За что наказывают учеников

Глава 18 Я стал смертьюЧасть 2

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Весенние громы усиливаются Бенну. Цитадель Волчье Логово

Несбывшаяся реальность

*безвременье и бесцветье*

Что ж, дело было совсем плохо. Если здесь, в несбывшейся реальности, Элирий вновь прибег к этой давно отвергнутой и признанной им самим негодной, неэффективной воспитательной практике, выходит, он находился в положении столь отчаянном, что не видел иного способа взаимодействия.

Укрывшись в раковине молчания, Красный Феникс мог наслаждаться сотворенной по его воле напряженной тишиной, упиваться своей маленькой властью, своей последней свободой в окружавшей его пышной тюрьме, алой комнате-клетке. Молчание — наивысшая форма презрения. И Элирий прибег к нему, зная, насколько сильно это задевает гордого, болезненно свободолюбивого Элиара. В этом вероятностном мире он вынужден был взять в руки последний рычаг хоть какого-то влияния на полностью контролирующего его ученика.

Размышляя над последним предложением волчонка, Элирий напряженно искал наилучшие варианты ответа. Как ему следует действовать? Элиар пообещал сделать для него «что угодно», и это можно было расценивать как некое проявление благодарности или даже дружелюбия. Конечно, его светлость мессира Элирия Лестера Лара сильно покоробило прозвучавшее слово «попросить», как и циничное предположение, будто он проявил заботу расчетливо, в надежде получить от своего тюремщика какое-то вознаграждение. Но Красный Феникс решил пока не заострять внимание на этих унизительных намеках. Нужно воспользоваться удачным моментом и все прояснить до конца. Может, из безвыходной ситуации получится найти выход.

— Что угодно? — задумчиво переспросил он. — Тогда освободи меня, волчонок. Верни мне мою жизнь.

Просветлевшее было лицо Элиара вновь ожесточилось, обретя выражение упрямое и властное. Улыбка его еще не успела растаять, но губы уже были плотно сомкнуты.

— Все, кроме этого, — с нажимом пояснил ученик, нетерпеливо шевельнув плечами. — Зачем вновь и вновь возвращаться к не раз оговоренной теме? Что с вами, ваша светлость? Ваше сегодняшнее состояние внушает мне опасения.

— Ты смеешь запрещать мне покидать это место? — холодно уточнил Элирий.

— Я ничего не запрещаю. — Элиар подобрался, словно хищник перед прыжком. Хищник, готовый с легкостью расправиться с загнанной добычей. — В любое время вы можете выйти отсюда в моем сопровождении. Если пожелаете, можете даже выйти без маски или вуали. Правда, в этом случае мне придется убить каждого, кто случайно поднимет на вас глаза. Впрочем, такие пустяки не должны беспокоить вашу светлость. Меня это ничуть не затруднит и, надеюсь, не испортит вашу прогулку?

— Пожалуй, для всеобщего спокойствия я не буду возражать против маски, — с нервным смешком пробормотал Элирий, до глубины души потрясенный услышанным. Элиар совсем рехнулся? Он не мог позволить кому-нибудь не только дотронуться до наставника, но и бросить неосторожный взгляд?

Казалось, Элиар упивается этой ситуацией. Ученику нравилось терзать Учителя, нравился пьянящий вкус беспредельной, не ограниченной ничем власти.

И не сам ли он посадил в доверчивое сердце волчонка этот хищный цветок жестокости?

— Немудрено, — желчно рассмеялся в ответ Элиар, и недобрый смех его был полон горечи. — Учитель всегда носит маску: его подлинное лицо и мысли сокрыты от меня. Столько долгих лет я пытаюсь разгадать вас, понять, что у вас на душе, но безуспешно. Учитель бесстрастен и холоден, словно алмаз в каплях утренней росы. Если бы вы знали, как истерзала меня ваша холодность.

Красный Феникс отстраненно слушал, вновь не найдя что сказать. Воистину, черное солнце свело Второго ученика с ума. Волчонок совершенно обезумел. Это катастрофа.

— Где Яниэр? — с внезапным страхом решился задать вопрос его светлость мессир Элирий Лестер Лар. — Где мой Первый ученик?

Элиар мрачно покачал головой.

— Учитель хочет видеть своего любимца? — На губах ученика блуждала смутная насмешливая улыбка, но глаза, несмотря на пламенный цвет, оставались ледяными. Колючий взгляд пробирал до костей. — Я могу организовать встречу. Но для этого сначала придется притащить сюда Первого ученика в цепях. Разве мессир позабыл, чем кончилась изнурительная война с севером? Белые Луны разорены, а Яниэр бежал и трусливо прячется где-то на пару с Золотой Саламандрой. Эти двое так изворотливы! И все же каждый из них давно лишился бы головы, если бы Учитель не попросил меня пощадить Первого ученика. Только прислушавшись к просьбе достопочтенного Учителя, я оставил преследование.

— Хорошо, — тихо выдохнул Элирий, немного успокоившись. По крайней мере, Яниэр был жив и даже оставался на свободе. — Забудь о нем. Я не хочу его видеть, никогда. Если ты отпустишь меня, я не стану искать с ним встречи.

— Этого не будет, — хмуро отчеканил Элиар, грозно сведя брови. — Потратив немало времени и ресурсов, приложив немало усилий, я вызволил вас из оков смерти. Пойдя против всего мира, я избавил вас от участи великой искупительной жертвы. Вы обязаны мне жизнью дважды. Хотите вы того или нет, ваша возрожденная жизнь навеки принадлежит мне. Только мне.

— Раз так, значит, убей меня! — поддавшись гневу, в сердцах воскликнул Красный Феникс. Он больше не мог терпеть это возмутительное обращение. — Лиши меня жизни, забери свой непрошеный дар! Я не боюсь смерти.

Воистину, лучше быть принесенным в жертву небожителям, умереть на алтаре с ритуальным кинжалом в сердце и стать великомучеником, нежели оставаться в живых и влачить столь жалкое существование в полной зависимости от своего пленителя!

— Смерти? — зло процедил Элиар, словно бы смакуя угрожающее слово и с вызовом глядя на наставника. Кажется, он тоже был на пределе и едва сдерживал рвущееся наружу бешенство. — Поверьте, смертью вы не отделаетесь. Я давно убил бы вас… если бы мог.

И в яростных золотых глазах Элирий с сожалением прочел то, что не было произнесено вслух: ученик принадлежит ему точно так же, как и он принадлежит ученику. В этом темном неслучившемся мире у волчонка не хватит сил жить без него, а значит, и он сам обречен быть вечным невольником, вечным развлечением и вечной игрушкой в руках нового бога. Нового безжалостного бога, в душе которого все еще оставалось так много от прежнего одинокого ребенка… ребенка, которого сам он когда-то лишил всякого понимания, заботы и тепла.

— Нет, одной смерти слишком мало… — Казалось, Элиара и вправду настигло помешательство. Годами копившаяся горечь свирепо выходила наружу, злоба и ненависть изливались из его измученной души. — Вы должны умереть десять, сто, тысячу раз!

Пытаясь спастись от душившего его одиночества, волчонок создал мир, в котором все были ему подконтрольны, в котором он мог заставить любого делать то, что ему вздумается. Мир, в котором он стал единственным божеством. Но этого все еще было недостаточно для обретения душевного покоя.

«Почему мы с таким упоением губим тех, в ком так сильно нуждаемся?»

Красному Фениксу вдруг почудился едва различимый шепот дождя. Шепот долгого осеннего дождя, что почти беспрерывно шел в павильоне Красных Кленов, когда они были там вдвоем с его Вторым учеником — в сезон, когда кленовая листва меняет цвет…

— Почему ты так поступаешь? — просто спросил Элирий. — Разве я не твой Учитель?

Некоторое время Элиар молчал и смотрел на него пристально.

— Прежде всего, вы — моя собственность, — раздельно произнес наконец ученик ласковым и одновременно полным яда тоном.

Элирий вздрогнул, припомнив эту самую, однажды сказанную им фразу. Итак, много лет спустя его собственная жестокость вернулась к нему. Он должен был почувствовать гнев от дерзко возвращенной ему колкости, но ощутил лишь сожаление и смертельную, неподъемную усталость. Годы недомолвок, недоговоренностей и непонимания сложились в века и тяжестью своею грозили раздавить их обоих. Казалось, и Элиару эта маленькая месть не принесла удовлетворения. Но ученик по-прежнему был слишком упрям, чтобы отступать.

Однако и сам Красный Феникс, как известно, был упрям не меньше.

— Разве не на коленях ты передо мною? Разве не моя личная печать рабским клеймом по-прежнему горит у тебя на горле? — голосом хлестким, как удар кнута, язвительно вопросил он. — Я не давал тебе воли, а это значит, что, несмотря ни на что, ты по-прежнему мой раб. Даже если станешь властелином целого мира, для меня ты всегда, всегда останешься рабом. Знай свое место, звереныш.

Элирий говорил правду: согласно строгим храмовым правилам лицезреть не только коленопреклонение, но и простой поклон Великого Иерофанта грозило самой страшной карой для всякого. Поклоны и простирания верховных жрецов предназначались только богам: лучше добровольно выколоть себе глаза, нежели случайно увидеть их. И если Элиар позволяет ему смотреть, значит, по-прежнему признает в нем старшего.

Ученик резко убрал руку с его коленей и, отвернувшись, с размаха стукнул кулаком по полу — так, что по красному дереву веером разошлись глубокие трещины. Но эта вспышка не помогла безопасно выплеснуть гнев. Жрец Черного Солнца был разъярен: это чувствовалось по его напряженному взгляду, по напряженным движениям плеч.

— Хочешь ударить меня? — Элирий высокомерно приподнял бровь и даже не шевельнул безоружными руками. Защищаться все равно было бесполезно.

— Да. — Элиар вновь развернулся и мрачно уставился на него в упор. Золотые глаза потемнели и сверкали непритворным бешенством. — Да, хочу! Но не сейчас. Красивые вещи недолговечны, их лучше не трогать без нужды. К тому же, выведя меня из равновесия, вы снова будете чувствовать себя победителем.

— Я и есть победитель. — Элирий не мог остановиться, продолжая ранить словами того, до кого не мог добраться никак иначе.

— Вам вредно вести долгие разговоры, ваша светлость, — незнакомым ледяным голосом заметил Второй ученик. — Вы выглядите очень усталым. Лучше бы вам продолжать хранить молчание, чем бросать мне в лицо столь необдуманные и опасные слова.

— Очень скоро твое желание исполнится.

— Все мои желания исполнятся, — с тяжелыми нотками мрачно подтвердил Элиар. — Запомните это раз и навсегда. Тень Бенну огромна. Она закрывает собой само солнце. Играйте, но не заигрывайтесь, мессир. Иначе я тоже буду играть с вами. Мне начинает казаться, вы хотите носить не эти красивые браслеты, а тяжелые кандалы?

— Я всего лишь твой пленник, — с сожалением признал Элирий. — Я в твоих руках, и ты с легкостью, как тонкий прут, можешь сломать мое тело. Но не дух.

Нет сомнений: всем сердцем ученик ненавидит его. Ненависть заразна. Он и сам ненадолго заразился ею, но теперь, хвала небожителям, очнулся и пришел в себя. В конце концов, что есть ненависть, как не отравленная любовь? Любовь, которой когда-то не дали возможности проявиться.

— Как же я ненавижу вас… — Голос ученика прозвучал с опасной, чуть сумасшедшей хрипотцой. Элиар словно бы догадался о его мыслях и поспешил подтвердить их. — Вы со своими выходками сводите меня с ума. Но ваша жизнь — единственное, что имеет для меня значение.

Как может существовать одновременно такое доверие и такая неприязнь? Увы, этот неслучившийся мир полон страданий еще больше, чем погибающий от черного недуга мир реальный. Против ожидания, Элирий чувствовал и собственную ответственность за состояние ученика. В здешней реальности Элиар нашел в себе силы проявить благородство и не предавать Учителя, но в итоге добрый по намерению поступок болезненно переродился во зло еще более отвратительное, чем предательство.

По сути, причиной всех преступлений ученика было преклонение перед наставником и желание вернуть его в мир.

— И что дальше? — спросил Элирий, отчаянно пытаясь казаться невозмутимым. — Что ты сделаешь со мной?

— Вы принадлежите мне и всегда будете принадлежать, — спокойно повторил Элиар, пожимая плечами, будто речь шла о совершенно рядовых вещах. В словах его не было жестокости — только непоколебимая уверенность в том, что так оно и будет. Вновь Элирий заметил скорбную усмешку на губах ученика, никак не вязавшуюся с его триумфальными речами.

— Что ты натворил? — хотел было сердито бросить Красный Феникс, но голос неожиданно подвел его, прозвучав отчаянно и тоскливо. — Ты предал меня, глупый звереныш. Ты не был мне верен!

— Я всегда был и буду вам верен.

Элирий почувствовал, как браслеты наливаются ощутимой тяжестью, и в следующий миг понял, что теряет контроль над своим телом: он падает! Падает и заваливается назад, словно тряпичная кукла. Опрокинувшись навзничь, Красный Феникс широко раскинул руки и почувствовал, что теперь делает вдох и выдох только потому, что ему позволяют. Как тяжело…

Ученик медленно поднимался на ноги, черным солнцем вставая над ним, и сердце его светлости мессира Элирия Лестера Лара затопил парализующий, почти животный ужас. Охваченный этим всепроникающим ужасом, Совершенный испустил невольный приглушенный вскрик. Инстинкты громко приказывали бежать. Но несмотря на то, что Элирий мог сейчас же покинуть этот жуткий иллюзорный мир, отчего-то он медлил, все еще необъяснимо надеясь на что-то.

Как ни неприятно сознавать, он остался жив только по милости волчонка. Увы, ученику не хватило сил контролировать безграничную власть над ним, не хватило сил противостоять искушению абсолютного контроля. Элиар всегда злился на Учителя за то, что ради предоставления возможности обучения в Красном ордене Элирий нарек ученика своим рабом. Но в этом мире сам Элиар не дал ему даже призрака свободы, даже обманчивого фантома, в котором могло спрятаться его самоуважение. Ученик сделал его даже не рабом — он сделал его своей вещью, игрушкой, которую ревниво спрятал от чужих глаз в этой закрытой, наглухо замурованной заклятиями и барьерами комнате-клетке.

— Элиар, — взяв себя в руки, внезапно охрипшим голосом негромко позвал Красный Феникс. — Не надо. Разве ты такой же, как владычица Ишерхэ? Разве ты такой же, как она?

Если ученик хочет заставить его дрожать от страха и умолять о пощаде, сейчас он очень, очень близок к своей цели… Проклятье, Элирий не мог и предположить, что однажды будет бояться кого-то так же сильно, так же безнадежно, как в последние годы своей жизни боялся дочь падшего бога. Каким же страшным оказался этот неслучившийся мир. Каким страшным вырос его воспитанник, его маленький глупый волчонок…

Возможно ли, что, прибегая к излишней строгости и холодности, сам он вынудил ученика взбунтоваться против его воли, оборвать зависимость, обрести свободу? Возможно ли, что бессознательно ему даже хотелось, чтобы ученик своими руками взял свою волю, завоевал, заслужил ее, оказался достоин! Но случившееся превзошло самые смелые ожидания. В своем яростном бунте ученику удалось превзойти Учителя, а мучительная, желанная, выстраданная свобода вдруг переродилась во что-то неправильное, извращенное и не принесла радости. Все ошибки воспитания Красного Феникса в конечном итоге привели к катастрофе.

Теперь от него ничего не зависело. Полубесчувственное тело, более не принадлежащее Совершенному, обмякло и раскинулось на кровати, подчиняясь не ему, но ученику. Элирий мог только беспомощно ожидать, что сделает с ним жрец Черного Солнца. Наиграется и отпустит? Или решится совершить что-то еще более ужасное, окончательно растоптав Учителя и собственное достоинство?

Неизвестно, сколько времени прошло так, в мучительном ожидании и тишине. Элиар поколебался еще немного и наконец сжалился, вновь возвратив ему свободу действий.

Элирий предусмотрительно остался лежать без движения, опасаясь невольно вызвать новый приступ неконтролируемого гнева. Жесткими и обвинительными словами тут не добиться ничего, кроме, разве что, еще большего унижения, еще большего ухудшения отношений. Испугавшись, что может усугубить свое и без того шаткое положение, Элирий решил не доводить ситуацию до крайности. Не нужно понапрасну вводить ученика в ярость: они оба могут пострадать.

Но, хвала небожителям, Элиар, кажется, успокаивался.

Красный Феникс знал, что, когда он вернется в реальный мир, тот другой Элирий, что останется в иллюзии, никогда больше не заговорит с учеником, никогда не коснется его по своей воле. Краткий миг доверия и взаимопонимания никогда не повторится… и эта ужасная пытка будет длиться вечность. От осознания этого было больно.

— Не смотрите на меня так, Учитель… — вдруг тоскливо пробормотал Элиар, смутившись от его наполненного эмоциями взгляда. — Не смотрите на меня, как на чудовище.

Ему стало невыносимо жаль их обоих. Но жалость — вовсе не то чувство, что он хотел испытывать сейчас. И вовсе не то чувство, которого они оба заслуживали.

— Могу я еще немного побыть с вами, ваша светлость? — с опаской обратился Элиар. Несмотря ни на что, почему-то он вновь искал приюта рядом со своим Учителем.

— Да, — неожиданно для самого себя тихо разрешил Элирий.

Черный жрец опустился на колени подле его кровати и осторожно положил голову на длинный рукав одежд наставника, на крыло феникса с тончайшей алой вышивкой. Элирий вновь почувствовал мощную энергетику смерти и разрушения, исходящую от ученика: кружева силы хозяина Бенну пылали пламенем беспросветно черным, как самая темная полночь. Тело Элиара, тренированное так, как и не снилось никому из боевых жрецов, не снилось даже лучшим из Карателей Красного ордена, было выносливо и сильно, а нрав хорош для битвы, словно великолепно сбалансированный клинок. Боевые инстинкты вколачивались в него день за днем, час за часом на протяжении многих лет. И все же Черный жрец очень устал. От усталости он, кажется, вмиг провалился в сон прямо в этой странной неудобной позе, точно верный пес, стерегущий его от всего мира. Верный пес… или его навеки преданный глупый волчонок.

Сердце защемило, охваченное противоречивыми чувствами. Мгновение остановилось и истерзало его, почти задушив печалью.

Высокая волна, отхлынув, стерла с песка все следы, будто ничего и не было, ничего и не случилось здесь… девственно чистый берег вновь открывался взгляду.

Нужно было проявить решительность. Нужно было сесть на идущий прочь корабль и не смотреть, не позволять себе смотреть, как безвозвратно удаляется милый сердцу берег… Но отчего-то Красный Феникс не мог сделать этого.

Его светлость мессир Элирий Лестер Лар, Великий Иерофант Ром-Белиата, законный наместник небожителей на земле, еще долго лежал в темноте и слушал размеренное дыхание спящего ученика, боясь ненароком пошевелиться и нарушить его краткий, хрупкий покой.