Казалось, Цан Цзюминь готов притворяться вечно, но им пока так и не довелось заняться парным совершенствованием. Подумав об этом, молодой человек скривил губы. Он ощущал в ее сердце горечь. Оттого ли, что у нее нет чувств к Юэ Фуя?
Спустя несколько дней Сусу заметила, что он справляется со своей ролью все лучше и лучше. Собратья не только ничего не подозревали, но и прониклись к нему уважением и теперь считали его образцом для подражания. Волк в овечьей шкуре смешался со стадом овец, однако с этих пор был вынужден подавлять свою натуру и притворяться добрым и честным.
Как-то раз Сусу задумала подшутить над ним: «Раз хочешь притворяться – ладно, посмотрим, как много ты стерпишь».
Днем она попросила служанку принести горшки с душистыми цветами, и вечером Цан Цзюминь, вернувшись домой, застал молодую жену поливающей две хараеллы[67]. Про себя он отметил, что сегодня она выглядела гораздо лучше и энергичнее, чем обычно, и его взгляд смягчился. Он подошел к Сусу и обнял ее сзади.
– У тебя есть силы заниматься цветами?
Со дня свадьбы они редко проводили время вдвоем. Цан Цзюминь вел себя очень осмотрительно, зная, что скучный Юэ Фуя никогда бы не сделал первый шаг. Поэтому, даже обнимая ее, он не осмеливался прижимать ее к груди слишком крепко. Девушка втайне улыбнулась, понимая, каких усилий ему стоит держать себя в руках.
– Здесь, в павильоне, так мало зелени. Я попросила слуг принести мне ароматных цветов.
Едва коснувшись губами ее шеи, Цан Цзюминь хрипло ответил:
– Если тебе скучно в павильоне совершенствующихся, мы можем завтра же вернуться на гору Забвения бренного мира.
– В этом нет необходимости. Там слишком тихо, а тут мне хорошо.
– Ты собираешься спать? – спросил он, и его взгляд упал на ее нежную шею. Стараясь сохранять спокойствие, он немного неуверенно продолжил: – Уже несколько дней, как мы поженились, но все еще ничего не сделали, чтобы восстановить твои души-хунь.
Конечно же, он говорил о парном совершенствовании, хотя было трудно сказать, кто из них действительно выиграет от этого. Сусу понимала, что если Цан Цзюминь передаст ей свое совершенствование, то его духовное развитие сильно замедлится.
Сусу резко развернулась в объятиях мужа, который совсем не был к этому готов. Его лицо застыло, и только спустя несколько мгновений на нем отразился намек на смущение и взгляд прояснился, скрыв темные мысли.
«Уверен ли ты, что хочешь, чтобы я согласилась?» – подумала Сусу и подавила почти вырвавшийся смешок, вспомнив о своей затее. Покраснев, она слегка кивнула.
На миг лицо Цан Цзюминя помрачнело, а руки внезапно напряглись. Сусу догадалась, что его беспокоит: в ее согласии он читал готовность заняться парным совершенствованием с Юэ Фуя. Она смутно понимала: будь в голове этого человека только непристойные мысли, он бы точно не разозлился, а втайне обрадовался бы сейчас. Но когда она кивнула, юноша нахмурился. Он даже как будто забыл о своей роли и чуть не сорвал с себя маску, а его руки почти до боли сжали ее талию.
Изобразив недоумение, Сусу посмотрела на него:
– Фуя?
Он совладал с собой:
– Прости.
Она могла поклясться, что слышала, как скрипнули его зубы. Совершенно очевидно, что от злости он едва держит себя в руках, хотя и притворяется спокойным. Под пристальным взглядом Сусу молодой человек даже попытался выдавить улыбку, но в его темных глазах не было радости.
Девушка нарочито опустила взгляд и развязала свой пояс, он же молча уставился на ее макушку, оставаясь неподвижным.
– Так ты любишь Фу… э-э-э… меня?
Сусу приподняла подбородок:
– Посмотри на меня.
Она чуть не напомнила ему, что он играет скромного Юэ Фуя, а не убийцу своего злейшего врага. Как же долго этот человек еще продержится?
Под его пристальным взглядом она закусила губу и проговорила:
– Конечно, я люблю тебя, Фуя! Что с тобой? Ты неважно выглядишь. Ты… несчастлив?
Он на мгновение закрыл глаза, а когда снова их открыл, улыбнулся и сказал:
– Разумеется, я счастлив. Разве может быть иначе?
Потом порывисто прижал ее к себе, и верхнее одеяние, которое он с такой заботой надел на Сусу сегодня утром, треснуло по швам. Она понимала, что он страшно зол.
Догадываясь, что Цан Цзюминь хотел бы ее сейчас придушить, Сусу чуть не рассмеялась. Когда он сжал девушку еще крепче, она решила, что пора заканчивать. Если дать ему волю, он наверняка замучил бы ее до смерти прямо сейчас.
Она сделала легкое движение пальчиками, и в комнату вбежала служанка:
– Юйлин, Юйлин!
Застав пару в недвусмысленной позе, она мучительно покраснела и потупилась.
Цан Цзюминь холодно прогнал ее:
– Уходи.
Та сильно смутилась и попятилась к выходу, но Сусу остановила ее:
– Тебе что-то нужно?
В секте Хэнъян статус Сусу все-таки был выше, чем у Юэ Фуя, поэтому служанка поспешила сообщить:
– Сегодня я совершила ошибку. Я собиралась принести тебе траву, ограждающую от нечистой силы, но вместо этого взяла хараеллу, а у господина на нее аллергия…
Она схватила горшки с растениями и выскочила из покоев, не смея взглянуть ни на Сусу, ни на «Юэ Фуя».
Тогда девушка обернулась и обеспокоенно спросила:
– Да, я совсем забыла, что от запаха хараеллы у тебя начинается жар и сыпь. Как ты себя чувствуешь?
Юноша оцепенел, а Сусу поднесла ладонь к его лбу и с любопытством спросила:
– Почему у тебя нет…
Однако Цан Цзюминь перехватил ее руку и спокойно улыбнулся:
– Мне и правда немного нехорошо, просто я не заметил.
Все так же невозмутимо он положил ее ладонь себе на лоб, и на этот раз тот оказался горячим. Сусу развязала ему нарукавники и приподняла одежду: на сильных руках юноши появились красные пятна. Она чуть не рассмеялась, но вслух озабоченно произнесла:
– Фуя, подожди немного, я найду для тебя снадобье.
Сусу оттолкнула его и, скривив губы, достала из туалетного ларца с зеркалом синюю бутылочку. Затем повернулась к нему и взволнованно сказала:
– Вот, прими это, и тебе сразу станет легче.
Цан Цзюминь неуверенно уставился на флакон, но, улыбнувшись, ответил:
– Хорошо, давай.
Она высыпала ему на ладонь две пилюли и принялась серьезным тоном дурачить его:
– Это лекарство снимает зуд смехом. Не сдерживайся, чем громче будешь смеяться, тем быстрее пройдет сыпь.
Он явно напрягся, но девушка, ущипнув его за щеку, обезоруживающе улыбнулась бедолаге. Тот, понимая, что Юэ Фуя на его месте выпил бы все, что она дает, без единого возражения, вынужден был проглотить подозрительное снадобье.
Через некоторое время, заглянув в бесстрастное лицо Цан Цзюминя, Сусу поинтересовалась:
– Почему не смеешься? Это лекарство очень сильное.
Вены на его лбу вздулись, но он сухо ответил:
– Я потерплю.
Она хотела еще что-то сказать, однако он, не сдержавшись, прижал ее к себе и прошипел:
– Не шуми!
Чувствуя, что терпение супруга вот-вот лопнет, она решила продолжить веселье завтра и послушно закрыла глаза. Он не сможет вечно выдавать себя за другого. Чтобы стать как Юэ Фуя, ему пришлось бы пережить множество невзгод. Сама того не заметив, Сусу погрузилась в сон.
Спустя долгое время она проснулась. В Хэнъяне уже наступила ночь, и чистые жемчужины в павильоне совершенствующихся излучали яркий свет. Сусу чувствовала себя так, будто лежала в теплой воде. Открыв глаза, она поняла, что это Цан Цзюминь передавал ей свое совершенствование.
Его белые пальцы лежали у нее на лбу, и по ним тек голубой свет. Вот почему она так крепко спала каждую ночь. Неудивительно, что и без парного совершенствования она не страдала из-за поврежденных душ-хунь, ведь он постоянно помогал ей. Вот только в ее случае польза от этого быстро рассеивалась.
Цан Цзюминь заметил, что девушка проснулась, и легонько погладил ее по волосам.
– Что такое? Тебе нехорошо?
Она неожиданно смешалась. Казалось, от ее чистой точки лин-тай тянулась незримая нить, связывающая ее с Цан Цзюминем. Снова подступила горечь, глаза Сусу покраснели, и она обняла его за шею. Он опустил на нее глаза, и присущее ему безразличие во взгляде постепенно сменилось добротой и нежностью Юэ Фуя.
Не говоря ни слова, девушка вдруг села и поцеловала его. Выражение лица Цан Цзюминя застыло, а затем в нем проступило недоверие. Спустя долгое время он наконец понял, что происходит, обнял ее и, сдержав грустную насмешку, произнес:
– Иди спать, Ли Сусу.
Ее ручки нежно сжали край его одежды, а уголки рта изогнулись. Впервые в жизни она ощутила привязанность.
«Этот поцелуй был для тебя, Цан Цзюминь, не для Фуя».
Наблюдать день за днем, как Цан Цзюминь играет роль собрата, было настолько захватывающе, что Сусу и думать забыла о Дун И. А тем временем совет старейшин во главе с Цюй Сюаньцзы решил порвать все связи с ним. Отныне духовные наставления, искусство владения мечом и даосская магия не будут передаваться ни одному последователю из секты Пэнлай. Мастера клинка с острова больше не смогут участвовать в турнире столетия, а если кто-то из учеников Дун И появится на территории Хэнъяна, его души рассеют. И поскольку Хэнъян имел большое влияние, к бойкоту присоединились другие дружественные секты.
Впервые за десять тысяч лет в мире совершенствующихся произошел раскол. Из-за потери духовных наставлений Дун И и его ученики больше не могли участвовать в соревновании столетия. Даже когда на горе Бессмертия в Хэнъяне появилось тайное царство, им не разрешалось входить туда. Это была огромная потеря для секты Пэнлай.
Глядя на Цан Цзюминя, Сусу силилась понять, что он чувствует, но тот с безразличием опустил глаза, словно ему было все равно и дела Дун И его не касались.
Она и не надеялась, что проживший тысячелетия воинственный и неприятный старейшина Пэнлая извинится и склонит голову перед ребенком. Такой, как он, скорее наживет врагов в лице Хэнъяна.
Однако как-то раз из-за повреждений душ-хунь Сусу потеряла сознание и очнулась в павильоне, где напротив нее в сянци[68] играл беловолосый мужчина средних лет в скромной одежде. Она вздрогнула и настороженно посмотрела на него.
– Старейшина Дун И? Что вы задумали?
Она уже знала, что именно он пытался убить ее.
– Не бойся меня, девочка. Сыграй со мной партию. Нам нужно поговорить.
Понимая, что по уровню совершенствования она ему не ровня, Сусу не стала отказываться, быстро села и сделала случайный ход. Через некоторое время лицо старейшины Дун И потемнело, и он сердито посмотрел на нее.
Тем, кто любит сянци, не так обидно терпеть поражение, как невыносим бестолковый противник. По мановению его руки игральная доска исчезла. Старейшина вздохнул, внимательно посмотрел на Сусу и улыбнулся.
– Очень интересно.
Девчонка умна. Неудивительно, что его мятежный сын так ее любит.
– Для чего вы здесь? – прямо спросила Сусу.
– Ты так непочтительна.
Старейшина Дун И долго сидел выпрямившись. Наконец он достал из рукава нефритовую шкатулку и протянул ей со словами:
– Открой и посмотри.
Внутри оказался аметистовый жезл жуи[69].
Сусу подняла голову:
– Что это?
Если она не ошибается, это небесное оружие предыдущего владыки Пэнлая, способное поглощать духовную энергию неба и земли. Говорили даже, что оно позволяло простому смертному, не наделенному никакими навыками, создать золотой эликсир всего за несколько лет.
– Это в знак моего раскаяния, – произнес старейшина Дун И и, словно прочитав ее мысли, добавил: – И не мечтай, легенды остаются легендами. Это могущественное оружие пригодится тебе, лишь когда ты станешь богиней.
– Зачем вы даете мне его?
Сусу понимала, что Дун И не из тех, кто извиняется, к тому же дар был слишком ценным.
Старейшина ответил не сразу.
– Просто считай это просьбой. Относись к моему сыну хорошо.
Он встал и с печалью в голосе произнес:
– Ты умная девочка. Даже если он отдаст все, ему не остаться с тобой навсегда. Просто пожалей его и не причиняй ему слишком много страданий в этой жизни.
Он ушел, оставив Сусу в задумчивости с нефритовой шкатулкой в руках. Что все это значит? Старейшина знает, что его сын выдает себя за Юэ Фуя?
Вскоре прибежал запыхавшийся Цан Цзюминь. Он внимательно оглядел девушку с макушки до пят и с неожиданной тревогой спросил:
– Ты в порядке? Он что-то с тобой сделал?
Она покачала головой и показала ему жезл жуи.
– Просто дал мне это.
Цан Цзюминь поинтересовался:
– Он сказал тебе, что с этим делать?
Девушка улыбнулась:
– Пожелал нам жить вечно и состариться вместе. Я подумала, что такое сокровище не должно пропадать зря, поэтому приняла его благословение.
Цан Цзюминь взял ее за руку и умиротворенно улыбнулся.
– Хорошо.
Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. На свете не одна лишь нежность связывает супругов до самой старости. Он мысленно усмехнулся: «Пока я жив, ты все равно не избавишься от меня. И даже если я увяну и сгнию, не отпущу тебя. Очень жаль… что ты меня встретила».