II. Глава 10. Одри Локк и ее сыновья


Вихрь вышел за калитку, повесил фонарь на крюк. Осенний вечер был тёмен, ненастен и хмур. С вершины Зимней горы тянуло стужей, грязь на дороге покрывалась первым хрупким ледком. Самым разумным было бы поскорее вернуться в избу, прислониться спиной к тёплому боку печи и выпить кружку горячей воды с парой ложек мёда. Однако Вихрь вместо этого опустил пониже отвороты шапки, поплотнее запахнул на себе безрукавку и присел на лавочку у ворот.

Чуть остыв и припомнив всё, о чём он сгоряча болтал перед эльфами, Вихрь почувствовал жгучий стыд: слишком уж похожи были его речи на хвастовство. А ещё он от всей души пожалел, что не было в тот миг с ним рядом Олеша.

По какой-то неведомой людям причине Олеш подрастал слишком медленно и выглядел куда младше своих восемнадцати лет. Вихрь давно обогнал брата в росте и силе рук, и жители Малых Березняков полагали именно его старшим из Одаркиных сыновей. Сам Вихрь этим не гордился и сколько помнил себя, всегда почитал Олеша за старшего. Вместе с ним даже самое сложное дело давалось Вихрю легче, чем в одиночку. Олеш был мягче нравом, куда терпеливее, и с любым человеком или зверем стремился найти общий язык. Вот и теперь Вихрю очень хотелось вернуться к гостям не одному, а с братом, чувствуя за спиной его надёжное спокойствие. Потому он сидел за воротами, ёжась под ледяным ветром, и освещал дорогу, хоть знал, что Олеш не заблудится и не споткнётся даже в самую тёмную ночь. Фонарь, который мать каждый вечер вешала у дверей, был нужен совсем для другого.

Как-то раз, ещё шестилетним сопляком, Вихрь возмутился тем, что монет в их доме всегда хватает на дорогую свечку, но вечно не достаёт даже на самые дешёвые леденцы.

— Так надо, Вигор, — терпеливо ответила ему мать. — Лучше вы оба посидите без сладкого, но вернётесь домой, не переломав ног.

— Кому их ломать-то, — фыркнул озорной малец. — Меня ты по сумеркам со двора не пускаешь, а остроухий видит впотьмах лучше кошки.

Матушка нахмурилась и сказала сыну строго:

— Не зови Олвэсандо остроухим, Вигор.

— Но он ведь такой и есть. И я только дома его так зову, — Вихрь уже знал тогда, что странные уши брата почему-то пугают чужих людей. — А на улке не буду.

— Никогда не зови. Забудешь, оговоришься — а люди запомнят, и будет нам всем беда.

Мать оказалась права, однажды именно так и случилось. Это был первый раз на памяти Вихря, когда их выгнали из села.

Второй раз их выгоняли уже из маленькой горной деревушки в кантоне Тоамна: преподобный, посещавший затерянную в скалах долину от силы раз в год, услыхал от пришедших к благословлению иноземные имена. Наученная горьким опытом, Одри переселилась в кантон Нильворечье и назвалась среди людей Одаркой. Сыновья её тоже сменили имена на привычные жителям берегов Нильва.

Но где бы они ни селились, Олеш всегда уходил из дома на закате дня и допоздна гулял один. А мать, ожидая его, вешала за воротами фонарь с горящей свечой.

— Не надо его удерживать и бранить, — грустно объясняла она повзрослевшему Вихрю. — Сыну эльфа тесно среди людей. Однажды свет Звёзд поманит, и Олеш уйдёт насовсем. С грядущей разлукой я давно смирилась, об одном лишь молю Единого: пусть мальчик прежде успеет вырасти и окрепнуть. Пусть он видит, что его ждут дома. Может, свет, горящий у моего порога, убедит его не спешить…

Но сегодня некому было зажигать фонарь: Одарки не стало, а Вихрь забыл обо всём, завертевшись среди домашних хлопот. Вспомнив же, до последнего тревожился: увидит ли Олеш условленный знак? А увидев, захочет ли возвращаться? И что скажет, узнав, чем закончилось эльфово колдовство?


На дороге послышались лёгкие шаги. Вихрь узнал их, даже не видя идущего, и не ошибся. Действительно, миг спустя из темноты вынырнула худенькая фигурка Олеша.

— Ты чего здесь сидишь? — спросил он удивлённо. — Холодно ведь.

Вихрь пожал плечами:

— Проветриться захотелось.

— Я думал, у нас гости.

— Так-то да. Но знаешь, мне с ними одному неловко. Они ведь эльфы, а я — простой свинопас…

— Думаешь, тебя это по-особому защищает от холода и голода? — улыбнулся Олеш. — Но я-то не свинопас, и верно, потому очень замёрз и хочу есть. Пойдём скорее в дом.


Скинув в сенях капюшон и поношенную войлочную куртку, Олеш поспешил к умывальнику. «Замёрз этот остроухий, жди», — усмехнулся про себя Вихрь. Его самого даже мысль о том, чтобы тянуть сейчас руки под ледяную воду, вгоняла в дрожь. Однако он тоже скинул безрукавку и уличные поршни, привычно сунул ноги в домашние чуни и только после открыл дверь в избу. Из-под плотной занавески потянуло приятным живым теплом, а заодно стал слышен разговор, который вели гости.

— Ух, ну и смелый же ты, мастер Кай! И ты прям сжёг эту деревянную страшилину в головешки? — с восторгом спросила узкоглазая Яси.

— Можно сказать и так, — скромно отозвался эльф. — Мне пришлось выстоять против всех атак её помощниц и уничтожить её саму. Она заслужила подобный конец. Но, к сожалению, я задел огнём другие деревья, что совсем не понравилось их хозяйкам. В отместку они доставили мне немало хлопот.

— Надо было и их огнём! — воскликнула девчонка боевито.

Но маг не спешил соглашаться. Некоторое время в комнате стояла полная тишина, а затем Кайрин произнёс спокойно и твёрдо:

— Нет, Яси. Даже магам не следует нарушать законы равновесия. Деревяницы не хотели моей смерти, они лишь пытались защитить деревья. Мне очень жаль, что я погорячился и начал сражаться с ними, ведь в результате роще причинён немалый вред. И я намерен исправить его. Завтра надо будет снова сходить на поляну, чтобы убрать с неё обгорелые стволы. Лучше всего развеять их пеплом по земле. Пусть послужат удобрением новым растениям. Кроме того, я планирую принести с пустыря за селом молодой подрост и посадить его взамен погибших деревьев. Всё равно на пустыре эти юные деревца съедят овцы, а в роще они будут жить и станут приютом для деревяниц. Новых или тех, кого я лишил домов.

— Рубить надо всех этих тварей, под корень, — хмуро сказал Вихрь, перешагивая через порог. — Вот, знакомьтесь: это Олеш. Олеш, это вой Утарион, ночная эльфа Тис и девица Яська из северной степи. А это — мастер Кайрин, эльфий маг. Он пытался вылечить нашу матушку, да только ничего не вышло: деревяница помешала. Вы тут… давайте сами. А я пойду, воды натаскаю, чтоб нам поутру с пустой колодой не сидеть.

С этими словами Вихрь впихнул в избу Олеша, а сам, подхватив из-под лавки топорик, отпрянул обратно в сени и закрыл за собой дверь.


Утарион кинул взгляд в оконце и увидел, как их хозяин вышел на двор, опробовал остроту топора ногтем, затем нахлобучил пониже шапку и решительно двинулся к воротам. «Интересно, с каких это пор люди за водой ходят ночью. И без вёдер, но с топором, — подумал эльф. — Что-то тут не так. Надо проследить за парнем». Он поднялся с лавки, взял своё копьё и сказал:

— Мне нужно пройтись. И я, скорее всего, надолго.

— Куда это он? — удивлённо спросила Яси, едва за Утарионом захлопнулась дверь. — Да ещё и надолго… Живот, что ли, прихватило?

— Мне кажется, тут что-то другое: в отхожее место можно и без копья, — ответила Тис.

— Не нужно беспокоиться, — добавил Кайрин. — Утарион — взрослый, самостоятельный эльф, он знает, что делает. Едва ли ты поможешь ему, если будешь зря тревожиться. Лучше позаботься о том, чтобы накормить Олеша.

— Ой, точно, — спохватилась Яси и поставила на стол ещё одну миску. — Садись скорее, пока горячее.

— Благодарю, дева из северной степи, я не голоден, — ответил паренёк взволнованно. — Мастер Кайрин, позволь мне прежде узнать, что случилось. Из слов Вихря я понял, что исцеление не удалось. Но как именно подействовали чары? И что изменило вмешательство деревяницы? Матушка будет жить? Есть ли хоть малая надежда на её выздоровление?

В глазах Олеша Кайрин увидел одновременно и тревогу, и робкую веру в лучшее. Маг вздохнул виновато и жестом предложил ему сесть. Олеш послушно опустился на лавку. Собравшись с духом, Кайрин сказал:

— К сожалению, вести не будут добрыми. Я привязал болезнь несчастной женщины к дереву и пытался выжечь её вместе со стволом, но в самый последний момент привязка оборвалась. Точнее, была оборвана деревяницей, явившейся из рощи. И я не успел её остановить, вмешательство оказалось внезапным и слишком сильным. Конечно, для тебя это слабое утешение, а для меня — плохое оправдание, маг должен быть готов к подобным неожиданностям… Но уж что вышло, то вышло, прости. Я отомстил лесной гадине в честном поединке, забрав жизнь за жизнь, пусть даже Одарку это и не вернёт.

— Одри, — еле слышно поправил его Олеш. — Одри Локк из замка Андо Никсэ. Это было пустое поветрие? — Кайрин кивнул. — Как несправедливо…

И Олеш замер, опустив в пол погасший взгляд. Щёки его сделались бледными, точно лунный свет. Тис осторожно положила ладонь мальчику на плечо, Яси протянула кружку с водой, но он ничего вокруг не замечал.

— Не дай грусти победить тебя, — сказал Кайрин серьёзно. — Эльф должен всегда сохранять в сердце надежду. Возможно, теперь твоя матушка на пути в лучший из миров.

— Ах, если бы, — прошептал Олеш. Дрожащей рукой он взял у Яси кружку и сделал первый глоток. Тис кивнула удовлетворённо: жизнь продолжается, душа мальчика вновь обернулась к земным делам.

— Скорее всего, так и есть. Ведь люди — вечные странники, — заметила дроу мягко.

— Но почему Беркана вмешалась, не позволила лечить? Она ведь дала согласие, когда я попросил приютить больную матушку в её роще, даже обещала помощь!

— Поди пойми, что творится в голове у волшебных существ, — вздохнула Яси.

Кайрин встрепенулся.

— Мне кажется, я знаю, в чём дело. Деревянице зачем-то понадобился принадлежавший Одри знак Единого. Я нашёл эту вещицу, забрал её и собираюсь тщательно изучить. Она не так проста, как кажется на первый взгляд: в её магической ауре я чувствую сходство с той, что исходила от рыцарей, разрушивших деревню гноллов.

— Могу я взглянуть на оберег? — тихо попросил Олеш.

Как ни жаль было Кайрину расставаться со своей добычей, он справедливо рассудил, что для мальчика это последняя памятка о близком человеке, и будет правильно, если тот захочет взять её себе. Сдержав вздох, маг протянул оберег Олешу. Тот в задумчивости изучил его, но даже не стал забирать с ладони эльфа.

— Я понял, — сказал он, отодвигаясь. — Такие знаки жрецы раздают во время ночных служб в Зимогорском храме. Считается, что если носить этот знак, не снимая, он привлечёт к верующему особое расположение Единого Творца.

— Взял бы на память да носил, — предложила Яси.

— Не вижу смысла.

— Однако носишь такой.

— Тот, что на мне сейчас — просто для вида, и не имеет никакого отношения к храму Единого. Я его вырезал сам.

Яси посмотрела на мальчика с недоумением.

— Я думала, чтобы учиться в храме, надо обязательно выполнять все обряды…

Олеш равнодушно пожал плечами.

— Вихрь почему-то думает, что мне самое место в храме. В некотором роде я его понимаю: он хочет, чтобы я всегда имел пищу, крышу над головой и был защищён от врагов. Но ведь служение в храме Единого — это тюрьма… К тому же я не проходил храмового имянаречения.

— Хм, — сказала Тис, незаметно придвигая к Олешу миску с едой. — Как же такое могло произойти?

— Мои родители поженились, когда эльфов в Ярне ещё считали друзьями, а не отступниками. Они успели получить благословение на супружество в храме, но вскоре после их свадьбы всё изменилось, многие обряды для эльфов стали запретными. Когда я подрос достаточно, чтобы родители решились отнести меня в храм, преподобный отказался наречь имя нелюдскому ребёнку. Говорят, мать тогда очень расстроилась, даже плакала. Не знаю, почему среди людей храмовому обряду придают столь большое значение. Отец сам показал меня Солнцу, Луне и Звёздам и дал мне имя. Думаю, он справился с этим гораздо лучше, чем какой-нибудь незнакомый жрец.

Рассказывая, Олеш водил понемногу ложкой. Яси незаметно подкладывала в его миску то кусочек мяса, то ломтик капусты, а Тис продолжала отвлекать разговором:

— Где познакомились твои родители?

— В замке моего деда. Отца пригласили, чтобы он нарисовал портрет юной дочери графа. Но живописец так увлёкся красотой девушки, что пожелал остаться с ней рядом до тех пор, пока смерть не разлучит их. На самом деле, я очень рано расстался с родителями и знаю о них лишь то, что рассказывала мне матушка, госпожа Одри. Сам же помню только, что они очень любили друг друга и были счастливы.

— Так Одри — дочка графа? — удивилась Яси. — А Вихрь говорил другое…

— Благодарю за заботу, милая Яси, — сказал Олеш, отодвигая миску, — но больше мне не съесть. Слова Вихря — чистая правда. Дело в том, что госпожа Одри Локк — моя кормилица и приёмная матушка. Она служила в Андо Никсэ: была женой замкового управляющего и камеристкой дочери графа. Когда у Одри родился сын, у моей настоящей матери, леди Катрин, уже не было молока, а я в нём ещё очень нуждался. Так мы с Вихрем стали молочными братьями.

— А потом началась война, — заключила Яси.

— Да, — кивнул Олеш, с трудом скрывая зевок. — Матушка рассказывала, что в Андо Никсэ хранилась Сфера Силы, благодаря которой в кантоне поддерживались мир и процветание. До поры и жрецы, и простые люди, и эльфы, пожелавшие увидеть её и получить благословение небес, просто приходили в замок. Но потом старший жрец из Зимогорья почему-то решил, что такая важная реликвия должна храниться в храме, и потребовал, чтобы дед отдал Сферу преподобным. Тот не согласился, и эльфы его поддержали. Вот тогда-то преподобные предали проклятью всех эльфов и их потомков и запретили им участвовать в храмовых обрядах, а простым людям начали говорить, что граф хочет сохранить реликвию лишь для богатых и знатных. В народе началось недовольство, и никто не пришёл на помощь, когда рыцари храма осадили Андо Никсэ. Мою приёмную матушку вместе со мной и Вихрем дед вывел из замка потайным ходом и велел ей скрываться. Больше мне о судьбе моих родных ничего не известно.

Тис напряглась и приподняла бровь.

— То есть молодую женщину, привыкшую к жизни в замке и никогда не державшую в руках ничего тяжелее швейной иглы, просто вышвырнули в горы с двумя младенцами на руках… Надеюсь, это было хотя бы летом. Как вы живы-то остались?

— С трудом, — ответил Олеш, уже неприкрыто зевая и заражая зевотой Яси. — От людей матушку Одри гнали, едва заметив, что у одного из её сыновей острые уши. А эльфы Западного дома считали, что ребёнок человеческой женщины должен расти среди людей, и принимали нас у себя неохотно. Матушка потому и решилась уйти в кантон, где ещё оставались крепости эльфов Южного дома: надеялась, что те окажутся чуть более милосердными.

— И, как видно, не угадала, — подвела итог Тис. — Но всё закончилось не так скверно, как могло. Что ж… Случившегося не воротишь, зато как минимум двое из нас уже готовы заснуть, сидя на лавке. Яси, Олеш, ложитесь-ка спать.


Молодежь охотно последовала этому совету, и вскоре из-за занавески, скрывающей полати, уже слышалось их спокойное, сонное дыхание. А Тис, оставшись наедине с Кайрином, сказала ему:

— Эта Одри Локк была достойной женщиной. Она могла облегчить себе жизнь, просто бросив неудобного ребёнка в лесу, но предпочла терпеть невзгоды и растить чужое дитя, как своё. Результат, мне кажется, неплох. А родители получеловечка, как я поняла, остались в осаждённом замке, защищать Сферу Силы… Тебе это ни о чём не напоминает?

— О да, — ответил Кайрин задумчиво. — Нужно посетить этот замок и разобраться, что же там произошло. А заодно узнать, что за странные знаки Единого раздают жрецы в Зимогорье.

Загрузка...