Импровиз. Война менестреля

Глава 3 Ч. 1

Браккарская эскадра появилась на рассвете, когда в лучах утренней зари розовеют паруса и так зыбка грань между сном и бодрствованием.

Десятки, а может, и сотни мачт возникли на горизонте, едва заметные, будто игрушечные кораблики, которые делали вирулийские мастера, помещая их в бутылки из толстого стекла по три штуки сразу. Они двигались к бухте Эр-Трагера медленно и неотвратимо, готовые осуществить задуманную месть и положить конец своеволию обитателей материка.

Конечно же, их появление не стало неожиданностью для защитников столицы. Разведка, которую старательно налаживал адмирал Жильон, доложила о северянах две седмицы назад, когда они появились у берегов Калвоса. Никто не предполагал, что оставленные там галеры задержат браккарцев. Слишком неравны силы. Но наблюдатели сумели пересчитать хотя бы приблизительно боевые каракки, оценить их орудийную мощь. От Калвоса к материковому берегу помчались три быстроходных яла, везя одинаковые донесения, чтобы никакая случайность не помешала доставке сведений командующему трагерским флотом.

В дальнейшем корабли браккарцем оставались под пристальным и неусыпным присмотром. За сутки до их появления на рейде Эр-Трагера вся береговая артиллерия и стянутые на защиту столицы галерные флотилии были приведены в состояние боевой готовности. Менестрели ночевали в фортах, где им и предстояло сразиться с врагом.

Заглянувший в гости к Лансу капитан Васко рассказал, что моряки настроены умереть, но не капитулировать. Если под натиском браккарцев падут форты, то в бой вступят галеры. Да, они несравнимы по количеству пушек с каракками, зато превосходят их в маневренности. Несколько галер-фуст начинили порохом. После сближения и таранного удара они должны будут взорваться, увлекая островитян на дно вместе с собой.

Жерал альт Кунья и Луиш альт Фуртаду приказали покинуть город женщинам, детям и старикам, кроме тех, кто согласился остаться и помогать военным. Если браккарцы попробуют повторить свой прошлый фокус с бомбардировкой жилых кварталов, то их ожидает жестокое разочарование. Дома разобьют, само собой, но их можно отстроить лучше прежних, если вернутся люди, которых нужно спасти любой ценой. А осознание моряков и солдат, что под градом вражеских ядер не гибнут их жёны, родители и дети, только прибавит им стойкости.

Трагера напряглась в ожидании битвы необычайной важности. Быть или не быть ей, ка к державе, решится сегодня-завтра.

Ланс стоял, облокотившись на невысокую стену укрепления верхнего ряда обороны. Отсюда открывался превосходный вид от края до края моря. Вдали виднелся Северный форт, обороной которого командовал Регнар. Отсюда — не больше муравейника. И не подумаешь, что почти полсотни тяжёлых пушек сейчас развернуты жерлами в сторону приближающейся армады. Столько же и в Южном форте. Сила немалая, но менестрель не обольщался. Каждая браккарская каракка несёт от дюжины до двух десятков орудий, а самые большие — адмиральские — не меньше тридцати, включая установленные на верхней палубе. И кораблей прибыло столько, что невольно сердце уползает в пятки.

Ожидая, когда подтянутся музыканты-трагерцы, Ланс полной грудью вдыхал солёный ветер, подставив грудь под его холодные струи. Он не застёгивал камзол, рассчитывая быстрее проснуться. Что может быть лучше свежего морского ветра? Попытался сосчитать медленно ползущие каракки. Ветер задувал юго-западный, а эскадра шла в северо-запада-запада — почти в галфвинд. Но разве это помеха для прирождённых моряков. Считал-считал… Добрался до трёх десятков и сбился, понимая, что едва осилил четвёртую часть. Значит, огневая мощь северян превышает трагерскую в четыре-пять раз. Невесело.

— Зато восходящее солнце будет светить им в лицо, а нам в спину, — послышался хрипловатый голос.

Ланс повернул голову. Рядом стоял, ёжась под порывами осеннего ветра, комендант Южного форта — капитан Айо альт Бароу. Невысокий, кривоногий, словно райхемский кочевник, с лёгкой сединой в чёрных, как смоль волосах, и багровым шрамом на правой щеке.

— Хоть какая-то радость, — криво усмехнулся менестрель. Он не чувствовал обычного настроения, предшествующего бою — злого и азартного. Неужели он так изменился? Постарел? Или, может, просто утратил способность радоваться жизни? Хотя, какая уж там жизнь… Через одну-две стражи начнётся кровавая баня, в которой погибнут сотни, если не тысячи людей. Сильных, смелых, решительных. Браккарцев и трагерцев. И хотя Ланс от всего сердце ненавидел первых и сочувствовал вторым, на душе было паскудно и как-то кисло. Будто вместо глотка доброго вина пригубил перебродивший уксус. — Учитывая их перевес в силе, мы должны цепляться за каждую мелочь.

— Я был тогда в Северном форте, пран Ланс, — Айо альт Бароу передёрнул плечами под кожаной курткой. — Теперь я знаю, что такое преисподняя. И не боюсь её. Выжил чудом, но потерял страх. — Он провёл пальцем по шраму.

— Это оттуда? — спросил Ланс.

— Да. Ядро разбило в щебень кладку нашей стены. Меня посекло. Потерял сознание. Очнулся — вокруг трупы. Кровь, кишки, обгоревшая одежда. Клянусь святым Ягеном, я видел кусок черепа, срезанный, как топором. В нём были чьи-то мозги. Вот тогда-то и мои мозги и переменились. Сдвинулись или сползли, как кому угодно. Меня считают безумцем, а я мечтаю лишь об одном — увидеть палубу, на которой будут лежать мозги северян.

— Вряд ли вы это увидите. На абордаж мы с вами не пойдём, даже если победим. Для этого есть эскадра адмирала Жильона.

— Я знаю. Я просился к капитану Васко. Он ответил, что больше всего пользы Трагере я принесу здесь, командуя пушкарями. И отказал.

Ланс вздохнул. Когда-то он тоже ненавидел браккарцев до такой степени, что мог зубами рвать любого из них.

— Когда-то я тоже ненавидел браккарцев. Потом успокоился.

— То, что они творили в Эр-Трагере нельзя забыть и простить.

— Не буду спорить. Нельзя ни забывать, ни прощать. Но ненависть — плохой помощник в бою, когда надо не умереть зазря, а победить.

— Когда воину предлагают выбор между жизнью и смертью, он должен выбрать смерть.

— Не понял?

— Так говорил мой отец. Выбор между жизнью и смертью прост и понятен. Это как выбор между честью и бесчестьем. Слишком часто выбирая жизнь, мы изменяем сами себе.

— Кем был ваш отец? — Менестрель продолжал следить за эскадрой, которая всё приближалась и приближалась.

— Капитаном галеры «Вольная». Береговая охрана Энеко альт Юстебана. Когда мне было десять лет, он вступил в бой с двумя пиратскими каракками. Хотя мог убежать — уйти на вёслах против ветра, они бы не догнали его. Но тогда браккарцы ограбили бы купеческий караван и взяли бы на приз все суда. Мой отец между бесчестьем и смертью выбрал смерть.

— Но он, хотя бы, победил? — Ланс нашарил в кошельке на поясе зрительную трубку, которую не постеснялся снять с трупа капитана Махтуна алла Авзыз из Дома Изумрудного Яблока.

— Одну каракку «Вольная» протаранила и пустила на дно. Вторая изрешетила галеру ядрами картечью. Все моряки погибли, но купцы успели уйти и пираты их не догнали.

— Значит, смерть достойная.

Внизу за насыпными брустверами, облицованными камнем и выложенными из гранитных глыб равелинами и барбетами, хлопотали артиллеристы, готовясь к бою. Выкатывали бочонки с порохом. Конечно не все — погреб для огневого зелья располагался на глубине в добрый десяток локтей под фортом, был снабжён узким кривым лазом и тщательно укреплённым перекрытием. Всё для того, чтобы случайное ядро противника не лишила защитников укрепления боевого запаса. Пополняли морской водой здоровенные приземистые бочки. Из них будут черпать вёдрами и обливать стволы пушек, раскалённые после выстрела. Канониры забивали первые заряды. Лучше быть готовым изначально, чем суетливо закатывать ядро, когда начнётся пальба. Вспомогательная команда раскладывала переброшенные через блоки верёвки. За них будут возвращать откатившееся орудие на место. Не торопились пока только менестрели. Впрочем, их время ещё не пришло.

— Любая смерть достойная, если это смерть в бою.

— Не скажите, пран Айо. Настоящий воин, умирая, стремится захватить с собой как можно больше врагов. Просто умереть по силам любому. Умереть так, чтобы о твоей смерти слагали песни — только истинным героям.

— Я знаю. — Трагерец снова потёр шрам. — Смерть труса не будем рассматривать изначально. В моей державе предпочитают о них не вспоминать.

— В моей тоже.

— Я знаю. Аркайлцы — храбрый народ. Только после смерти герцога Лазаля им не везёт с правителями.

— Всякое бывает в жизни человека. В жизни державы тоже случаются чёрные и белые полосы. Я предпочитаю не злословить о правителях своей страны, какие бы несчастья не принесли они лично мне. Никогда. — Менестрель неожиданно вспомнил девиз Дома Багряной Розы.

Он вытащил зрительную трубку и, слегка рисуясь перед собеседником, поднёс её к правому глазу, зажмурив левый. Не сразу, но отыскал браккарские корабли, идущие двумя колоннами в кильватерном строю. Все они развернули реи почти вдоль судна, и из-за сильного бокового ветра завалились на левый борт. Красиво. Трепетали разноцветные вымпелы, указывающие на принадлежность капитанов к тому или иному Дому. Кормовые флаги подняли только выходцы из Высоких Домов и адмиралы, командующие арьергардом и авангардом. Основные силы, сосредоточившиеся в середине колонны, возглавлял сам король — Ак-Орр тер Шейл. Ланс хорошо разглядел синее полотнище с белой акулой, изогнувшейся, как будто ей хорошенько приложили веслом по брюху.

Менестрель неплохо читал по-браккарски — спасибо Дар-Шенну по прозвищу Злой Язык. Их буквы немного отличались от принятых на материке и южнее. Были более угловатыми и узкими, а вдобавок заострялись, как кинжалы, там, где айа-багаанцы, например, рисовали красивую вязь, не уступающую лучшим кружевам. Многие соотечественники Ланса напрочь отказывались понимать письменную браккарскую речь, хотя вслух могли болтать с островитянами о чём придётся и сколь угодно долго. Требовали переписчиков, давая заработать целой армии ушлых грамотеев. Ну, пусть не армии, но две роты кормились в одном только Аркайле, не говоря о малых городах и торговых миссиях.

Альт Грегор никогда не понимал подобной спеси. Нет ничего проще, чем выучить десяток или два отличающихся буквиц. Если кто туго соображает, то потратить немного времени и сил. Ведь те, кто упрямился, напрочь лишили себя удовольствия восхититься названиями браккарских каракк, выписанных вдоль бортов яркими красками. Некоторые сияли надраенной медью и даже золотом. Ну, конечно, если у тебя под рукой, кроме умения читать, есть ещё и айа-багаанская зрительная трубка.

В правой линии шли трёхмачтовые суда с большим водоизмещением и дальнобойными ушками. Принадлежали они Высоким Домам и Домам менее знатным, но сколотившим хорошее состояние, в том числе и на грабежах материка. Их названия отличались выспренностью и избыточным самолюбованием, которым, по мнению Ланса, грешили все до единого браккарцы, просто не у каждого эти недостатки выпячивались так же сильно, как гниющая культя у нищего, побирающегося на паперти.

В левой линии заходили каракки помельче. Их водоизмещение не позволяло нести много дальнобойных пушек. Две мачты. Знамёна небогатых Домов. И названия кораблей не слишком выспренные. Ну, «Злая чайка», «Ворон смерти», «Чёрная акула», просто «Каракатица»… Последняя, кстати, смотрелась очень неплохо, напоминая «Лунный гонщик», нашедший свой конец в объятьях кракена. Шли, влекомые туго натянутыми парусами, «Красотка Телла» и «Любимая Айла». Кто такие? Возможно, чьи-то жёны, матери или любовницы.

Правая линия судов, сияла в подлинном, а не в переносном значении этого слова. Трёхмачтовые каракки — на фоке и гроте прямые паруса, а на бизани — «косой», треугольный, как на айа-багаанских фелуках. Высокие надстройки квартердека и фордека разукрашены в яркие цвета. Не синий и красный, а ультрамариновый и алый. Если жёлтый, то сияет, как спелый лимон. Не охра, а свежесорванный с ветки абрикос, сладкий, как поцелуй южной красотки. Позолота. Надраенная до боли в глазах медь. А имена-то, имена кораблей какие! «Молот Святого Брунна», «Сердце Тер-Порта», «Гнев Вседержителя», «Подвиг Святого Йона», «Надежда Севера», «Морская королева»…

И наконец, флагманский корабль — «Гордость Бракки»! Его менестрель разглядел не сразу. Впереди главной каракки, построенное на верфях островитян взамен пущенной на дно в проливе Бригасир «Заступницы Бракки», двигались два десятка кораблей авангарда. Такие же яркие и расфуфыренные, как чудесная птица павлин — любимые украшения быта княгини Зохры, от которых не знаешь, куда спрятаться в аллеях сада. Жирные, наглые. Они могли подойти и клюнуть в колено, ощущая монаршью благосклонность и, следовательно, полную безнаказанность.

Очевидно, браккарцы тоже верили, что возмездия за грехи не будет ни на этом свете, ни на том. Так бывает. Ну, возомнили себя любимцами Вседержителя, которым прощается всё. Ничего. Поглядим, как пойдёт война на этот раз…

— Замечательная игрушка, капитан Ланс! — проговорил пран Айо. Альт Грегор, увлечённый строем кораблей, совсем про него забыл. — Если не ошибаюсь, такие делают на Айа-Багаане?

— Да, забавная штучка, — кивнул альт Грегор. — И весьма полезная.

— Никогда даже в руках не держал, — с завистью проговорил трагерец.

— Немудрено. Айа-багаанцы хранят изделия своих мастеров, как зеницу ока. Тут только дай слабину, сразу разгадают секрет, начнут делать по всему материку и южане утратят преимущество на море. — Ланс улыбнулся. — Это они так думают.

— Они не так уж неправы. И разгадают, и украдут. Лично я отдал бы многое, чтобы в бою разглядывать врага сквозь вашу трубку.

— На время боя не обещаю, но прямо сейчас можете попробовать.

Менестрель протянул хитрое приспособление капитану, который принял его с некоторой опаской.

— Говорят, для изготовления таких трубок используют магию.

— И что с того? Я использую магию каждый день. Иногда по нескольку раз в день.

— Так это для музыки!

— А какая разница? Вот вы же слушаете мою музыку, не боясь заразиться дурной болезнью? — Ланс едва сдерживал смех. Люди — странные существа. Они могут слушать выступление странствующего музыканта или придворного мага, когда весь воздух в зале или над площадью дрожит и едва не искрится от магии, когда Сила клокочет, бурлит и вырываясь на свободу превращается в звуки и аккорды, и при этом не испытывать ни страха, ни угрызений совести. Но стоит им узнать, что магию якобы использовали, чтобы отшлифовать две стекляшки, напоминающие по форме зерно чечевицы, как сразу начинаются сомнения, самых храбрых одолевает робость и нерешительность. — Берите смелее! Как пользоваться, знаете?

— Да. Видел и не раз.

Альт Бароу приставил один конец зрительной трубки к левому глазу.

— Будет удобнее, если второй закрыть, — подсказал Ланс.

— В этом нет необходимости. — Пран Айо провёл большим пальцем по шраму на щеке. — Мой правый глаз ничего не видит со времён того же сражения.

— Прошу прощения. Не знал.

— Что вы! Не стоит извиняться. Я горжусь тем, что потерял часть зрения во имя защиты своей родины.

Комендант форта припал к зрительной трубке и надолго замолчал. А ведь и правда, такие приспособления сильно облегчили бы работу артиллеристов — и сухопутных, и морских. Но если изобретение разойдётся по миру, оно запросто может угодить в жадные лапы браккарцев. Может, поэтому уроженцы южных островов и не пускают зрительную трубку «в люди», что боятся вреда, который она может причинить, встав на службу воинственным северянам.

Пока пран Айо наслаждался зрелищем приближающейся эскадры, Ланс следил за выбравшимися, наконец-то, из казармы заспанными и недовольными менестрелями. Вот что за народ эти музыканты? Подавай им удобства — мягкие постели, тёплые одеяла, горячую воду для умывания и бритья. Можно подумать никто никогда не путешествовал, не служил в армии или наёмных Ротах. Или никто не вышел из обедневшего Дома, который не может обеспечить земные радости даже главным наследникам, не говоря уже о младших ветвях.

Взять того же Пепе альт Виньо из дома Синей Летяги. Он как-то проговорился, что из гостиниц, где останавливается в странствиях, старается улизнуть через чёрный ход, поскольку в большинстве случаев не имеет и медного гроша для оплаты комнаты — всякая оказавшаяся в кошельке монета немедленно пропивается и проедается. А Пирелло? Он вообще родился в вирулийских трущобах и неизвестно, умывался ли до совершеннолетия другой водой, кроме той, что плескалась под сваями его родного дома. А туда же! С вечера потребовал, чтобы к рассвету слуги нагрели котелок воды — он будет бриться! Какие слуги в форте? Ну, предположим, комендант Айо выделил двоих солдат, чтобы те помогали менестрелям устроиться во временном жилье, но уж чистить сапоги или бегать по мелким поручениям, они уж точно не были обязаны.

Ланс с вечера слегка нашумел на подчинённых. Повысил голос, чего раньше никогда не позволял себе. Даже если намеревался бросить перчатку. Претензии, высказанные холодным тоном, всегда ранят больнее. Но ту т не сдержался. Досталось всем — и «непревзойдённому» Эрике альт Дако, и суровому и мужественному Лобо альт Эскобану, и тихому и незаметному бретёру Рую альт Сомаро, и кривоногому Лаго альт Браццо… выслушали немало нового о себе и самые безобидные из команды — красавчик Ридо альт Сантош и толстяк Уго альт Тардин. Если остальные пытались возмущаться и оправдываться, то эти двое приняли упрёки, как должное и, не проронив ни звука, ушли спать.

Лобо альт Эскобан, когда схлынула первая волна гнева Ланса, пообещал, что проследит, чтобы все менестрели не пытались выгадать особых удобств, а ночевали, как любой солдат или офицер из артиллерийской команды форта, то есть вповалку под плащами и тонкими одеялами.

Сам альт Грегор долго не могу уснуть, поскольку мучился вопросом — справедливо ли он поступил? Мимоходом обидел людей, которые готовы жизнь отдать за свою родину и пришли делать это совершенно добровольно. Ведь если бы не трагерские менестрели, то ему с Регнаром пришлось бы встречать браккарскую армаду вдвоём. Хорошо для песен и баллад о героической смерти, но войны выигрывают не те, кто красиво погиб, а те, кто безжалостно и неотвратимо уничтожает врагов. Вряд ли два аркайлских мага-музыканта справились бы с этой задачей, даже если допустить, что по силе они превосходят любого из местных.