За что наказывают учеников

Глава 26 Дерево цветет для всех

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон зерновых дождей

Едят лапшу в имбирном соусе. День двадцать девятый от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*амарантовыми чернилами*

— Что здесь происходит? — возмущенно прошипела Агния Ивица Лира, скосив глаза на смутную фигуру позади нее, на самой границе поля зрения. — Что вы делаете?

Изящным пируэтом она вывернулась из-под удара и инстинктивно согнулась в излюбленной боевой стойке. Нацеленное точно в сердце острие чужой силы благополучно прошло мимо, задев лишь краем, лишь ореолом, но и от этого легкого касания Агнию повело и на несколько мгновений оглушило. Хвала небожителям, благодаря быстроте реакции она успела поставить блок, прежде чем остаточная волна энергии обрушилась на нее.

Солнце еще не встало, вокруг струилась прохладная предрассветная полутьма. Над островом Красной цитадели развернулось темное небо цвета пепла, поглотившее все краски. Агния вышла во внутренний двор возрожденного храма для утренней уединенной медитации… и едва не поплатилась жизнью за неизменное усердие в самосовершенствовании.

— Проверяю твои боевые рефлексы, только и всего, — лениво улыбнулся Игнаций Лермон Арк, в знак мирных намерений немедленно складывая на груди руки — опасные чуткие руки великого жреца. — Ты же не думаешь, будто я и в самом деле открыто нападу на ученицу Красного Феникса?

Агния сузила глаза и промолчала. Да, никто не ожидал бы подобной наглой выходки от бродяги прямо в доме того, кто его приютил… И именно поэтому известный своей изобретательностью Игнаций вполне мог совершить нечто подобное. Что-то, чего от него не ожидают.

Если бы сейчас Игнацию удалось застигнуть ее врасплох, Агния погибла бы на месте — столь велика была сила удара. И, скорее всего, в ее смерти заподозрили бы Элиара… так уж сложилось, что во всех бедах мира сейчас обвиняют Второго ученика, да и тот определенно гневается на нее за спасение Учителя из Ангу, так что имеет более чем веский мотив расквитаться.

— А ты неплоха, девочка. — На устах Золотой Саламандры по-прежнему играла его коронная высокомерная улыбка, раздражающая столь многих. — А я-то думал, Красный Феникс сделал тебя ученицей за… — он сделал выразительную паузу, — другие заслуги.

Агния вспыхнула, с трудом подавляя желание ответить что-то недопустимо резкое. Как же гадко! Но эти непрозрачные намеки, эти оскорбительные слова явно были сказаны не просто чтобы ее задеть: это провокация. Игнаций добивается, чтобы она вышла из себя и ударила его в ответ. Нельзя, ни в коем случае нельзя позволить себя спровоцировать. В конце концов, это просто глупо: в одиночку она не сможет одолеть бывшего верховного жреца храма Полуденного Солнца. А нападение на Первородного — по-прежнему самое страшное преступление согласно законам Ром-Белиата. Она происходит из рода высокого и влиятельного, но все же никогда не сравнится с тем, кто был рожден на Лианоре и впитал его древнюю силу. Даже если она выживет в бою, Учитель никогда не простит ее.

Достаточно и того, что она отвела царственную руку Золотой Саламандры, а теперь не падает ниц, а смеет стоять в его присутствии, да еще и не снимает защитный барьер. Что же до слов… это просто слова.

— А ты неплоха, — уже с другой интонацией повторил Игнаций, задумчиво наблюдая, как бестолковая мошкара весело вьется вокруг фонаря, который должен ее погубить. — Но все же не бери на себя слишком много. Если понадобится, я смогу убить тебя одним своим словом.

Решительно не понимая, что происходит, Агния похолодела. Что же делать? Кликнуть Аверия на помощь? Или хотя бы в качестве свидетеля…

— Не зови этого болвана, — словно прочтя ее мысли, сухо усмехнулся Игнаций. — Что проку разговаривать с ним? Он только вещь своего хозяина.

Только вещь… которую уже нельзя отнять, и потому она более не интересует бывшего верховного жреца храма Полуденного Солнца. А вот на нее саму, кажется, Игнаций имеет далеко идущие планы.

— Красный Феникс клеймит позором своих учеников, и в этом он прав — оба не раз предали его, оба запятнали его честь и имя… однако до сих пор Красный Феникс не подозревал, что и у его ученицы есть перед ним грехи.

Игнаций сделал шаг навстречу и небрежно развел руки в стороны. Агния напряженно следила за каждым его движением, боясь дышать, боясь отвлечься и пропустить новый удар исподтишка. Что нужно от нее этому известному хитрецу?

— Нет смысла соревноваться, кто из учеников Красного Феникса больше подвел его, — вздохнула Агния. — Это дела минувших дней, последствия иных обстоятельств. Прошедшее прожито и позабыто. Учитель не глупец и не живет тем, что было прежде, тогда как мир давно уж изменился. Прошлого больше нет. Значение имеет лишь то, что происходит сейчас… тот выбор, который мы делаем сейчас.

— Наивное дитя! — Игнаций презрительно рассмеялся. — Поверь, когда Красный Феникс узнает о твоих фокусах, прогонит тебя со двора без раздумий, как паршивую собаку, и не посмотрит на превосходную родословную. Куда ты пойдешь, когда наставник оттолкнет тебя, куда подашься? Ты не Яниэр. Тебе он не простит все на свете за одно твое милое личико.

Агния смерила его исполненным сдержанной ярости взглядом. О чем именно он говорит, на какие грехи намекает? Увы, во многом она была несовершенной ученицей, но Золотая Саламандра, должно быть, толкует о том давнем разговоре с Яниэром, приведшем к слишком серьезным последствиям. В тот роковой год, когда началось противостояние между Ром-Белиатом и Бенну, юная Агния возлагала много надежд на день своего рождения… но когда он настал, оказалась позабыта, отодвинута на задний план событиями столь огромными и разрушительными, что их горькие плоды они пожинают и по сей день.

— Вы абсолютно правы, мессир Арк, я не Яниэр, — холодно согласилась она. — А это значит, вам не удастся так уж легко провести меня и заманить в ловушку, откуда нет выхода. Кроме того, я искренне считаю, что для всеобщего спокойствия не все тайны должны быть вытащены из тьмы веков и раскрыты. Иногда знание приносит только боль. Все мы неидеальны и совершали ошибки. И все мы теперь хотим исправить их, хотим получить шанс загладить вину.

— Ваш Учитель никогда не простит ни одного из вас. — Игнаций покачал головой. — Вы все преступили закон. Ты знаешь не хуже меня, что нет ничего выше закона, в особенности для твоего Учителя.

— Милосердие, — подумав немного, твердо сказала Агния. — Милосердие выше закона.

Игнаций пренебрежительно хмыкнул и закатил глаза, без слов выражая свое отношение к этому наивному ответу.

— Красный Феникс никогда не ценил тебя по достоинству, никогда не принимал всерьез. Разве это справедливо? Ты всегда была в тени его старших учеников…

Агния пожала плечами. Да, долгое время она чувствовала себя именно так. Но это было давно… в те годы она, совсем еще юная и неопытная, мало что понимала в сложностях жизни.

— Возможно, потому, — спокойно ответила она, — что старшие ученики и вправду были достойны внимания Учителя больше, чем я.

— Не умаляй своих достоинств, девочка, — вкрадчивым голосом возразил Игнаций, нахмурившись и, кажется, начиная терять терпение. — С другим наставником у тебя могла быть другая судьба. И все еще может быть. Подумай об этом.

— Я вполне довольна своей судьбой, мессир Арк, — ледяным тоном отчеканила Агния, окончательно отбросив более неуместную формальную любезность. — И хочу заметить, что не только вы владеете информацией, которая может быть опасна… мне тоже известно кое-что любопытное. Я знаю, что Первый ученик всегда был к вам ближе, чем следовало, и помогал вам в перемещениях. Благодаря его содействию подчас вы очень вовремя оказывались там, где вас быть не должно.

Игнаций переменился в лице и, перестав самодовольно улыбаться, нервно поджал тонкие губы. Что ж, похоже, теперь этот разговор не нравился им обоим. Прекрасно — они наконец достигли полного взаимопонимания.

— Ты не осмелишься, — раздельно произнес Первородный, прежде чем, демонстративно развернувшись на каблуках, удалиться обратно в храм и оставить ее в покое. Надолго ли?

Агния перевела дух и с трудом успокоила отчаянно колотящееся сердце. Рядом с этим человеком она больше не чувствовала себя в безопасности даже в Красной цитадели, самой защищенной крепости Материка. И вряд ли рядом с ним будет в безопасности Учитель…

— Госпожа верховная жрица, что-то случилось? — Попавшиеся на пути Игнация три Красные жрицы взволнованно бросились к Агнии и обступили ее. На обычно бесстрастных лицах отражалась искренняя обеспокоенность: должно быть, тоже почуяли исходящую от Золотой Саламандры угрозу.

— Все в порядке, сестры, — ласково ободрила их Агния, понемногу приходя в себя. Каждая Красная жрица в созданном в Лесах Колыбели ордене и в самом деле была ей как родная: всех их связывало крепкое боевое сестринство, начало которому почти четыре сотни лет назад положила переданная Яниэром священная кровь сердца Учителя. Каждую из девочек Агния когда-то приняла в лоно ордена и воспитала, словно любимую младшую сестру. — Приступим к медитации.

Солнце наконец взошло — и дивно осветило одиноко цветущую вишню. Вопреки всем невзгодам нежно-алые цветы упрямо распускались, обещали новую надежду. Наслаждаясь свежим морским бризом, Агния решительно подняла голову, без страха смотря в грядущее.

Это дерево будет цвести для всех них… оно будет цвести в ее сердце вечно, даже когда закончится весна.

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон зерновых дождей

Едят лапшу в имбирном соусе. День двадцать девятый от пробуждения Леса Колыбели

*серебряной гуашью*

Яниэр открыл глаза и, грациозным движением поднявшись с постели, первым делом выглянул наружу.

Над Материком медленно и величественно восходило солнце, но здесь, в Лесах Колыбели, от века у него не было власти. Солнечный свет едва пробивался сквозь огромные зеленые кроны и напрочь увязал в молочно-белом тумане.

Вокруг расстилалось необозримое, бескрайнее лесное море. Дрожащий от жары воздух казался мутным от постоянно висящей туманной дымки, особенно густой и плотной во время влажного сезона. Это марево немного напоминало белую пелену, которую он сам установил над Ангу, а теперь и над Бенну. Только здешняя завеса была естественной и не нуждалась в постоянной подпитке энергией.

Они с Учителем переночевали там, где Яниэр всегда останавливался во время своих визитов в Леса Колыбели: на самой окраине, чуть поодаль от основного поселения лианхэ, рядом с небольшим зеленоватым озером и впадающим в него медлительным ручьем. Невозжелавшие не имели домов в традиционном смысле этого слова. Они существовали в полном единении с природой, обустраивая аскетичные, но красивые и удобные жилища в кронах исполинских вековых дерев. За долгие годы эти кроны срослись друг с другом, образовав единый свод. Деревья связывали между собою живые мосты из естественным образом переплетенных длинных воздушных корней. Таким образом, все здесь жили словно бы одной большой коммуной, которая в свою очередь была органичной частью леса. Яниэр привык к другой жизни и любил уединение, а потому почти четыре сотни лет назад ему любезно предложили отдельное древо чуть в стороне от остальных, не соединенное с общими деревьями лианхэ. К облегчению Первого ученика, Учителю тоже понравилось это прелестное уютное место.

Рядом с жилищем Яниэра круглый год изумительно цвела местная разновидность магнолии. Невысокие кустарники прекрасно чувствовали себя в диких условиях и за прошедшие годы распространились далеко вокруг, создав некое природное подобие аллей. Лепестки магнолии меняли оттенки прямо во время цветения, преображаясь от белоснежного до ярко-алого, и хрупкая изменчивая красота цветов радовала глаз. Ручей протекал совсем рядом, даря приятную прохладу, а непрекращающийся монотонный шум воды, к удовлетворению Яниэра, подействовал на Учителя успокаивающе. Накануне вечером наставник быстро заснул и проспал всю ночь. Самому же Яниэру почти не спалось.

Он думал о многом. О загадочных душах Невозжелавших. О том, с какими колоссальными трудностями те сталкивались на протяжении всей своей жизни, но упорно держались, не покидая здешних опасных мест. С первого взгляда Леса Колыбели выглядели очень живописно и красочно, но на деле — пожирали и с удовольствием переваривали все, что не могло защитить себя. Выжить здесь был способен лишь самый безжалостный хищник, так что особенно обольщаться насчет лианхэ не приходилось. Они были замкнутым и вполне миролюбивым народом, никогда не встревавшим в распри на Материке, но в случае необходимости могли яростно сражаться за свое.

И все же в трудные годы они получили неоценимо большую помощь от Невозжелавших. Лианхэ вполне дружелюбно и сострадательно приняли потерявших дом Совершенных, предоставили им кров и бескорыстно снабдили всем необходимым. Пусть в первые годы уживаться мирно и удавалось с большим трудом, все же хорошо, что им удалось остаться в этом жестоком, но прекрасном краю и найти приют под туманной сенью Лесов Колыбели.

Учитель все еще спал, и на волосы его ложились утренние блики. Яниэр не собирался будить наставника. Терпеливо ожидая его пробуждения, Первый ученик задумчиво рассматривал светлый лик великого Красного Феникса. Юный и нежный лик, на котором, хвала небожителям, совсем не отражались теперь тяжелые печати прошлых бед, скорби, тревоги и тоски ушедших времен. Яниэр надеялся, что эти старые шрамы изгладились, исчезли без следа и из пережившей многое души наставника, вновь вернувшейся в мир из небытия. Что она сделалась так же безмятежна и не запятнана скорбью смертного мира, какой была когда-то на Лианоре, в беспечальном краю Вечной Весны.

Увы, нельзя было сказать того же о его собственной душе. И хоть Учитель заверил, будто отпускает Первому ученику тяжкий грех предательства, Яниэр боялся, что отношения их уже не станут такими, как прежде. Возможно ли восстановить однажды разрушенное? Возможно ли соединить разбитое сердце? Возможно ли вновь довериться, пережив ужасное предательство? И даже если нет ничего невозможного для Красного Феникса Лианора, имеет ли он право требовать подобного доверия?

Раз за разом Яниэр задавал себе эти тягостные вопросы и не находил ответов. Как и во времена его юности, жизнь оставалась сложна и непостижима… нельзя было точно знать заранее, что в ней возможно, а что — нет. Иногда даже завтрашний день, в котором, как кажется, уже не оставалось никаких сомнений, преподносил сюрпризы.

К собственному стыду, за свою жизнь Первый ученик успел совершить слишком много непоправимых ошибок. И начались они вовсе не с предательства Учителя во время первого возрождения, не с выдачи его Элиару для принесения великой искупительной жертвы… а гораздо, гораздо раньше.

Яниэру вдруг вспомнился один разговор, давний судьбоносный разговор, однажды состоявшийся в храме Закатного Солнца сразу после утренней службы.

— … Я слышала, старший брат, что вторая группа сборщиков дани, направленная Элиаром в Халдор, также была убита? — невинно поинтересовалась у него Агния, опустив длинные ресницы. — А дань так и не была выплачена?

— Да, все это так, — приподняв бровь, ледяным тоном отозвался Яниэр, еще не понимая, к чему клонит Третья ученица. Она явно не просто так завела этот скользкий политический разговор.

— Как ужасно, — вздохнула Агния, напустив на себя печальный вид. — Но разве по законам Ром-Белиата для племени Степных Волков не полагается самое суровое наказание за бунт?

— Будет так, как распорядится Великий Иерофант, — строго ответил Яниэр, нахмурившись. — Учитель возвращается из отъезда в ближайшее время… возможно, уже завтра он будет в Красной цитадели и примет решение по этому вопросу.

— Какие хорошие новости, старший брат! — Агния обрадованно всплеснула руками. — Но разве это дело может ждать до завтра? Разве прямо сейчас Элиар не пользуется моментом, в отсутствие Учителя по своему произволу вмешиваясь в ситуацию? Всем известно, что племя Степных Волков — родное племя Элиара, и он будет выгораживать и защищать родных перед Учителем всеми силами, всеми возможными способами… Не станется ли так, что по этой причине Великий Иерофант не сумеет по справедливости наказать нарушителей законов Ром-Белиата?

Выслушав эти поразительно точные для юной девы предположения, Яниэр невольно задумался о клятве, что случайно сорвалась с уст Учителя и теперь надежно оберегала Степных Волков от заслуженного наказания. Воистину, Элиар уповает на защиту этой клятвы и только потому так смело вмешивается в ситуацию с невыплаченной данью. Проклятый наглец чувствует свою безнаказанность!

— Степные Волки сильны и пользуются большим влиянием в Великих степях, — задумчиво протянула Агния, постепенно развивая пришедшую к ней идею. — Если они проявят столь открытое пренебрежение к законам Ром-Белиата и не будут наказаны для острастки, меньшие племена неизбежно осмелеют и последуют их примеру. Разве в самом сердце подвластных Ром-Белиату территорий Великому Иерофанту нужны пылающие огнем бунта бескрайние Великие степи? Тогда, чтобы удержать власть и вновь усмирить их, потребуется значительно больше усилий, чем сейчас. Следует наказать непокорных кочевников без промедления. Следует стереть Халдор с лица земли.

От тщательно выверенных слов Третьей ученицы, в которых была только жестокая, неопровержимая правда, гнев Яниэра медленно закипал. Чем больше он размышлял над этим, тем больше его задевала дерзость Элиара и творящаяся в Халдоре несправедливость, которую Учитель, связанный хитростью выманенной у него клятвой, не сможет прекратить, даже если очень захочет.

Словно в ответ его мыслям, Агния Ивица Лира продолжала аккуратно гнуть свою линию:

— Не будет ли верным то, чтобы в отсутствие Учителя решение по этому щекотливому делу принимал не Второй ученик, а Первый?.. — елейным тоном осведомилась она, подняв на него холодные глаза священного цвета циан, так похожие на глаза Учителя… но все же не такие яркие, говорящие о том, что кровь ее не так чиста и сильна. — Не будет ли это соответствовать статусу Первого ученика и храмовой иерархии? Не будет ли это справедливым?

И зачем только пошел он на поводу у проклятой Агнии, прислушался к ней, впустил в сердце ядовитые слова, преследующие только одну цель — раздор? Разумеется, тогда он отказал ей и решительно прогнал прочь, но отравленные сомнениями мысли глубоко запали в душу, словно зерна, что обязаны были дать дурные всходы.

Амбициозная девица имела большие планы на свое собственное будущее в храме Закатного Солнца, и соперники были ей не нужны. А устранять соперников, особенно сильных, лучше всего чужими руками. Так в нужный момент Агния сумела вбить кол между Учителем и двумя его учениками, окончательно отдалив их друг от друга и разрушив и без того непростые взаимоотношения. С самого первого дня, как она появилась в храме, с того скандально выпрошенного благословения, на глазах у всех несправедливо отнятого у Элиара на празднике зимнего солнцестояния, все пошло наперекосяк. Тогда Яниэр сразу почувствовал, что Агния — сущее бедствие, но не мог и помыслить, насколько все серьезно… не мог и предположить, к каким роковым последствиям приведет ее появление…

Что ж, если говорить откровенно, на месте Учителя он и сам больше не доверял бы себе: даже если отбросить прошлое, на сегодняшний день его зависимость от Золотой Саламандры слишком очевидна и опасна и помимо его воли может быть использована против Красного Феникса.

Игнаций опытен, ловок и хитроумен: просчитать его истинные планы до конца невозможно. И самое дрянное то, что Яниэр не в силах разорвать свою связь с ним. То была связь великого неоплатного долга, проросшая на крови, на клятвопреступлении и родстве душ… Яниэр даже не представлял, как мог бы он выпутаться из этих окаянных силков… возможна ли теперь для него свобода?

Не исключено, что обладающий многими тайными знаниями Учитель знает ответ и на этот вопрос. Но… вряд ли он станет ввязываться в это щекотливое дело. Как сам Яниэр однажды не смог защитить Учителя от Элиара, так сейчас Учитель не сможет — или не захочет — защитить его от Игнация. Что ж, все это… очень… справедливо. Да Яниэр и сам не хотел бы, чтобы из-за него Учитель и Игнаций опять перестали ладить, чтобы их старый конфликт разросся вновь. Это может подвергнуть Учителя новым угрозам, а этого Яниэр желал бы избегнуть любой ценой.

Да, очень часто в прошлом, да и в настоящем, Красный Феникс бывал совершенно невыносим. Но… это только одна сторона правды о нем. Зная и другую, не любить его и не беспокоиться было нельзя.

Говорят, большие потери не проходят бесследно. Но сейчас, просто наблюдая за безмятежно спящим наставником, Яниэр чувствовал себя счастливым. Все сиротство его долгой жизни в один миг было списано со счетов. Учитель снова здесь… в безопасности, рядом с ним. Разве этого мало?

Утраченная любовь — это тоже любовь. Разбитая жизнь — это тоже жизнь. Дар, за который нужно уметь быть благодарным.

Иногда ссора — это всего лишь способ не разорвать связь, способ оставаться в контакте. Пусть болезненный, дурной способ, но иногда — единственно возможный. Увы, иногда причинить боль оставалось единственно доступным способом взаимодействия, единственно доступным способом привлечь внимание… пусть и негативное, но внимание того, кто тебе дорог. В былые годы Элиар, скорее всего, сам не осознавая, нередко пользовался им. И бесконечные ссоры с Красным Фениксом, мелкие и серьезные, никогда не мешали Элиару думать о наставнике и защищать его честь — даже после того рокового поединка в павильоне Красных Кленов. Но для Яниэра вступить в открытое противостояние с Учителем было бы слишком тяжело… пожалуй, невыносимо тяжело. Пусть уж лучше Учитель совсем позабудет о нем, чем станет страдать от ненависти. Да, страдать… потому что ненависть — это всегда страдание. Тяжело нести на душе такой груз. Пускай Учитель совсем вычеркнет его из памяти, если такова его воля, чем помнит такой ценой.

Яниэр видел не раз, как и самого зоркого ненависть делает слепым, затуманивает и самый сильный разум, мешая видеть правду и красоту. Ненависть не дает проявить милосердие и лучшие человеческие качества, не дает проникнуть в истинную суть вещей, заставляя искать дурной умысел там, где его нет и в помине. И это только кажется, будто тебя трясет от слов или действий твоего врага… на самом же деле — от яда, который разъедает твою собственную душу, от отвращения, которое ты испытываешь от глубины собственного падения. От страха, когда понимаешь, кем стал. Каждый попавший в эту ловушку уверен, что ненавистью своею способен повредить тому, кого ненавидит. Но, увы, ненависть убивает только нас самих. Это яд, который мы добровольно пьем сами.

Достаточно. В свое время Яниэр уже напился ядом ненависти досыта. Он понял, что есть и другие пути, пусть и не самые простые. Корни ненависти длинны. И единственный способ выкорчевать их навсегда — прощение.

Так ли важно, что дерево не твое, если оно цветет? Цветет в том числе и для тебя тоже?

Для всех своих учеников его светлость мессир Элирий Лестер Лар был целой жизнью, огромным красным солнцем, заполнявшим собою все сущее… единственной точкой опоры, на которой держался мир. И каждый из учеников отчаянно хотел присвоить Учителя себе и ненавидел остальных. Однако, как бы ни было сильно и искренне их желание, Красный Феникс пришел в этот мир со священной миссией. Он был красив и велик и не принадлежал никому, не принадлежал даже самому себе. Он был нужен не только своим ученикам, он был нужен всем — и равно делил свое сердце для всех, для каждого из своего народа. Нет, Красный Феникс не родился богом, высшим небожителем Надмирья, подобным могущественным братьям Илиирэ и Инайрэ… но не родился он и человеком. Он воссиял светочем народа Совершенных, разлился источником благословения. И он требовал трепета и повиновения.

Смириться со всем этим было тяжело. Но Яниэр старался, и в конце концов время подарило ему понимание и утешение. Невзирая на душевную боль, Яниэр осознал, что Учитель не мог жить иначе, не имел права. И, учитывая грандиозное величие личности наставника, быть частью его жизни, иметь возможность прикоснуться к огромному красному солнцу — тоже немало… То, что они знали Учителя, уже было величайшим благом и подарком судьбы.

Кроме того, все знали его как Первородного, величественного и грозного Красного Феникса, Великого Иерофанта Ром-Белиата и недосягаемого наместника небожителей на земле. Яниэру же посчастливилось узнать Учителя и другим. Иногда уставшим; иногда растерянным и сомневающимся, допускающим ошибки; иногда чутким, способным понять тончайшие переживания и дать нужный совет. Он был к Учителю ближе, чем кто-либо…

Его светлость мессир Элирий Лестер Лар вдруг пошевелился и открыл глаза, холодные, как океан. Крайняя степень зелени и густой синевы в этих ярких глазах зачаровывала и приковывала взгляд. Таков был подлинный цвет циан, выдающий сильную кровь. Насыщенный, неземной цвет, которого уже почти и не осталось в их мире, — цвет глаз Первородного, что взирали когда-то на чистое небо Лианора… а теперь взирают на него.

Яниэр сделал над собою усилие и улыбнулся проснувшемуся наставнику, привычно удержав на лице спокойное и приятное выражение, резко контрастирующее с тем, что творилось сейчас у него внутри.

— Доброе утро, ваша светлость, — мягко сказал он, готовый помочь Учителю одеться. — Вас ждет великий день. Совершенные уже собрались по вашему зову и ожидают слова Красного Феникса Лианора. Готовы ли вы произнести его?