Импровиз. Война менестреля

Глава 2 Ч. 2

— Постараюсь не утомить ваше величество излишними подробностями. Итак… — Нор-Лисс позволил себе откинуться на спинку стула и немного расслабился. Вот прямо сейчас всадить бы в него арбалетный болт с подпиленным остриём, чтобы кашки в кашу… Но нет, нельзя. Он слишком полезен державе. Король вздохнул и покачал головой. — Родился Нол альт Гуаф на Айа-Багаанских островах в семье небогатого дворянина. Отец его не поднялся выше десятника гвардии Дома Чёрного Буревестника. У них это звание именуется «ча-вуш». Сам пран Нол в юности тоже носил другое имя. Нолла алла Гафур. Ему прочили карьеру военного, но по неведомой причине в шестнадцать лет парень сбежал из дома и вообще с островов, направившись в Вирулию. Там он поступил в Академию, желая стать астрологом.

— Вы всё это выудили из наполовину испорченной книги?

— Нет, что вы, ваше величество. Мне пришлось поручить десяти ученикам нашего Ордена искать в книгах любое упоминание о поэте.

— Упорство, достойное лучшего применения.

— Семь лет кропотливого труда, — с оттенком грусти произнёс Нор-Лисс. — Чтобы узнать, что в Академии Нол альт Гуаф так и не доучился. Причина очень простая — отсутствие денег на оплату курса и полное неумение их зарабатывать. Какое-то время он жил в Вирулии, потом сорвался с места и объездил все державы материка, нигде подолгу не задерживаясь. Наконец, в Лодде он прибился к монастырю Святого Серафино, стал послушником в довольно зрелом возрасте и, казалось, остепенился на долгие годы. Но неожиданно для всех старика Нола альт Гуафа арестовала церковная тайная служба. Его обвинили в ереси и колдовстве, и вскорости утопили в заливе. В Лодде тогда предпочитали именно эту казнь — преступника совали в мешок вместе с несколькими тяжёлыми валунами и сбрасывали с борта епископской галеры.

— Что же следует из вашего рассказа?

— Из истории жизни поэта следует только то, что он был никчемным человеком, как и все поэты. А вот творчество его мы изучили тщательно и подробно. Можно сказать, с пристрастием. Он — пророк.

— Что? — Король, как ни старался сохранить приличествующую ему осанку, не удержался и даже привстал, слегка подаваясь вперёд.

— Всю жизнь он писал четверостишия. Их ещё называют катренами. После смерти оказалось, что это не просто рифмованные строчки, а предсказания.

— Как же это выяснили?

— Его предсказания начали сбываться.

— Нет, пран Нор-Лисс! — Король хлопнул ладонью по столу. — Я ожидал от вас большей серьёзности. В ваши-то годы! Какой-то безумец писал эти… Как их?

— Катрены, ваше величество.

— Вот именно — катрены. Другие безумцы начали их читать… Почему ни в одном из двенадцати государств не додумались просто читать стихи поэта альт Гуафа, чтобы избежать засухи или мора? Почему не готовятся заранее к войнам, коль всё предсказано уже до нас?

— Его стихи сложны для понимания. Он редко называет вещи прямыми именами. Только намёки, только смутные образы. Поэтому его не считают великим предсказателем ни в Унсале, ни в Лодде, ни в Аркайле…

— А в Браккаре вдруг решили считать?

— Я всегда ищу необычные пути, когда борюсь с врагами. Поэтому мне удаётся побеждать. Удавалось, до нынешнего времени. Пророчества Нола альт Гуафа сбываются, но для того, чтобы понимать их и быть готовым, нужно потрудиться. Для этого мои ученики сверяли катрены с историческими хрониками и летописями. Искали аналогии, выстраивали законы для понимания поэтических образов. Да, Нол альт Гуаф был безумцем, за что и поплатился — слишком уж часто он с презрением отзывался о Церкви и допускал уничижительные выпады в сторону аббатов и епископов. Но кто знает — не в безумии ли и таится разгадка гениальности его предсказаний? Вы же знаете, что юродивые и кликуши часто прорицают будущее.

— И что же он предсказал? На чём зиждется ваша уверенность, что книгу Нола альт Гуафа нужно тщательно изучать, а не сжечь в походном костре?

— Он предсказал засуха в Трагере, мор и бунты. Изобретение порох, пушек и аркебуз.

— Разве это произошло после его смерти?

— Скажем так, вскоре после его смерти. Он предсказал противостояние Дома рубинового Журавля и Дома белого Орла в Кевинале и то, что альт Форреско склонятся перед предками нынешнего великого герцога…

— А что ещё?

— Кракена, восставшего из морских глубин? Дождь из лягушек в северной Вирулии? Чирей у правителя Тер-Веризы?

— Вы зря иронизируете, ваше величество… — горестно вздохнул Нор-Лисс. — Он предсказал возникновение нашего Ордена. Ордена Магов-Учёных.

— Это каким же образом?

— Вот послушайте… Я помню наизусть далеко не все катрены Нола альт Гуафа, но кое-что врезалось в память, несмотря на моё старческое слабоумие.

— Ну, удивите меня.

— Пожалуйста.

Нор-Лисс прикрыл глаза и хриплым заунывным голосом прочёл четыре строки:

— Рабам доступен только звук.

Свободный изменяет мир.

Желаньем, а не силой рук,

Презрев святош пещерный клир.

— И что тут пророческого? — разочарованно протянул Ак-Орр. — По-моему, какие-то вольнодумные призывы. Вдобавок оскорбление Церкви. Его не за этот катрен утопили?

— Кто знает? Может, и за этот… Он, хотя и жил при монастыре, о священниках и монахах отзывался весьма нелестно. И это я ещё очень мягко говорю. Но катрен вполне понятен, если немного подумать. Рабы — маги, покорные древнему обету не употреблять Силу на что-либо, отличное от музыки. Свободные люди — те, кто рискнул преступить запреты. Речь идёт именно о магии, ибо «желаньем, а не силой рук». Ну, и противоборство церковников, которое преодолевал наш Орден на заре своего существования, тоже отражено.

— Весьма спорно… Мне видится, что эти стихи допускают двоякое, а то и троякое толкование. О каких пророчествах может идти речь?

— Что ж, ваше величество. Постараюсь вас убедить. Вот катрен о смуте в Аркайле, когда наследники Дома Красного Льва убили отца и попытались захватить престол. Высокие Дома сцепились меж собой в борьбе за власть.

Кинжал отцу от малых львят.

Смутьянам — плаха и топор.

Весь север пламенем объят.

Тишайший выиграет спор.

— И что из этого следует?

— Тишайшим прозывали прапрапрадеда герцога Лазаля, который никогда не вступал в споры, не лез первым в битву, но сумел, как видите, добыть герцогскую корону для Дома Чёрного Единорога.

— Верится с трудом.

— В летописи?

— В пророческий дар Нола альт Гуафа.

— Тогда вот вам ещё катрен. Два с половиной века назад в Трагере враждовали Дом Золотой Розы и Дом Пурпурного Меча. Нынешний правящий Дом тогда победил в нелёгкой борьбе.

Встречая беспощадный меч,

Златая роза на щите

Утратит горностаи с плеч,

И дни окончит в нищете

Или вот война за королевскую корону в Унсале.

Пойдёт войной на князя князь

Кто прав, кто виноват из них?

Сестре вольёте в горло грязь,

Чтоб звон клинков навек затих.

Ангелина, дочь короля Эдеварда Второго пыталась сместить с престола своего младшего брата. Но большинство дворян не поддержали её притязания. Принцессу Ангелину арестовали и заточили в подземелье, где она и захлебнулась несколько лет спустя при очередном разливе Уна. А в державе приняли так называемый закон примогенитуры — власть отныне и вовеки должна передаваться старшему ребёнку мужского пола.

Ак-Орр хотел было возразить, но глава Ордена Магов-Учёных не дал ему и рта открыть:

— А вот несколько строк о ближайшем к нам времени. Помните созданную в прошлую трагерскую кампанию антибраккарскую коалицию?

— Мне ли её не помнить? Конечно помню.

— Тогда слушайте, что Нол альт Гуаф написал о грядущей коалиции.

Святоша и пропойца-плут,

Синица, ворон и журавль,

Когда к согласию придут,

То посох остановит сталь.

Обратите внимания, упомянуты все правители, готовые заключить договор о войне против нас. Святоша — епископ Руженский. Пропойца-плут…

— Позвольте, я угадаю. Это Ронжар Безумный?

— Я в восхищении, ваше величество. Только вы могли так быстро уловить суть поэтических образов прорицателя Нола. «Синица» и «Журавль» в поясннеиях не нуждаются, я полагаю.

— Альт Рамирез и альт Форреско?

— Вне всяких сомнений.

— А «ворон»…

— Нынешний дож Вирулии из Дома Белого Ворона.

— Правильно. И совсем не упомянут Аркайл…

— Который, как всем известно, является нашим союзником.

— А посох — это их миролюбивые действия, надо полагать.

— И он противопоставляется захватчикам-браккарцам, которых символизирует сталь.

— Знаете, пран Нор-Лисс, я пока не поверил окончательно, — в голосе короля промелькнули заинтересованные нотки. — Но мне хотелось бы ещё что-нибудь услышать.

— С радостью, ваше величество. Вот, к примеру, такой катрен. Думаю, вам знаком человек, о котором ведётся рассказ.

Ловец удач, любимец нот

Сыграет смерти импровиз.

Тому, кто рядом с ним идёт,

Судьба простит любой каприз.

— О, да! — Ак-Орр выглядел слегка ошарашенным к немалой радости мага-учёного, который начал уставать от недалёких вопросов, пропитанных властным апломбом. — Неужели речь идёт о Лансе альт Грегоре?

— Именно о нём. Когда я впервые ознакомился с этим четверостишием, то знать не знал и ведать не ведал, кто такой Ланс альт Грегор и чем он знаменит. Вы же знаете, все эти музыкальные потуги жалких недоучек с материков меня мало интересуют. Соперников моим ученикам я в них не видел и не вижу. Пиликать на скрипочке или бренчать на цистре — невеликая заслуга. Попробовали бы они отыскать залежи медного колчедана при помощи Силы.

— Но он вас заинтересовал?

— Да. Особенно, что касается «того, что рядом с ним идёт».

— «Судьба простит любой каприз…» Имеется в виду грех? Или проступок?

— Полагаю, речь идёт о том, что судьба потворствует друзьям и сторонникам Ланса альт Грегора. Вскоре после того, как я начал собирать сведения о менестреле, он сам заявил о себе. И громко заявил, убив Ак-Карра тер Веррона.

— Которого его отец, мой кузен, очень хотел сосватать к моей дочери. К любой из дочерей. Но радостнее всех предложение руки и сердца восприняла бы Ирелла.

— Да, Ак-Нарт очень хотел воспользоваться тем, что сыновей у вас нет. Спал и видел своего Ак-Карра в короне Браккары.

— И он тоже погиб от руки альт Грегора.

— Да. В то время мне удалось убедить прана Ланса, что мы — его друзья.

— Мы — это кто?

— Вы и я. Те, кто правит Браккарой. Ак-Нарт из Дома Жемчужного Нарвала сам выбрал свою судьбу. А может, высшие силы подтолкнули его под клинок менестреля.

— А потом он сбежал, — почти прорычал король.

— Что поделаешь? Он ли подкупил айа-багаанского купца или южанин разыграл неизвестную нам карту — мы не узнаем уже никогда.

— Если не пленим Ланса альт Грегора и не допросим с пристрастием.

— Думаю, не стоит так рисковать. Какие ещё потрясения он принесёт Браккаре? Лично я, увидев альт Грегора, не смогу перебороть желания немедленно расправиться с ним. Он слишком много знает.

— По вашей вине, пран Нор-Лисс.

— Готов понести любое наказание, но лишь после того, как сам исправлю ошибку.

— Расправившись любой ценой с альт Грегором?

— Именно так, ваше величество.

— Что ж… Не буду вас отговаривать. Хотя и не представляю, каким образом вы намерены осуществлять свои замыслы.

— Очень просто. Менестрель сейчас в Эр-Трагере. Или в его окрестностях. Зная его натуру, я могу предположить, что альт Грегор сейчас записался в армию или флот Трагеры и готовится сражаться с нами.

— Откуда у него эта ненависть к Браккаре?

— Я так и не смог это выяснить в частных беседах. Возможно, наш соотечественник обидел его в детстве? Так бывает иногда. Отняли игрушку у ребёнка, а ненависть сохраняется до конца дней, даже у глубокого старца.

— Я так понимаю, пран Нор-Лисс, сейчас вы говорите не серьёзно.

— Иногда надо и не серьёзно, ваше величество. Я уверен, что менестрель будет не просто сражаться. А попытается использовать полученные на островах знания против нас же.

— В борьбе против сильного противника хороши все средства.

— Предполагаю, что его друг — маг-музыкант Регнар альт Варда тоже с ним.

— Откуда такие умозаключения?

— Из чтения катренов Нола альт Гуафа. Вот послушайте, что он пишет в одном из более поздних четверостиший, сложенных незадолго до ареста и казни:

Отважных тысячи падут.

Огонь, сверкающий в ночи,

Вцепившись лапами в редут,

Дарует смерть грозе пучин.

— Что означает эта аллегория? «Огонь, сверкающий в ночи», «гроза пучин», редут какой-то… Как по мне, так этот катрен полностью лишён смысла, в отличие от других, которые вы мне зачитывали.

— А на мой взгляд, всё просто и понятно. Грядёт сражение. Некто, обороняющий укрепление, которое альт Гуаф ошибочно назвал редутом… Ему простительно, он никогда не был военным. А это вполне может быть форт береговой обороны Эр-Трагера. Так вот, некто, обороняющий форт посягнёт на жизнь грозы пучин, то есть белой акулы, ваше величество.

— Вот как? — плечи короля напряглись. Того, кто решил бы, что Ак-Орр тер Шейл способен испугаться, ждало жестокое разочарование. Уж кто-кто, а браккарский король от опасности не бегал никогда. Напротив, увидев её, он устремлялся навстречу. Истинная кровь древних воителей, которые созидали державу, раскинувшуюся на северных островах, и покрыли её неувядающей славой. — Кто же это такой? Огонь, сверкающий в ночи? Светлячок? Или дракон? Герб какого Дома приходит вам на ум в первую очередь?

— Дом Огненной Саламандры.

— Как-как? Саламандры?

— Огненной Саламандры, ваше величество. В стародавние времена люди полагали, что есть вид саламандры, который светится ночью и приводит путника к кладам, если, конечно, зверушка настроена доброжелательно. Огненная Саламандра — герб Регнара альт Варда.

— Друг Ланса альт Грегора. — Король не спрашивал, король утверждал. На щеках его заиграли желваки. Должно быть, он уже представлял, как ударом абордажного тесака сносит голову магу-музыканту.

— Именно так.

— Что ж. Мы ещё поборемся. Поглядим, чья возьмёт. Ведь, как показал катрен об антибраккарской коалиции, не все его пророчество обязательно сбываются.

— Я бы даже сказал, пророчества существуют для того, что осведомлённые люди могли их подправить к своей пользе. Чем я и занимаюсь, упорно и усиленно.

— Жаль, менестрели и маги-музыканты не сидят во дворцах, а странствуют по свету. Не всякий убийца сыщет, даже за хорошие деньги.

— Но в настоящее время мы знаем их местоположение.

— Весьма приблизительно. Эр-Трагер — город не маленький. А с учётом того, что к нему сейчас стянуты войска со всего великого княжества, найти там двух не слишком приметных менестрелей, как мне кажется, равнозначно надежде отыскать иголку в стоге сена.

— Не совсем так, ваше величество. Уж простите, что я усомнился в ваших рассуждениях. Во-первых, оба они из Аркайла. И альт Грегор, и альт Варда. Они отличаются от трагерцев — говор, цвет волос и глаз… Да мало ли что ещё? Предвижу замечание, что столица Трагеры сейчас наводнена наёмниками всех мастей, прибывшими из всех уголков материка. Да, это так. Но поверьте моему опыту — эти двое выделятся в любой толпе. Если не внешностью и произношением, то делами и поступками. Менестрель не может запретить себе играть. Музыка — это их жизнь. Как птица нуждается в полёте, а хищник в свежем мясе с кровью, так душа мага-музыканта требует звуков. Менестрель будет тянуться к любому инструменту, хоть мало-мальски похожему на музыкальный. И найдя его, немедленно что-то сыграет. Вторая, немаловажная слабость менестрелей — им нужна публика. Зрители, слушатели, толпа. Менестрель, который музицирует без слушателей, это как крот, вьющий гнездо на дереве. Или кальмар, пасущийся на лугу. Так что эти двое неминуемо себя проявят. И тогда их разыщут убийцы, посланные по следу уже давно.

— Я вижу, вы отказались от мысли склонить альт Грегора на нашу сторону, — улыбнулся король.

— Это была самая большая моя ошибка. Надо было устранить его сразу, как только он ступил на землю Браккары. Жестоко и показательно.

— А почему же вы медлили?

— Во-первых, я надеялся, что он заинтересуется новым делом и, если не перейдёт на нашу сторону, то станет доступным к сотрудничеству, — вздохнул Нор-Лисс. — А во-вторых, я не смог отказать себе в удовольствии убрать напыщенного болвана Ак-Нарта — вашего свихнувшегося кузена — руками чужестранца.

— Зачем? После смерти последнего сына Ак-Нарт был уже не опасен. Главная ветвь Дома Жемчужного Нарвала увяла бы вместе с ним.

— Последние несколько месяцев он был не в себе и мог пойти на любой шаг — даже самый глупый и безрассудный. Например, устроить заговор.

— Любой заговор становится известным Дар-Пенну тер Кварру за пару дней до того, как состоится.

— Вы так считаете, ваше величество?

— Уверен, — прищурился Ак-Орр.

На самом деле он не верил во всесильность тайного сыска, но очень уж хотелось подразнить Нор-Лисса. Разве можно отказать себе хотя бы в такой маленькой слабости?

— Склоняюсь в низком поклоне перед вашей мудростью. — Торжественно проговорил учёный, но мелкие демоны, пляшущие в его глазах, просто визжали об обратном. — Но, что сделано, то сделано. Ак-Нарт погиб. Альт Грегор должен был скончаться от ран. Возможно, мы даже объявили бы его героем Браккары и посмертно сделали из него всенародного любимца. Мне это было бы вдвойне приятно, учитывая нескрываемую ненависть менестреля к моей родине и соотечественникам. Впрочем, сейчас в этих рассуждениях нет никакого толку. Можно считать, что спусковой крючок арбалета нажат, стрела устремилась к цели. Рано или поздно, он умрёт. Но я думаю, уместнее говорить о «рано», чем о «поздно». И его друг тоже должен умереть, дабы не причинять вреда «грозе пучин». И вот ту я вынужден прочитать вам ещё один катрен. Не хмурьтесь, ваше величество. Последний на сегодня.

— Я хмурюсь не из-за стихов. Мне жаль талантливого музыканта. Такие рождаются раз в сто лет. Но он выбрал не тот курс и, несмотря на попутный ветер, обречён пойти на дно. Я, пожалуй, помолюсь Вседержителю за упокой его души в храме Святого Йона и пусть суровый, но справедливый Беда укажет ему дорогу в посмертие. Читайте ваш катрен!

— Читаю, ваше величество!

Владык полуночных стрела

Не встретит искомую цель.

Монахом наложена длань,

Из гроба восстал менестрель.

— Что это? — Устало и непонимающе пробормотал король. — Что это за сказки старой няньки? Люди не восстают из гроба, если уложены туда правильно — пуля, стрела, кинжал, яд. Главное, надёжно и наверняка, а там хоть налагай длань, хоть не налагай…

— Вначале мне тоже показалось, что катрен этот отдаёт безумием. Или, думал я? мои ученики неправильно распознали заложенные в него образы и не отыскали правильный ответ на заданную головоломку. Но собрав некоторые сведения об отце Сабане, который был много лет духовником герцога Лазаля, я переменил мнение.

— Вот. Наконец-то мы вернулись к началу нашего разговора. — Ак-Орр сцепил пальцы и оперся локтями о столешницу, сдвинув карту. — Чем же так знаменит отец Сабан?

— Знаменит он тем, что долго терпел вспыльчивый и суровый нрав его светлости Лазаля из Дома Чёрного Единорога. Кротко сносил приступы буйства, увещевал, когда герцог пускался в загулы, сдерживал, когда тот проявлял излишнюю жестокость по отношению к провинившимся вассалам. Даже лечил.

— Даже так? У Лазаля не было хороших лекарей?

— Наверное, были, но и болезни герцога яростно сопротивлялись целителям. Вернее, сопротивлялся он сам, поскольку всегда видел в назначении снадобий и, в особенности, в требованиях полежать хотя бы седмицу в постели посягательство на свободу правителя. А на самом деле, Лазаль последние лет пятнадцать свой жизни находился на волосок от смерти. Желудочное кровотечение, застой желчи, загустение крови. Я уже не говорю о подагре — эта болезнь хоть и неприятная, но не смертельная. Несколько раз жесточайшие приступы желудочной и печёночной хвори валили его. Да так метко и сильно, что наследник Гворр уже начинал примерять корону Аркайла. Лекари, знахари и привезённые из Вирулии целители-травники разбегались в ужасе, поскольку виноватых в смерти герцога нашли бы очень быстро, выбрав из их числа. Казалось бы, Лазаль обречён. Но… Поблизости всегда оказывался отец Сабан.

— И как же он лечил Лазаля?

— Да, собственно, и не лечил. Наложение рук на лоб и молитва.

— Именно на лоб?

— В «Деяниях Вседержителя» сказано — и возложит длань болящему на чело. Вот он и возлагал. Болезнь отступала. Причём, отступала настолько глубоко, что герцог начинал бражничать, устраивать балы и таскать в опочивальню молодых любовниц. Лекари возвращались, наперебой предлагая пилюли и микстуры. Через какое-то время всё повторялось сначала. Три года назад у Лазаля и Сабана вышла серьёзная размолвка. Причины её не известны, впрочем, как и подробности ссоры. Но духовник герцога отправился в изгнание, поселившись в монастыре Святого Бердана. А Лазаля через полгода скрутило так, что он начал блевать кровью и умер в муках, кляня всех и вся.

— Интересный рассказ. Но он не объясняет катрена.

— Объясняет. Правда, частично. Из гроба отец Сабан никого не поднимал. Это не под силу человеку. Даже святые никогда не воскрешали мёртвых. Только Вседержитель, и это отмечено в «Деяниях». Но излечить тяжёлую болезнь или смертельную рану… Почему бы и нет? Есть пример герцога Лазаля. Почему бы монаху-подвижнику не проделать тоже самое с менестрелем? Наложение рук и молитва. Ничего сложного.

— Поэтому вы решили убрать отца Сабана.

— Да. Несмотря на то, что Ланса альт Грегора и отца Сабана разделяют тысячи лиг. В этом мире иногда чудеса сбываются и происходят такие события, в которые мы не могли и поверить. Случайность разрушает тщательно продуманные замыслы. Вот кто знал, что герцог Валлио задержится, разбрасывая медяки в толпе? Фитиль прогорел слишком рано и бочонок пороха был истрачен впустую.

Ак-Орр помолчал. Ему по-прежнему хотелось, чтобы Нор-Лисс оказался не прав. Не потому, что действия или слова главы Ордена Магов-Учёных шли во вред Браккаре. Просто, чтобы унизить мерзкого старикашку, который всегда выходил сухим из воды. У него находился ответ на любой вопрос, объяснение любого своего поступка — даже самого неблаговидного. Поймай его на взятке, расскажет, что действует во благо короны и передаст мзду в казну. Немедленно. А может, даже раньше успеет, до того, как выслушает обвинения. Но, с другой стороны, Нор-Лисса нельзя арестовать, упрятать в темницу, осудить, казнить или сослать. Королевской власти на это должно было хватить. В конце концов, слово монарха — закон на островах. Но у главы Ордена нет достойного преемника. Назначить одного из старших по возрасту магов, значит обидеть других. Начнутся склоки, дрязги и разброд внутри Ордена, которые, несомненно, ослабят его. А допускать это никак нельзя. Магия, поставленная на службу науке и державе, — второй столп, поддерживающий величие и славу Браккары. Второй после королевской власти и морской мощи. Значит, Нор-Лисса из дома чёрной Мурены пока что лицо неприкосновенное. Придётся его терпеть. Вот когда могущество Браккады сломит жалкое сопротивление трагерцев, когда Унсала, снедаемая внутренними дрязгами, падёт, как перезрелый плод, в ладонь северного монарха, когда принесут присягу вассальной верности правители Лодда, Вирулии и Аркайла, а Кевинал, оставшись без союзников, будет вынужден уйти в глухую оборону, закрыв границы и отказавшись от торговли с окружающим миром, можно подумать об устранении главы Ордена и замене его на более покладистого. Пусть взваливший на себя это бремя будет не настолько умён, зато не станет злоупотреблять самоуправством. Позже. Всё позже. После победной войны.

— Вы дадите мне почитать книгу Нола альт Гуафа? — произнёс в тишине, нарушаемой лишь плеском волн за бортом, король. — Она очень меня заинтересовала.

— Обязательно, ваше величество. Я прикажу переписать её красивым почерком на чистых пергаментных листах. Новых, а не палимпсестах. Но только после войны. Я не брал её с собой в поход.

— Жаль. Но ничего не поделаешь. Значит, после войны.

Ак-Орр улыбнулся и жестом показал магу, что аудиенция окончена.