Импровиз. Война менестреля

Глава 4 Ч. 1

Из окна городской ратуши Вожерона тюремный двор просматривался гораздо лучше, чем с верхнего этажа гостиницы «Вертел и окорок». Лейтенант Пьетро альт Макос пришёл сюда. Герцогиня Кларина запретила ему лично принимать участие в отправке помилованной преступницы прочь из города.

— Вы теперь главнокомандующий, а следовательно, лицо государственное, — сказала она. — Встретить или проводить посланника из Кевинала или капитана одной из Вольных Рот вам позволено и даже вменяется в обязанность, а прощаться с супругой преступника, убившего наследника престола Аркайла, лучше не надо. Местная знать не поймёт.

Самому Пьетро казалось, что на мнение местных пранов можно наплевать с высокой колокольни, но он ещё не привык командовать большим числом людей и отдавать властные распоряжения, а потому смолчал и лишь покорно поклонился в ответ на тираду правительницы. С того разговора, где Кларина немало озадачила его «языком веера» жизнь Пьетро начала меняться стремительно.

Лейтенант всегда считал себя человеком, который, однажды дав слово, держит его, чтобы там ни случилось. А тем более, если дал слово женщине. В особенности, если она именита и хороша собой. Нет нужды лишний раз напоминать, что Кларина прекрасно вписывалась во все озвученные требования. Пьетро чувствовал, что не может ей ни в чём отказать и, если понадобится, жизнь отдаст за самопровозглашённую герцогиню.

Для начала они поговорили с праном Жероном. Капитан вольной Роты имеет право первым узнать, что от него уходит лейтенант. Само собой, одноглазый кондотьер не обрадовался, в чём честно признался помощнику. После гибели Марцеля у него оставалось два опытных помощника, а теперь один из них попросил отставку. Конечно, деваться некуда, и придётся нацепить лейтенантский бант на одного из сержантов. Пран жерон тоже понимал, что с нанимателями ссориться по пустякам не стоит. Когда на одной чаше весов лежит получаемое согласно договору с Вожероном золото, а на другой — уход со службы офицера, пусть опытного и умелого, приходится делать выбор с учётом интересов всей Роты и самого кондотьера. Незаменимых людей нет — давным-давно озвученная истина. Это означало, что Сергио альт Табаска возьмёт на себя львиную долю всех забот о Роте в то время, как новоиспеченные лейтенанты будут привыкать своим обязанностям и входить в курс дела. Пьетро пообещал, что поговорит с товарищем и сгладит его обиду несколькими кувшинами бурдильонсокго. Но после того как война окончится, конечно же. После этого капитан настоял на встрече с Клариной, и беседовал с герцогиней почти стражу напролёт. Судя по тому, что, выходя от правительницы, он улыбался и, похлопав Пьетро по плечу, пожелал удачи, всё сложилось как нельзя лучше.

Несколько тяжелее получился разговор с Клеаном альт Баррасом. Глава Дома Бирюзовой Черепахи высказал резкое неодобрение. Возможно, он впервые столкнулся с тем, что всегда покорная дочь приняла решение вопреки его воле и упорствовала в нём. Только на четвёртый день переговоров Кларине удалось убедить отца, что главнокомандующего войсками Вожерона необходимо сменить во что бы то ни стало. Пран Клеан потребовал, чтобы Пьетро явился к нему лично и долго пытал каверзными вопросами. лейтенант отвечал честно, как на исповеди. А что он должен был скрывать? Военный опыт? Несомненный полководческий дар, который никто не мог отрицать? Может быть, преданность Кларине, которую каждый легко разглядел бы, даже не прибегая к помощи айа-багаанских зрительных трубок. В конце концов, альт Баррас согласился, что кевиналец, возглавив армию мятежников, принесёт только лишь пользу.

Только после этого Кларина назначила суд.

Снова в городской ратуше Вожерона собрался цвет здешнего общества.

Купцы, жертвующие на армию и ополчение, и цеховые мастера сидели в отдалении — почти под стенкой. Конечно, кроме консула магистрата, занимавшего почётное метсо в первом ряду. Чёрный кафтан мэтра Нико украшала тяжёлая цепь, где чередовались золотые, серебряные и бронзовые звенья. На взгляд лейтенента Пьетро, почтенные мастер, ставший нынче одним из самых влиятельных людей города, походил в ней на боевого пса трагерской породы. Ещё лет двести назад западные соседи Кевинала вовсю использовали в сражениях мощных брыластых собак, одевая их в кожаные доспехи наподобие бригантинов и шипастые ошейники. Псари водили их на сворке, а та пропускалась через кольцо на крепкой цепочке. Вот её и напоминал символ власти на шее консула магистрата.

Дворяне — вассалы Домов Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи — расположились вольготно. Чувствовалось — это их город. Сегодня к ним присоединился капитан гвардии Вожерона — Лотар альт Баррас. Ранее Пьетро видел этого тощего и костлявого прана лет тридцати, наследника Дома Бирюзовой Черепахи, только мельком. Презрительный прищур и остроконечная бородка делали его похожим на злого деревенского козла, который так и ищет, кому бы наподдать рогами. Лейтенант не сомневался, что до войны сын прана Клеана любил дуэли и знал в них толк. И не только дуэли. Именно о нём говорила Кларина, упомянув, что капитана гвардии охота интересует больше, чем безопасность правительницы. Наверное, так. Лотар явился в охотничьей куртке с перчаткой для ловчего сокола, заткнутой за пояс. На тёмно-коричневые брюки налипло несколько соломинок. На сапогах с внутренней стороны белесые пятна — явно конский пот.

Возможно, Лотар увлекался охотой сверх необходимого, но дело своё знал. Пришёл на четверть стражи раньше. Расставил гвардейцев, наряженных в белые камзолы с вышитыми синим солнцем и чёрным единорогом, по залу. Сам скромно занял кресло у двери. Все знали, что гвардейцы называют своим капитаном Клеана альт Барраса, но заправляет в отряде его сын и наследник.

Пришедшие офицеры вольных Рот расположились плотной кучкой. Жерон альт Деррен взял с собой лишь новоиспеченного лейтенанта — Жанеля альт Новилла. Как и обещал кондотьер, Сергио альт Табаска погряз в служебных заботах. У Пьетро даже зашевелилась совесть. Они были дружны несколько лет и теперь, получается, из-за него Сергио света белого не видит. Надо бы как-то встретиться, выпить кувшинчик или два бурдильонского. Нехорошо, когда друзья расстаются таким образом. Горький осадок может со временем перерасти в обиду и неприязнь.

Лейтенант Роже альт Шеннон из Роты Сладких Демонов, хмурый и вечно недовольный, о чём-то неспешно беседовал с капитаном Роты Шустрых Черепах — Тарном альт Вегасом. Оба хранили постные и унылые выражения на лицах, так что и не догадаться — рассказывают они друг другу забавные байки или делятся заботами, нараставшими по мере приближения зимы, как снежный ком.

Рота Весёлых Горлопанов сегодня явилась без капитана.

Задира, весельчак и душа любой компании Асеньо альт Некку третьего дня погиб. Он нашёл в Вожероне красотку-вдовушку и в последнее время посещал её слишком часто и слишком открыто. Прочие капитаны за глаза осуждали его, но воспитывать не торопились.

Опытнейший наёмник, который, несмотря на неполные тридцать лет, прошёл десяток мелких войн и пограничных заварух, имеет полное право устраивать свой быт и досуг. И если ему напевать на безопасность, значит, это его выбор. Да, он всегда бал с собой двоих наёмников — головорезов, каких поискать. Если бы кто-то вздумал напасть на них в тёмном переулке, то три шпаги и три кинжала, не говоря уже об арбалетах и метательных ножах, остановили бы десяток разбойников. Но враг поступил хитрее.

Предательство и подлость вполне в манере тайного сыска любой державы, поэтому в смерти Асеньо альт Некку, не сговариваясь, обвинили лазутчиков из стана Маризы альт Ставос — коронованной герцогини Аркайла. В погреб под домом любовницы кондотьера кто-то заложил бочонок с порохом. Кагда закончилась первая ночная стража, рвануло. Дом обрушился, погребая под собой всех — и капитана Асеньо с любовницей, и телохранителей, коротавших время на кухне за игрой в кости, и прислугу, мирно спавшую в своей комнате.

Рота ещё не оправилась от потери любимого командира. Лейтенанты приняли решение — оттянуть всех бойцов в лагерь под Вожероном и там уже определиться, кто же займёт место капитана? Теперь от «весёлых горлопанов» на суд герцогини явились три лейтенанта, знаменщик и даже казначей Роты — невзрачный лысоватый старичок, способный, как утверждали близко знавшие его, с лёгкостью обвести вокруг пальца и айа-багаанца, и браккарца.

Не увидел Пьетро и рейтарского капитана Льена альт Зелло. Вот уже полторы седмицы бравый вояка лежал в земле на погосте у сельской церквушки неподалеку от Глевера. Его эскадрон застукал врасплох большой отряд «правых», вовсю грабящих крестьян. Вожеронцы хладнокровно окружили врагов и перебили до последнего. Пленных не брали. Но шальная пуля из аркебузы пробила кирасу капитана Льена и прошла через печень и лёгкое. Лекари отказались что-либо предпринимать, только взглянув на рану. Капитан отошёл в Горние Сады к началу пятой стражи.

Зато вместо выбывших из строя появились несколько новых офицеров, с которыми Пьетро не довелось повидаться раньше. Некоторые понравились ему с первого взгляда — открытые лица, прямые взгляды, честные, бесхитростные речи. В других чувствовалась какая-то червоточинка. Как фальшивые драгоценности — вроде бы и блестят, а что-то не то и не так.

Открыл благородное собрание декан Вожерона и окрестностей, благочинный отец Реми. Он выглядел ещё более уставшим, чем раньше. Казалось, будто духовному наставнику герцогини не дают спать уже дней пять. Возможно, так оно и было. Сражения в пределах одного-двух дневных переходов от города то затухали, то вспыхивали с новой силой. То и дело сторонникам Маризы удавалось подтащить пушки на опасно близкое расстояние к стенам и тогда ядра начинали ложиться в кварталы простых горожан. «Правые» особенно любили начинять пустотелые снаряды порохом или обматывать промасленными тряпками. Тогда в городе начинались пожары. И местные ополченцы, и наёмники тушили огонь наравне с мирными жителями, сбиваясь с ног. Но всё равно избежать жертв не удавалось. Редкий день обходился без похорон. Поэтому священники, включая декана, трудились, не покладая рук — исповедовали смертельно раненых, соборовали, отпевали покойников.

Отец Реми предложил всем вместе помолиться святой Пергитте Великомученице, которая страдала от преследования гонителей Веры и после длительных пыток и издевательств нашла смерть от клыков собак, которых морили голодом нарочно для расправ с неофитами, принявшими учение Вседержителя. Пергитта безропотна терпела муки, что и завещала последователям и почитателям. Тем паче, что с сегодняшнего дня, кА ксправедливо заметил отец Реми, начинался пятидневный пост пред весьма почитаемым в Аркайле праздником — Днём Святой Пергитты. Больше, чем её, в герцогстве уважали только святого Кельвеция, который тоже немало претерпел от язычников.

После декан предоставил слово её светлости.

Кларина в тёмно синем платье с небесно-голубыми шёлковыми вставками в разрезах и кружевной оторочкой лифа окинула собравшихся оценивающим взглядом и заговорила.

Во время речи герцогини, Пьетро с наслаждением наблюдал за лицами пранов и именитых горожан. При этом лейтенант горько сожалел, что не обладает даром художника, дабы запечатлеть это зрелище для потомков. Весьма назидательная картина могла бы получиться. От плохо скрываемой скуки к удивлению, а потом к возмущению. Такой тонкой палитре оттенков мог позавидовать любой художник вирулийской школы — самой старой и прославленной на материке.

Следовало отдать должное самопровозглашённой герцогине, она умела говорить. Не всякий убелённый сединами пран мог соперничать с ней. Увлечь, завладеть вниманием, убедить, заставить не только верить, но и повиноваться, — искусство, которым владели опытные проповедники, да и то не каждый.

Вкратце Кларина напомнила, для чего же она в очередной раз отвлекла благородное собрание от важных и, несомненно, призванных служить делу укрепления Вожерона забот. Рассказала о той великой благодарности, которую питает к кевинальским кондотьерам, откликнувшимся на призыв мятежных провинций. Перечислила поимённо всех погибших офицеров, пообещав, что память о них никогда не изгладится из сердец вожеронского дворянства. Вспомнила — при этом голос правительницы опасно дрогнул — о смерти знаменщика Роты Стальных Котов юного Толбо альт Кузанна, который ко всем своим достоинствам принадлежал к Высокому Дому, не уступающего древностью и именитостью герцогским, великокняжеским и королевским. Молодой человек погиб от подлой пули, выпущенной из засады. Враги не решились встретиться с ним в честном поединке — грудь на грудь. На этом месте несколько цеховых мастеров смахнули набежавшие на ресницы слёзы, а консул магистрата вытащил огромный, искусно расшитый платок и громко высморкался.

Выдержав паузу, чтобы все до единого прочувствовали значимость её слов, Кларина продолжала. На этот раз она упомянула главу из «Деяний Вседержителя», где говорилось о предательстве и предателях:

— Бывает, что человек солжёт или оговорит другого в страхе за собственную жизнь. Бывает, что лгут люди, как они думают, во благо, скрывая от родных горе или утрату. Можно ли осуждать их? Можно, но и простить их тоже можно, если раскаяние поселится в душах и вырвется наружу искренней молитвой и чистосердечной исповедью, если исправят они ошибки и пообещают жить далее без греха, без обмана и хитрости. Другой обманет и предаст корысти ради. Даст гнилой товар или обрезанную монету. Выдаст дряхлого одра за молодого скакуна и будет смеяться, глядя, как сокрушается обманутый им человек. Можно ли простить его? Нет, скажете вы? А кто из вас скажет, не покривив душой, что ни единого раза не поддавался мирскому соблазну? — Слушали её затаив дыхание. Отец Реми одобрительно кивал. — Корыстолюбец будет прощён, если покается и, попросив прощения, возместит убытки обманутому им человеку. Раскаяние — великое умение, но куда важнее уметь принять раскаяние, не ожесточив сердца своего, и простить того, кто причинил тебе беду. Но есть же люди, совершающие подлость ради подлости, предательство ради предательства, лгут ради лжи. Как съедает ржавчина добрый клинок, как разбивают волны песчаный обрывистый берег, как осушает солнце летнюю лужу на утоптанной дороге, так и его душа изъязвляется червоточинами зла, ненависти и зависти. — Пьетро поражался великолепной памяти герцогини. Впрочем, сам он не мог похвастаться дотошным знанием «Деяний Вседержителя», поскольку всегда предпочитал богословию фехтование, Но, судя по вдохновенным лицам пранов постарше, Кларина не переврала ни строчки. — И прежде, чем предаст он ближнего своего, предаёт он свою бессмертную душу, обрекая на огонь и вечный холод Преисподней. Был он крепким ясенем, а стал белым пеплом, сжигая себя в угоду низменным страстям. И он не может с той поры жить, не по лжи, не врать, не изворачиваться не предавать. Беда, если такой человек вотрётся в доверие к правителю и окажется в его ближней свите. Истинное горе, если этот человек из твоего Дома.

Кларина вздохнула, молитвенно сложила руки перед грудью.

«Веера явно не хватает», — отстранённо подумал Пьетро, продолжая внимательно следить за собранием.

Услыхав о Доме, из которого может выйти предатель, кевинальские наёмники понимающе переглянулись. Уж они-то видели каждый день, как некоторые праны, связанные вассальной присягой с Домами Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи, виляют, словно айа-багаанская фелука. Многие до сих пор поддерживали мятеж, но вели переписку с родственниками и друзьями, оставшимися в Аркайле, подвластном Маризе. Некоторые порывались даже в гости съездить по приглашению дальней родни. Конечно, далеко не все. Для большинства дворян слова «честь» и «верность» не стали пустым звуком. Но нектоторые, казалось, не понимали. что идёт самая настоящая война. особенно офицерам Роты Стальных Котов запомнился немолодой пран из Дома Жемчужной Стрекозы, маленького и захудалого, который спешил вступить в права наследования замком на северо-западе Аркайла, недалеко от границы с Унсалой. Он отправился прямиком через линию разграничения войск как раз на участке ответственности Роты. Следующие десять дней его труп, вздёрнутый «правыми» на осине, жадно обклёвывало вороньё.

Расслабились и главы Гильдий с цеховыми мастерами, а так же магистрат Вожерона. Уж они-то, будучи из простолюдинов, ни к одному Дому отнести себя не могли. а значит — речь пойдёт о благородных.

Зато местные праны насторожились, зашевелились, зашептались, косясь друг на друга. Каждому хотелось, чтобы герцогиня говорила не о нём, а о дотошном соседе, затеявшем судебную тяжбу из потравленного клина озимых или копёшки сена.

— Сегодня я обвиняю Этуана альт Рутена, главнокомандующего войсками Вожерона, в государственной измене! — Слова Кларины прозвучали для многих, как гром среди ясного неба. В особенности, пранов из её Дома. — Я обвиняю Этуана альт Рутена в убийстве юного Толбо альт Кузанна, в попытке внести разлад в нашу дружбу с кевинальцами. Я обвиняю его в шпионаже в пользу узурпаторши Маризы!

Вот тут благородные праны не на шутку разволновались. В особенности, праны из Дома Сапфирного Солнца. Ведь до сегодняшнего дня они все, как один, искали дружбы главнокомандующего, из кожи вон лезли, чтобы он заметил их и выделил из толпы. А оказалось, что лебезили они перед предателем. И попробуй теперь докажи — заблуждался ты или сознательно помогал врагу? Лишь краснолицый и вечно потный Шайо альт Рутена вскочил и потребовал доказательств. Правда, к концу гневной тирады его голос сорвался на писк, но кто бы не пустил «петуха» под суровыми взглядами Клеана альт Барраса и отца Реми

— Доказательств более чем достаточно! — Холодно ответила Кларина. — И в настоящее время мой тайный сыск работает, чтобы они стали неопровержимыми.

Пьетро с трудом сдержал улыбку. Чего-чего, а тайного сыска в Вожероне отродясь не было. Не зря пран Гвен альт Раст предлагал свою помощь. Ловить изменников и шпионов надо не от случая к случаю, а заниматься выявлением тщательно и непрерывно. лейтенант дал себе мысленный зарок, взяв бразды правления армией в свои руки, обязательно подыскать нескольких толковых офицеров и создать службу по борьбе с лазутчиками и предателями.

Странно, но сам Этуан до сих пор не проронил ни слова. Он только побагровел, сливаясь лицом с бархатным вишнёвым камзолом, и теребил засунутые за пояс перчатки.

— Пран Лотар альт Баррас! Немедленно арестуйте предателя! — Словно плетью хлестнула герцогиня.

— Слушаюсь, ваша светлость!

Дважды повторять не пришлось. Конечно же, командир гвардии был предупреждён заранее и только ждал своего выхода на сцену. Четверо бравых вояк окружили растерянного Этуана.

— Вашу шпагу! — Требовательно произнёс Лотар.

Разжалованный главнокомандующий безропотно отдал оружие.

— Увести!

— Позвольте, ваша светлость! — Всё не успокаивался Шайо альт Рутена. — А кто же возглавит нашу армию?

— Армию возглавит пран Пьетро альт Макос из Дома Зеленого Пса, — весомо роняя слова, выпрямился Клеан альт Баррас.

— Кевиналец?

— Что вас не устраивает? Он опытный воин. Лейтенант Роты Стальных Котов.

— Лейтенант?

— Вы считаете, что этого недостаточно, пран Шайо?

— Я полагаю, что наша армия вправе рассчитывать на более опытного главнокомандующего!

— Ах, вот как? Скажите-ка мне, любезный пран Шайо, — нахмурился Клеан. — В сколько сражениях вы участвовали?

— Вы обижаете меня, барон! Я никогда не бегал от войны! — Краснолицый так смешно надулся и выпучил глаза, что Пьетро с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть в кулак. — Я всегда смело смотрю в лицо опасности!

— Вполне допуска. Задам вопрос по-другому — в каком количестве сражений вы, пран Шайо, командовали отрядом хоть сколько-нибудь большим, нежели отряд ваших оруженосцев и телохранителей?

— Э-э-э… Пран Клеан! Что за странные вопросы!

— То есть, вы затрудняетесь назвать точное число выигранных благодаря вашему разумному управлению войсками битв?

— Я отказывают отвечать на унизительные вопросы!

— В таком случае, присядьте и помолчите, ради Вседержителя!