За что наказывают учеников

Глава 20 Потерявший солнце

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон зерновых дождей

Стряхивают росу с травы. День двадцать седьмой от пробуждения Ром-Белиат. Красная цитадель

*киноварью*

Встревоженное побледневшее лицо Яниэра было первым, что увидел его светлость мессир Элирий Лестер Лар по возвращении из несбывшейся реальности в привычный живой мир. Хотя… называть его привычным тоже не совсем уместно: слишком уж сильно нынешний мир отличается от того, в котором Совершенный жил — и умер — прежде.

Против ожиданий в комнате Яниэр оказался не один. Рядом стояла и размахивала руками явно взволнованная, не перестающая без умолку тараторить Агния, с которой Первый ученик сердито перебрасывался отрывистыми резкими фразами, а чуть поодаль молчаливо стоял Аверий, выжидательно поглядывая то на одного, то на другого.

Их жаркий спор окончательно вернул его к реальности.

— Почему вы все здесь? — недовольно поинтересовался Элирий, шевельнувшись. — Что еще за собрание?

Увидев, что он пришел в себя, все трое с немалым облегчением переглянулись и немедленно прекратили недозволительную перебранку.

— Хвала небожителям, мессир, вы здесь!.. — с чувством воскликнул Яниэр, бросившись к нему так резво, будто он мог куда-то убежать или вовсе исчезнуть.

Элирий с удивлением воззрился на ученика, не зная, что и думать. Нечасто доводилось увидеть столь яркое проявление эмоций от неизменно сдержанного северянина. Очевидно, ученик напуган и сильное беспокойство одержало верх над приличиями. Проклятье, да что здесь происходит?

— Что случилось в том несбывшемся мире, мессир? Вы плакали во сне.

От услышанного Красный Феникс был поражен еще больше. Он… что? Он плакал? Невозможно. Но Яниэр, кажется, говорил правду: очнувшись, Элирий не обратил внимание, но сейчас, несколько раз моргнув, будто бы почувствовал слезы в своих глазах.

На миг воцарилась тишина. С трудом скрыв раздражение, Элирий отвернулся и, не удостаивая ответом слишком откровенный вопрос, подал знак помочь ему сесть. Тело слушалось плохо, словно душа все еще отчасти находилась не здесь. Как все это странно.

— Учитель не приходил в себя более полутора суток, — виновато разведя руками, негромко доложил Яниэр. — Мы перенесли вас в опочивальню и всеми известными способами пытались привести в чувство, но ничего не выходило. Аверий открыл нам, что длительное пребывание в иллюзии губительно: незаметно душа начинает воспринимать ее как единственную реальность и забывает дорогу домой. Чем больше времени проходит, тем сложнее вернуться. В конце концов душа остается там, а тело здесь постепенно умирает. Поэтому, если бы мессир не вернулся в ближайшие пару часов, я бы снова открыл портал, и Аверий с Агнией отправились бы за вами.

Красный Феникс молча кивнул, понемногу начиная понимать, как он рисковал и как близок был к провалу. Разработанный учениками план по его спасению был неплох и в самом деле мог понадобиться. Аверий — великий жрец Лианора, знакомый с техникой смешивания реальностей. В крайнем случае, он и вправду был способен вытащить своего господина из иллюзии. Но… проклятье, как вышло, что он не справился своими силами, что задержался так надолго? Сам не заметив того, его светлость мессир Элирий Лестер Лар, считающийся признанным мастером иллюзий, едва не увяз в иллюзии насмерть!

Почему же так упрямо хотел он смотреть сон о своей несбывшейся жизни?

Элирий бросил мутный взгляд за окно — снаружи уже краснел закат. Закат нового дня, который он благополучно проспал… как, впрочем, и день вчерашний.

В иллюзорном мире казалось: протекли какие-то считаные мгновения, в то время как в реальном он отсутствовал гораздо дольше. Что ж… бывают такие мгновения, за которые проживаешь и чувствуешь сердцем более, чем за иные годы.

— Со мной все в порядке, — раздельно, подчеркнуто строго объявил Красный Феникс, давая понять, что не стоило устраивать здесь всю эту шумиху. — Можете идти.

Повинуясь холодным ноткам приказа, Агния и Аверий поклонились и незамедлительно вышли вон. На правах врачевателя Яниэр позволил себе задержаться. Он проверил зрачки и чуткими пальцами коснулся запястья наставника, внимательно слушая взбесившийся пульс.

— Ваша светлость, позвольте помочь вам… — закончив осмотр, осторожно заговорил Первый ученик, будто ступая по тонкому льду. — Длительное путешествие в иллюзию и возвращение обратно отняло все ваши силы. В вашей крови почти не осталось цвета — я наблюдаю стадию глубокого истощения. Это состояние очень опасно, особенно учитывая еще не завершенный процесс трансмутации. Прошу вас, мессир, для вашей безопасности и скорейшего восстановления воспользуйтесь моею помощью.

Яниэр преклонил колени и низко опустил голову, приготовившись. Элирий припомнил, что в прежней жизни частенько пользовался ресурсами учеников, беззастенчиво заимствуя духовную энергию. В те дни ни у кого у них не было выбора: неразличимая глазом печать контроля Запертого Солнца не позволяла сопротивляться. А у Второго ученика, вдобавок, на горле горело клеймо, которое тот не имел права прятать, — символ низкого статуса раба, не дававший забывать о нем ни на мгновение.

Теперь же Яниэр предлагал разделить с ним силы добровольно, без принуждения, и отчего-то это неожиданное искреннее предложение растревожило сердце и наполнило его трогательным ощущением тепла.

— Со мной все в порядке, — тем не менее упрямо повторил Красный Феникс, не обращая внимания на слабость и на то, как предательская спальная комната начинает медленно вращаться вокруг него, грозя близким обмороком. — Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.

— Конечно, мессир, — покладисто согласился Яниэр, не сдвинувшись с места. — Я совершил грубую ошибку. Наместник небожителей не нуждается в помощи недостойного смертного.

Меж тем слабость накатывала. Элирию вспомнилось мерзкое ощущение беспомощности, которое сопровождало его в Бенну в первые дни после возрождения. Тогда он едва мог ходить. Опираясь на плечо Шеаты, раз за разом он старался удлинить доступную ему дистанцию хотя бы на несколько шагов. Повторения мучительного опыта не хотелось.

Лениво шевельнув кончиками пальцев, Совершенный возложил ладонь на почтительно склоненную голову Яниэра: тот замер и, кажется, даже перестал дышать. Красный Феникс облизал губы — он явственно почувствовал, как течет по чужим меридианам духовная энергия — течет прохладной водой, которой так хотелось напиться. Словно бы он блуждал по бесплодной пустыне вот уже много дней, изнемогая от невыносимой жажды… Не будет вреда, если он припадет к источнику и сделает один глоток. Эта чистая горная река глубока и полноводна, ее хватит с лихвой для них обоих.

Плечи Яниэра чуть заметно дрогнули. Ментальная защита не отреагировала, пропустив Совершенного внутрь, и в то же мгновение контакт был установлен. А потом они вошли в прозрачную воду вдвоем и ледяные струи омыли их души. Изящная кисть Элирия покоилась на макушке ученика, четко на нужном месте. Здесь находилась точка выхода самой тонкой энергии, которую невозможно забрать силой, только пожертвовать добровольно.

Считалось, что этой концентрированной духовной энергией высшей пробы могли питаться только высшие небожители во время молитв и религиозных песнопений. Элирий впервые участвовал в настолько интимном сакральном таинстве, впервые был тем, кому подносили духовную энергию. Тем, кому жертвовали себя, словно божеству.

Главное, остановиться вовремя, а это не так-то просто. Жажда его сильна, духовный ресурс велик — и сейчас абсолютно пуст. Возможно, за счет добровольной жертвы удастся заполнить его целиком… но что станет тогда с его бедным Яниэром?

От катастрофической потери энергии он почти наверняка не оправится… и погибнет, словно хрупкая зимняя бабочка, до срока проснувшаяся в тепле.

Элирий глубоко вздохнул и отнял руку, колоссальным усилием воли разрывая ментальный контакт. Сила цвета вновь потекла по меридианам, тело понемногу оттаивало, и Красный Феникс с облегчением перевел дух. Он получил достаточно.

Некоторое время Первый ученик оставался неподвижным, будто ожидал, что наставник передумает, а потом поднял на него взгляд, который стал, кажется, еще более прозрачным и ясным.

— Не нужно, — смягчив тон, сказал Красный Феникс. — Не искушай меня, душа моя.

Он был слаб. О небожители, никто не должен знать, насколько он был слаб — он мог и не пройти это сладкое искушение смирением. Почти невозможно отвергнуть дар, поднесенный от чистого сердца.

— Данные когда-то клятвы преданности требуют подтверждения, не так ли, ваша светлость? — ровным голосом заметил Яниэр.

— Все так, душа моя, — совершенно серьезно согласился Элирий. — И однажды у тебя уже была возможность подтвердить их.

Первый ученик помолчал немного. По непроницаемому лицу его снова ничего нельзя было прочесть.

— Учитель не принимает мою жертву? — тихо спросил он наконец. — Учитель не желает, чтобы я искупил вину и обрел душевный покой?

— Вина уже искуплена. — Красный Феникс аккуратно подцепил пальцами подбородок ученика, не давая тому опустить голову.

Там, в несбывшейся реальности, его светлость мессир Элирий Лестер Лар ощутил внезапно сильную тревогу при мысли, что его Первый ученик, возможно, убит. Как бы ни был он шокирован происходящим и обеспокоен своей собственной судьбой, все же успел испугаться еще и за предавшего его Яниэра. Это краткое озарение помогло принять и переосмыслить многое в их отношениях.

— Возможно ли это…

— Я тебе ответил. Ты собрался спорить со мной?

— Нет… Конечно нет, ваша светлость.

Красный Феникс вздохнул и решил развернуть свою мысль:

— Разве я не обещал тебе прощение за помощь с путешествием в несбывшуюся реальность? И разве я не говорил еще прежде: что бы ты ни сделал, будешь прощен? Как мог ты усомниться в моем милосердии? Как мог ты вообразить, что способен совершить нечто такое, за что я буду не в состоянии тебя простить? Ты ведь мой ученик.

Глаза Яниэра расширились, будто перед ними вновь ярко вставали картины из давнего прошлого. Волнующие картины, от которых на бледных щеках затеплился приятный румянец.

— Я виноват, — от смущения горло Первого ученика пересохло и голос сделался чуть хриплым. Он почти перешел на шепот. — Мне не следовало подвергать сомнению однажды услышанное. Всем известно: каждое слово наместника небожителей немедленно облекается силой проклятия или благословения. Простите меня, Учитель.

— Я прощаю. Но не делай так больше, душа моя: ты нужен мне живым. Если бы я хотел убить тебя своими руками, то убил бы еще в Ангу.

О небожители, это было бы слишком: он не может лишиться сразу двоих своих учеников.

— Да, я знаю это, — улыбнулся Яниэр. — Каждый поступок Учителя имеет смысл, даже если он не ясен нам сразу.

Элирий задумался над этими словами. Каждый его поступок имеет смысл? Если так, почему же, для чего он так самозабвенно проживал в другом мире свою несбывшуюся жизнь? Эта дикая иллюзия будто попала в какую-то болевую точку: заплутавшая душа его едва нашла дорогу назад, едва сумела выкарабкаться и вернуться на собственную линию жизни. Он почти позабыл, кто он и зачем пришел. Несмотря на весь свой изрядный опыт, он почти… почти поверил. Почти остался там навсегда.

Почему некоторые мгновения ранят так сильно, что остаются в памяти до конца? Остаются в сердце кровоточащими занозами, которые не извлечь.

— Я видел темную сторону солнца, — помедлив, глухо проговорил Элирий, пытаясь избавиться от застрявших в душе воспоминаний-заноз. Но тщетно: они засели слишком глубоко, слишком крепко. — Я был на оборотной стороне и видел всю ее тьму.

В несбывшейся реальности Элиар стал его полновластным хозяином на целых две сотни лет. Обладая такой чудовищной властью, тяжело удержаться от соблазнов, тяжело не разрушить зависимого от тебя человека, к которому имеется к тому же целый ряд неразрешенных вопросов. Даже удивительно, что он был еще жив и даже не в самом плачевном положении.

А странная нескончаемая ночь за окном… Элирия вдруг осенило. Та долгая ночь — словно одно застывшее мгновение. Возможно, еще и поэтому он оказался обманут, захвачен в плен слишком живой иллюзией. Он пробыл в несбывшейся реальности достаточно долго, но утро так и не наступило: снаружи не посветлело ни на йоту.

Возможно ли, что излучение переродившегося черного солнца за долгие годы сделалось настолько плотным, настолько густым, что стало видимым глазу? И мир в самом деле погрузился в кромешную тьму, во мрак вечной ночи? Воистину, тот беспросветный мир — символ торжества черного солнца, апогей его могущества.

Воистину пред очами его предстоял сам Черный Дракон — солнце бедствия, падшее солнце всех зол.

Элирий напряженно стиснул виски, стараясь унять охватившую их боль. Черный цвет кажется отличным от всех остальных, но на самом деле он есть не что иное, как оборотная сторона каждого из них. Черное солнце есть не что иное, как затмившееся солнце красное.

Он купался в пламени и во мраке. Он не заметил, как одно превратилось в другое. Не заметил, как потерял свое солнце.

— Без великой искупительной жертвы душа твоего младшего брата погибла во тьме, как и говорил Игнаций, — сдержанно пояснил Элирий, отрываясь от невеселых раздумий. — Тьма… поглотила его.

— Вот как? — переспросил Яниэр, и в сдержанном голосе его почудилась печаль. — Так, значит, мессир Арк все-таки оказался прав? Как и следовало ожидать, мудрость Первородных не знает границ. Но разве, отказавшись от жертвоприношения, Элиар не отказался тем самым и от темного пути?

— Элиар оказался не готов… к иному варианту… — Элирий почел за благо уклониться от прямого ответа. — Должно быть, убив меня, он сделал лучшее из того, что имел силы сделать на тот момент.

Элиар поступил ужасно и лишил его души. Но поступить иначе волчонок не мог. И, как выяснилось, поступи он иначе, всем им было не миновать бед еще горших…

Хоть то, что увидел Красный Феникс, и было лишь иллюзией, несбывшейся реальностью, одной из множества вероятностей развития событий, все же увиденное поразило его и навсегда отпечаталась в памяти — словно выжженное каленым железом.

И правильно ли называть пережитое им иллюзией? В этом было что-то гадкое, фальшивое, словно бы он не принимал произошедшее там всерьез, с легкостью отмахивался от него. Но это не так: случившееся произвело глубочайшее впечатление. Он покинул одну реальность и оказался в другой. Он в самом деле прожил там эту ночь и этот день, и все, что произошло, он ощутил в полной мере.

— Оставшись в живых, я стал смертью, — с тяжелым сердцем вслух произнес его светлость мессир Элирий Лестер Лар всецело занимавшую его горькую мысль.

Да, смертью. Смертью всего мира и, что казалось отчего-то не менее важным, смертью души и причиной великого падения своего одаренного ученика.

Яниэр не нашелся что сказать. Он долго молчал и наконец склонился в глубоком почтительном поклоне.

— Мне искренне жаль, Учитель, что вам пришлось пройти через все это.

— Мне тоже очень жаль, душа моя.

Да, ему жаль. Как же ему жаль! Ведь ближе, чем были, им быть уже невозможно — ни в этой реальности, ни в несбывшейся. Мало кто наделал в жизни столько же глупостей и ошибок, сколько его волчонок… Но кого тут винить? Кто виновен в ошибках ученика, если не Учитель? По ученикам узнают Учителей, разве не так?

Он должен прекратить это. Он не может позволить душе Элиара пасть настолько низко.

Увы, жизнь — это всегда поражение. Всегда потеря. Сколько бы ни старался, каких бы высот ни достиг, впереди ждет только одно: ничто. Забвение, небытие, непобедимая черная бездна смерти. Иного исхода нет ни для кого из них. Красное солнце восходит, чтобы зайти, и ничто в мире не способно удержать его на линии горизонта. Как бы ни радовался он своему солнцу, однажды он должен будет потерять его — таков установленный порядок вещей.

Причудливы прихоти судьбы. Когда-то Элиару пришлось пожертвовать своим Учителем ради всеобщего блага… отдать одну жизнь ради многих. В этом была великая необходимость и великая ответственность, которую Элиар взял на себя: ученик собственноручно лишил его жизни, чтобы остановить черный мор…

Увы, точно так же должен теперь поступить и он сам.

Элирий вдруг испытал все то отчаяние и безысходный ужас, какие, должно быть, испытывал волчонок, в одиночку принимая то непростое решение. Жестокое, но кажущееся единственно возможным — и единственно правильным.

Какими принципами можно поступиться ради всеобщего блага? Как далеко можно зайти, желая сделать все правильно? Теперь Красный Феникс знал. Он воскрес из мертвых только ради этого: чтобы допить свою чашу до дна. Чтобы исполнить свой долг.

Иногда важные решения бывают нелегкими, иногда — невыносимыми. Иногда приходится идти против чувств, против себя самого… но он должен быть сильным, как был когда-то сильным его Второй ученик.

Хоть простые жители Материка, без сомнений, боялись и ненавидели Элиара за то, что он привел в мир черное солнце, он все же пытался спасти их. Несмотря на всю свою боль, несмотря на огромность, непомерность жертвы, которую ему пришлось для этого принести… Элиар все же пытался избегнуть полной катастрофы. И, в конце концов, ему удалось если не отвратить, то отодвинуть ее на значительный срок.

Увы, Элирий не смог защитить своего ученика ни в этом, ни в другом мире. Он никогда не уделял волчонку достаточно внимания. И сейчас он не мог снова спокойно наблюдать, как ученик его сходит с ума, ненавидя и умирая от привязанности одновременно, как на глазах становится совсем другим человеком, как разум его раскалывается на части под влиянием безумия черного солнца.

Игнаций и Яниэр считают Элиара безумцем. Это не совсем так: не может быть безумцем тот, кого ведет преданность и чувство долга. Но все же в одном эти двое правы: благом для всякой души будет умереть, нежели полностью потерять себя — и стать вдобавок причиной гибели целого мира.

Солнце померкло на небосклоне, померкло в его сердце навсегда.

Бывает непростой, страшный выбор, который в любом случае разорвет сердце на части, в любом случае приведет к большой боли. Элирий хотел бы избегнуть этого выбора, но, увы, то было невозможно. Как наместник небожителей, он должен следовать воле небес и велению судьбы более высокой, нежели обычная земная жизнь.

Он должен сделать свой выбор — и должен сделать вид, что сможет жить с ним.

— Я сожалею, — еще раз повторил Элирий, словно пытаясь донести до всего мира свои чувства.

Яниэр распрямился и посмотрел в глаза наставника долгим понимающим взором. Решение было принято, и ничто более не нуждалось ни в пояснениях, ни в обсуждениях. Иногда сущая малость может спасти человека… иногда сущая малость может его погубить.

Они оба сожалели. Оба они хорошо знали: каждое произнесенное слово его светлости мессира Элирия Лестера Лара, наместника небожителей на земле, тотчас становится пророческим, обращаясь в благословение или в проклятие.