За что наказывают учеников

Глава 42 От невозможности простить до невозможности отвергнуть

Межвременье. Сезон, когда зерна прорастают

Радостно щебечут птицы. День сороковой от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*киноварью*

Рассветное небо было доверху наполнено чистым солнечным огнем. Восхитительное утро щедро заливало Красные покои теплым светом, проникающим внутрь сквозь многоцветные мозаичные окна. От мысли, что за ними больше нет запечатывающих наглухо барьеров, на сердце делалось легко и просторно.

Птица могла взмахнуть крыльями и улететь — если бы захотела.

Наконец настал тот день, которого все они ждали так долго — и почти отчаялись дождаться. Впрочем — Красный Феникс мысленно поправил сам себя, — если разобраться, не так уж и долго. Строго говоря, минуло всего-то сорок весенних дней… а кажется, будто с тех пор, как он вновь пришел в воплощенный земной мир, протекли годы или даже целые столетия. Должно быть, потому, что ему пришлось вспомнить и заново прожить все длинные дни своей первой непростой жизни, а за ними и краткие, но невыносимо мучительные дни второй.

Сегодня Элирий в последний раз принял свои лекарства, больше для успокоения трясущихся над ним учеников, чем по действительной необходимости. После освежающего спокойного сна он чувствовал себя превосходно: вызревшая лотосная кровь вернула ему несокрушимое здоровье небожителей. С него сдували пылинки и всячески проявляли заботу, ни на миг не оставляя одного. Яниэр был рядом с момента пробуждения и до окончания утренней трапезы, а сразу после ухода Первого ученика явился Элиар. Элирий принял его в помещении библиотеки, удобно устроившись в глубоком кресле.

— Мне приснилось, будто вчера вы отпустили мне грехи, мессир, — помедлив немного, изрек Второй ученик, церемонно преклонив колени и поцеловав ему руку. — Это был только сон?

Отложив в сторону свиток с начертанными на нем древними поэтическими строками, Красный Феникс терпеливо улыбнулся:

— Это был не сон, — мягко слетело с его губ. — На тебе больше нет греха. Подобно высшему божеству, ты овладел силой солнца, познал природу истинного цвета. Ты пережил состояние смерти, состояние ничто, и сумел возродиться. По своей воле теперь ты способен погрузить мир во тьму или же вознести к новому рассветному сиянию. Ты можешь принести на Материк жизнь или смерть. Похоже, теперь в этом мире ты сам стал богом, хоть и не до конца осознаешь это.

Элирий задумчиво коснулся огненно-рыжей макушки воспитанника, словно в былые времена, когда на храмовых церемониях даровал волчонку свое благословение. Как странно все завершилось. И конец ли это? Выходит, многовековой мятеж Денницы достиг дерзкой цели? На бесконечном пути духовного совершенствования смертные поднялись на новую ступень, мир сдвинулся с пути последнего судного дня и перешел в иную, альтернативную реальность… Будет ли доволен таким исходом верховный владыка Надмирья, пресветлый Илиирэ?

Как бы то ни было, надолго или нет, пока его светлость мессир Элирий Лестер Лар снова был жив. Он с неподдельным удовольствием любовался мимолетной красотой весеннего мира, вдыхал полной грудью ароматы молодой листвы, цветов и трав — и не мог надышаться. Он остро чувствовал себя живым. Живым и… счастливым?

Протянув руку, Красный Феникс чуть приподнял подбородок Элиара и с нескрываемой нежностью посмотрел на закатное красное солнце, по-прежнему украшавшее горло его ученика. Все было позади. Вся боль, все ошибки и недоразумения. Может, это отчасти неправильно, но Элирию было приятно думать, что эти старые шрамы носятся открыто и с гордостью, носятся ради него. Это было воспоминание не об унизительном рабстве, не о ненависти и жажде мести, как он с сожалением полагал раньше. Это было воспоминание о самом Красном Фениксе, чьим символом являлось красное солнце.

— Учитель… вы очень мудры и обладаете многими утерянными знаниями древних, но я не заслуживаю таких восславляющих слов, — смущенно запротестовал Элиар, не пытаясь, однако, уклониться от его прикосновения и взгляда.

— Произнести их было легко, потому что это правда.

— Если все так, как вы говорите, это только ваша заслуга, — в великом благоговении прошептал Второй ученик. — Вы сделали меня богом, мессир.

Элирий невольно задумался над этими полными искреннего почтения словами. Он сделал своего ученика богом… это ли не высшее достижение для наставника? И не высшее ли благородство для божества оставаться коленопреклоненным в присутствии своего Учителя, взрастившего его таланты и силы?

— Должно быть, если захочешь, ты сможешь вознестись в Надмирье и пребывать там вечно в благости и покое, — с неожиданным для самого себя странным тянущим чувством в груди негромко проговорил Красный Феникс, отнимая ладонь. — Моя же судьба — оставаться на Материке и служить другому богу.

При последних сказанных словах Элиар вздрогнул и очень внимательно посмотрел на него. Глаза его вспыхнули.

— О чем говорит Учитель?

Элирий задохнулся. Напрочь увязнув в горячей карамели знакомого янтарного взгляда, словно любопытная пчела, он вдруг почувствовал себя пойманным. В медовом золоте глаз ученика таилось что-то, не терпевшее никаких ограничений. В воздухе тревожно запахло летом, опасным знойным летом, нектаром вызревших крутобоких яблок и высушенным на солнце степным разнотравьем. От дивных ароматов закружилась голова, сердце робко встрепенулось в предчувствии чего-то нового, неведомого, близкого… надменно поджав губы, Элирий отвернулся, скрывая охватившее его волнение.

— Моя жизнь и моя душа безраздельно принадлежат Илиирэ, — сдержанно пояснил он. — Ты сам, по собственному желанию отдал их ему, на ритуале искупительного жертвоприношения своей рукой принес в дар верховному божеству.

Ученик ничего не ответил, явно потрясенный услышанным. Густо подведенные черным золотые глаза его расширились и застыли.

— Я должен восстановить в Ром-Белиате старый культ поклонения небожителям, — как можно спокойнее продолжил Элирий. — Иначе вскорости нас ждет новое возрождение черного солнца и, самое главное, новое явление карающих божеств.

— Пресветлый владыка миров не причинит зла своему наместнику и верховному жрецу, не так ли? — со скрытой тревогой полуутвердительно предположил Элиар. — Я позволю Учителю возобновить необходимые Илиирэ богослужения в храме Закатного Солнца.

Элирий успокаивающе улыбнулся и ничего не ответил. Этого жеста доброй воли может оказаться недостаточно: возможно, их храмам еще предстоит поспорить о статусе Великой базилики. Возможно, вести переговоры будет он, а возможно, кто-то другой, пришедший ему на смену. По правде сказать, Элирий не имел большой уверенности в своем будущем. Да, пресветлый Илиирэ не был гневлив и изобретателен в жестокости, подобно своему брату, но все же он был совершенно непостижим и непредсказуем. Кто знает, что на уме у ревнивого верховного божества.

От одного только воспоминания об Илиирэ и его брате Инайрэ Красный Феникс невольно помрачнел. Улыбка его померкла. Странные мысли закрадывались в голову… странные вопросы, ответы на которые он не знал. После перерождения душа получает второй шанс, возможность выучить старые уроки. После перерождения душа проходит свой жизненный путь заново, не помня саму себя, шаг за шагом преодолевая испытание забвения. Так было с самим Элирием. А что, если так было не только с ним?

Возможно ли, что некая значительно более могущественная сущность оказывала влияние на действия его ученика? Возможно ли, что способный воплощаться легендарным черным драконом Элиар на самом деле является новой земной инкарнацией бессмертного падшего бога, чей древний дух таким хитроумным способом смог ускользнуть из ловушки вечного плена и начать свой оборванный путь сначала? Кому же еще, кроме Денницы, будет подвластно неизмеримое могущество черного солнца? Кто еще, как не великий демиург, способен заново создать сам себя и войти в мир человеком?

Неужели на его собственных глазах ученик прошел тяжкий путь становления темного бога? Элирий напряженно вгляделся в хорошо знакомые черты выходца из Великих степей, пытаясь обнаружить в них сходство с накрепко врезавшейся в память устрашающей внешностью Денницы. Из общего у этих двоих был только неистовый, мятежный нрав да желание в своих интересах использовать оборотную силу солнца… нет, это еще ничего не доказывает. Возрождение запечатанной в скалах Лианора яростной души Инайрэ по преданию должно было принести гибель Материку. До этого и в самом деле едва не дошло, но… Элирий вздохнул и отбросил далеко в сторону пугающую мысль, которую все равно невозможно проверить. Перед ним был его ученик, его маленький волчонок — этого достаточно.

Даже став темным богом, он все равно останется близким ему человеком.

— Я понимаю, что это значит, — хмуро проговорил тем временем Элиар, очевидно, продолжая сосредоточенно рассуждать на взволновавшую его тему. — В случае смерти душа Учителя не уйдет свободно из мира в небытие, а останется принадлежать Илиирэ. Это моя вина. Не волнуйтесь, мессир: я не предусмотрел столь ужасного последствия ритуала, но я найду способ исправить свою ошибку. Владыка миров не будет распоряжаться вашей душой.

— Не вздумай устроить новый мятеж, — сам удивляясь себе, быстро сказал Красный Феникс. Раскрыв алый веер, он спрятал свое лицо от пылающего взора ученика. — За спиною Илиирэ — сотни безжалостных карающих божеств. Они утопят Материк в крови, как когда-то утопили Лианор в бездонной морской пучине. В конце концов, принадлежать своему богу — честь для верховного жреца. Я не смею противиться этому.

Элиар промолчал, и отчего-то это упрямое молчание встревожило еще сильнее.

— Материком владеет тот, кто в силах его уничтожить, — наставительно добавил Элирий, не дождавшись ответа. — Илиирэ способен сделать это.

— Я тоже, — не задумываясь, произнес Элиар с величием, достойным высшего небожителя. Слова его были тяжелы и в то же время очень просты, словно бы он говорил о совершенно рядовых вещах. — Вы согласны, что я тоже способен сделать это, мессир?

— Да, — вздохнув, вынужден был признать Элирий, — тебе это по силам… Если бы ты не был моим учеником, пожалуй, мне следовало бы бояться тебя.

— Вы правы, меня и в самом деле следует бояться. — Верховный жрец Черного Солнца небрежно пожал плечами. — Всем, кроме вас, ваша светлость.

Сохраняя на лице привычное выражение спокойствия, Элирий улыбнулся самым уголком губ.

Простить — не значит оправдать. Но Элирий больше не мог осуждать ученика. И отчего-то он больше не мог испытывать ненависть. Ненависть в его сердце давно прогорела до углей и наконец погасла, не оставив ни следа. Кажется, он потерял самую способность ненавидеть. Элирий хорошо знал: черное солнце влияет на разум и заставляет по-другому смотреть на мир. Под влиянием непреодолимого навязанного безумия многие достойнейшие Первородные творили ужасные вещи во дни Черного Лианора. Сейчас все это, до крайности мучившее его когда-то, поросло быльем… приходилось превозмогать себя и жить дальше, невзирая на страшные потери.

Предательство все разбивает. Так думал он когда-то, после памятного поединка в павильоне Красных Кленов, когда сам едва не погиб… и когда Второй ученик, казалось, навсегда умер для него. Но он ошибался, недооценил способность своего крылатого сердца подниматься над болью и прощать.

Предательство все разбивает, но прощение может дать второй шанс.

— Жизнь в земном мире полна невзгод, — тихо заметил Красный Феникс, слитным движением складывая веер. — Печаль длинна, а радость коротка. Сосредоточимся же на каждом драгоценном мгновении радости и научимся видеть в нем вечность.

Тысячи призраков ненависти, злобы и непонимания обитали в тягостном прошлом… но пришло время развеять тени былого и ступить в полное солнца будущее. Пришло время сбросить путы и стать свободными.

— Не желает ли мессир в знак вечного мира между великими городами провозгласить начало новой эпохи и выпить со мною вина из ритуальных кубков, связанных торжественной красной нитью? — вдруг спросил Элиар, неловко отведя взгляд.

Красный Феникс отчего-то смутился, но немедленно придал своему лицу прежнее бесстрастное выражение.

— Конечно, волчонок. Прикажи подготовить церемонию.

Прощение не дается легко. Но отныне все было позади: они оба получили желанное примирение, их больше ничто не разделяло. Впереди была вечность. Или мгновение. Не одно ли это и то же?

— Я больше не могу быть твоим Учителем, Элиар. — Сказать это было непросто, но необходимо — чтобы все прояснить. — Этот статус отныне слишком высок для любого из живущих. Тебе не нужно благословение небожителей, которое я храню для людей в своей крови. Душа твоя переродилась как солнце. Будущее твое было предопределено с начала времен. Будущее вершителя новой эры.

Элиар печально посмотрел на него, очевидно, решив, что наставник попросту хочет, прикрывшись высокими патетическими фразами, отказаться от своего ученика.

— У меня нет оснований сомневаться в словах Учителя, каждое из которых я безоговорочно принимаю на веру. Но произошедшее никак не изменило моего отношения к вам. Мессир навсегда останется моим драгоценным наставником, — конечно, если сам не пожелает отречься от меня как от недостойного, опозорившего его ученика.

Холодное сердце его светлости мессира Элирия Лестера Лара дрогнуло от этих трогательных слов.

— Элирион… — Красный Феникс помедлил и вновь улыбнулся, прежде чем произнести следующие слова, которые так жаждал услышать его воспитанник: — Сердце мое, как мне отказаться от тебя? Я не могу сделать этого.

Элиар посмотрел на него недоверчиво и как будто даже настороженно. Кажется, волчонок решил, что ему изменил слух.

— Я не отрекусь, — со вздохом повторил Элирий, вновь мягко возложив руку на голову ученика. — Если для тебя это по-прежнему значимо, я останусь твоим Учителем и буду наставлять тебя там, где моих знаний и опыта будет достаточно. Желаешь ли ты этого?

Элиар перевел дух и улыбнулся в ответ с нескрываемым облегчением, будто с души у него наконец упал тяжкий груз:

— Вы знаете мой ответ, мессир.

Межвременье. Год 359. Сезон, когда зерна прорастают

Радостно щебечут птицы. День сороковой от пробуждения. День последний

Леса Колыбели

*серебряной гуашью*

Долгие золотые лучи просачивались сквозь мириады листьев, сквозь кроны высоких деревьев, образовывающих над головой живую крышу. Влажный воздух был полон духом навеки ушедшего прошлого.

Со смешанными чувствами Яниэр смотрел на свое пустое жилище в кроне вековечного древа, растущего на уединенной окраине поселения лианхэ. Теперь оно всегда будет казаться пустым, остро напоминая об Учителе и о тех двух днях фестиваля Чистой Воды, что они провели здесь вместе.

Пред мысленным взором пронеслись события последних мучительных дней. На сердце было тяжело. Подумать только, как все обернулось… совсем не так, как они задумывали. Безупречные планы пошли вкривь и вкось. В итоге Элиар остался жив и, больше того, — сохранил за собой статус действующего жреца Черного Солнца. Такова была воля Учителя, и, разумеется, не ему судить о решениях законного наместника небожителей на земле. Как бы то ни было, мир изменился, мучившая их веками неизлечимая болезнь отступила, а значит, они достигли цели.

Жизнь потекла в новое мирное русло. Жители Бенну и всего Материка могли наконец вздохнуть свободно, избавившись от гнета черного мора.

Одна-единственная трогательная сцена будто зациклилась, вновь и вновь вставала перед затуманившимися глазами Яниэра, заслоняя собою картины реального мира. В этой сцене в ладонях его покоилась нежная молочно-белая смоква, напитанная духовной силой и самыми действенными целебными эликсирами. Этот зачарованный плод своими руками вложил он в приоткрывшийся рот Красного Феникса, желая хоть немного продлить жизнь наставника. Вспоминая нежные, красиво очерченные губы Учителя, принимающие смокву из его пальцев, Яниэр чувствовал неподвластную контролю предательскую дрожь. Краткое прикосновение запечатлелось в памяти навсегда и стало значить очень много. Как же причудливо, как удивительно точно переплетаются порой нити в великом полотне судеб: сначала Учитель кормил его сладкими смоквами, чтобы избавить от верной смерти… потом, спустя много лет, вышло наоборот.

Со вздохом Яниэр прикрыл веки, вспоминая то, что было после. Ужасное, немыслимое состояние предельного испытания, выбора между двумя разрывающими сердце невозможностями… решиться хоть на что-то было одинаково непросто. Был ли его выбор верным? Кто знает. Однако выбор был сделан.

И если бы на свете оставалось еще что-то, что он мог бы предать ради Учителя, он вновь сделал бы это.

На ум сами собою пришли строки старого стихотворения из поэтического наследия Лианора о муках выбора жизненного пути и об упущенных возможностях:

Из двух дорог избрав одну, приходится гадать:

Что на неизбранном пути осталось навсегда?

Горло с силой сдавило спазмом; Белый Журавль замолчал, охваченный щемящим чувством, и постарался взять себя в руки, выровнять дыхание. Нет, весна — не время для грустной поэзии. Все они пережили многое, но исход оказался благополучным… все кончилось гораздо правильнее, чем могло бы. И это главное. Но сегодня, как никогда, он чувствовал усталость и пронзительное, неизбывное одиночество.

Не только его жилище, но и в целом Леса Колыбели показались Яниэру печальными и опустевшими: пройдя через портал, многие Совершенные уже успели возвратиться на свою историческую родину. Эпоха исхода и изгнания окончилась. Аверий и Агния с Красными жрицами по другую сторону портала активно занимались временным расселением прибывших и обустройством их на новом месте. Впереди Ром-Белиат ждало грандиозное строительство и, конечно, величие. Город, чьим символом был двуликий бессмертный феникс, горделиво возрождался из пепла былого.

Сегодня Яниэр явился в мирные владения Алейрэ не один: тайком он перевел сюда мессира Игнация Лермона Арка, посоветовав тому укрыться в густой тени Лесов Колыбели от беспощадного гнева Элиара, которого теперь, после случившегося в Красных скалах, определенно не удастся избежать. Вновь выручая беглеца, Яниэр и сам сильно рисковал нарваться на этот гнев, но не посодействовать Золотой Саламандре не мог: тот по-прежнему хранил в амулете Призрачного жреца часть души Яниэра и по-прежнему имел на него влияние, беззастенчиво пользуясь последствиями однажды оказанной большой услуги. Первый ученик втайне надеялся, что когда-нибудь Учитель обратит свой сиятельный взор на этот щепетильный вопрос и поможет разрешить его, поможет освободиться от власти Золотой Саламандры… но пока Красный Феникс был занят более насущными и важными заботами.

И пока бросить Игнация без помощи Яниэр не мог.

— Я знала, что ты вернешься, молодой господин, подобный магнолии, — раздался за его спиной знакомый смешливый голос, обращающийся к нему на старом языке ли-ан. — А вот угрюмого чужака мог бы и не приводить. Только мы избавились от предыдущих твоих подкидышей… а этот и вовсе не приживется в Лесах, сразу ясно.

— Этот будет здесь недолго, — со смешком обернулся Яниэр, не удержавшись от того, чтобы не повторить столь неуважительное, недопустимое обращение по отношению к Первородному. Приятная маленькая шалость.

Неслышно подошедшая рыжеглазая стояла прямо перед ним. Все-таки умеют Невозжелавшие подкрадываться!

— А ты? — Старая знакомая спрятала лукавую улыбку в полупоклоне.

— Я… — Несколько растерявшись, Яниэр наконец отвлекся от тяжелых мыслей. — Я тоже не смогу задержаться. Уже завтра утром я должен возвратиться в Бенну, чтобы присутствовать на важных церемониях и переговорах, которые грядут. Но сегодня ночью мне нужно отдохнуть… после всего, что было… очень нужно.

Не бывает просто шрамов. Каждый из них имеет свою историю, оставляет свой уникальный след. И душа его покрыта шрамами не меньше, чем у остальных.

— Понимаю. — Рыжеглазая серьезно кивнула и приблизилась еще на один маленький шаг. — Твой дом всегда будет ждать тут. Возвращайся, когда понадобится, молодой господин, подобный магнолии.

Яниэр окинул Невозжелавшую внимательным взглядом. За четыре сотни лет, минувшие с их первой встречи, когда он явился наводить порядок в Леса Колыбели, внешний вид рыжеглазой совсем не изменился: точеная фигурка оставалась все такой же стройной и невесомой, как и прежде. Только густые пряди чуть отросли, яркими золотисто-каштановыми завитками обрамляя узкое лицо: взаимное проникновение культур все же сказывалось, и теперь лианхэ обыкновенно носили волосы до плеч, а то и длиннее.

— Ты тоже будешь ждать? — неожиданно для самого себя вдруг спросил Яниэр, не до конца понимая, на какой ответ рассчитывает. Слова его были окутаны тончайшим, невесомым покровом печали, который не разорвать.

«Твой Учитель живет для всего Материка, ты живешь для него… а кто будет жить для тебя?» — с присущей лианхэ детской непосредственностью полюбопытствовала однажды рыжеглазая. Но это был слишком сложный, да и, пожалуй, риторический вопрос.

— А как же иначе, — доброжелательно усмехнулась в ответ рыжеглазая, кажется, стараясь его ободрить. — Конечно, буду. Ведь еще далеко не конец… мы все знаем это, не так ли?

От столь прямодушного заявления Яниэр невольно вздрогнул и поджал губы. Два тысячелепестковых пиона подняли головы и расцвели под бескрайним небом. Два живых божества, два ярких солнца одновременно пришли в земной мир. Чем может грозить такой поворот событий? Как к этому отнесется пресветлый владыка миров Илиирэ и другие высшие небожители? Не грядет ли новая великая война?

Не найдя что сказать, Яниэр молча погладил рукоять подаренного Учителем меча, теперь всегда висящего за поясом на пару с неизменным боевым веером. В странных пророческих видениях Яниэру казалось: на кипенно-белом клинке он видит кровь. Очнувшись, он убеждался, что лезвие так же безупречно чисто, как и прежде.

Пустые страхи от ставшего уже хроническим переутомления… должно быть, тревожный голос дождя навевает их. Он не Видящий. Он не может знать грядущее наверняка.

И все-таки что же будет? Что ждет их всех впереди?

Времена менялись. Истекали последние мгновения тревожной эпохи Черного Солнца. Уже завтра в полуденном Бенну, а затем и в вечернем Ром-Белиате, в возрожденном храме Закатного Солнца, Учитель провозгласит начало новой эпохи, светлой эпохи Под Ликами Двух Солнц. Каково будет ее название на торжественном языке ли-ан? И какова будет ее роль в истории?

Жизнь сделала очередной крутой виток, и владетель Севера мог лишь гадать, в каком направлении она потечет и куда выведет их головокружительная спираль времени. Как и у всех прочих на Материке, у него не оставалось иного выбора, кроме как вступить в новую эпоху с надеждой.