Сны хрустальных китов

Йовилль (фрагмент 4)

Тронный зал, где согласно преданию, состоялась первая встреча злого короля гор с беловласым Гайселлем, заполнялся богато одетым народом. Со всех сторон страны съезжались высокопоставленные гости, и огромный дворец сотрясался от гула их голосов и топота ног. Стоящий перед алтарём жених чувствовал себя подобно той самой чёрной овце, которую, согласно уже другой легенде, пришлось заколоть старому горцу, чтобы спасти свою деревню, когда в неё пришли три напасти. Первая из них была градом, вторая звалась хладом, а третья представилась скромно — Объедатель костей. И хоть сейчас стояла отличная погода, и по дороге сюда Бранслав не видел ни одного больного или малокровного, но принесение жертвы должно было состояться.

Вчера его познакомили с принцессой Йовилль. Девица эта шестнадцати лет оказалась прелестна, как рассвет и совершенно неуправляема. Сопровождавшая принцессу нянька постоянно одёргивала свою воспитанницу, но та не думала замолкать не на секунду. Словно они находились не во дворце, а на ярмарке, а Бранслав был лошадью, принцесса обошла его кругом, едва ли пальцем в грудь не потыкала и, наконец, вынесла вердикт: «Симпатичный. Годится». Король, присутствующий там же, явно привык к закидонам доченьки. Только тень прошла по его лицу, и больше ни жестом, ни словом он не выразил своего неудовольствия её поведением. Жениху же ничего не оставалось, как церемонно поклониться и чмокнуть изящную ручку, одетую в тонкую перчатку.

После официальной церемонии представления состоялся торжественный пир. На нём-то будущий муж венценосной особы окончательно убедился в том, что лучше бы он провалил тот поединок с первым мечником гор. Жадность сгубила графского сына, польстился он на тысячу монет, а, в итоге, ему самому придётся расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

Йовилль была хуже всех трёх напастей вместе взятых. С детства в её распоряжении были лучшие учителя. Девочка с утра до вечера занималась счётом, письмом, обучалась вышивке по шерсти и шёлку, прядением и ткачеством, в общем, всему тому, чему положено заниматься девице её положения. Она неплохо рисовала, владела игре на свирели (Услышав об этом, графский сын свирепо икнул; он уже слышать не мог ничего о музыке, музыкальных инструментах и прочем в том же ключе), и даже сносно кашеварила.

Но хозяйственные заботы мало волновали Йовилль. В десять неполных лет девочка увидела, как дерутся её старшие братья, и стала изводить отца: хочу также. И сколько бы тот не втолковывал, мол, не женское это дело — на мечах биться, проще было сравнять с землёй священную гору Фиастру, чем переубедить принцессу. Вздохнув и пробормотав что-то вроде: «Вот была бы жива твоя мать…», — король позвал к себе всех министров и стал просить у них совета, как поступить со взбалмошной девчонкой. Седьмой сказал:

— Ни в коем случае, женщина не должна равняться мужу.

Шестой подхватил:

— Нет, нет, ваше величество! Это опасно! Принцесса может пораниться. Кому будет нужна, скажем, кривая на один глаз жена? Или жена, у которой одна рука плетью висит?

Четыре других министра согласно закивали. Они тоже считали, что принцесса не должна учиться столь неподходящим слабому полу вещам. И тогда король обратился к своему фавориту — второму министру, потому как тот всё совещание молчал и лениво обозревал двор из открытого окна. Королю и самому не нравилось сидеть в душном зале совещаний, когда снаружи бушевало такое замечательное лето. Ему хотелось вскочить на коня и умчаться на поиски какой-нибудь дичи. Или, на худой конец, просто побродить по окрестностям.

Все эти капризы принцессы навевали на короля нестерпимое желание вынести из родового склепа труп жены и как-нибудь над ним надругаться. Говорят, в этом случае перед ним явился бы её разгневанный дух, ищущий отмщения. Вот тогда бы они поговорили, кто кому, действительно, должен. Король любил свою супругу, но, когда Йовилль начинала себя так вести и требовать чего-то невозможного, он начинал злиться не только на дочь, но и на её мать.

— Пусть учится, — отвернувшись от окна, ожидаемо для всех ответил второй министр. Его мнение часто не совпадало с мнением остальных шести, но советы он всегда давал дельные. — Принцесса сильна физически, но она лишена таких добродетелей, как терпеливость и преданность одному делу. Помните, в прошлом году она хотела заниматься ваянием? А в позапрошлом вы заставили всю прислугу искать манускрипт о травах, потому как её высочество решила изучить основы целительства? Думаю, после первого, в крайнем случае, второго урока по фехтованию, принцесса разочаруется в ратном деле и переключит своё внимание на что-нибудь более приличное девушке.

Но ожиданиям второго министра не суждено было сбыться. Йовилль продолжила свои упражнения и после второго, и после третьего занятия. К мечам добавились метательные ножи, стрельба из лука и рукопашный бой. Более того, для двенадцатилетнего ребёнка она оказалась весьма способна. Ни ссадины, ни синяки, ни порезы не останавливали девчушку. Кожа её, которой было положено оставаться белой и нежной, загорела от постоянного пребывания на воздухе и огрубела. Из-за мозолей Йовилль больше не могла держать иголку или веретено, и к пятнадцати годам окончательно забросила большинство занятий, кроме тех, что были ей, по мнению света, неподходяще.

Часть дня принцесса проводила, утрамбовывая пыль на площадке позади дворца, а после обеда, так и не переодевшись, бежала в библиотеку и до ночи училась картографии, генеалогии и прочим наукам, которые сама выбирала, ибо обязательное обучение Йовилль к тому времени было окончено. И все же девушка, хоть умеющая обращаться с оружием, хоть не умеющая, остаётся мечтательной и романтичной особой. Узнав о том, что в долине уже созваны кандидаты на её руку, её высочество подскочила до потолка от радости и снова принялась приставать к отцу:

— Разреши мне поехать на церемонию!

— Совсем разума лишилась! — впервые на памяти принцессы взревел горный властитель. — Нечего тебе там делать. Без тебя, кого надо, отберут.

— А если он мне не понравится? — задала логичный с её точки зрения вопрос Йовилль. — Если они отберут слишком старого или слишком занудного?

С точки зрения короля, жених, прежде всего, обязан был соответствовать определённым критериям, в число которых не входили такие как «нравится-не нравится». Занудный? Старый? Главное, чтобы мог сделать принцессе здоровых детишек и хоть как-то снять со старого короля груз ответственности за эту занозу. Но говорить такого дочери властитель не стал. А вновь созвав министров, попросил у них совета.

— Нельзя вмешиваться в течение отбора, — сказал седьмой.

— Традиция есть традиция, и не нам ломать сложившиеся устои, — поддакнул шестой министр. Остальные четверо сохраняли молчание, но по выражению их лиц было ясно: они солидарны с высказавшимися.

— А ты как думаешь? — вопрос был обращён ко второму министру.

— Всем известно, что результаты отбора зависят не от удачи или умений самих участников, а от общего решения обоих правителей. И все эти церемонии нужны лишь для красоты. Слепой жребий, как же… Ваша дочь, властитель, слишком своенравна, и мы не можем просто отмахнуться от её желаний, если хотим сохранить хорошие отношения с соседним государством. Пусть она присутствует на состязаниях, пусть слушает ответы кандидатов на вопросы комиссии, но делает это тайно, чтобы никто не узнал. И пусть сама выберет себе мужа. А если принцесса влюбится, то это ещё лучше. Любовь делает женщину покладистой. Может, в угоду мужу, она оставит меч и снова возьмётся за пяльцы, — положив перед собой на стол сцепленные ладони, отвечал тот.

Властитель гор тяжко вздохнул и мысленно пообещал, если план министра не сработает, поступить с ним как раньше поступали предки короля с казнокрадами: облить смолой, вывалять в перьях, а потом привязать к столбу на площади, чтобы каждый мог кинуть камень или плюнуть в преступника. Но озвучивать своё обещание не стал. Он искренне любил своего первого министра и не хотел портить с ним до времени отношения.

Одев в неприметное платье, принцессу отправили в долину под видом одной из служанок. Закалённая своими занятиями, она отлично перенесла путешествие, ни разу не пожаловавшись и не выдав себя ни словом, ни лишним жестом. Когда это было необходимо, девушка становилась послушной и очень понятливой. Когда это было необходимо ей, конечно же.

Всех иностранных гостей, как и пятьдесят, и сто лет назад, расположили в здании столичной ратуши. Принцессе пришлось ютиться с остальной обслугой женского пола в небольшой комнатке, больше похожей на каморку, но и тут Йовилль держалась на удивление спокойно и как-то даже безразлично. Министр, исполнявший при принцессе роль заботливого дядюшки, ежечасно спускался в её комнату из своих покоев, интересуясь: как её высочество спала, не холодно ли её высочеству, не жарко ли, не душно? За неделю отбора он, кажется, потерял полпуда веса и заработал болезнь коленей, отчего уже едва не слёг городской голова, отвечающий головой за здоровьем всех членов комиссии.

Испытания проводились каждый день, и ежедневно в восемь утра принцесса, одев свои невзрачные одежды и закрыв лицо согласно закону гор полупрозрачным платком, отправлялась вместе с «хозяином» в здание священного суда. Пока второй министр, три учёных мужа, славных своими достижениями в науках философских и прикладных, а также король долины сидели в высоких креслах и задавали претендентам на руку принцессы вопросы, сама Йовилль подслушивала, сидя прямо на полу за небольшой ширмой. Стеснённая обстановка её вовсе не беспокоила. Проковыряв в ширме дырочку, девушка рассматривала сменявших друг друга кандидатов и слушала, слушала… Никогда прежде ей не удавалось получить столько сведений из разных областей, так что под конец третьего дня она и думать забыла, зачем, собственно, приехала в долину. Чтобы хоть чем-то занять себя и не уснуть от монотонного бормотания некоторых отвечающих, Йовилль стала делать небольшие пометки в тонкой тетради. Та была взята вовсе для другой цели — записывать имена тех, кто вызовет у принцессы интерес, но пока сей список был прискорбно мал и размещался на половинке странице.

«Не пропадать же зря бумаге!» — решила практичная девушка, и теперь большую часть тетради занимали не слишком связные записи о древних правителях, налогах и правилах вступления во владение имуществом, перемежающиеся набросками особо выразительных мужских лиц.

— Следующий, — отослав очередного кандидата, потребовал второй министр. Именно он, а не король долины являлся председателем и главным распорядителем в одном лице.

Герольд, уставший по двадцать раз на дню ударять своей палкой, ограничился лишь зычным:

— Их милость, старший сын графа Дондре, Бранслав Гиней Дондре.

— Очень милый малый, — поделился мэр с таким видом, будто рассказывал государственную тайну.

Второй министр лишь отмахнулся. Ему было безразлично чьё угодно мнение, кроме мнения той, что сейчас жадно прижалась глазом к дыре в ширме.

Двери распахнулись, и в зал вошёл высокий светловолосый мужчина лет двадцати трёх — двадцати пяти. Принцесса затаила дыхания, рассматривая новенького. Взгляд любопытного глаза прошёлся снизу вверх, начиная с подошвы высоких сапог и заканчивая пером на берете. Потом пополз в обратном направлении, особенно задержавшись на приятном лице претендента и его льняных локонах. Претендент церемонно поклонился, улыбнулся комиссии и… участь его была в тот же миг окончательно решена.

— То, что нужно, — пропищала за ширмой Йовилль и отложила записи.