но даже это прискорбное обстоятельство не могло испортить Красному Фениксу настроения.

Он спал чутко и услышал, как вошедшие преклоняют колени пред его постелью, а затем нежный, но уверенный голос Агнии нараспев произносит церемониальную фразу:

— Доброе утро! Не угодно ли вашей светлости пробудиться?

Возражений с его стороны не последовало, а потому уже в следующее мгновение шелковый занавес балдахина начал медленно расходиться в стороны, открывая глазам поднимавшуюся с колен Агнию, Аверия с подносом в руках, а также почтительно склонившихся Красных жриц, Призраков Ром-Белиата, которым оказали великую честь присутствовать на церемонии пробуждения верховного жреца возрожденного храма Закатного Солнца. Конечно, никто из них не осмеливался встречаться с ним взглядом: это было строго запрещено.

Вместо привычной уже «Горькой слезы», эффективной, но набившей оскомину, на подносе красовалась чашечка с темными кусочками лечебного красного сахара, согревающего кровь и восстанавливающего силы, а также пиала целебного имбирного настоя с ароматными травами.

Элирий медленно втянул густой травяной аромат и с удовлетворением обнаружил рядом с имбирным настоем чашу с только что залитым горячей водой связанным чаем: чайные листья были причудливо сплетены с цветком алой лилии, который при заваривании начал распускаться, являя миру свой яркий цвет и тонкий аромат.

Изысканный чайный лотос в чаше раскрылся величественным красным солнцем, с которым в прежние дни часто сравнивали и самого Элирия.

В трудные времена, когда на душе пасмурно из-за неурядиц, сладкое помогает лучше всего, умиротворяя и смягчая сердце. Протянув руку, Элирий взял кусочек красного сахара и невозмутимо отправил его в рот, прежде чем выпить лекарственный настой. Подумав немного, выбрал и с удовольствием съел большую засахаренную вишню, чтобы во рту оставался вкус сладости, а не лекарства.

Дождавшись, пока Красный Феникс закончит прием снадобий и удостоит ее вниманием, Агния внимательно осмотрела его с ног до головы и осторожно проверила пульс.

— Как самочувствие вашей светлости?

— Не беспокойся, Ивица, — мягко улыбнулся ученице он, кивком разрешая приступить к умыванию и подготовке к выходу. — Со мной все в порядке.

Агния с помощницами принялись облачать его в привычный по прошлой жизни многослойный наряд: нижние одежды, средние, затем парадные — с узкими летящими лентами и треугольными клиньями, похожими на яркие длинные перья хвоста феникса, а поверх всей этой роскоши и великолепия — тяжелая мантия, расшитая на груди узором красного солнца. На запястьях застегнули статусные украшения верховного жреца. Когда с переодеванием было закончено, Третья ученица привела в порядок его волосы, зачесывая и связывая их на затылке густым узлом. Затем, вновь преклонив колени, надела на ноги мягкие остроносые туфли.

Невольно Элирию вспомнилась Шеата, которая все последние дни исполняла те же обязанности, и исполняла хорошо. Он успел привыкнуть к ее ненавязчивой заботе, к постоянному присутствию рядом, и в первый миг спросонья даже принял голос Агнии за голос Первого иерарха храма Затмившегося Солнца.

По правилам придворного церемониала сразу после облачения верховного жреца в статусные одеяния полагалась первая утренняя молитва, дарующая благоденствие всем, кто на ней присутствует. Но пока лотосная кровь не вошла в полную силу, предполагалось, что Элирий слишком слаб, чтобы регулярно совершать даже простые ритуальные богослужения, а потому решено было отказаться от них до окончания процесса трансмутации.

Красный Феникс жестом отпустил приближенных и с чинным спокойствием вышел на террасу перед своим пока еще совершенно пустым храмом. Каменные ступени и плиты казались алыми от лепестков осыпающейся вишни, которые легкий весенний ветерок принес из внутреннего двора. В воздухе висел вишневый флер, такой бархатистый, невесомый и сладостный, будто мир и не стоял на пороге гибели.

Вздохнув, Элирий покачал головой. В прошлый раз потребовалось сорок семь лет беспрерывных молитв и служб, чтобы высшие небожители смилостивились и осенили храм своим благословением. В тот день сам Илиирэ, пресветлый владыка Надмирья, явился лично и в знак своего покровительства даровал Совершенным схождение благодатного огня. Теперь у Элирия не было столько времени для молений — черный мор уже распространился по всему Материку. Да и вряд ли после случившегося Илиирэ вновь обратит на него свой сияющий взор, вздумай он возносить молитвы и приносить жертвы хоть тысячу лет кряду.

Элирий задумчиво взвесил в руке могущественную плеть Тысячи Образов, огненный Хвост Феникса. В течение долгих лет непревзойденное духовное оружие было запечатано и не принимало нового хозяина даже после его смерти. Никто, кроме Красного Феникса Лианора, не сможет использовать эту плеть: в целом мире она единственная осталась верной ему. Эта мысль была успокаивающей и приятной.

Спустившись в сад, Элирий постоял немного под усыпанной цветами вишней, после чего сел на изящную скамейку из красного палисандра, решив восстановить силы и неторопливо полакомиться засахаренной хурмой. Один такой крупный плод, выращенный и приготовленный лучшими мастерами, в свое время стоил в Ром-Белиате целое состояние и обычно преподносился в качестве драгоценного подарка. Элирий любил эту традицию. Аппетитные и изысканные сладости всегда поднимали ему настроение.

— Здравствуй, дорогой брат Лестер, — неожиданно раздалось позади. Смутно знакомый голос… вычурный самодовольный голос из прошлого. — Так и знал, что при строительстве этого храма не обошлось без какой-то чудной хитрости. Вполне в твоем духе.

— Убирайся в дыру, где прятался все эти годы, Лермон, — холодно процедил Элирий, не оборачиваясь. — Как только у тебя хватило дерзости явиться в Красную цитадель, раскрыть рот и заговорить со мной? Надеешься выторговать прощение? Напрасно. Не думаю, что у тебя есть что предложить мне взамен.

Элирий незаметно положил ладонь на рукоять верного Хвоста Феникса. Впрочем, как он помнил, вряд ли что-то могло укрыться от неизменно цепкого и внимательного взгляда Золотой Саламандры.

— У меня всегда найдется что предложить, — вкрадчиво начал издалека Игнаций, — но не приписывай мне одной лишь только корысти. Я был готов ждать тебя тут хоть весь день, хоть всю ночь, чтобы только увидеть издали, без всякой надежды на разговор… но обитатели Надмирья были благосклонны и щедро вознаградили мое смирение, направив лотосные стопы наместника небожителей прямо сюда. Ты ведь не прогонишь Первородного?

Элирий закатил глаза. Игнаций хорошо знал, что, как и когда следует говорить. В нем жарко пылал огонь священной чистой крови, в жилах его таилась та же сила, что и в самом Элирии, — сила тех, кто родился и вырос на Лианоре. Сила Первородных — прямых потомков небожителей, Повелителей людей.

— Прогоню, если захочу, — внешне бесстрастно возразил Красный Феникс. — А ты будешь принимать то, что тебе дают.

За спиной его на миг воцарилось молчание. Затем Игнаций собрался с мыслями и вновь приступил к аккуратному прощупыванию почвы.

— Ты словно вернулся во дни своей юности в Городе-Солнце, — с глубокими ностальгическими нотками проникновенно проговорил он. — Я смотрю на тебя и невольно вспоминаю наш Лианор… дом, который мы потеряли. Даже вишня расцвела для тебя на пепелище, как в краю Вечной Весны. Однако любоваться столь прекрасным цветением в одиночку — неправильно. Не желаешь ли разделить удовольствие со старым другом?

Элирия затрясло от этих слов, но он не подал виду.

— У тебя нет права находиться здесь и смотреть открыто на Красного Феникса Лианора, — строго отрезал он. — Я не помню твоего лица. И не хочу вспоминать его.

— Лестер…

— Не забывайся. Не то велю звать меня как положено — и не посмотрю на былые заслуги…

…и родственные связи.

Не случайно Игнаций, желая вызвать сочувствие, назвал его дорогим братом. Все могущественные тысячелетние династии Лианора были связаны между собой кровью, но, не считая этого, его семья и семья Игнация и вправду породнились, приобретя связи более близкие и прочные. С самого детства мальчики тесно дружили и часто играли вместе в садах Города-Солнца, прогуливались по длинным коралловым пляжам Лазоревых гаваней.

Элирий припомнил и младшую сестру Игнация, у которой, по причудливой прихоти судьбы, глаза хоть и были цвета циан, но отчетливо отливали золотом. Уже вскоре после появления Элирия на свет глава их рода принял решение о династическом браке: крепкий союз был остро необходим в непростое время распрей и междоусобиц, когда даже древний и уважаемый род владетелей Лазоревых гаваней не мог чувствовать себя в достаточной степени в безопасности. В ту страшную эпоху, названную впоследствии Последними Днями Лианора, мудрые еще пытались остановить вражду и сохранить ключевые династические линии. Тогда еще никто из них не знал, не мог и предположить, что уже скоро все будет кончено… что Священный остров Лианор, заповедный край Вечной Весны, со всеми его гордыми древними династиями, со всеми вековыми чаяниями и имперскими притязаниями падет и упокоится навеки на дне морском.

Но брак по обязанности, олицетворявший сугубо политический альянс, неожиданно стал приносить радость: сестра Игнация, хоть и была навязана Элирию против воли, оказалась мила его сердцу. Возможно, причиной вспыхнувшей обоюдной симпатии явилась их общая красота, юность и свойственные ей чистые душевные порывы.

Увы, прекрасному союзу не суждено было сложиться: политические противники не могли допустить, чтобы две влиятельные династии слились в одну и произвели на свет наследника, который в будущем станет во главе могущественной коалиции. В результате предательства и перехода части вассалов на сторону жрецов Черного Солнца во время свадьбы на молодых супругов было совершено покушение. Прямо в пиршественном зале заговорщики устроили погром и жестокую резню, и невинная сестра Игнация погибла у Элирия на руках.

В долгой жизни Красного Феникса то был самый первый кровавый и трагичный эпизод, оказавший сильное влияние на становление его характера, случившийся так давно, что будто и не с ним… хотя в целом более ранние события на Лианоре выплывали из глубин памяти охотнее, чем события на Материке, произошедшие много позднее.

Не зная точно, какие именно воспоминания вернулись к нему, а какие нет, Игнаций не упустил возможности разбередить старые раны, без жалости разворошить болезненное прошлое, которое Элирий предпочел бы не вспоминать никогда.

— Зачем ты явился? — просто спросил Красный Феникс, не видя нужды в экивоках. В негромком голосе его явственно сквозила горечь. — Чего ты хочешь?

— Служить тебе и быть рядом, как в прежние времена. Помочь тебе возродить Ром-Белиат.

— Есть что-то еще, не так ли? Что ты задумал на самом деле?

Элирий усмехнулся, услышав характерный шорох одежд: заклятый друг и названый брат уловил его настроение и распростерся ниц, без возражений принимая правила игры. Красный Феникс чуть повернул голову и с любопытством бросил взгляд назад. Теперь все было так, как подобает: священная птица феникс касается крылами неба, а саламандре самое место в дорожной пыли. Так должно приветствовать Великого Иерофанта Ром-Белиата, наместника небожителей на земле.

Игнаций никогда не смел говорить подобное прямо, но Элирий догадывался, что в глубине души тот винит его в смерти сестры. Элирий был не глупец и сам признавал, что именно их с сестрой Игнация громкий брак, а точнее, резонанс, вызванный им в определенных общественных кругах, послужил причиной безвременного ухода его нареченной. Но такова судьба, а всем жрецам известно, что избегнуть судьбы нельзя. Молодые люди были предназначены друг другу чуть не с рождения: главы великих домов договорились о брачном союзе, и выбора ни у кого из них не оставалось.

Элирий помрачнел и невольно погрузился в находящие волнами воспоминания. Произошедшая на свадьбе трагедия до основания разрушила его юношескую невинность и прекраснодушие, заставив по-новому взглянуть на мир. О, то был жестокий мир. Опьяненный сладчайшим медом первой возвышенной любви, Элирий слишком долго не замечал этой звериной жестокости.

Ужасные времена расцвета и падения Черного Лианора вновь встали у него перед глазами: самые грязные и кровавые страницы в истории Священного острова, и одновременно самые грязные и кровавые страницы в его собственной жизни, которые он желал бы вымарать и не вспоминать никогда. На улицах и в залах дворцов равно царило безумие и свирепствовал черный мор, в храмах вершились запрещенные темные ритуалы, а на алтарях во славу падшего бога Инайрэ каждый день приносили человеческие жертвы.

Начавшаяся с резни на свадьбе многолетняя усобица между достойнейшими домами сотрясла Лианор и в конце концов поглотила его. Она привела к масштабным военным действиям на самом острове и на Материке, расколу в высшем обществе и образованию новой самопровозглашенной столицы в Бреалате, прекрасном городе в Лазоревых гаванях. Пламя этой дикой вражды угасло только с уходом Лианора: оно было залито холодной морской водой, съедено пучиной и солью — вместе со всеми враждующими родами.

Как представитель древнего рода владетелей Лазоревых гаваней, Элирий не мог оставаться вне постоянно плетущихся политических интриг и неминуемо оказался втянут в затяжное противостояние между разными представителями правящего дома. После смерти старого Триумфатора его родичи начали грызню за власть, и каждому жителю Лианора пришлось принять чью-то сторону. Их остров Блаженства превратился в ад, кошмарный сон наяву, а вместо молока и меда по улицам потекла кровь, чистая и полная священного цвета кровь Первородных. Именно в те дни Элирий познакомился с Аверием, одним из наиболее опасных, влиятельных и могущественных претендентов на Пионовый престол, не поддерживающим падшего бога. Именно в те дни, исполняя тайный приказ темных жрецов Инайрэ, Элирий погубил его, чтобы заручиться их доверием.

Выбора не было. Выбора по-прежнему не было ни у кого из них. Принять свою судьбу или умереть — вот и все, что они могли.

Ведя двойную игру, Элирий вынужден был исполнять поручения служителей Денницы и одновременно подчиняться приказам Аверия. Он лишь делал вид, что служит каждой из сторон, на деле выжидая удачного часа для собственного грандиозного плана. Пришлось пойти на многое — только чтобы получить возможность покинуть погибающий Лианор и не видеть того, что творится там, не участвовать в этом. Только чтобы руки его не были обагрены пылающей кровью Первородных.

Начавшаяся на его глазах последняя междоусобица переросла в войну Раскола, которая продлилась почти четырнадцать лет вплоть до самого падения Священного острова. Элирий словно бы предчувствовал страшный исход, хотя, конечно, не мог и вообразить настолько жестокой кары небес. Ликвидировав угрозу в лице Аверия, тем самым он позволил сыну старого Триумфатора Альдарию закрепиться на Пионовом престоле, после чего получил долгожданное назначение на Материк и новое задание. Но выполнить его было не суждено: вскорости Лианор был уничтожен, низвергнут в бездну вместе с темным богом Инайрэ и могущественными чародеями храма Тысячи Солнц.

Эпоха Последних Дней Лианора была окончена.

В те давние времена на Священном острове Игнаций всегда был рядом и поддерживал его начинания: без помощи Золотой Саламандры многое задуманное не удалось бы осуществить. В храме Тысячи Солнц они росли и учились вместе, и в самом деле став как братья, а потому, войдя в силу, Элирий не позабыл своего ближайшего сподвижника. После гибели Лианора обретя практически самодержавную власть на Материке, Красный Феникс сделал Игнация своей правой рукой и доверил управлять построенным им на западе великим городом Бенну. Он закрывал глаза на многое, памятуя о том, что случилось однажды за общим пиршественным столом и какое влияние оказало на каждого из них.

Гораздо позже, чем следовало, известный своей проницательностью его светлость мессир Элирий Лестер Лар с горечью осознал, что, несмотря на оказываемое щедрое покровительство, названый брат затаил на него обиду гораздо большую, чем можно было представить. Элирий думал, что давняя потеря — их общее горе, горнило бедствий, которое закалило, сплотило и сплавило их воедино… но как же жестоко он ошибался. Да, Игнаций был верен ему много лет. Но щемящая боль утраты никогда не утихала в душе приближенного и в конце концов отравила его своим ядом. Спустя годы, когда Игнаций наконец получил шанс расквитаться, старая обида разгорелась с новой силой.

Как великому жрецу, Игнацию также следовало понимать, что противиться судьбе невозможно. И все же человеческое в его живом сердце слишком часто брало верх над смирением и чувством долга. В этом искреннем самозабвенном мятеже верховный жрец храма Полуденного Солнца по злой иронии судьбы отчасти походил на Элиара, которого люто ненавидел и который захватил впоследствии и его павший храм, и подаренный ему Вечный город.

Увы, когда печальная истина о подлинном отношении к нему Игнация открылась во всей своей неприглядности и до глубины души потрясла Элирия, было слишком поздно: Бенну из союзника превратился во врага.