Чон Юй подлетел к Таньтай Цзиню и зашептал:
– Мне нужно кое-что с тобой обсудить.
– Говори.
– Не рассказывай другим, что я божественный артефакт. Иначе из-за желания обладать мной прольется кровь. – Хотя Чон Юй намеренно изобразил напускную грусть, в его голосе звучала гордость. – Взамен я никому не скажу, что у тебя есть арбалет Убийцы богов. Как тебе?
Таньтай Цзинь скривил губы:
– Договорились.
В ответ кунхоу детским голоском пропел:
– И лучше тебе не призывать его больше. Арбалет не такой, как я. Этот артефакт ужасен! Он завладеет твоим разумом, и ты превратишься в демона.
Когда они пришли в долину, Чон Юй объяснил:
– Здесь жила богиня Чу Хуан. Многие годы сознание хозяина тоже пребывает в этом месте.
Как только Сусу оказалась в долине, легкий ветерок подул ей в лицо и подлетели маленькие духовные птички, вручив девочке бамбуковые корзинки. Малышка нашла внутри несколько ярко-красных плодов. Чон Юй подсказал:
– Сусу, попробуй скорее. Эти духовные плоды росли только в древние времена! Они очень хороши для совершенствования!
Говоря это, кунхоу не забывал поглядывать на Таньтай Цзиня. Чем он там занят? Не замыслил ли убить их и забрать себе сокровища? Но молодой человек даже не посмотрел в их сторону.
Все в долине ненастоящее, просто картина, нарисованная хозяином. Только эти несколько духовных плодов реальны. Чон Юй с грустью подумал, что, если бы господин был жив, эта прелестная девчушка стала бы драгоценной жемчужиной на его ладони. О богине Чу Хуан кунхоу ничего не знал.
Сусу поселилась в горной долине, где ощущалось духовное сознание отца. Место, созданное древним правителем нечисти для единственной дочери, было прекрасно в каждом своем проявлении: от нежного ветерка, напоенного ароматом трав и цветов, до серебристой луны, что сияла по ночам на звездном небе.
С каждым днем, прожитым в свитке Тысячи ли, девочка взрослела на год. До того, как она восстановит свои души и уйдет, осталось десять дней.
Таньтай Цзинь все еще не понимал, как с ней обращаться. Он ожидал, что встреча с Е Сиу будет похожа на ярое противостояние, полное сильной любви и ненависти, но Сусу, попав в земли чудовищ гор в Зеркале прошлого, потеряла память, а он остался один на один с их трагическим прошлым и не знал, как с этим справиться.
Когда девочка и Чон Юй играли вместе, он молча наблюдал за ними издалека, и по его хмурому лицу невозможно было понять, о чем он думает. Наверное, он и сам не знал, что больше занимало его мысли: счастливые воспоминания пятисотлетней давности или воспоминания о шипах, пронзающих душу, что до сих пор терзали его сердце днем и ночью.
Однажды Сусу увидела, как Таньтай Цзинь призвал арбалет Убийцы богов, и из страха передумала заговаривать с ним. Иногда юноша исчезал, и Чон Юй рассказал ей, что он защищает их, убивая горную нечисть в округе.
Как-то ночью, когда луна поднялась высоко в небе, девочка все-таки прибежала к нему. Сусу была уже выше его пояса и выглядела лет на четырнадцать-пятнадцать. Она подняла глаза и полюбопытствовала:
– Почему ты всегда так смотришь на меня?
– Ничего такого, – опустил он мрачный и нетерпеливый взгляд, – ты слишком высокого мнения о себе.
– Ладно, – согласилась Сусу, заложила руки за спину и серьезно произнесла: – Чон Юй сказал, что мы сможем покинуть свиток через несколько дней. Но прежде я хотела бы с тобой поговорить.
– О чем? – спросил он.
Девочка прищурилась, но быстро снова стала серьезной.
– О моем обещании защищать тебя. Но и ты должен дать мне слово никогда не брать в руки арбалет Убийцы богов. Эта штука очень опасная, и я не смогу спасти тебя от всего того, что он таит.
Таньтай Цзинь поднял глаза, а Сусу продолжила:
– А у тебя есть дом? Когда мы вернемся, где я смогу найти тебя?
– Нет, – ответил молодой человек.
Сусу задумалась. Казалось, она не была уверена, есть ли у нее самой дом. Наконец она улыбнулась и сказала:
– Дай мне руку. Я нарисую тебе печать Памяти, а другую – на своей ладони. Меня Чон Юй научил. Если ты потеряешься, я смогу найти тебя и отвести домой.
Сказав это, она взяла его руку и нарисовала на ней сложную печать. Та вспыхнула золотистым цветом и исчезла под кожей Таньтай Цзиня. Ему вдруг стало немного грустно.
– Ты научилась этому недавно?
Сусу серьезно кивнула.
Под ярким лунным светом, заливавшим долину, все болезненное прошлое, казалось, развеялось по ветру. В ее глазах не было ни капли ненависти к нему, как и тогда, когда она впервые упала в его объятия. Повинуясь внезапному порыву, он прижал ее к груди и хрипло произнес то, что не осмеливался сказать пятьсот лет:
– Можем ли мы начать все сначала?
Это не ненависть, это любовь. Любовь, вечная, как небо, и неизменная, как земля. И это вкус нежелания сдаться, рожденного из невозможности получить ее. В этом мире она была единственным человеком, опутавшим его нежное сердце бесчисленными узами[43].
Он крепко обнимал ее, вдыхая тонкий аромат эпифиллума, исходящий от ее тела, и сердце его томилось от переполняющих чувств. Впервые он понял, насколько беспомощен был перед ней. Если бы она проявила к нему немного доброты, он бы снова пришел к ней, несмотря ни на что. Всего одна ее улыбка – и его многолетние шрамы начали затягиваться. Он совсем забыл о боли, которую причиняли ему божественные шипы, и перестал задаваться вопросом, зачем она вообще появилась в его жизни пятьсот лет назад.
Он просто хотел… начать все заново. Сейчас, когда нет больше Бинчан, Сяо Линя, между ними не стоят духи павших героев семьи Е, нет вражды между государствами и домашних распрей. Сможет ли она смотреть на него так же ласково, как сейчас?
От его рук пахло свежестью сосен и кипарисов, а в глазах Сусу отражалась яркая луна. Они были совсем близко. Тот, кто всегда наблюдал за ней издалека, неожиданно открыл свою хрупкую душу.
Она не понимала печали в его сердце, как и того, с каким трудом дались ему слова, которые он считал унизительными; чего стоило такому мстительному человеку с молитвой в сердце спросить, сможет ли она все забыть.
Девочка, подумав, что он просто решил сделать шаг навстречу, после того как испугал ее, и восстановить их дружбу, уверенно согласилась:
– Хорошо, давай начнем все сначала!
Он прижал ее к сердцу еще сильнее, и она почувствовала, как горячие капли падают ей на шею.
– Не смотри на меня, – прошептал он еле слышно. Его глаза покраснели.
Серебристый лунный свет нежно лился на долину, как вода. В горах медленно струился ручей.
Даже если неизвестно, что чувствует другой, сердце подскажет правду. Сусу знала: этот мужчина любит ее. Она протянула руки и нежно обняла его за талию.
Чон Юй сразу заметил, что между ними что-то изменилось. Божественный артефакт-защитник был рожден любовью, поэтому кое-что смыслил в этом чувстве. Заметнее всего говорил о нем потеплевший взгляд хмурого прежде юноши.
Еще не высохла на ветвях утренняя роса, он уже достал из мешочка цянькунь несколько волшебных трав и приготовил на кухне сахарную пилюлю[44]. Чон Юй потрясенно наблюдал за ним.
– Это… трава фусян, цветок, защищающий души-хунь, и вечный плод Будды?[45]
– Угу, – кивнул Таньтай Цзинь.
Конечно, Чон Юй сразу узнал редкие магические растения тайного царства. Жаль, хозяина уже не вернуть. Счастлив тот, кому удавалось заполучить их. Чтобы добыть хоть одну травинку, люди готовы были даже пожертвовать жизнью, а теперь это все превращается в разноцветные сахарные пилюли.
– Ты умеешь готовить?
Он небрежно ответил:
– Я умею все понемногу.
Сама жизнь заставила его научиться многим премудростям. Ребенком в холодном дворце Чжоу-го он приспособился собирать ласточкины гнезда и есть их сырыми, пока не научился готовить. Он ходил в лохмотьях, никто не чинил его одежду и не давал новую, потому мальчик научился шить и вышивать у дворцовых служанок. Позже его долгое время тайком высмеивали, а он далеко не сразу узнал, что мужчины, даже из бедных семей, никогда не держат в руках иголку, а уж тем более это не пристало принцу. Но ему было неведомо чувство стыда, и он не понял их насмешек. Слишком много людей желали ему смерти, а он просто старался выжить.
Когда взошло солнце, первым, что увидела Сусу, были сахарные пилюли на подушке. Они оказались такими вкусными! Съев одну, девушка побежала к двери, как вдруг вошел Таньтай Цзинь, держа в руках деревянный меч. Впервые за столько дней она увидела его в белом.
Глаза Сусу засияли. В своем черном сюаньи он казался серьезным и холодным, не по-человечески сдержанным. Она и не думала, что ему так подойдет белое. Высокий и стройный, будто прямой силуэт дерева при свете яркой луны, он был единственным таким во всем мире! Вдобавок его взгляд стал менее равнодушным, поэтому сейчас он выглядел как чистый сердцем совершенствующийся.
Таньтай Цзинь и сам впервые надел белую одежду. Даже после вступления в секту Сяояо он продолжал носить темное по привычке. Но сегодня утром Чон Юй начал убеждать его, что белый цвет намного больше подходит совершенствующемуся; он безупречен и был таким с древних времен. Поначалу юноша пропустил его слова мимо ушей, но только пока тот не посоветовал: «Попробуй. Это понравится Сусу. Ты носишь черное днями напролет, и люди, которые тебя не знают, могут подумать, что ты совершенствуешься по пути демонов. Стоит разок сменить одежду».
Юноша вошел со спокойным видом, но в душе чувствовал себя неуютно и не мог не наблюдать за лицом девушки. Если она нахмурится, он сразу откажется от этого неприглядного, слишком привлекающего внимание цвета. Но она подбежала к нему и с блеском в глазах, напоминающих звезды, не смущаясь, искренне похвалила:
– Таньтай Цзинь, какой же ты красивый!
Его поджатые губы слегка дрогнули.
Время пребывания в волшебной долине мало-помалу подходило к концу. Однажды Чон Юй превратился в небольшую подвеску в виде голубого кунхоу на шее Сусу и возбужденно сообщил:
– Мы выйдем как раз в день закрытия царства Изначальной синевы. Я вынесу вас из свитка Тысячи ли, и мы отправимся в мир совершенствующихся. Наконец-то я увижу, что там, за пределами!
Он бесконечно тосковал по внешнему миру, и его радость передалась и Сусу, но улыбка в глазах Таньтай Цзиня померкла. Чон Юй вспомнил что-то и тихонько сказал ему:
– Не забудь о своем обещании!
Они поклялись друг другу и внутренним демонам[46] не упоминать о том, что случилось в свитке Тысячи ли. Будь то арбалет Таньтай Цзиня или происхождение Чон Юя, они должны хранить молчание. Этого желал и хозяин артефакта. Древний правитель нечисти надеялся, что его дочь родится в чистом теле совершенствующейся и начнет прекрасную жизнь, свободную от горького наследия предыдущих поколений.
Сусу все больше напоминала себя взрослую. Когда свиток постепенно стал меркнуть, Таньтай Цзиня охватил страх. Подойдя к девушке, которая над чем-то смеялась с Чон Юем, он внезапно взял ее за руку.
– Я не потеряю тебя, правда?
Сусу сжала его ладонь своими пальчиками и кивнула.
– Чон Юй сказал, что я буду очень сильной, когда выйду. Я защищу тебя!
Все это время, когда вторгалась нечисть, именно он оберегал их покой. Ей хотелось отплатить ему хотя бы за это.
В его глазах мелькнула улыбка.
– Хорошо, я верю тебе.
Прежде чем свиток окончательно померк, Таньтай Цзинь успел шепнуть:
– Сусу!
– Да?
– Прости за то, что было пятьсот лет назад. – Его голос звучал хрипло. – И еще: я не ненавижу тебя. Я…
Но договорить он не успел, мир вокруг внезапно засиял, и они вдвоем покинули тайное царство Изначальной синевы.
Чон Юй сверкнул, и Сусу открыла глаза. Ее душа успокоилась, путь безжалостности представлялся ей теперь ясным и ярким. Как только свиток Тысячи ли был уничтожен, все ее воспоминания о жизни в нем исчезли.
Она на мгновение замерла, затем сердито посмотрела на молодого человека в белом перед собой. Последнее, что она помнила, – как Таньтай Цзинь ранил младшего собрата и сбросил ее со скалы.
Со всех сторон к дочери главы секты Хэнъян бежали соученики:
– Сусу!
– Совершенствующаяся Ли, что случилось?
Девушка с размаху ударила Таньтай Цзиня ладонью, поразив его кармическим пламенем в плечо. Он посмотрел на нее своими темными глазами, и улыбка в его взгляде медленно растаяла. Почему-то не пытаясь увернуться, он упал на землю, и из уголка его рта потекла кровь. Растерянный Цан Хай подбежал к нему и быстро помог подняться.
– Младший собрат, как ты?
Таньтай Цзинь сжал кулаки. Кровь капала на землю, на ладонях пылала печать Памяти, а в ушах его звенел девичий голосок: «Хорошо, давай начнем все начала!.. Я стану очень сильной, когда вырасту, и тоже буду тебя защищать от чудищ!»
«Как я могу быть в порядке? Собрат, у меня так болит сердце, что я почти умираю».