За что наказывают учеников

Глава 17 Я стал смертью часть 1

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Весенние громы усиливаются Бенну. Цитадель Волчье Логово

Несбывшаяся реальность

*безвременье и бесцветье*

Было тихо.

Вновь оказавшись в злополучной опочивальне, едва не ставшей ему роскошной золотой клеткой, его светлость мессир Элирий Лестер Лар от неожиданности зажмурился и не сразу решился открыть глаза.

В несбывшейся реальности царила ночь. По крайней мере, за огромным витражным окном стеною стояла тьма, а собственное тело его покоилось в кровати, возлежало на прохладных шелковых простынях, словно на алтаре. Тело это казалось очень слабым: телом обычного человека, а не великого заклинателя, способного воплощаться легендарным фениксом. Всякое движение духовной энергии цвета в меридианах было заблокировано.

Элирий плавно провел рукой, осязая темноту, как бархат. Итак, он снова здесь. В месте, из которого с таким трудом сбежал. Бесправный пленник, диковинная птица, пойманная и запертая все в той же до боли знакомой комнате-клетке.

Красный Феникс ощутимо напрягся, начиная сомневаться в разумности своего великолепного плана. Неясные опасения хлынули в душу. Невероятно! Он словно бы оказался в собственном недавнем прошлом. Но то было невозможно: благодаря порталу Яниэра душа его переместилась не во времени, а в пространстве, и Совершенный оказался в том же самом дне, который покинул, только в альтернативной реальности. Выходит, в этом мире после первого его воскрешения минуло две сотни лет, и за эти две сотни лет он пришел ровно к тому же, с чего начал свою третью жизнь: стал узником.

Как жестоко… неужели все эти долгие годы он был скован вервием бесцветия? Даже в неприступных, изолированных непреодолимым барьером Красных покоях? Но почему?

Просторное помещение опочивальни утопало в полутьме: лишь пара красных бумажных фонарей неярко горела у лунных ворот. Привыкнув к слабому освещению, Элирий с удивлением оглядел себя: одежды для сна, и без того украшенные сложной гербовой вышивкой, вдобавок были густо затканы подобающими его статусу узорами с драгоценностями. Под верхним слоем, более плотным и тяжелым, скрывалось не менее пяти слоев нижних одежд из тончайших шелков редкого плетения. Эти легкие как облако ткани с гладкими волокнами были не только очень дороги, но и очень удобны, так что, несмотря на впечатляющее количество одеяний, Совершенный чувствовал себя превосходно. Конечно, и прежде его светлость мессир Элирий Лестер Лар не изволил почивать в обносках, но подобная нарочитая роскошь уже отдавала дурным тоном. Сам себе он внезапно напомнил богато украшенную куклу. В таких одеяниях впору участвовать в праздничной церемонии, а не спать.

На этом подозрительные излишества не заканчивались: на запястьях красовались широкие парные браслеты с филигранью, очень красивые, но рождающие неприятные ассоциации с рабскими оковами. Ассоциации эти только укрепляли тончайшие цепочки, соединяющие браслеты с ажурными кольцами, унизывающими каждую фалангу пальцев. Сколько металла, сколько причудливо переплетающихся цепей! Уж лучше бы глупый волчонок сразу заковал его в кандалы!..

Конечно, неспроста подобные опасные украшения надеты на него даже ночью. И, хоть у связанного вервием Совершенного не было возможности почувствовать их силу, по внешним признакам он догадался, что это усовершенствованные браслеты контроля, соединяющие металл и силу цвета: острый глаз Красного Феникса различал сдерживающие печати, искусно вплетенные в ажурные кружева филиграни. Браслеты ограничивали не только физическую подвижность кистей, но и способность выхода из кончиков пальцев духовной энергии, необходимой для заклинательства. Как будто вервия было недостаточно!

Похоже, в этом альтернативном мире имели место попытки бегства или мятежа… а потому контроль за узником был значительно усилен.

Вдруг тишина раскололась: снаружи раздались шаги. Уверенная походка… похоже на тяжелый стук устойчивых высоких каблуков боевых сапог. Шаги приблизились, и полукруглые двери лунных ворот к немалому возмущению Элирия раскрылись, пропуская внутрь Второго ученика.

Совершенный оторопел. В столь неурочное время ученик надумал посетить его? Элирий был ошеломлен, но никак не отреагировал на ночное вторжение. Продолжая безмолвно сидеть на кровати, он решил выждать дальнейшего развития событий в надежде получить хоть какое-то объяснение происходящему.

Элиар подошел ближе и, опустившись на колени, лбом коснулся лотосных стоп, как ни в чем не бывало поприветствовав наставника в старинной храмовой манере. Несмотря на поздний час, ученик явился в боевых доспехах и титульных одеяниях Великого Иерофанта, на голове его хищно сверкала шипастая диадема, а веки были густо зачернены, что делало взгляд пугающим, а выражение лица — суровым. В этот миг Элиар походил не на жреца, коему должно быть глашатаем воли небожителей, а на воина, добивающегося своего по праву превосходства, извечному животному праву силы.

Словно для дикого зверя, убивать стало для него делом привычным.

— Мессир, я вернулся, — знакомый гортанный голос прозвучал чуть приглушенно. — Зная, как вы презираете лианхэ, предположу, что вам будет отрадно услышать об их прискорбной судьбе. Почти никого из этих лесных дикарей не осталось в живых и на свободе. Даже в заповедных Лесах Колыбели они оказались не всесильны. Даже бессмертный Алейрэ не сумел защитить своих питомцев. Как я и говорил, никто на Материке не в силах устоять перед могуществом Черного Солнца.

Элирий пораженно молчал. Конечно, он всегда недолюбливал Потерянных и презирал их выбор, но все же не считал, что они должны быть без жалости истреблены. Как бы то ни было, в лианхэ, как и в Совершенных, текла священная кровь небожителей. Их общая кровь. Свидетельство их общего великого прошлого.

Похоже, Элиар только-только вернулся в цитадель и первым делом направился сюда. От ученика остро пахло страхом, болью и смертью. Кровь покрывала его с головы до ног, словно падшего бога, словно яростного дракона в черной мантии. Возможно, жрец Черного Солнца проводил какой-то ритуал или самолично участвовал в жестокой битве. Приглядевшись внимательнее, Элирий заметил, как блестит и отливает лаково-красным черненая сталь доспеха, да и свежие пятна на титульных одеяниях определенно были того же страшного происхождения.

Этой кровью мертвецов Черный жрец щедро окропил и его собственные драгоценные одежды, но почему-то вопиюще дерзкая выходка не тронула обычно внимательного к таким вещам Элирия. Задержавшись цепким взглядом на каждом сочленении доспеха, он с облегчением убедился, что те не повреждены и глупый волчонок не ранен. Хвала небожителям, вся эта кровь на нем — чужая.

Однако поводов для радости больше не было. В этом несбывшемся мире война приобрела катастрофический размах. Настолько катастрофический, что Красный Феникс впервые не желал быть ни среди побежденных, ни среди победителей.

— Цивилизация Лианора пала, пала навеки! — подняв голову, с мрачным удовлетворением провозгласил Второй ученик. — Наконец-то на всем Материке не осталось больше мест, неподвластных храму Затмившегося Солнца. Не осталось никого, кто не убоялся бы меня.

Объявив это, Элиар одну за другой церемониально поцеловал ему кисти. Элирий не противился знакам почтительности, хотя в душе царило мучительное смятение.

— Мессир по-прежнему плохо спит? — с ласковой укоризной осведомился ученик, запоздало сообразив, что посреди ночи застал Учителя бодрствующим. — Если бессонница не перестанет терзать вашу светлость, я снова начну давать вам на ночь маковое молоко. Отсутствие отдыха плохо сказывается на самочувствии и настроении мессира.

Элирий только вздохнул, вдруг поняв, что и темные разводы на перчатках, что по-хозяйски лежали сейчас на его коленях, — это тоже чья-то кровь. Ее было много, слишком много, чтобы не обращать внимания.

Заметив его реакцию, Элиар тут же стянул перчатки и резко отбросил их в сторону, но и руки ученика также оказались перепачканы. Не желая касаться Учителя окровавленными пальцами, Элиар хотел было смущенно убрать их, но Элирий вдруг остановил его, осторожно накрыв руку ученика своей.

Да, отчего-то он испытал сильное желание протянуть руку и накрыть оскверненные смертью пальцы волчонка своею ладонью. Не успев проанализировать свой порыв, он просто сделал это.

— Вы считаете, я ненавижу вас… возможно, вы правы, — совершенно внезапно Элиар переменил тему, и Элирий вздрогнул, бесцеремонно вырванный из потока мыслей. Напрочь игнорируя правила этикета, ученик смотрел ему прямо в лицо и, должно быть, легко прочитал застывшее на нем выражение ужаса и отвращения. — Но еще больше я ненавижу себя — за то, что не решился сделать то, что должно. За то, что рука моя оказалась недостаточно тверда и не поднялась на моего наставника. За то, что я не смог совершить убийство, которое спасло бы нас всех.

Речи и поведение волчонка были столь несуразны, столь диковинны и странны, что Элирий по-прежнему не представлял, что ответить, и почел за лучшее сохранять молчание.

— Я подарил вам жизнь ценою жизни целого мира… но вам это абсолютно безразлично. Конечно же, для великого Красного Феникса Лианора этого недостаточно, чтобы проявить хоть каплю благодарности.

Элиар раздраженно высвободил свою руку и продолжил, в негодовании повысив голос:

— Из-за вас мне приходится приносить в жертву людей с чистой кровью. Но их кровь недостаточно сильна, чтобы надолго снизить черное излучение. Их кровь — совсем не то же самое, что ваша лотосная кровь.

Элирий похолодел. Горькие слова упрека попали ему прямо в сердце. Так, значит, вместо одной великой искупительной жертвы в этом мире Элиар принужден приносить регулярные малые жертвы чистокровных. Конечно, Красный Феникс мог бы предположить такой исход — где-то в глубине души он и предположил, — но не хотел, упорно не хотел верить. Он не имел права верить, пока существовал хоть малейший, призрачный шанс, что история не повторилась. Он должен был убедиться.

Но, увы, ужасающие ошибки прошлого повторились. К точно такому же выходу однажды уже приходили на Лианоре, и священные храмовые алтари в один день почернели от человеческой крови, от драгоценной крови Первородных.

Разумеется, это не помогло, лишь продлило агонию края Вечной Весны. Не поможет это и здесь, в несбывшейся реальности, где ученик не решился принести великую искупительную жертву, не решился умертвить своего Учителя и тем самым остановить черный мор.

Элирий не знал, как реагировать. В груди было пусто и больно. Сохранив себе жизнь, он стал смертью целого мира. Хотел бы он жить в таком случае?

Эмоциональная вспышка утихла так же внезапно, как и началась: Элиар вдруг успокоился и мирно положил голову ему на колени. Ученик казался очень уставшим. Некоторое время он стоял так, не шевелясь, и Красный Феникс решил, что от нервного перенапряжения он просто-напросто заснул. Несмотря на все злодеяния и ошибки, что совершил ученик, в сердце Элирия что-то растаяло, и он испытал искреннее сочувствие. В этой позе нынешний Великий Иерофант чем-то напомнил ему прежнего несчастного волчонка, которого он силой забрал с собой из отчего дома.

Конечно, ученик возмужал и давно уж не был тем свободолюбивым и дерзким подростком, обиженным им когда-то, но сердце сына Великих степей по-прежнему переполняло одиночество. Казалось, по-прежнему оно упрямо ищет опоры, ищет хоть какой-нибудь, самой крохотной ласки.

Смотреть на это и бездействовать было выше его сил. С осторожностью Красный Феникс снял с чела ученика громоздкую острую диадему и утешительно провел ладонью по рассыпавшимся по плечам волосам цвета осенних кленовых листьев.

Почуяв это, Элиар резко поднял голову. В ярких золотых глазах, густо подведенных черным, засветилось недоброе подозрение.

— Кто ты такой? — неожиданно грубо спросил он. — И что ты сделал с моим Учителем?

Сердце Элирия сжалось. В чем дело? Что-то не так? Он выдал себя, но чем?

О небожители, где он ошибся? Почему ученик отреагировал так остро?

— О чем ты толкуешь, волчонок? — насколько возможно мягко отозвался Красный Феникс. Приподняв подбородок ученика, он бессознательным движением стер потеки крови с высокой острой скулы. — Я и есть твой Учитель, твой единственный Учитель.

Легкое прикосновение заставило Элиара содрогнуться и отпрянуть, словно от пощечины.

Золотые глаза изумленно расширились. В следующее мгновение Черный жрец протянул руку и без спроса коснулся энергетической точки на горле, быстрым и четким движением взяв наставника под контроль. Теперь Элиар мог ясно видеть его страх, его удивление, малейшую реакцию сердца. Как и в той другой — далекой, кажущейся невозможной — реальности, когда они оказались вдвоем в заброшенном рыбацком домике, Красный Феникс вновь предстоял перед учеником будто нагой, чувствуя, что совершенно ничего не сможет скрыть от него.

Внимательно послушав голос крови, Элиар отнял пальцы и в растерянности проговорил:

— Это и вправду Учитель… Но почему… почему Учитель так добр ко мне сегодня? Вы чего-то хотите от меня?

Да, разоблачить его оказалось не так-то просто. Элирий с облегчением перевел дух и запоздало сообразил: в этой несбывшейся реальности отношения между ними давно и безвозвратно испорчены. Так испорчены, что даже простое прикосновение, прежде естественное, заставило ученика немедленно насторожиться и заподозрить, что перед ним не его наставник.

— Я не сделал ничего особенного, — стараясь сохранять спокойствие, сухо заметил Красный Феникс. — Лишь хотел, чтобы тебе стало удобнее.

Жрец Черного Солнца казался оглушенным его словами.

— Как давно не слышал я голоса Учителя. — Неизвестно, какие мысли посещали в этот момент Элиара, но выражение лица его потеплело. — Я думал, вы больше никогда не заговорите со мной. Не знаю, что заставило вас проявить эту милость, но я хочу отплатить вам тем же. Мессир может попросить что угодно, и я сделаю это для него.

О, так вот в чем тут дело. Должно быть, он снова прибегнул к излюбленной своей игре в молчание. Жестокая игра, особенно для такой эмоциональной и страстной натуры, как Элиар. В первый год обучения в храме искусственная тишина и отчуждение наставника неизменно вызывали сильное беспокойство и уныние. Безмолвие оглушало Элиара. Ему не нравилось видеть безучастное выражение на лице наставника, не нравилось слышать его молчание. Тем не менее, как выяснилось, волчонок был слишком упрям, чтобы искать подход к Учителю и молить о мире, как поступил бы на его месте дипломатичный Яниэр. Красный Феникс рассчитывал, что Второй ученик одумается и переменит свое поведение, станет более покладистым. Но в ответ Элиар с еще большим вызовом замыкался в себе, принимая свое наказание угрюмо, но непреклонно.

Проверенная годами воспитательная метода дала сбой, вызвав только отторжение и желание сопротивляться. Установленный срок оба демонстративно не смотрели друг на друга и молчали. Ни один не хотел уступать. Элирий привык ни от кого не ждать сопротивления… и, наткнувшись на сопротивление столь яростное, столь непримиримое, был поражен.

Увы, они с учеником оказались несовместимы. Элиар жаждал благосклонности наставника так сильно, так яростно, что в конце концов возненавидел его.

Впоследствии Красный Феникс изменил стратегию, отказавшись от стандартного наказания молчанием в отношении Элиара. Он понял, что с каждым таким разом становится для ученика все более чужим и непонятным, а это было вовсе не то, чего он на самом деле желал достигнуть.

Сейчас же Элирий особенно остро, особенно горестно осознал: его ученик просто хотел быть услышанным. А он… он не слышал — или делал вид, что не слышит, — без жалости оставляя волчонка в тишине, отнимая право звучать.