За что наказывают учеников

Глава 10 Дракон меняет созвездияЧасть 2

Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон холодной воды

Молодая трава под снегом

Ангу. Журавлиная Высота

*черной тушью*

На самом краешке расправленного для сна ложа недвижно сидела молодая женщина.

Застыв с резным деревянным гребнем в руке, она в изумлении воззрилась на незваного гостя. В ее представлении, должно быть, Элиар явился ниоткуда, возник в опочивальне внезапно, прямо из воздуха.

Подобные визиты, конечно, совершенно недопустимы. Хвала небожителям, к немалому своему облегчению, ничего непристойного Элиар не увидел: хрупкую фигурку скрывали широкие ночные одеяния до самых пят. Распущенные волосы цвета выбеленного льна опускались до пояса, их золотило пламя свеч. Знакомые правильные, тонкие черты, знакомое выражение чистоты и строгости на узком лице немедленно давали понять, с кем в поздний час столкнула его судьба.

И, видят небожители, это лучшее, что могло случиться с ним нынешним нескончаемым вечером.

Взгляд Видящего мазнул по хозяйке покоев будто бы вскользь, но вобрал все детали. Изящные нежные пальцы, маленькие ладони. Фарфоровая кожа, такая тонкая и белая, словно сотканная из звездного света. Прелестный алый рот. Светлые дуги бровей… а под ними — глаза. Едва заглянув в них, Элиар почувствовал, как его накрывает могучая тяжелая волна. Накрывает с головой, и он даже не пытается барахтаться, не пытается сопротивляться, в полной мере сознавая величие захватившей его стихии.

Глаза молодой женщины смотрели прямо в душу, огромные, в пол-лица, манящие и одновременно подкупающе кроткие… прозрачно-голубые, словно замерзшая вода чистейших горных ледников. Элиар невольно залюбовался ими, позабыв о щекотливости положения, в которое угодил.

Перед ним была Янара, младшая сестра Яргала и Яниэра.

Этим вечером в главном зале с первого же взгляда она не понравилась ему именно своей поразительной схожестью с братом-близнецом: поистине, у них с проклятым Яниэром была одна внешность на двоих. Но теперь, в неверном мерцании свечей, в едва разбавленной бликами полутьме опочивальни безукоризненная красота Янары вдруг ожила и заиграла по-иному: так редкостный драгоценный камень бывает мастерски огранен и взят в подходящую оправу. Практически полное отсутствие полутонов при таком освещении давало лицу резкие контрастные тени и сотворило превосходный женский портрет, написанный тушью, выразительный и драматичный. Красный Волк немедленно отринул собственную недавнюю иронию по поводу скудности убранства залов и бедности сокровищницы владетеля Ангу: имея такой алмаз в своей короне, тот был несметно богат.

— Мое почтение, прекрасная госпожа. — Элиар приветливо наклонил голову, решившись прервать затянувшееся молчание. Похоже, красавица не собиралась картинно падать в обморок или же звать на подмогу стражу, так что конфуза, возможно, получится избежать. Нужно попытаться реабилитироваться и как можно скорее сгладить неловкость ситуации. — Прошу простить за столь несвоевременное вторжение. Я не имел намерения напугать или скомпрометировать вас. Уверяю, я покину ваши покои столь же незаметно и быстро, как и пришел, уверенный, что об этом визите никто не узнает. Ведь так?

Будто вспомнив о правилах приличия, Янара смущенно потупила взор и поднялась, отложив гребень в сторону.

— Я ничего не скажу брату, молодой господин, — негромкий голос ее был спокоен и как будто слегка ироничен. — Уроженкам Ангу не пристало много говорить… тем паче о делах, не связанных с домашним хозяйством или детьми.

Элиара удивили эти многозначительные слова. Судя по тону и манере держаться, характером Янара отличалась от скромных и молчаливых северных женщин. И от избалованных, надменных женщин Совершенных, конечно, разительно отличалась тоже.

Немного поразмыслив, Элиар пришел к выводу, что отвратившее его поначалу внешнее сходство с братом-близнецом не является полным. Янара была ниже ростом и выглядела намного младше Яниэра, вот уже много лет облеченного значительной властью, которая накладывала характерный тяжелый отпечаток. И если Первый ученик наружностью своей напоминал изысканную ледяную магнолию, требующую самого тщательного ухода, то сестра его скорее походила на нежную белую лилию, выросшую в простом разнотравье и чувствующую себя там совершенно естественно.

Различия между этими двумя были глубже, чем могло показаться.

— Я рад, что мы понимаем друг друга, прекрасная госпожа, — осторожно начал Элиар, припомнив еще одно неприятное задание, которое должен был выполнить в Ангу. И на сей раз дал его не Яниэр. — Сегодняшний мой визит случаен, однако поручение моего достопочтенного наставника вскоре заставило бы меня искать с вами встречи в похожих обстоятельствах: наедине, без лишних глаз. Если момент кажется вам подходящим, я готов передать вам кое-что.

То, что Учитель пожелал сделать его посредником в очередной любовной интрижке, глубоко задевало, хоть это и был столь желанный им жест доверия. Конечно, отказать наставнику он не мог, но о полученном деликатном поручении старался не думать: хвала небожителям, забот и без того хватало с лихвой.

В ответ на его слова Янара сдержанно кивнула. И только в глазах, прозрачных, как озерная вода, на миг отразился призрак печали.

Стремясь поскорее разделаться с поручением, Элиар сунул было руку в потаенный нагрудный карман, но, сам озадаченный своим поведением, заколебался. Нет, не уязвленная гордость взыграла: вдруг стало жаль Янару, глядящую на него так потерянно, так обреченно и в то же время с робкой надеждой. Учителю свойственно забавляться чужими судьбами, просто чтобы развеять скуку. Воплощать в жизнь самые сокровенные, заветные чаяния — и разбивать их, внимательно следя за реакцией… Но разве эта молодая женщина, эта наивная и бесхитростная душа заслуживает того, чтобы с нею играли, как с куклой, а после выбросили, когда надоест?

Довольно, мысленно одернул себя Элиар. Это не его дело. Время не ждет, и ночь не бесконечна.

Придется ей перетерпеть эту боль, которая пока только заползает в сердце. Боль однажды пройдет… пройдет, как и все в жизни.

— Мой достопочтенный наставник велел передать неподдельное восхищение вашей цветущей красотой и это письмо.

Достав футляр, он извлек из него свиток плотной гербовой бумаги, на котором, словно кровь, алела личная печать Красного жреца: сияющее красное солнце, — такое же, как на его горле.

Элиар невольно ощутил раздражение. И зачем только Учителю понадобилось писать послание, передача которого сопряжена с такими большими неудобствами? Захотелось поиграть в запретную связь, в разлученных обстоятельствами возлюбленных, вынужденных скрывать пылкие чувства под покровом ночи? Наверняка наставника привлекла экзотика: Янара происходила из овеянной легендами династии Призрачного жреца, да еще и обладала редкой внешностью, какой не встретишь среди Совершенных.

Пора удаляться так же, как и пришел, — поручение выполнено. Но Элиар все стоял и, не в силах оторваться, смотрел, как маленькие пальчики ломают печать, как бледно-голубые глаза жадно углубляются в чтение, не в состоянии вытерпеть до ухода гостя. Как восхитительное девичье лицо чуть розовеет от волнения.

В сестре Яниэра действительно было нечто особенное. Не зря она привлекла августейшее внимание Учителя: простая и чистая, беззащитная, словно только-только распустившийся бутон. Относиться к ней как к обычной женщине казалось даже кощунственным… нет, она была создана не для простого удовлетворения плотских нужд.

Сдавленное рыдание прервало неторопливый поток его раздумий.

Невинное лицо Янары застыло безучастной маской, из затуманившихся глаз вытекли две одиноких слезинки. Точеные пальцы дрогнули, и письмо Учителя упало к ее ногам, как птица со стрелой в сердце.

Элиар окончательно растерялся. О небожители, да что же это за вечер такой злополучный… нужно было раньше уходить! И что теперь? Тихонько исчезнуть, пока Янара не вспомнила о его присутствии, дабы не ставить несчастную в еще более неловкое положение? Или попытаться утешить?

Что за чушь! Элиар мысленно выругался и замер в нерешительности. Он же боевой жрец, а не подушка для женских слез. Он и слов-то подходящих не знает…

Окаменев прекрасной статуей, Янара беззвучно плакала. Элиару казалось — прозрачный лед тает в ее глазах и медленно стекает по щекам. И от страданий этого беззащитного существа на него вдруг обрушилась такая печаль, что никакими словами высказать ее было нельзя. Как будто вырвалась на свободу его собственная глубоко спрятанная неутолимая тоска.

Пока он сомневался, лихорадочно обдумывая происходящее, Янара вдруг странно покачнулась: по телу ее прошла сильная судорога. Инстинктивно подавшись вперед, Элиар успел подхватить женщину прежде, чем та упадет. Руки Янары мелко подрагивали, лицо заливала нездоровая бледность, посиневшие губы шептали что-то отрывочное и бессвязное… а может, пытались сделать вдох. Ее всю затрясло, словно в нервном припадке.

Всерьез испугавшись, Элиар привлек Янару к себе и обнял, пытаясь успокоить. Когда она наконец затихла в тепле его объятий, осторожно уложил почти невесомое девичье тело на ложе в надежде, что на несчастную снизойдет целебный сон.

— Какую горькую участь уготовила мне судьба, — Элиар едва расслышал этот страшный бесчувственный голос, потерявший все оттенки. Голос, в котором жила только боль. — Путь мой тяжел, но меня не учили роптать. Нужно быть стойкой. Пусть ноша моя становится все непосильнее, я буду нести ее до конца.

В глазах Янары снова стыл лед. И знаменитая северная гордость.

Взяв себя в руки, она с усилием поднялась.

— Простите мне эту недостойную сцену, молодой господин, — голос ее немного окреп, сделавшись, хоть и тихим, но твердым. — И прощайте.

— Незачем просить прощения, — с чувством возразил Элиар. — В том, что произошло, нет вашей вины. Я бы очень хотел помочь, но это не в моих силах. Мне очень жаль.

Янара воззрилась на него с какими-то смешанными чувствами, отражавшимися в глазах.

— Женское сердце подсказывает мне, что вы достойный и добрый человек, молодой господин, — проницательно заметила она. — Я справлюсь одна, ведь мне некому довериться и открыться. Да и не в обычаях северян лить слезы на людях. Но вы, совершенно посторонний человек, сделались невольным свидетелем моего горя, которое слишком сильно, чтобы я смогла его сдержать. Разделите же его со мной хотя бы на эту единственную ночь, если сочувствуете и желаете поддержать.

Красный Волк опешил от этой нежданной, вызывающей симпатию откровенности. В Ром-Белиате он давно отвык от проявления искренних чувств, давно приучился к холодному притворству, тонкому искусству лицемерия и строгим правилам этикета Совершенных.

— Что ж, буду рад, если мое присутствие поможет вам справиться с отчаянием.

В ответ на его слова Янара резко нагнулась за оброненным свитком и начала судорожно разглаживать лощеную бумагу, исписанную хорошо знакомым почерком. Внезапно протянув лист Элиару, она потребовала:

— Читайте! Слышите? Читайте же!

Элиар вздрогнул, отшатнувшись от письма, как если бы то вдруг обернулось ядовитой степной гадюкой. Знакомые очертания почерка Учителя обожгли сердце. Послание было скреплено личной печатью Красного Феникса! Немыслимо читать такое без разрешения. Кроме того, даже мельком брошенный взгляд сразу давал понять, что в послании.

Чего она добивается? Учитель доверил ему это крайне деликатное письмо с тем, чтобы его не коснулась ничья рука, кроме той, кому оно предназначено. Оно было написано для Янары, для нее одной. Неужели это не понятно?

— Вы слишком потрясены и воспринимаете все чересчур болезненно, — попытался отвлечь ее Элиар. — Не нужно мучить себя. Успокойтесь…

— Разделите со мной мое горе, — чуть слышно, без выражения повторила Янара, и нервные пальцы ее снова начали подрагивать. В кристально прозрачном сердце северянки как в прозрачной воде отражались все тайные движения души. — Прочтите же проклятое письмо… Чтобы я знала, что это не бред моего измученного рассудка, что это написано на самом деле… Прочтите, как жесток этот человек!

Элиар больше не мог оставаться безучастным. Янара явно не в себе и требует странного. Возможно, она и вовсе больна… если просьбу оставить без внимания, с ней может случиться истерика. Начнется крик, в покои сбежится стража…

В конце концов, нет ничего страшного в исполнении этой маленькой прихоти, принялся уговаривать себя Элиар. Ведь он и без того знает, что в письме. Обычное дело: в очередной раз сластолюбец бросает надоевшую игрушку. Подумав об этом, Элиар вдруг задрожал, почувствовав жгучую злость на наставника за его капризное, равнодушное, исполненное порока сердце… а в самой сердцевине внезапно охватившего его огня горячей кислотой растекалось ревнивое, почти нестерпимое любопытство: почему Учитель вообще снизошел до объяснений?

В следующий миг глаза жадно скользнули по ровным рядам изящной, каллиграфически безупречной рунной вязи, и Красный Волк обмер. Каждый начертанный бесстрастной рукой знак скрывал за собой такую глубину чувств и такое откровение, какие сложно было ожидать от холодного и замкнутого наставника. Донельзя интимное письмо опалило руки, и Элиару стало дурно оттого, что он осмелился его прочесть. Собственная дерзость не укладывалось в голове. Но было поздно.

Красный Феникс писал о многом. О том, что спустя столетия молчания и безразличия сердце его вновь ожило и он не желает, чтобы посетившие его искренние чувства выродились в сорняки обычной любовной интрижки. К сожалению, общественное положение и большая власть, которой он обладает, обязывают не позволять себе чувств: они сделают его уязвимым. Эту слабость можно будет использовать против Ром-Белиата, благоденствию которого посвящена его жизнь.

Он никогда не возьмет Янару в супруги. Это невозможно по многим причинам, главная из которых — строгие традиции Первородных запрещают повторные браки, а Красный Феникс в юности уже был обручен и связан клятвенными обязательствами. Кроме того, он принадлежит своему божеству — верховному жрецу не пристало опутывать себя земными узами, если это не высшие духовные узы двойного совершенствования.

Иную же участь он считает для Янары унизительной и недостойной. Встреча их — ошибка, а может, безжалостная насмешка судьбы. Он призывает Янару подумать о грядущем и, для ее собственного блага, постараться забыть былое. Поскольку любовь — огонь, который лишь губит тех, кого хочет согреть…

Письмо Учителя оказалось очень нежным. К удивлению Элиара, сама эта невозможная, пронзительная нежность ранила сильнее всего на свете, причиняла боль и Янаре, и ему.

Красный Волк с трудом оторвал взгляд от злосчастной бумаги, шокированный открывшимися обстоятельствами жизни наставника. Как реагировать на них, он не знал. В душе царила полнейшая растерянность, в голове — беспорядочная сумятица мыслей.

Так, значит, Учитель был обручен с сестрой Игнация? Никогда прежде Элиар не слыхал об этой загадочной женщине. Должно быть, она погибла уже очень давно. Должно быть, все эти события случились во времена, о коих всем ныне живущим известно крайне мало. Когда рожденный в Городе-Солнце Элирий Лестер Лар, юный наследник рода владетелей Лазоревых гаваней, не сделался еще всесильным Красным Фениксом Лианора, чуждым человеческих чувств и слабостей недостижимым наместником небожителей на земле. Неужели когда-то и вправду он вел себя как живой человек, способный на искренность, на… любовь? Поверить в это было одновременно невозможно и… отчего-то очень, очень больно. Элиар едва удержался, чтобы в гневе не отбросить, не разорвать в клочья истерзавшее его письмо, в котором оказалось сокрыто больше, чем написано. Искреннее, окутанное глубокой печалью письмо. В конце концов, оно принадлежало не ему.

Красный Феникс не возьмет в супруги Янару. И никогда не возьмет в супруги ни одну другую женщину. От этой мысли Элиар почувствовал некоторое успокоение.

«Гони от себя желания. Они — слабость,– говорил Учитель. И, кажется, сам старательно следовал этому принципу.– Никогда не показывай своей слабости».

Невидяще смотря куда-то в пустоту прямо перед собой, Янара грустно улыбалась и расчесывала белоснежные волосы резным деревянным гребнем. Движения ее были ровными, почти механическими. Сейчас она и в самом деле напоминала чудесную куклу, в которой, увы, что-то сломалось навсегда.

— Это не его вина, ведь так? — Янара устало прикрыла глаза. Прозрачный взгляд ее затуманился и поблек, словно небеса затянуло дождем. — Всего лишь прихоть слепой судьбы. Мы родились огнем и мотыльком, которые не могут быть вместе: у каждого из нас свой путь. Это безусловно верно, и умом я понимаю это. Но мотылек не может изменить свою природу… не может не лететь навстречу гибели.

Элиар не знал, что ответить, и только нахмурился. Традиции Лианора предписывали Совершенным не снисходить до прочих. Однако, если бы Великий Иерофант Ром-Белиата действительно желал этого, он отыскал бы способ обойти традиции. В конце концов, наместник небожителей стоял над земным законом и мог позволить себе преступить его. Дело тут было в ином. Очевидно, причина того, чтобы преступить закон, оказалась для Красного Феникса… недостаточна, слишком мала. Даже если бы ничто на свете не препятствовало законному союзу с Янарой, Учитель не пошел бы на это: безвременно погибшая сестра Игнация оставалась первой и единственной женщиной, которую Учитель когда-то любил. Пускай теперь той любви больше нет, в сердце Красного Феникса она запечатлелась навсегда, заняла сакральное место в душе, и этого не изменить.

Несбывшаяся любовь — угасший пепел. В мире нет ничего холоднее, ничего печальнее. Ошибка, недоразумение, от которого всегда очень больно… кому-то одному из двоих. Почти всегда Учитель бывал ветрен в своих увлечениях: будто океан, меняющий лик от легчайшего дуновения ветерка. За долгие годы он оставил позади не одно разбитое сердце. Теперь совершенно ясно, почему он ведет себя именно так. Так безответственно, так легкомысленно, так по-человечески… так неправильно и неподходяще безупречному образу божества. С легкостью уступая сиюминутным желаниям тела, но… не души. Элиар вздохнул: когда понимаешь кого-то так глубоко, его становится почти невозможно ненавидеть.

Сердце Учителя — холодный горный кристалл, внутри которого живет пламя. Сколько бы пассий ни менял известный своим непостоянством Красный Феникс Лианора, сердце его, по-видимому, преданно хранило память о самой первой возлюбленной, ставшей недостижимым идеалом, эталоном любви.

Соперником несчастной Янаре был идеальный призрак, а соперничать с призраками особенно тяжело.