Время драконов

II. Глава 3. Яснодар

Расставшись с Кайрином на торговой площади перед замком, Яси пошла вдоль лотков и ремесленных лавок, на ходу с удовольствием разглядывая пёструю толпу.

Путь её лежал к лавке аптекаря. По дороге в город девочка поохотилась на свой лад вдоль тропы: она наполнила заплечный мешок корневищами дягиля и калгана, кошачьим корнем, ягодами можжевельника, берёзовым грибом, и теперь надеялась всё это выгодно продать.

Проходя по узкому и многолюдному тряпичному ряду, Яси вдруг услышала звуки тор-юха, пятиструнной арфы из рога оленя. На этом инструменте умел играть её отец. В душе Яси всколыхнулась давно забытая надежда: что если ещё кому-то из рода Атаев удалось избежать небесного огня? Однако, как ни пыталась она разглядеть музыканта, поток людей разделял их и уносил девочку дальше.

Изо всех сил работая локтями, Яси пробилась к большой бочке с пивом и, не слушая ругани торговца, вскарабкалась на её круглый деревянный бок. Вот теперь, поднявшись над головами людей, она увидела всё, что хотела. В соседнем ряду прямо на мостовой, в щели между лавками, сидел Полночный Волк! Яси вмиг узнала его, хоть похож он был на обычного человека. Перебирая жильные струны тор-юха, старый шаман наигрывал олений танец, а люди, проходившие мимо, бросали в костяную мисочку, стоявшую перед ним, мелкие монетки.

— Полночный Волк, я здесь! — закричала Яси и замахала руками.

— Вот сумасшедшая! — воскликнул пивовар, стаскивая её вниз за подол. — Куда залезла? Убиться хочешь?

— Погодь шуметь, Вересень! — окликнула пивовара женщина в сером платке. — Девчушка просто от своих на торге отбилась. Так ведь, птаха?

Но Яси уже вырвалась из рук владельца пивной бочки и кинулась сквозь толпу на звук струн. А к ним между тем присоединился знакомый голос. Полночный Волк тихо пел, наигрывая немудрёный мотив:

'Зла исцеленье ищет без толка

Глупая дочь Полночного Волка.

Но далеко ходить ей не надо:

Всё, что нас лечит, прячется рядом.

Раны, что плуг в земле прорезает,

Белой повязкой снег укрывает.

Раны от стали скроются тоже

Плотью живою, тонкою кожей.

Душу больнее гневом изранит,

И лишь прощеньем рану затянет…'

Ещё не стихли последние слова, когда Яси подбежала к пятачку между лавками. На нём было пусто.

Мимо прошла пара эльфов и компания нарядно одетых людей, проехал всадник на красивом верховом коне, но нигде не было видно ни ликана с его инструментом, ни мисочки с монетками. Яси кинулась к торговке зеленью:

— Тётушка, скажи ради солнца и ветра, здесь не проходил только что пожилой мужчина с арфой?

Торговка посмотрела на неё удивлённо и участливо:

— Что случилось, милая? Ты потерялась?

Поняв, что не получит толкового ответа, Яси принялась внимательно осматривать мостовую, на которой только что сидел Полночный Волк. Среди пыли, соломы и скорлупок от орехов на нагретых солнцем камнях лежал маленький варган. Его рамка была украшена изображением бегущего волка. Яси подобрала инструмент и зажала в руке. Затем, собравшись с духом, вернулась к торговке зеленью и спросила мальчика, глазевшего на сладкие пирожки в лавке напротив:

— Эй, братец, не видал ли ты, куда ушёл старичок, который только что тут пел? Или большая серая собака?

Мальчишка посмотрел на неё удивлённо:

— Какой старичок? Тут никто не пел. Только вон, мужик ходит с шарманкой да учёным псом.

Яси ещё раз внимательно осмотрела варган, потом завернула его в чистую тряпицу и спрятала в кошелёк. И решила, что, как видно, нынче Полночный Волк не зря показался ей и оставил подарок. Но к чему в его песне были слова про снег, раны и гнев?

В лавке аптекаря Яси заработала целых пятьдесят полулар. Полюбовавшись немного на распиленные пополам медные монетки, она ссыпала своё богатство в кошель и окинула торг новым, деловым и цепким взглядом. Теперь Яси считала себя настоящим покупателем, а не просто ротозейкой.

Очень скоро девочка выяснила: на её деньги не купить ни костяной гребень, который так славно смотрелся бы в волосах Тис, ни новую рубашку Утариону, ни удобную флягу для мастера Кая. А она так надеялась порадовать своих спутников подарками! Да и есть ей уже давно хотелось. Но аппетитные маленькие пирожки из белой муки и печёные яблоки в сладкой глазури стоили аж по пять лар за штуку! Такого расточительства Яси позволить себе не могла.

Со вздохом она отошла от лавки кондитера и ещё раз пригляделась к торговой площади. И заметила, что все чистенькие лавки с красивым товаром, любезными торговцами и празднично разодетыми покупателями располагались недалеко от эльфийской крепости, рядом с богатой частью посада. Спускаясь с холма к городским воротам, можно было видеть, как добротные дома в два поверха сменяются скромными избами, а прямые, мощёные досками улицы — узенькими переулками без мостовых. Возле городской стены избушки уступали место лачугам, построенным из чего попало и кое-как, стоящим без всякого порядка. Тут уже и переулков было не разглядеть, между покосившимися домишками петляли грязные и тёмные тропы.

Точно так же и торговые ряды, удаляясь от крепости, становились всё проще, теснее и грязнее. Крытые лавки сменялись тележками, досками, деревянными ящиками, а то и вовсе расстеленными по земле кусками рогожи. Народ вокруг них толпился простой, одетый бедно и неказисто, и расплачивались здесь за товар не полновесными ларами, а половинками, четвертинками и восьмушками монет.

Добравшись до самой бедной части торга, Яси первым делом за четверть лара купила у старушки с жаровней печёное яблоко. Оно, конечно, не было покрыто розовой сахарной глазурью, как в кондитерской лавке, но Яси съела его с большим удовольствием. Затем она за десять лар приобрела у старьёвщика женскую рубаху. Вещь была почти новая, сшитая из мягкого белого шёлка. Только подол её оказался порван и испорчен заскорузлыми бурыми пятнами.

Впрочем, засохшей кровью дочь Полночного Волка было не напугать. Усевшись прямо на землю между мешком старьёвщика и корзиной торговки рыбой, Яси вытащила из мешка нож, костяную иглу, мерную верёвочку, моток ниток и принялась за работу. Прежде всего она укоротила подол рубахи на мужской образец и аккуратно подшила срез. Затем спорола с ворота девичий узор из лунниц, а красивые цветочки оставила. Лишней тканью Яси тоже распорядилась рачительно, по-хозяйски: грязное срезала, остальное поделила на лоскуты и убрала в мешок.

Всё это время за её работой внимательно наблюдал старьёвщик. Когда один из его покупателей стал сетовать на слишком большую дыру в только что приобретённых портках, хитрый торговец указал ему на Яси:

— Чего бубнишь? Дай косоглазой четвертушку, она тебе враз заштопает.

Яси согласилась, и дело пошло на лад. Один за другим к ней начали подходить покупатели старьёвщика и просто прохожие, кому нужно было зашить случайную дырку или подправить распустившийся шов. В подол мастерице кидали четвертушки и восьмушки монет, а кое-кто по доброте душевной добавлял дешёвый леденец или кусок ржаной лепёшки.

Монетки прибывали, и Яси уже тихо радовалась тому, как удачно нашла себе дело, когда над головой у неё вдруг раздался визгливый голос:

— Поглядите-ка на нахалку! Расселась в моём месте, да ещё и цену сбивает! А ну кыш отсюда, тварь плоскомордая!

Яси подняла голову от шитья и с удивлением уставилась на источник ругани. Им оказалась толстая, неопрятная баба с рукодельным коробом под мышкой. Она нависала над девочкой, грозя кулаком. Яси оглянулась в поисках поддержки, но никто и не думал за неё вступаться, ни старьёвщик, ни те, кому она только что штопала тряпьё. Женщины отворачивались и прятали глаза, мужчины ухмылялись, предвкушая потеху. И Яси поняла, что с неприятностями ей придётся разбираться самой. Нахмурившись, она посмотрела в глаза противной бабе и резко произнесла:.

— Кто первый встал, того и унты. А ленивым абаасы и вовсе нечего делать среди людей.

Вместо ответа бабища двинула ей в глаз.

Если уличная портниха надеялась этим напугать чужачку, то ошиблась в расчётах. Яси пришла в ярость. Схватив с земли свой мешок, она вскочила на ноги и принялась с пронзительным визгом лупить им обидчицу по голове. Та заслонилась ящиком и попыталась лягнуть дерзкую девчонку ногой. Яси не осталась в долгу, ответила тем же, но и мешок не опустила. Тётка пропустила удар и тут же пронзительно заорала: «Ааааа, люди добрые, что деется! Чужинцы со свету сживают!» При этом она не забывала лягаться и размахивать кулаком, держа перед собой короб, как щит. Яси, не обращая на вопли внимания, продолжала сосредоточенно охаживать противницу мешком. Народ вокруг свистел, улюлюкал и радостно хлопал в ладоши, подзадоривая бойцов…

Исход поединка так и остался неизвестным. Внезапно на его участников и зрителей налетел холодный вихрь, который заставил всех отпрянуть в стороны. На опустевшем пятачке осталась стоять лишь Яси. Щуря подбитый глаз и воинственно сжимая в руках свой мешок, она обернулась — и увидела у себя за спиной Кайрина.

— В чём дело, Яси? — воскликнул он недовольно. — Почему ты не отвечаешь на зов? Я искал тебя по всей площади! Где амулет?

Яси развязала мешок, заглянула внутрь. На дне его среди медных монет, кусков лепёшек и подтаявших леденцов лежал брусочек дерева с рунами на гранях. Вспыхнув, Яси подхватила его на ладонь и протянула магу. В амулете зияла глубокая трещина. Кайрин посмотрел осуждающе, потом хмыкнул и, сдерживая рвущийся наружу смех, преувеличенно серьёзно произнёс:

— Молодец, Яси, действительно, берегла амулет, как собственный глаз.

С утра, как только Кайрин с Яси отправились в Яснодар, Утарион старательно вымыл и отчистил песком котёл, наполнил его из родника и поставил на огонь. Пока вода грелась, эльф достал из своей поклажи изящный серебряный гребень, нежно пахнущий фиалками и мёдом кусок мыла, фунтик с сушёной ромашкой и лоскут бинта. Завязав в тряпицу горсть ромашки, он опустил узелок в кипящую воду.

Тис с лёгкой насмешкой наблюдала за этими приготовлениями: обычно Утарион приводил себя в порядок в одиночестве, отойдя подальше от общей стоянки. Но сегодня ему не грозили ни любопытство Яси, ни шутки Кайрина. А от Тис Утарион, как видно, ждал, что та сама догадается ненадолго оставить его в одиночестве. То и дело кидая в сторону принцессы вопросительные взгляды, он вынул из мешка последнюю, чудом уцелевшую нижнюю рубашку. Тис, однако, и не подумала облегчить ему жизнь: притворившись, что не понимает, в чём дело, продолжила спокойно сидеть на нагретой солнцем лавке и полировать кинжал. Наконец, Утарион не выдержал и спросил:

— Не желаешь ли прогуляться? В окрестностях виды весьма хороши.

Тис медленно, будто ещё сомневаясь, стоит ли это делать, поднялась на ноги и неторопливо направилась к выходу со стоянки. Проходя мимо разложенных по столу вещей, она провела пальцем по изящным завиткам на Утарионовом гребне, фыркнула и прошептала на языке дроу чуть слышно:

— Светлячок стесняшка.

— А паучок — нет, — буркнул себе под нос Утарион, тоже на языке её родины.

Тис замерла на полушаге, обернулась и, ничуть не смущаясь тем, что эльф уже распустил шнуровку на вороте рубахи, спросила:

— Нер Утарион знаком с наречием дроу? Интересно, откуда.

— Запомнил кое-что, когда жил у ваших границ. Впрочем, познания мои невелики: десяток ругательств да пара вежливых фраз, — ответил Утарион уже на языке светлых эльфов.

— Самое важное знаешь, — хмыкнула Тис.

Утарион нарочито медленно снял рубаху и снова поглядел на дроу, уже с лёгкой укоризной. Но Тис это ничуть не смутило. Вместо того, чтобы поскорее уйти, она остановилась и принялась с интересом рассматривать его обнажённый торс. Порезы, оставленные оружием прислужников Хаоса, купель Ондимбы излечила без следа. Кожа эльфа выглядела очень светлой и нежной, как у девушки, но под ней угадывались крепкие мышцы.

Напомнив себе, что подобное любопытство не пристало принцессе, Тис всё-таки отвела взгляд. Но уходить по-прежнему не спешила. Утарион недовольно поджал губы, сел на пол возле котла и принялся расплетать косы. Это зрелище тоже показалось Тис приятным: густые чёрные волосы, получив свободу, рассыпались по плечам и спине эльфа мягкими волнами.

— И всё же, откуда? — повторила она свой вопрос. — С ругательствами понятно. Но прочее?

— Пришлось выучить перед заключением перемирия. Дань вежливости по отношению к правителям дроу. К счастью, большего от нас не требовалось, переговоры шли на светлом наречии. И это правильно: наш язык богаче и древнее, он является основой всех эльфийских диалектов. В конце концов, он просто удобнее, это признают даже такие гордецы, как дроу. Во время переговоров выяснилось, что все они отлично владеют наречием света.

Тис насмешливо приподняла бровь.

— Тебе-то откуда известно, что было во время переговоров?

— Я видел их собственными глазами, потому что состоял в свите леди Ингвэн.

Тис нахмурилась, пытаясь возродить в памяти дни заключения перемирия. Она была ещё подростком: только вступила в возраст воина, впервые побывала настоящем бою. Переговоры со светлыми стали первым важным событием, в котором мать позволила ей участвовать официально, в статусе принцессы. Тис хорошо помнила королеву светлых, высокую черноволосую леди с красивым лицом и весьма властным характером. С нею были два мага, военный советник, десяток стражей личной охраны, над доспехами и оружием которых дроу после долго потешались между собой… Был сын королевы Ингвэн, худосочный лопоухий юноша, которого Тис видела только раз, мельком. Он не показался ей интересным: Тис полагала тогда, что из мужчин внимания заслуживают лишь мужья королевы, и то в случае, если они являются отцами принцесс. Были ещё слуги, знать которых по именам и в лицо принцесса не считала нужным.

— Не помню никого с твоим именем, — уверенно заявила Тис. — Либо ты был чьей-то тенью, либо врёшь, и тебя там не было.

— В некотором роде я, действительно, был, словно тень, — поморщившись, ответил Утарион. — Подай, подержи, молчи, стой прямо, не смотри на девиц дроу… Кстати, смотреть было особо не на что, слухи о красоте подгорных нисс оказались сильно преувеличены. В любом случае, вряд ли ты помнишь всех светлых из свиты леди.

— Значит, всё-таки тень, — сказала Тис, усмехнувшись. — Мы так называем рабов и низкородную прислугу, если что. Их не принято замечать, кроме случаев, когда они заслуживают наказания.

Утарион грустно улыбнулся в ответ.

— Буду знать. Выходит, я, и впрямь, был тогда тенью леди. Переговоры с дроу стали для меня первым опытом настоящей службы, и я благодарен матери за то, что она позволила мне его испытать. Это было… тяжело, но очень полезно.

Сказав так, он потрогал стенку котла, потянул слегка за гашник штанов… Не помогло, Тис продолжила стоять рядом, лукаво поглядывая на него.

— Виды вокруг на редкость хороши, — повторил Утарион с нажимом. А потом добавил: — У меня вода стынет. Тис, ну будь ты эльфом, дай вымыться, пока наши не вернулись с ярмарки. Дроу что, совсем намёков не понимают?

— Понимают, но только когда им это выгодно. Что ж, пожалуй, я увидела достаточно. Теперь мы квиты, и я больше не буду припоминать тебе пещеру гноллов. Радуйся, что не снял тогда с меня штаны, светлячок, — и Тис, улыбаясь собственной шутке, вышла из-под навеса.

— Благодарю, — сказал Утарион ей вслед. — Для дроу ты удивительно любезна, — а потом добавил очень тихо, так, чтобы Тис не услышала: — И удивительно хороша собой.